И жизни мало

      Он раздражал ее. Владетель побери их обоих, иногда Лора желала, чтобы Кон-Даром из них двоих владела она, а не он. Если бы все было иначе, именно она бы наслала на него парочку молний, когда он так беззастенчиво пялился на наследницу дома Кольбейнов на приеме.       А сейчас она встречает его в коридоре глубоким вечером и, подумать только, из его кармана торчит серебряная цепочка — подозрительно похожа на ту, что обычно носит на шее Мать-Исповедница, разве что с другим камнем. Лора узнала о назначении украшения от матери лет в шестнадцать — и только тогда поняла, что она носила его вовсе не для красоты. Эд узнал этот секрет немногим позже и через какое-то время собственноручно создал такое же — втайне от родителей, но не от нее.       — Куда это ты? — спросила она, уже зная ответ.       Эддард шел мимо нее тем же ровным шагом, но, даже услышав ее вопрос, он не сразу остановился — как бы подчеркивая, что своим ответом делает ей одолжение.       — Тебя это действительно волнует? Я думал, ты собиралась уезжать. Куда в этот раз — в Дикие Дебри?       «Дикие Дебри» в Народном Дворце были едва ли не ругательным наименованием со значением «куда подальше и надолго» — это если смягчить. Похоже, Эд только что послал ее именно туда.       — В Племя Тины, вообще-то, — спокойно ответила она, стараясь не показывать, как же ее раздражал его намеренно безразличный ко всему вид: руки в карманах, волосы небрежно уложены. Как будто (как будто, ха!) он не знал, что любая девушка смутилась бы, поймав на себе его взгляд, и не важно, был он в парадном облачении или, как сейчас, в штанах и рубашке.       — Передавай привет Савидлину, — бросил он на ходу и смял цепочку, убрав ее с глаз Лоры. Ей не стало легче, когда серебряный блеск перестал резать глаз — только больнее от того, что зрение не подвело ее.       — Зачем ты торопишься? Можно подумать, очередная подстилка не подождет тебя — законного наследника Д’Хары. Кольбейн будет готова переспать с тобой даже без Рада-Хана, если это даст ей возможности усадить свою изящную задницу на трон матери.       Между ними выросло расстояние в десять футов, и, лишь оказавшись на другом его конце, он наконец остановился. Ее ноги примерзли к полу, когда она увидела, как медленно он поворачивается в ее сторону.       Без сомнений, он в ярости. И уж точно был все это время. Должно быть, с того раза, как она сбежала, прикрывшись тем, что ей надо разобраться со своими чувствами. Она была единственным человеком, способным вызвать у него эти эмоции, но вряд ли это можно считать поводом для гордости.       Она ошиблась. Ярость, может быть, и осталась, а вот умение скрывать ее — появилось. И тогда она поняла, что ей было проще отдаться злости и вступить в бой, чем не знать, когда и откуда ждать удар от него.       Да и будет ли этот удар? Имеет ли она для него хоть какое-то значение после всего?       — Госпоже Консулу не пристало использовать подобные выражения, тем более из-за такой незначительной личности, как я, — ехидно ответил он, но вдруг его тон стал чрезвычайно серьезным. — Никогда не поверю, что ты настолько волнуешься о том, с кем я сплю, что решишь отложить свой отъезд до утра. Обычно ты здороваешься с родителями, обнимаешь сестер и скрываешься еще до того, как я успею оскорбить тебя своим присутствием.       Его отношение к ночным отъездам читалось в жестких чертах его лица и недовольной кривой рта, буквально кричавшей "абсурд!", но в его голосе не было ни-че-го. Она много раз наблюдала, как он использовал те же ровные и лишенные эмоций интонации на исповеди, но никогда — со своей семьей. Не с ней.       Раньше. Это было раньше.       — Ты упрекаешь меня в сквернословии? — она усмехнулась. — Можно подумать, я выучила все эти словечки не с твоей подачи!       Она вспомнила, как, будучи шестнадцатилетней, краснела каждый раз, когда его юношеские речи вдруг наполнялись солдатским жаргоном. Лора тоже много общалась с Первой Когортой и морд-сит, но самые хлесткие выражения будто отлетали от нее и надолго не задерживались — пока они не звучали вновь уже от него.       Ох, сколько хлопот они приносили матери и отцу вместе!       — Мудрый ход — просто проигнорировать половину вопроса. Так что ты хотела?       Он сделал несколько шагов и остановился, возвышаясь над ней, словно неподвижная и недосягаемая скала. Лора уже и не помнила, когда ей доводилось смотреть на него сверху-вниз. Несмотря на то, что она была старше на четыре года, иногда ей казалось, что из них двоих взрослее был он, и дело не только в росте.       Она с трудом смогла поднять глаза — ведь знала, что придется встретиться с его взглядом, пробирающим до самого основания. Отец говорил, что одаренные смотрят совсем по-другому: в их взгляде есть что-то нечитаемое, тяжелое и давящее, посылающее холодок по коже. Лора не верила ему, потому что Эддард никогда не смотрел так. Раньше она бы ни за что не поверила, что он способен на это.       Ты отказала ему. Так чего хочешь теперь?       «Выглядишь на восемнадцать, а ведешь себя так, будто тебе все еще четырнадцать», — фраза, брошенная Эдом в последнюю встречу, остро полоснула по ее сознанию. Тогда это ощущалось, словно пощечина, а сейчас — как надоедливое покалывание в виске.       — Я хотела напомнить тебе, что герцогиня — не лучший вариант для снятия стресса, а тем более — если она случайно забудет надеть ожерелье.       — Ты уже уступила меня ей, сказав, что мне нужно заботиться о целостности Империи. Даже если она решит привязать меня к себе неожиданной беременностью, это будет уже не твоим делом. Союз с Греннидоном — о чем еще можно мечтать?       Он улыбнулся, приподнимая уголок губ. Тон стал более озорным, словно Эд просто понимал, когда стоило показать определенную эмоцию, но при этом не испытывал ничего внутри. Она знала его — Эда не волновали такие пустышки, как та герцогиня.       Верно, знала. Раньше.       Возможно, он уже мысленно эту девушку, которая так набивалась в титул леди Рал, а она, Лора, пыталась изгнать картины того, как его сильные руки путешествуют по ее полураздетому телу, как он позволяет ей зарыться пальцами в его волосы, отдавая в ее похотливые руки все свое личное пространство и предоставляя ей лишь видимую, но все же власть над своим телом.       Хватит.       Воспоминания, пришедшие на смену этим мыслям, принесли еще большую боль. Она вспомнила, каково ей было ощущать его прикосновения, когда между ними еще не стояла высоченная стена, возведенная почти годом его отсутствия.       — Я помогу остановить кровную вражду между нантонгами и доаками — выполню, наконец, хотя бы одну твою просьбу.       Что бы он ни говорил, привязать себя он не даст. Что бы он ни говорил, целостность Империи не была синонимом слова «брак» — точно не для него. Да и резню они вместе с отцом, вообще-то, уже остановили, даже без вмешательства Кольбейнов, а простыми переговорами при помощи переводчиков. Лора узнала об этом раньше, чем вернулась в Народный Дворец, а отец и Эд так ничего и не сказали, будто это было пустяком.       — Хорошее представление. Галеанские актеры позавидуют, — глаза, все это время блестевшие ледяным металлическим блеском, даже не моргнули. Он привык к такому их общению. — Только вот, выдержишь ли ты всю оставшуюся жизнь в Рада-Хане?       — Таково было твое желание, не мое, — он холодно усмехнулся. — Так или иначе, я не стану подвергать исповеди ни одну женщину, если в этом не будет нужды.       — Подумать только: наследник великой Империи заковал себя в ошейник ради какой-то пышногрудой шатенки, — колкость слетела с ее языка еще до того, как она успела отдать себе отчет, что так она скорее уколола себя. Прямо сейчас, стоя в коридоре в дорожных брюках и изрядно потрепанной кожаной куртке, она точно не выглядела как объект вожделения кого бы то ни было, а тем более — будущего лорда Рала.       Герцогиня и правда была хороша. Лора видела, как она постоянно кидала взгляды на Эддарда во время сегодняшнего приема в честь зимнего солнцестояния, выпячивала практически обнаженную платьем грудь и то задирала подбородок, то томно смотрела из-под ресниц. Причина злости Лоры заключалась не в том, что Эд смотрел на нее, а скорее в том, что он игнорировал Лору, одетую тогда почти так же откровенно.       — Единственная, ради которой мне не пришлось бы этого делать, подвергла себя обету вынужденного безбрачия, потому что слишком глупа и уперта. И правда, подумать только.       Ей хотелось схватить его широкие плечи и хорошенько протрясти, хотелось заставить его вновь вернуться к тому, что было между ними раньше — когда она была ему не более чем другом и членом его семьи, пусть и не принадлежащим ей по крови. Когда она могла выплакаться у него на плече и когда она только замечала за собой, что его прикосновения вызывали дрожь в ее теле.       Она хотела вцепиться в его мощную шею, заставить снизойти на ее уровень и понять, что она просто не могла поступить с ним иначе.       Вместо этого она наблюдала за тем, как он сжал челюсти, как напряглись мышцы шеи и скул, как он отвел взгляд в сторону. Ее грудная клетка была готова разорваться изнутри от желания услышать то, что он готовился сказать, и желания сейчас же испариться из этого коридора.       — Мать вышла за отца по любви, — всё, что ему удалось выдавить из себя.       — После того, как ее лишили права выбора, — поправила она его. — Потому что это было выгодно для Срединных Земель и Д’Хары.       Выгодно.       Лора жила этим словом все двадцать шесть лет своей жизни. И то, что она могла предоставить Эддарду в качестве жены, было не выгодно никому, а тем более Империи, ради которой их отец провел шесть лет в Древнем Мире, мать — когда-то вышла за него замуж, а Эддард — обучался с самого детства. Д’Харианская Империя была смыслом их жизни.       Лора эгоистично забывала, что ее родители лишь опускали взгляд, когда их дети вновь и вновь шли на поводу чужого благополучия, забывая о собственном счастье. Они никогда не хотели, чтобы альтруизм стал наследственным заболеванием дома Ралов.       Правда в том, что болезненное самопожертвование было заразно и только подпитывалось уважением. Лора уважала родителей, уважала их жертвы и уважала все то, на что они пошли, чтобы она стала тем, кем являлась сейчас. Она знала, что Эддард был предназначен любой другой женщине, обладающей по праву рождения чем-то более важным, чем право на сохранение гордости, но не ей, и потому не собиралась вмешиваться в это.       — Иди туда, куда собирался, — в конце концов сказала она. На ее лице не дрогнул ни единый мускул. — И проследи, чтобы она не выкинула ожерелье.       — Отлично поговорили, — бросил он, отворачиваясь. — Самая долгая твоя попытка за этот год.       Лора замерла на месте, пока Эддард не покинул коридор, скрывшись за поворотом. Она опустила голову и закрыла глаза.       Прошел ровно год с того момента, как она в последний раз была в Д’Харе, и более двух лет с того момента, как он едва не погиб в Эйдиндриле.