И для отцов, и для детей закон один

Трое убитых детей жили на разных улицах, учились в разных классах, не были знакомы и даже их родители не знали друг друга. Убийство с целью мести отпадало. Они одевались так же, как большинство не самых богатых жителей города и никогда не носили с собой больших сумм денег. Убийство с целью ограбления не вырисовывалось. В день первого убийства двое других сразу после школы пришли домой и легли спать. Это была зацепка: с чего бы двум здоровым мальчишкам ложиться спать днем? На эту версию полицейские потратили три дня, но выяснилось, что у одного в этот день был экзамен, к которому он готовился несколько ночей, а второй подхватил в школе какую-то лихорадку и плохо себя чувствовал. Убийство с целью заставить их замолчать не подтвердилось. Полиция зашла в тупик, и у Жавера наконец-то появилась возможность представиться мэру. С мсье Мадленом он мечтал познакомиться уже почти десять дней, но все эти дни были заняты проверкой старой и разработкой новых версий, и только вечером инспектор вспоминал, что снова не заехал к мэру. Внезапно Жавер подумал, что теперь ему это уже и не надо – о господине Мадлене он слышал постоянно – аптекарь восхищался бесплатной аптекой, учитель – повышенным жалованием. Только полицейские были не совсем довольны: нового инспектора в Монрейль назначили именно по просьбе мэра, посчитавшего, что крупному городу не хватает административной полиции. До этого старшим считался капитан Бове, исполнявший функции только муниципальной полиции и подчинявшийся мэру. На фабрике инспектору сказали, что мсье Мадлен ушел в мэрию, но вот-вот должен вернуться, и предложили подождать в кабинете. Торопиться Жаверу было некуда, поэтому он согласился. Кабинет был обставлен по-спартански: длинный стол, стул для посетителей и небольшой шкафчик для бумаг. За столом стояла неудобная табуретка, гораздо хуже, чем стул для посетителей. Инспектор укоризненно покачал головой – скорее всего уборщик неправильно поставил мебель после того, как помыл полы, - но менять ничего не стал. В углу стояла кушетка, и инспектор понимающе улыбнулся - видимо, мсье Мадлену тоже приходилось ночевать на работе. Несколько дней назад Жавер приказал поставить в своем кабинете такую же, когда понял, что по утрам дорога от дома до комиссариата занимает почти час. Единственным украшением комнаты были два серебряных подсвечника, стоявшие на шкафчике. Жавер, сам не любивший излишней роскоши, подумал, что кабинет мэра слишком пустой: можно было повесить хотя бы портрет императора на стену. Инспектор обошел стол, на котором аккуратной кучкой лежали бумаги, книги и чертежи, и выглянул в окно, как раз во время, чтобы увидеть подъезжающего к фабрике мэра. Мсье Мадлен разговаривал со своим спутником и не смотрел на окна своего кабинета, позволяя Жаверу спокойно разглядеть себя. Господин мэр оказался стройным подтянутым человеком, лет пятидесяти. Он слегка хмурился на слова своего собеседника и ловко направлял лошадь между снующими людьми, но инспектор наметанным глазом заметил, что мсье Мадлен слишком напряженно держится в седле. Жаверу почему-то стало смешно. От дверей фабрики к мэру бросился помощник и быстро что-то сказал, поглядывая наверх. Мсье Мадлен посмотрел на свои окна, и Жавер встретился с ним взглядом, подмечая и широко распахнувшиеся глаза, и приоткрывшийся рот, и появившиеся на лбу морщинки. Помощник продолжал говорить, но мэр уже его не слышал, погруженный в свои мысли. Жавер отодвинулся от окна. Когда мэр поднялся по лестнице, его лицо уже было абсолютно спокойно. Он отвесил Жаверу легкий поклон, заставляя его ответить тем же, и инспектор почувствовал себя неуверенно: он понимал, что не так изящен, как мсье Мадлен, и поклон у него получился очень неуклюжим, и вообще ему раньше не приходилось кланяться – обычно муниципальные начальники просто смотрели его бумаги и потом старались держаться подальше. Жавера всегда устраивало такое положение, но в этот раз ему почему-то захотелось понравиться мэру; мелькнула даже страшная мысль предложить мсье Мадлену научить его держаться на лошади, но вместо этого инспектор начал рассказывать то, что слышал о фабрике, сам себя ловя на мысли, что мсье Мадлен знает все это лучше него, и ему наверняка не интересно это слушать, и он просто отвлекает занятого человека, но мэр слушал его очень внимательно, иногда смущенно улыбаясь. В какой-то момент он отвернулся к окну, и Жавер подумал, что уже когда-то видел этот прямой нос с широкими крыльями и высокий лоб. Он заговорил о лучших изделиях во Франции, и мэр с улыбкой протянул инспектору черные четки. - Мне кажется, мы уже встречались, - сказал Жавер, разглядывая распятие на четках. - Нет, я бы не забыл Ваше лицо, - покачал головой мэр. – Прошу прощения, мне еще надо… Он не договорил, но инспектор понял, что его вежливо просят удалиться. По дороге к комиссариату Жавер решил, что от мэра стоит держаться подальше, тем более по долгу службы им не придется пересекаться. Дело было даже не в том, что мсье Мадлен явно старался побыстрее избавиться от посетителя, а в том, что инспектор сам никогда раньше ни с кем не сближался и очень хорошо понимал, что он не может быть интересен человеку, не связанному с преступным миром.