Тактильность

      Самое ходовое понятие в Магическом техникуме всегда было одно. Оно держится уже больше десяти лет, никак не переставая мелькать то там, то здесь на устах учащихся и даже учителей.       — Меня пугает, с какой стойкостью Гето-сенсей выдерживает прилипчивость Годжо, — бурчит Нобара, глядя на невозмутимого Гето и повисшего на нём "сильнейшего" в нечеловеческой инфантильности. Суффикс «сенсей» она учтиво опускает, когда говорит об учителе.       Фушигуро невозмутимо доедает свой онигири, будто бы для него этот вид — плёвое, обыденное дело. Чем не правда? Ему пришлось мириться с этим страшным событием большую часть своей сознательной жизни.       Кугисаки начинает вытаптывать ботинком морзянку. Вероятнее всего код «SOS».       — Может скорее нервирует? — предлагает сухую альтернативу Мегуми.       — Нет, именно пугает. Посмотри на лицо Гето-сенсея. Такое чувство, что он сейчас развернётся и ударит Годжо меж глаз.       — Не ударит. Он всегда терпит.       — Ты-то откуда знаешь?       Фушигуро кривит взгляд на подругу и хмурит брови в недоумении, будто бы это совершенно очевидная вещь. Кугисаки закатывает глаза и продолжает угрюмо наблюдать за учителями. Хотя здесь мало подходит «угрюмо». Скорее «крайне заинтересованно, но без желания показывать этого».       — Слушай, а они того-этого?       — С чего ты взяла? — Мегуми встаёт со скамейки и специально отворачивается, не желая уводить разговор в это русло.       — Я ни в жизни не поверю, что два взрослых тридцатилетних мужика — один взрослый мужик с поведением пятилетки — будут так… Ну…       — Смирись, — он выкидывает упаковку в мусорку. — Для этих двоих это обыденность. Я скорее поверю, что Король проклятий воскреснет, чем Гето-сенсей когда-нибудь сорвётся на Годжо.       Нобара шипит, бьёт рукой по колену и вытаптывает оскорбления. Фушигуро пользуется моментом и скрывается из её поля зрения.       Обыденность — это оскорбление для этих двоих.

***

      Сугуру привык.       Он привык к вкусу проклятий, обуздал навязчивые мысли. Даже оставил свою неприязнь к «обезьянам». Обезьяна у него и так есть, и то альбинос.       И она сейчас собственнически развалилась с ним спиной к спине и лепечет что-то про едва построенную где-то в глуши Токио кондитерскую.       К этому он тоже привык. Наверное. Не точно. Старается держаться против бесконечной прилипчивости Сатору, которая не то что не ослабла, но усилилась за десять лет общения.       Ещё ни разу — повторимся, — ни разу в голову не приходило мыслей о том, чтобы попросить Годжо прекратить виснуть на нём словно семилетний школьник, только что узнавший, что руки родителей могут выдержать его вес, если за них покрепче ухватиться.       По крайней мере не делать этого на людях. Гето не любитель публичного проявления привязанности, в отличие от некоторых.       — Сатору, — нарочито нежно прерывает рассказ партнёра Сугуру, переворачивая страницу книги, которую толком и не читает. Таким тоном он говорит только тогда, когда его в край достало чужое поведение или ему хочется поиздеваться. — Дети смотрят.       — Да какие дети? — неудовлетворённо говорит Годжо и специально поднимает повязку, оборачиваясь, хотя это делать совсем не обязательно. В нескольких десятках метрах от них сидит Кугисаки-чан и старательно делает вид, что не наблюдает за ними. Он цокает языком и отворачивается обратно. — С чего бы тебе о них беспокоиться? Пусть строят теории про нас. Это же часть юношеских сплетней. Веселиться-то как-то надо.       — Набираешь на себя компромат.       — То же мне, компромат. Компромат — это как если бы я, — с этими словами он снова поворачивается к Гето и наваливается на него сверху и, укладывая голову на плечо, заговорщицки шепчет ему в ухо: — рассказал всем, что ты моешь голову женским шампунем.       — А ты пользуешься моим шампунем, — Сугуру щёлкает его по носу. — Мы квиты.       Сатору недовольно шипит, кривится и морщит нос. Нет, всё-таки это правда компромат.       — Я придумаю компромат получше.       — Приятного тебе времяпрепровождения.       — Сугуру такой злой… — цокает языком Годжо. — Хм… Помнишь, как лет семь назад в Иокогаме ты украл мою банку пива, выхлестал её в одиночку, а потом утащил за собой на тротуар?       Гето шумно захлопывает книгу и посылает партнёру скептический взгляд, больше похожий на раздражённый от всей нелепости этой ситуации.       — Зачем ты это помнишь так детально?       — Тогда ты был таким романтиком Су-гу-ру, — Сатору тычет пальцем ему в щёку, растягивая гласные. — А сейчас одни иголки и ни одного слёзного признания в любви, тьфу…       Он перехватывает руку Годжо и с приятной улыбкой выворачивает её, прижимая к дереву крыльца, на что тот ойкает и слёзно просит прощения.       Та ситуация семилетней давности похожа на сопливые дорамные вставки между филлерами, которые двигают сюжетную линию больше самого сценария.       Когда им было около двадцати двух лет, они сидели на каком-то богом забытом участке Иокогамской пристани после очередной миссии, после которой хотелось свалиться на тротуар ничком и глядеть в одну точку где-нибудь на горизонте или считать едва видимые звёзды.       Созерцать мягкий свет предзакатного солнца, отражающийся в сиреневой воде порта, на сладкую вату в небе, разбросанную матерью природой. Вдыхать морской запах, впитавшийся в дерево и бетон, давиться свежестью и откашливать дым из лёгких.       Чересчур романтичный пейзаж для двух до изнеможения потрёпанных людей, распивающих дешёвое пиво из комбини на перилах от тяжести дня.       — Сугуру-у-у, — тянет Сатору и пихает друга в бок, указывая куда-то вперёд. Банка пива в его руке держится на Божьей помощи. — Смотри, это облако похоже на дракона.       Гето вяло открывает глаза и щурится от яркого солнечного света, хоть и затухающего, но не менее раздражающего. Смотрит наверх в попытке найти это облако из чистого любопытства.       — Я не вижу.       — Ты тупой? — резко говорит Годжо. Пьянеет он всегда быстро и следит за словами ещё меньше, чем обычно.       — Зависит от твоей тупости, — фыркает в ответ Гето.       Сатору заваливается на бок прямо на друга, берёт его руку в свою и поднимает вверх, указывая на злополучное облако. Он непозволительно близко дышит ему в ухо.       — Вон! — говорит он тоже непозволительно громко, что Сугуру шипит и дёргается в сторону, едва не падая с перил. Годжо тоже едва не впечатывается своим красивым лицом в жестокий новенький асфальт, даже если хотелось бы.       Гето отпихивает от себя Сатору, снова переводит взгляд на небо и отпивает глоток чужого пива, пользуясь заминкой. Своё у него уже закончилось из-за попыток сдержать рвотные позывы от вкуса проклятий, а давать пить этому идиоту больше — значит тащить его на себе до самого капсульного отеля в нескольких кварталах отсюда.       Ну и не пропадать же добру.       Облако и вправду похоже на дракона. Верхушка цепи облаков серо-зелёная, словно грозные глаза, а вокруг них розовый, даже малиновый флёр, похожий на гриву. Чудное создание горит оранжевым, постепенно распадаясь на мелкие облачка, пока не утихает в серо-синем небе.       Чересчур поэтично для пьяного мозга. Ему бы в поэты подаваться.       Сатору что-то бурчит, утыкаясь носом ему в плечо. Вероятно, оскорбления, судя по непрекращающимся тычкам в бок.       Инфантильный придурок, скажет любой человек, увидев перед собой подобную картину.       Он всегда был тактильным. Здесь даже сказывались не какие-нибудь пресловутые гормоны, а простая прилипчивость — по крайней мере, таковой её называли все в их окружении. Как Сатору Годжо может упустить возможность зарядить в полную силу по чужой спине и убежать от разозлённого однокурсника?       Или повиснуть у кого-нибудь на шее? Святое. Примерно как сейчас.       — Сугуру, почему у тебя волосы цветами пахнут? — внезапно абсолютно трезво и чётко выпаливает Годжо, потянув друга за рукав.       — Потому что я пользуюсь шампунем? — со странным сомнением говорит Гето.       — Нет мужских шампуней с… О-о-о… — догадывается Сатору и резко ухмыляется, ероша и так выбившиеся из пучка волосы на чужой голове. — Так ты у нас любитель женских штучек, а?       — Завались, — неудовлетворённо шипит Сугуру и перехватывает чужую руку в непримиримом раздражении.       Годжо с чересчур мягкой улыбкой смотрит на него. Его волосы светятся тем самым розовым, который он увидел в пресловутых облаках, за тёмными стёклами очков искрится озорство и рдеют щёки от алкоголя. Время невольно останавливается, оставляя между ними только морской воздух, крик чаек и чувство недосказанности.       — Но знаешь… Мне даже нравится. Как и ты.       Гето на секунду застывает, цокает языком и насильно поворачивает себя обратно к пейзажу, невольно сильнее упираясь пятками в перила. Он надеется, что закатное солнце скроет своими розовыми лучами его горящее лицо.       — Лучше смотри не потеряй своего дракона. Больше пить я тебе не дам.       — Ты чересчур жесток, Сугуру!       Не жесток, а предусмотрителен, думает Гето, почёсывая щёку будто в попытке соскрести с неё смущение.       Их накрывает молчание, а Годжо снова нахально упирается головой в чужое плечо. Через несколько минут солнце садится почти окончательно, а Сугуру кажется, что опасность миновала и его друг вообще уснул.       Когда он сворачивает взгляд в сторону, он встречается с пронзительными голубыми глазами.       — Сугуру, я тупой? — выпаливает Годжо. Этот вопрос вводит в ступор не то что своим смыслом, но его внезапностью.       — В зависимости от контекста.       — Я тупой, если ты мне нравишься?       Нет, это какой-то сюр.       — Что?       — Ты ещё и глухой что ли? — Сатору приподнимается и заваливается сильнее, ухватываясь за воротник униформы, что бы оказаться лицом к лицу. Чёрт знает, как они ещё не упали с этих проклятых перил. — Ты мне нравишься.       Возникает другой вопрос.       Как Гето на это реагировать?       Жаль, что нельзя забить в поисковике «что делать, если твой передруг-недопарень по пьяни признаётся тебе в чувствах».       — Ты бухой в стельку.       — Мне тебе это трезвым повторить надо для чистоты факта? Не-не-не! — Годжо мотает головой, когда Сугуру открывает рот, чтобы ответить. — Молчи и думай над своим поведением, потому что меня достало то, как ты игнорируешь факт своей привязанности. Мне надоело.       Сатору беспардонно тянет его к себе и целует в губы. Неумело, утыкаясь носом в нос и постоянно отрываясь, будто неуверенно спрашивая, не сон ли это. Сугуру тянет его обратно за злополучный воротник и стягивает чужие очки от греха подальше, чтобы не продавить ими себе на лице ямку. Целует почти так же.       Дорвавшись.       Банка пива падает следом за сердцем и жалобно звенит. Плевать.       Ему сейчас чересчур приятно.       С перил они всё-таки сваливаются, и оба заливисто смеются, как полнейшие дети, лёжа на тротуаре, глядя на распадающегося на небе дракона.       Слишком много «чересчур» для пьяного мозга. Он же тогда выпил всего пару капель, нет? Об этом он подумает позже.       — Кстати, ты тогда так и не ответил на мой вопрос, — внезапно тихо, интимно говорит Годжо, пока гладит его по смолянистым волосам, перебирая прядь за прядью. — Я идиот?       Гето отрывается от воспоминаний, после чего мягко улыбается и прикрывает глаза. Ты не только идиот, да ещё и слепой со своими шестью глазами, мелькает в мыслях.       — Может быть, — хмыкает Гето, перелистывая страницу. — Но не мне решать.       — Ты опять недоговариваешь.       — Если и идиот, то мой, и мне этого достаточно.       Сатору, кажется, светится радостью ярче прожекторов на концерте Тейлор Свифт, пока с довольным видом заплетает Сугуру косу.       — Вот и романтик вернулся!