«И звук шагов по зеркальным плитам
Во мраке зала вдруг слышу я.
Приход твой тайной ночной укрытый
Теряет силу с восходом дня»
Королева. Странно звучит этот титул по отношению к той, кого всю сознательную жизнь величали ублюдком. Как будто кто-то сыграл с ней в злую игру. У судьбы, однако, специфическое чувство юмора. От такой кардинальной смены статуса она не чувствовала себя лучше. Она чувствовала лишь пустоту, которую не могли заполнить ни почести, ни показное раболепство, ни натянутые благожелательные улыбки. Так Хистория она или Криста? Гулкие шаги каблуков эхом проносились по большой зале собраний. Сейчас здесь тихо и совершенно никого нет. Она задумчиво рассматривала герб разведки, что висел высоко на стене по правую сторону от её — королевы — места. Шлейф плаща с шорохом тянулся по полу. Коснувшись мраморной колонны она остановилась. Теперь можно не притворяться, быть самой собой, жить для себя, как она и обещала Имир. Но лишь ироничная усмешка изогнула тонкие губы. Нет. Королева не может себе позволить такую роскошь. Долг не позволяет. Раньше она по своей воле хотела быть другой, хотела, чтобы её похвалили, хотела внимания, пусть и ценой заталкивания собственной личности глубоко за самую дальнюю дверь своей души. Пусть лживым притворством и лицемерием. Но, тогда она хотя бы чётко знала чего хочет. Теперь же по воли судьбы была вынуждена играть роль совсем ей не подходящую. Понимая, что и не понимает чего хочет её сердце. Она просто чувствовала долг. Это было её задание, её способ отплатить благодарностью за то, что ребята из отряда, капитан, майор. За то что они доверились ей, за то что стали её семьёй. Королева из неё выходила никудышная. А решала ли она что-нибудь на самом деле? Нет. Не знакомая даже с банальным светским этикетом ей пришлось долгое время просто молчать во время совещаний и собраний, строя из себя бездвижную, немую, блестящую статуэтку. Просто картинка, которая отделяет народ от настоящей власти. Впрочем, к ней тоже иногда прислушивались, хоть вся правящая сила была в руках военных. Но Хистория знала, что так надо. Девчонка, почти подросток. Может ли она достойно править? Конечно, нет. Тогда зачем эти мысли вновь и вновь жужжат в голове неприкаянными пчёлами? Она тяжело вздохнула и отняла заледеневшие пальцы от холодного камня. Обняла себя, поёжилась. Она только начала жить для себя, только начала понимать, что есть смысл в этой паршивой жизни. И тут же обстоятельства указали ей на место. Теперь она одна. Совсем одна в этих пустых просторах замка. Иногда она вспоминала дни в разведкорпусе. Будоражащую опасность, адреналин, как она убила первого — и единственного — титана. Там, хоть было страшно, но это было её место. Среди друзей. У неё наконец-то появились друзья! Путь Имир и оставила её, пусть сделала это по собственной воле, но она бы хотела, чтобы Хистория была счастлива, чтобы у неё были друзья. И вот, хоть и настало временное затишье — перед бурей, — но дел у всех было тем больше. И она так и коротала дни в одиночестве. Когда её отпускали на ферму, то было намного легче. Там веселились детки, которым они вместе с капитаном Леви организовали приют. Даже они, жившие в подземном городе и никогда не видевшие неба, постепенно начали улыбаться. Воспоминание об их сначала робких, а потом таких счастливых улыбках, наполняло теплом онемевшую от долгой зимы душу. А слово «мама», которое произнесла одна из воспитанниц, когда Хистория взялась перевязывать шнурки на её ботиночках, навсегда отпечаталось в памяти тёплым лучиком закатного летнего солнца. Ей хотелось быть с ними, читать им книжки, рассказывать истории, восхвалять подвиги разведки, которым она сама была свидетельницей. Среди этого сборища шумных маленьких людей она чувствовала себя по-настоящему нужной, и засевшее внутри одиночество отходило на второй план. Рука сама опустилась на живот. Хистория смотрела вниз и ей представилось, как будет проходить беременность. Как внутри поселиться жизнь и она больше никогда не почувствует одиночества. Впервые за долгое время затворничества она улыбнулась. Описала по батистовой ткани платья очертания живота. Задумалась, в голубых глазах поселилась печаль. — Моя королева? Настолько неожиданным был этот оклик, что Хистория не повернулась, подумала — верно, послышалось. Но сердце забилось тревожной птицей. — Хистория, — уже ближе и тише. Она замерла, меряя гулкую пульсацию крови в висках. Ей стало тепло — на плечи легли чужие руки. Нет. Родные и такие желанные руки. — Эрен? — спросила она не обернувшись. Хистория наблюдала за тем, как слились их тени впереди на мраморном витиеватом полу. Он не ответил, но она слышала, как улыбнулся. — Как ты здесь оказался? Хистория всё же повернулась: нерешительно, трепетно, с замиранием сердца и затаив дыхание. — Лучше спросить, как оказалась здесь ты. Королева и без охраны, — усмехнулся он добро и заглянул в её глаза. Она отвернулась. — Нам нужно поговорить. Лицо его изменилось, он знал о чем будет разговор. — Нужно прояснить наши отношения. Что ты чувствуешь ко мне? Хистория сжала ткань юбки. Эрен не ответил. — Вот и я не знаю, — выдохнула она. Повисло молчание. Долгая, гудящая тишина огромного зала будто физически давила на плечи. Он тяжело опустился на скамью и понурил голову, сцепив руки в замок. — Я не могу сказать тебе всей правды, — шепнул он и ей показалось, что эхо огромного зала протрубила эти слова целому миру. Хистория нервно прикусила губу. Пусть ей было неприятно слышать это, но она и сама ловила себя на противоречивых чувствах. Возможно, он не хочет говорить ей правды потому что испытывает то же самое? Иногда она злилась, иногда ненавидела, иногда думала, что любит, но все эти чувства сменялись в ней словно кто-то виртуозно крутил калейдоскоп. И разобраться в собственных эмоциях было невозможно. Её не любили в детстве. И она теперь не знала, как это — любить. Возможно все её терзания были из-за этого глупого стечения обстоятельств. С того, что её просто не научили прислушиваться к собственным чувствам. Не научили открывать сердце другому. Не научили понимать. Не научили любить... — Как не могу сказать её никому. Меня разрывает изнутри. Странное чувство, — он замолчал, выдохнул тяжело и с невесёлой усмешкой. — Я не ощущаю себя свободным, когда нахожусь рядом с тобой, но если не увижу милого сердцу лица, думаю — умру. Он поднял голову, она не отвела взгляд. — К тому же... есть то, что гнетёт меня со дня, когда я увидел... впрочем, неважно. Эрен сомкнул губы, рассматривая завязки её богатой пелерины. — Можешь рассказать мне всё. Я знаю, как тяжело носить в себе тайну. Как день ото дня она будто пожирает тебя изнутри, оставляя лишь пустоту. Я знаю. Она всё так же стояла перед ним. Не хотела опускаться. Так было удобно. Эрен не размыкал плотно сомкнутых губ. Лицо его выдавало крайнее душевные терзания и Хистория пожалела о сказанных прежде словах. Возможно ли, что его мучает нечто иного рода? Может он понял, что вовсе не желает с ней встречаться, но не хочет расстраивать? Может слова о «милом сердцу лице» было вовсе и не про неё? — Не надо мучиться. Если слова не идут, значит говорить нет смысла. Просто ответь мне. Любишь ли ты меня? Ладонь её оказалась в его руке, он склонил голову, как в тот день, когда она награждала солдат за то, что стена Мария наконец была отвоёвана. — Я весь ваш, моя королева, — он едва коснулся губами белой ручки. Хистория с болью, нежностью и грустью смотрела на вихрастую голову. На вопрос он так и не ответил. Но она поняла, что ей это было и не нужно, потому что сама она так же не нашлась бы со словами. Хистория не смогла бы и самой себе ответить на вопрос о том, что она чувствует. Поэтому было глупо и нечестно требовать объяснений от другого. Она высвободила руку из его тёплой ладони и провела по непослушным волосам. Обняла его, слабо прижимаясь щекой к голове. Волосы щекотали ей нос, пахло дымом и содой. — Я никогда не отниму у тебя свободу. Я знаю, что это значит для тебя. Знаю. Поэтому приходи. Я скажу тебе правду, хоть может через пару минут пожалею об этом или пойму, что сама не знаю что чувству, что в очередной раз ошибаюсь. Однако молчать не хочу. Слишком долго мы с тобой молчали. Я терпеть не могу, когда ты приходишь. Ненавижу. Равно как и люблю. Да, люблю. Твой голос, твой запах, твои речи о свободе. Я влюбилась в мальчика-идеалиста. Хоть ты и изменился, но это не важно. Нельзя пройти через все эти испытания и не сломаться, остаться прежним просто не получится. Он улыбнулся, хоть она этого и не видела. Хистория закрыла глаза, отдаваясь молчаливому созерцанию, мыслям и осязанию дорогого, пусть и непонятного для неё человека. — А меня ты раздражала. Я ненавидел притворство на твоём лице. До сих пор терпеть не могу, когда вижу твою натянутую ангельскую улыбку. Такая белая и пушистая. Аж тошнило. Хистория рассмеялась. — Но всё изменилось, когда я увидел настоящую тебя. Простую девчонку. Я... — он хотел было договорить, но Хистория перебила его, словно боясь услышать заветные слова. — Попрошу, сейчас ты говоришь с королевой! — она выделила последнее слово важной интонацией, но тут же прыснула. Эрен нашёл рукой её ладонь и сплёл их пальцы. — Только теперь... я знаю, что вместе мы никогда быть не сможем — это попросту мезальянс. Но я всегда буду лишь твоим, — добавил, едва различимо: — пока я жив... — А я буду только твоей, обещаю, — она нежно провела пальцами по его виску. — Разве что у меня будет одна просьба. Эрен поднял голову. Хистория, взяла его лицо в ладони и поцеловала. Отстранилась, села рядом. — Я хотела бы. Хотела бы ребёнка, — слова эти дались ей с большим трудом и смущением, чем она ожидала. Эрен накрыл ладонью её сжатую в кулак руку. — Ты свободна, Хистория. Не нужно спрашивать у меня разрешения. Она вскинула на него большие, полные удивления и негодования глаза. — Я не про это! — взвилась она и в душе вспыхнул гнев, — Я хочу от тебя ребёнка, дурак! Он изменился в лице, не до конца понимая значение её слов, или же словно наконец-то что-то понял. — Но как же... — Да плевать я хотела на все эти чёртовы условности. Ну не станешь ты моим мужем, ну и что? Я — незаконнорождённая, так что же в этом плохого? На самом деле Хистория прекрасно знала и понимала какие последствия повлечёт подобное решение, однако ей было всё равно. Она сможет защитить своего ребёнка. Эрен неожиданно обнял её за плечо, притянул к себе и уткнулся носом в светлую макушку. Вся горячность тут же испарилась и Хистория ощутила себя глупым, маленьким, капризным ребёнком. — У нас будет девочка. Она будет прекрасна, — шепнул он и горячее дыхание согрело её сердце. — Как хорошо, — улыбнулась она. — У нас всё будет хорошо, правда? — Правда, — соврал Эрен. — Она будет гордиться тобой, я уверена, — шепнула она, нежно прильнув к его груди. Эрен грустно улыбнулся. Он знал, что никогда не увидит дочь. Просто не доживёт до её рождения. Как бы он хотел... впрочем, нет. Главное, что она родится свободной. Да, ради этого и правда стоило бороться.