И для отцов, и для детей закон один

К заставе Монрейля Жавер подъехал дождливым вечером. Его встречали пятеро полицейских, один из которых был в штатском, во главе с капитаном Бове. - Вчера был убит сын учителя в школе для девочек, - шепотом сообщил Бове, поглядывая на Рафаэля. – Это уже третий случай за две недели. - Третий случай убийства? – уточнил Жавер. - Да, и именно мальчиков от восьми до тринадцати лет, сыновей видных людей – учителя, аптекаря и пекаря. - Я понял, - кивнул Жавер. – Мне надо представиться мэру, а затем я немедленно ознакомлюсь со всеми данными, которые у вас есть. - Может быть стоит отправить вашего сына в ваш дом? – поинтересовался Бове. Он пояснил, что один из его подчиненных специально не надел форму, чтобы не привлекать лишнего внимания к сыну пока еще никому неизвестного инспектора. Жавер подумал, что, возможно, стоит похвалить капитана за предусмотрительность, но потом решил, что полицейский просто выполнял свои обязанности и не заслуживает особого отношения к себе. Рафаэля в сопровождении агента в штатском отправили обустраиваться в новом жилище, а сам капитан вызвался проводить инспектора к мэру, но в центре дорогу полицейским перегородила огромная толпа. - Нижний город, - пояснил Бове. – Сейчас как раз закончилась смена, служащие возвращаются с фабрики, в это время здесь невозможно проехать. Про текстильную фабрику мсье Мадлена Жавер слышал от господина Шабулье. Секретарь парижской префектуры до сих пор поддерживал связи со своим бывшим департаментом, и, конечно же, не мог не слышать про крупнейший торговый город департамента Норд-Па-де-Кале. Господин Шабулье был лично знаком с мсье Мадленом и за несколько дней успел прожжужать Жаверу все уши о том, какой это умный, справедливый, честный и деятельный человек. - Он Вам обязательно понравится, Жавер, - уверял Шабулье. – Это человек очень строгих нравов, он берет к себе только честных людей, но зато заботится о работниках, как о собственных детях. На его фабрике самые лучше условия работы не только в департаменте, но и во всей Франции. Как Вы понимаете, никто в здравом уме не захочет уйти с такого места. К сожалению один мсье Мадлен не может справиться со всей преступностью, тем более это приморский город, но, я уверен, что, теперь, когда он все-таки стал мэром, Монрейль станет примером для остальных. На вопрос, что значит «все-таки» секретарь пояснил, что в прошлом году король назначил мсье Мадлена мэром, не без участия Шабулье, но фабрикант почему-то отказался, чем очень обидел своего покровителя. В этом году король повторил назначение, и Мадлен уже согласился. При этих словах секретарь многозначительно посмотрел на Жавера, инспектор понял, что это был намек на что-то, но не понял, на что именно. От воспоминаний его отвлек истеричный крик, и какая-то женщина схватила коня инспектора под уздцы. - Украли! Укра-а-а-ли! - голосила женщина. – Все деньги за неделю укра-а-а-ли-и-и! Четверо детей… куда же мы! За квартиру платить… чем я заплачу?! А-а-а! Жавер резко дернул за поводья, поднимая коня на дыбы, женщина повалилась на землю и, подвывая, замолотила кулаками по грязи. - Поехали отсюда, - скомандовал Жавер. - А как же я?! – снова завопила женщина. – Как же мои дети? Что же нам теперь, с голоду помирать?! За что?! - Вы видели вора? – ласково спросил Бове, наклоняясь с коня. Женщина отчаянно разрыдалась и замотала головой. Аккуратная прическа растрепалась, и темные пряди волочились по жидкой грязи. - Мы поймали его! – внезапно раздался звонкий мальчишеский голос. Толпа расступилась, и к полицейским пробились Рафаэль и отправившийся с ним полицейский, грубо толкая впереди себя оборвыша лет пятнадцати. Руки вора были заломлены за спину, из-за чего он передвигался боком и чуть ли не доставал головой до колен. - Что вы здесь делаете? – резко спросил Жавер, принимая у полицейского преступника. - Я попросил показать мне город, - ответил Рафаэль. – Все равно сейчас день и полно народу везде, с нами бы ничего не случилось. Жавер стиснул зубы и сжал кулаки, чтобы ненароком не сорваться на улице, полной людьми. - Иди домой, - тихо скомандовал он сыну. – И не смей выходить оттуда, пока я не приеду. А вы, - он повернулся к полицейскому, стараясь сходу придумать ему наказание, - проводите его до дома и немедленно возвращайтесь в комиссариат. - Здо-о-орово, - обиженно протянул Рафаэль. – Вот так поймаешь опасного преступника, а тебе не то, что спасибо не скажут, так еще и выговор сделают. Где справедливость? - Справедливости не существует, парень, - хмыкнул один из рабочих, все еще глазевших на них. Жавер повернулся к нему: - Вы только что усомнились в справедливости правосудия? – строго спросил он. - Так я ж пошутил, - рабочий попятился назад. – Вы, не думайте, господин полицейский, я очень уважаю наше правосудие. - Это вы расскажете в комиссариате. Арестуйте его. Инспектор оглянулся, ожидая возмущенных выкриков, но все молчали, опуская перед ним взгляд. Это вполне удовлетворило Жавера, считавшего, что служитель закона должен внушать страх и уважение. За последние несколько минут он уже успел понять, что капитан Бове не справлялся со своими обязанностями: в городе процветала преступность, жители смеялись в лицо полицейским и не воспринимали их всерьез. Здесь нужна строгая рука, и Жавер знал, что он сможет справиться. В комендатуру Жавер приехал в сопровождении четверых полицейских, ограбленной женщины, вора и рабочего. В управлении никого не было. - Сколько людей служит в полиции? – спросил Жавер. - Пятеро. - То есть в комендатуре никого не оставалось. А если бы пришел посетитель? Полицейские смущенно потупились, и инспектор сделал себе еще одну мысленную пометку. Рабочего он приказал арестовать на двое суток за неуважение к правосудию, но оказалось, что ключ от камер давно утерян. Жавер потерял дар речи, и этим воспользовался капитан Бове, начавший сбивчиво объяснять, что с появлением фабрики мсье Мадлена, четыре года назад, преступность резко пошла на спад, местные почти в полном составе устроились туда на работу, а приезжих преступников очень сложно поймать, а еще сложнее доказать их вину, и поэтому тюрьмой уже давно не пользовались, а ключ от нее, скорее всего, хранится у бывшего начальника, ушедшего на пенсию, но точно никто не знает. Жавер приказал привести слесаря, чтобы сделать новые замки. - Господин инспектор, - робко вмешался арестованный. – Я слесарь, я могу сделать Вам замки, но для этого мне надо в мастерскую. Если бы Вы меня отпустили… - Время уже позднее, - сказал Бове. – Все уже закончили работу, кого-то другого придется ждать до утра. Подумав, Жавер отрядил одного из полицейских сопровождать рабочего в мастерскую, а сам повернулся к вору и ограбленной им женщине. Дело не требовало разбирательств: поймавший его полицейский передал Жаверу мешочек с деньгами, конфискованный у задержанного. Инспектор отпустил женщину, а сам остался ждать слесаря с новыми замками. Прошло часа три до того, как они смогли запереть обоих арестованных, ехать к мэру уже было неприлично поздно, и Жавер отправился к себе. По дороге домой инспектор нашел четыре объяснения, почему он разозлился на Рафаэля, от банального "ты нарушил мой приказ" до сложного "из-за тебя все полицейские города появились вместе, и любой преступник мог запомнить их в лицо". Подумав, Жавер решил последнюю причину не озвучивать, но Рафаэль не стал его слушать вообще. - Все хорошо, пап, справедливости не существует, - мрачно кивнул он. – И "Декларация прав человека и гражданина", в которой прописана свобода слова, для тебя тоже не указ. - Его высказывание нарушало общественный порядок, что прописано как раз-таки в "Декларации", - ответил Жавер. – Я руководствовался законом. Больше к этому вопросу они не возвращались, но спустя неделю инспектор заметил у сына экземпляр "Декларации".