И для отцов, и для детей закон один

Прочитав о Столетней войне, Рафаэль заинтересовался историей Англии и вскоре уже знал ее лучше, чем французскую. Впервые в жизни воспользовавшись служебным положением, Жавер добился для него пропуска в городской Архив, где мальчик по старым документам выучил английский язык. После этого Рафаэль стал жаловаться, что писать и читать он умеет, а разговаривать нет. - А я чем могу тебе помочь? - поинтересовался Жавер.- У меня нет знакомых англичан. - Естественно, в Лилле нет, а в Кале их, наверняка, полно. - Мы не можем уехать в Кале, у мен здесь работа. - Можно подумать, там полицейские не нужны, - буркнул Рафаэль и ушел в свою комнату. Обдумав его слова, Жавер решил, что сын прав. Лилль инспектору не нравился: слишком много нищих, так и норовящих взять, что плохо лежит, да еще и заезжие грабители. Навести здесь идеальный порядок было невозможно, а неидеальный не устраивал Жавера, который был перфекционистом. Кале же, маленький и более спокойный, под его руководством мог стать оплотом законности во Франции. С этими мыслями младший инспектор пришел к своему начальнику, господину Шабулье, но в качестве главной причины назвал желание ребенка. - Сын?! - не понял префект департамента. - Вы шутите, Жавер? Вы один из лучших полицейских в департаменте и хотите поставить крест на карьере из-за прихоти ребенка? Послушайте, чин инспектора уже почти у вас в кармане, подождите буквально годик! Зачем вам это захолустье? - Дело не в чине...- начал было Жавер. - Да ладно вам, в этом нет ничего постыдного. Все ищут местечко потеплее, это нормально. Префект, был карьеристом и не понимал, что может быть важнее продвижения по служебной лестнице, но в конце концов сдался и пообещал навести справки. Через несколько дней он вызвал Жавера к себе. - А вы, оказывается, хитрец, - услышал младший инспектор вместо приветствия.- Признайтесь, вы заранее знали, что инспектор Кале скоро должен уйти и надеетесь занять его место. - Я... - растерялся Жавер. - Честно говоря, я очень рад, - не дал ему договорить господин Шабулье. - А то я уже начал бояться, что вы не человек: ничего вас не интересует, ничем вас не проймешь. Я рад, что ошибался, - он улыбнулся. Через две недели Рафаэль уже познакомился с английскими матросами и все свободное время начал проводить в доках, разговаривая на страшной смеси французского и английского. Сам он утверждал, что помогает работникам, но Жаверу, однажды зашедшему туда по службе, показалось, что мальчишка просто болтается у взрослых под ногами. Однако его не прогоняли, а, наоборот, брали на борт, разрешали лазить по реям, учили натягивать паруса и много еще чему, о чем Рафаэль каждый вечер взахлеб рассказывал отцу. В феврале 1820-го Жавера срочно вызвали в Париж к начальнику департамента полиции. Рафаэль, узнав об этом, почему-то обрадовался. - А когда ты вернешься? - спросил он. - Понятия не имею, но не раньше, чем через неделю. Я попрошу соседку приглядеть за тобой. - Не хочу, - скривился ребенок.- Пап, мне тут капитан Тиммет предложил съездить с ними в Англию и обратно, а то у них юнга как раз приболел, а вчетвером они не справляются. Они послезавтра уезжают, а через четыре дня возвращаются. Можно? - Нет. - Ну почему? - А если шторм или пробоина какая и корабль ко дну пойдет? - Доберусь вплавь до какого-нибудь берега, они тут оба недалеко, - Рафаэль засмеялся. - А что касается шторма... Капитан Тиммет ходит уже двадцать лет и ни разу даже волна не поднялась. По нему уже погоду предсказывают - если капитан отправляется в плавание, значит не будет ничего сильнее бриза. - Это я знаю. Но… Внезапно Жавер подумал, что Рафаэлю уже почти четырнадцать лет, а он до сих пор не расставался с отцом, и пора бы мальчику уже привыкать к самостоятельности. - Ладно, мне надо еще будет поговорить с ним, а потом я решу, - сказал он. - Спасибо, пап, - Рафаэль обнял его за шею. - Я еще не разрешил, - ворчливо заметил Жавер. Мальчик только рассмеялся. - Кстати, почему ты мне раньше не сказал об этом? - Ты бы не разрешил. А раз ты сам уезжаешь, то что мне одному здесь делать? У капитана Тиммета Жавер спросил только, чем будет заниматься Рафаэль, пока матросы пойдут в таверну. Оказалось, что у капитана в Портсмуте есть семья - жена и дети, - с которыми Рафаэль поживет три дня. В Париж Жавер поехал в сопровождении начальника департамента. - Убит герцог Беррийский, - нервно сообщил начальник, пока они ехали в карете. – Убийца задержан на месте, он сказал, что хотел покончить с королевской династией. - А мы здесь причем? – удивился Жавер. - Шесть лет назад убийца был в Кале, он планировал убить Людовика XVIII, прибывавшего из Англии, но тогда попытка сорвалась. Помяните мое слово, нам это еще припомнят. Начальник департамента оказался прав. Король Людовик был в бешенстве: убитый герцог был его младшим племянником и единственным членом королевской семьи, который мог дать династии наследника. Перед смертью он успел сообщить, что герцогиня беременна, но ближайшие восемь месяцев судьба французской короны была под вопросом. Король потребовал повесить убийцу, провести чистку в парижской полиции и заодно вспомнил про неудавшееся покушение шестилетней давности на себя в Кале. Начальника департамента сослали младшим надзирателем на каменоломню куда-то в Изер, Жавера хотели отправить обратно в Тулон, но за него вступился бывший префект Лилля – господин Шабулье, уже несколько лет служивший секретарем парижского префекта. Он подтвердил, что в четырнадцатом году Жавер служил под его началом и к досадному провалу полиции в Кале не имеет никакого отношения. Его вмешательство завершилось тем, что Жавера назначили инспектором в Монрейль-Приморский и попросили как можно скорее освободить место новому инспектору Кале. Рафаэль, узнав, что ему придется распрощаться с его английскими приятелями, даже не расстроился. - Ну и хорошо, - улыбнулся он. – Представляешь, они мне заявили, что Франция сама по себе ничего не значит и ничего не может. Джонни, это старший сын капитана Тиммета, ему уже восемнадцать, сказал, что мы даже короля сами казнить не смогли бы, потому что англичане это сделали еще двести лет назад, а мы просто воспользовались их опытом. - А ты что сказал? – спросил Жавер. Такие разговоры ему не нравились, он, наоборот, с самого детства пытался внушить сыну, что Франция – самая лучшая страна в мире, с самым лучшим правительством, самыми справедливыми законами, и Рафаэлю невероятно повезло родиться французом. - Ну, нос я ему, конечно, сломал, - задумчиво ответил мальчик, - но ведь по сути он прав. Они все делают раньше, чем мы. - Зато мы быстрее реставрировали монархию, - парировал Жавер. Про английскую гражданскую войну ему рассказывал сам Рафаэль, а на даты у инспектора всегда была хорошая память. - Ну да, - кивнул сын. – Но все равно как-то нехорошо получается. - Ты сломал нос человеку, который старше тебя на четыре года? - А что тут такого? Он только моряцким стилем дерется, а я всеми, - Рафаэль гордо улыбнулся, и Жавер отразил его улыбку.