***
Первые дни путешествия были молчаливыми. Кэлен не горела желанием разговаривать о чем-либо, кроме насущных дел. Кара и Зедд были постоянно настороже, как в первые дни после присоединения морд-сит, только теперь они приглядывались не друг к другу. Исключительно к Кэлен. В самом начале пути она заверила их, что не собирается применять к ним свою власть. Она объяснила это очень просто: вчетвером им было проще выжить и достигнуть цели, а искать Камень Слез лишь своими силами она не собиралась. Сначала Ричард вспоминал, как вечерами они устраивали шуточные бои и как Кэлен не упускала ни единую возможность перевести заунывный вечерний диалог перед привалом во что-то более позитивное; как она всегда устраивалась спать рядом с ним, и иногда они оказывались слишком близко, по ночам просыпаясь едва ли не в объятиях друг друга. Потом он старался не думать о ней. Не пересекаться с ней взглядом. Не говорить. Лишь иногда он позволял себе всего один случайный взгляд, когда она не могла увидеть его или ответить. Во сне, потеряв бдительность, она была похожа на себя прежнюю, но он зря мучился: в свете дня белое все еще не пробивалось из-под черного. А под ее подушкой теперь всегда лежал кинжал, который раньше предназначался для защиты от врагов. Теперь в эту категорию входили все они. В тот день, когда выяснилось, что Кара стала гибельной, его надежда на лучший исход стала еще более шаткой. Узнав, что Кара была убита и затем возвращена к жизни, Кэлен не выразила ни капли сочувствия. Это показное безразличие, которое раньше распространялось на врагов и на тех, кого ей приходилось исповедовать, теперь не прикрывало бурлящие эмоции. Просто под ними, должно быть, скрывалась пустота. Ричард все еще отходил от шока в первые утренние часы после того, как им удалось спасти Кару. То, что так ужаснуло его, для Кэлен стало лишь поводом похлопать возвращенную к жизни морд-сит по плечу. — Хорошо, что вы успели. Втроем было бы сложнее искать Камень Слез. Глаза морд-сит округлились. — Я вернулась, чтобы защищать Ричарда, в том числе от тебя. Как-то не верится, что тебя это радует, — съязвила она. И едва не ухмыльнулась — почти так же, как до Эйдиндрила. Ричард ждал, что Кэлен закатит глаза и улыбнется, но, разумеется, ошибся. — Ты выполняешь свой долг. Это похвально. — Ты бы тоже умерла за Ричарда и вернулась к нему, не разорви тебя напополам, — резко ответила она. Ричард едва удержался от того, чтобы вклиниться между ними. Кэлен не казалась напряженной, но он знал, что это могло поменяться за долю секунды. Она была так же сильна, как и раньше, только еще менее предсказуема. Кто знал, что могло подтолкнуть ее к исповеди морд-сит? — Ты намекаешь, что раньше я была более… жертвенной? Не уверена, что это комплимент. — А я уверена, что настоящая Кэлен сказала бы то же, что и я, — Кара развернулась к ней, будто намереваясь схватить за плечи и встряхнуть. Остановилась в последний момент — из-за ледяного взгляда Исповедницы и такого же — от Ричарда. — Куда бы ни делась та Кэлен, если в тебе есть от нее хотя бы что-то, я вытащу это. Кара коротко взглянула на Ричарда и, резко развернувшись, устремилась вперед. Он удивился тому, как резко контрастировала внезапная искренность морд-сит и отсутствие реакции у Кэлен. На протяжении недель ничего не менялось. Ричард балансировал на грани между принятием и очередной воинственной попыткой все исправить — только не знал, как. Но все внутри клокотало от необходимости изменить это. Он предполагал, что часть ее личности стерлась из-за того, что важные воспоминания угасли, и их вытеснило чувство долга. Он начал с того, что решил напомнить ей, как они разговаривали раньше, но теперь все их диалоги сводились к поиску Камня. Кэлен была уперта и рьяно отстаивала свое мнение в любом вопросе, что до трясучки бесило Кару, удручало Зедда и злило Ричарда. Злило, потому что тогда он видел лишь Мать-Исповедницу, а не личность, что стояла за ней. Они редко брали смежные ночные часы. Она предпочитала стоять в дозоре первой, Ричард же забирал себе утренние часы. В это время можно было не сидеть в лагере, таращась на огонь и на лица спящих вокруг него друзей. Смотреть на Кэлен было невыносимо: он не понимал, как один человек мог пробуждать в нем любовь, что щемила грудь тоской, и лишать дыхания всей причиненной болью. Девятое правило волшебника гласило, что противоречие не могло существовать ни частично, ни полностью. Однако Ричард, прекрасно знавший его, все еще не мог простить Кэлен, даже любя ее так же, как раньше. Как оказалось, правила волшебника были непреложной истиной из-за того, что играли злую шутку со всеми, кто их игнорировал. Однажды утром он обнаружил, что Кэлен охраняла лагерь вместо Кары. Он коротко кивнул ей, она кивнула в ответ. Уже неплохо. Он надел кожаную куртку, лежавшую на дне его рюкзака еще с той последней осени в Вестландии, когда он еще мог называть себя лесным проводником. Становилось холоднее с каждым днем, и солнце будто не грело, даже не смотря на то, что с каждым днем они продвигались все дальше и дальше на юг. Возможно, так распространял по миру свою власть Владетель, хотя раньше Ричарду казалось, что огонь был ему более по душе. А вот Кэлен было очень даже комфортно, раз, даже когда он вновь вернулся к костру с хворостом, она еще не забралась под одеяло. Бросив сухие ветки в костер, он сел на корягу рядом с ней, ведь особого выбора не было. Затылок покалывало от необходимости хотя бы поговорить с ней, будто рядом с ним сидела та, другая Кэлен, которая разбудила его посреди ночи, волнуясь так, словно собиралась вырвать из груди собственное сердце и вручить ему. Или как Кэлен. Настоящая. Которая могла провести предрассветные часы вместе с ним просто так и которую он желал всей душой. — Ты скучаешь по Эйдиндрилу? — вопрос вырвался помимо его воли. Он и сам не знал, зачем начал этот разговор. — Скучаю? — она хмыкнула. — Я должна быть там, вот и все. — Это твой дом, — спокойно ответил Ричард. Однажды она сказала ему, что ее дом был рядом с ним, но он не надеялся услышать те же слова вновь. Она не ответила. Вспомнила ли? Ведь тогда это говорила она. — Я… не уверена, что это теперь имеет значение, — она окинула его нечитаемым взглядом и тут же отвернулась. На ее лице что-то мелькнуло, но что? За несколько месяцев он почти забыл, как выглядели ее эмоции. — Можешь убить меня и вернуться туда. Возможно, Создатель смилостивится, и у тебя будет несколько недель перед концом света, чтобы насладиться своей властью. Ричард поднялся с коряги и схватил лук. Не Меч Истины, который все так же подсказывал ему, что всему виной была эта Кэлен. — Все еще ненавидишь меня, Ричард? — усмехнулась она. Вместо того, чтобы обернуться и ответить, он побрел в лес. За несколько часов он вполне мог подстрелить кого-нибудь. Лишь бы Кэлен не попалась под руку. — Если не спится, возьми мои часы. Я вернусь на рассвете. Она хмыкнула. Ричард даже не хотел знать, что она намеревалась высказать, и спустился с холма, скрываясь между деревьями. Упертость Кэлен вновь напомнила о себе, когда они в очередной раз остались наедине посреди ночи, и он все же узнал, о чем она думала в то утро у костра. Теперь Ричард не стал убегать: тело побаливало после сегодняшней стычки с д’харианцами, которые совсем отбились от рук, лишившись командования. Из мастеровитых солдат они превратились в безжалостных разбойников, грабящих деревни, но проблем от них не стало меньше. Его полоснули по руке, глубоко задев мышцы, потому что он отвлекся. Из-за нее. Один из солдат едва не добрался до Кэлен, когда она исповедовала другого, и он пропустил удар, выкрикивая ее имя. Ему просто повезло, что у меча была не самая опасная траектория. Кэлен успела увернуться, но потом смотрела на него так, словно он лично чуть не зарубил ее. И, когда Зедд залечивал его рану, она все время кружила где-то поблизости, то ли намереваясь накинуться на него, то ли беспокоясь. — Тебе не стоило отвлекаться на меня. Я бы и сама справилась. В ее тоне сквозил звон стали. Хорошо, что они отошли чуть в сторону от лагеря, чтобы не разбудить Кару и Зедда. — Если ты считаешь себя неуязвимой, кто-то должен напоминать тебе, что это не так. — Я ценю твою трогательную преданность, но, Ричард, чувства погубят тебя. Все. И ненависть, и любовь, — она привалилась спиной к стволу дерева и открыто взглянула на него. — Той Кэлен, которую ты любил, больше нет — смирись с этим и возьми себя в руки. Он бы не удивился, услышав подобное от Кары. Но, когда подобное слетало с уст Кэлен, пусть она была лишь ее фрагментом… это просто не укладывалось в голове. — Если бы ты не убила свою вторую половину, все было бы гораздо проще, — он подошел вплотную, нависая над ней, и отрывисто добавил: — Так что не указывай мне. Она криво усмехнулась, и он вновь увидел то, что мечтал забыть вот уже несколько месяцев: презрение к его слабости. Внутри заклокотала ненависть, такая же сильная, как когда ее питал Меч Истины. Хвала Создателю, перевязь с ним лежала в десятке футов. — Ты думаешь, что у ваших отношений был шанс? — Шанс есть всегда. Он уже видел точно такое же выражение ее лица, когда он впервые поднял эту тему. Она долго противилась, но он смог убедить ее не сдаваться, и она поверила ему. Этой веры не стало вместе с другой половиной ее личности. — Ричард, неужели ты думал, что сможешь обуздать исповедь? Или тебе настолько не хватает любви, что ты цепляешься за иллюзии? Ты — Искатель Истины, так открой свои глаза и прими, наконец, что эти отношения были пусты и бессмысленны! — Кто ты такая, чтобы судить?! — он схватил ее за горло. Просто удерживая. Просто борясь с желанием удавить ту, что уничтожила его Кэлен. — Я — Исповедница Искателя. Ей я и должна была остаться, а не поддаваться чувствам и забывать о своем долге! — Она сжала его запястья в стальные тиски и попыталась оттянуть от себя, но тщетно. И все же, не исповедала. Это уже результат. Кэлен говорила медленно, силясь преодолеть давление его пальцев. А он просто не мог разнять их. Он никогда не ненавидел Кэлен. Он уважал ее долг и принимал ее силу, любил ее доброту и милосердие, ее умение сопереживать. Он восхищался тем, как эти качества сочетались с великой ответственностью, что она несла на своих плечах. Не статус красил ее, как человека, а она наделяла статус Матери-Исповедницы смыслом. И вот, перед ним была женщина, выглядевшая в точности, как она; говорившая, как она; сражавшаяся так же, как она — и извратившая все, что Кэлен олицетворяла собой. Его пальцы невольно сжались чуть сильнее. Она с хрипом втянула воздух. — Та глупая девчонка, что однажды обнадежила тебя, не заслуживает называться Исповедницей. В отличие от меня. Так что отпусти. Слабый свет костра не дал разглядеть ее черты, но Ричарду вдруг показалось, что она стала белее самой луны. Только тогда, осознав, что делает, он ослабил хватку, и она вырвалась уже сама. Отвернувшись от него, она начала судорожно вдыхать и выдыхать воздух, но более не сказала ни слова. На следующий день он заметил на ее шее синяки, оставленные его пальцами. Она прикрывала их волосами, но в целом вела себя так же, как и раньше, будто ничего не случилось. Ричард едва сдерживал порыв задушить себя собственными руками, видя, что он сотворил с ней. Он чувствовал себя так, словно и сам раскололся на части, потеряв свои лучшие черты. И, вновь и вновь натыкаясь взглядом на следы своего чудовищного поступка, он понимал, что ненависть к той, из-за кого он потерял истинную Кэлен навсегда, вдруг превратилась в ненависть к нему самому.***
Кэлен не знала, почему это так волновало ее. Просто синяки. Просто следы на шее. Они практически не ощущались, но Кэлен невольно касалась их, чтобы напомнить себе о боли. Боль тоже была чувством, которое она плохо помнила, но очередное знакомство с ним состоялось раньше, чем с прочими. Она знала и другую боль. Воспоминания о ней были размытыми, будто пришедшими из прошлой жизни, но все же они казались настоящими. Почему еще она могла содрогаться, просто сталкиваясь с ними на исходе дня? Это была даже не ее боль, а боль Ричарда. Он уже смотрел на нее так, как в ту ночь, когда не сдержался и едва не вдавил в дерево. В прошлый раз все было так же, когда она сказала, что не испытывала к нему никаких чувств. Кэлен гордилась тем своим поступком, считая его крайне хорошей, хотя и неудачной попыткой сделать все правильно. Но почему грудь так щемило от одной мысли о его боли? Почему она могла говорить с Карой и Зеддом, но не могла даже взглянуть на Ричарда? Она была уверена, что он все еще ненавидит ее. Поэтому, когда Кара привела в лагерь Никки, как оказалось, связанную с ней материнским заклятием, и Ричард согласился уйти с ней, чтобы Кэлен была в безопасности, она не понимала. Она отговаривала его. Она была уверена, что это глупая идея. Но он не слушал, а она злилась. Владетель, она злилась! Это чувство было ей знакомо, но она не помнила, чтобы его когда-нибудь подпитывал страх. Ее ничуть не радовало, что ей придется бороться с эмоциями, будучи под неусыпным контролем морд-сит и волшебника, да еще и пуская их в свои личные дела. Она едва могла вспомнить что-либо о своем отце и матери — эти воспоминания были расплывчатыми, словно пришедшими извне, и ей было некомфортно рыться в них. Но она пошла против себя, чтобы освободить Ричарда. Она узнала отца почти сразу же и так же быстро вспомнила злость и страх, связанные с ним. От одного взгляда на него по позвоночнику прокатился тот же ужас, как в детстве, когда она исповедовала невинных людей, чтобы услужить ему. Она вспомнила, как ночами плакала ее сестра и как она сама молилась Добрым Духам, чтобы в один день они лишились своего дара и оказались свободны. Она с трудом поборола эти чувства ради дела. Для снятия заклятия было необходимо найти предмет, принадлежавший ее матери, но и это оказалось не так легко. Ее одолела тоска, когда она поняла, что дело было вовсе не в ее раздвоении: просто она забыла что-то, как самый обычный человек. Забыла ту, кто научил ее быть Исповедницей и ту, кто когда-то учил ее доброте и состраданию. Отец помог, и, пока он напоминал ей о том, что было в ее детстве помимо тех страшных лет в заточении, она запутывалась все больше. Видеть ее дух после стольких лет было странно. Они обе смотрели друг на друга так, словно видели впервые. Казалось, сначала мама не поверила, что правда видит ее. — Кэлен… — глаза бессмертного духа мерцали так, словно она едва сдерживала слезы. — Я так рада видеть тебя живой и невредимой. — Почему должно быть иначе? — глухо спросила она. К горлу подкатывали рыдания. Как давно она не слышала этот голос… Зедд поторапливал ее, говоря, что не сможет долго поддерживать их связь, но Кэлен не могла заставить себя сделать это. Она только-только осознала, насколько сильно ей не хватало ее матери. — Я чувствовала твое присутствие среди духов, но не могла найти. Я не понимала, что с тобой произошло, Кэлен, а потом ты будто… исчезла. Но теперь я вижу, что все в порядке. Она закрыла глаза, пытаясь сморгнуть накатившие слезы. Не в порядке. Все давно не в порядке. Как она не замечала это раньше? — Это не я, мама, — она сделала несколько шатких шагов вперед и вытянула руки, ожидая, когда мама прикоснется к ней. Свершится то, ради чего они вызвали ее: заклятие будет снято. Она хотела этого, но почему боялась отпускать ее? Вместо того, чтобы взять Кэлен за руку, дух коснулся ее щеки. Они встретились взглядами, абсолютно одинаковыми взглядами двух Исповедниц, матери и дочери, и Кэлен почувствовала невероятное тепло. — Ты сомневаешься, что я бы узнала родную дочь? — улыбнулся дух. — В тебе — ее сердце и разум. Помни это. Кэлен коснулась призрачной ладони матери, что ощущалась подобно лучу летнего солнца. По телу прокатилась волна тоски, когда на месте ее матери осталось лишь ожерелье. Боль от вернувшегося к ней сердца была оглушительной.***
Ричарду удалось благополучно убраться подальше от проблем Сестер Тьмы, и, когда он вернулся, ему показалось, что время обернулось вспять. Кара и Зедд выглядели не такими напряженными, как раньше. Вновь стали звучать простые и непринужденные разговоры, и голос Кэлен стал похож на прежний, без леденящих стальных ноток. Синяки на ее шее почти полностью прошли за те дни, что его не было. Когда его ярость утихла, он смог извиниться за все искренне, и она ответила ему улыбкой, так похожей на прежнюю. Когда им пришлось разделиться с Зеддом и Карой, Ричард уже был уверен, что сможет мирно существовать с Кэлен, ведь целый месяц они уживались вместе без единого спора. Даже когда он касался Меча Истины в бою, с трудом подавляя его бесконтрольную ярость, он больше не чувствовал, что она была обращена к ней. Когда компас привел их к монолитной скале, на проверку оказавшейся лишь магической ширмой, она без сомнений взяла его за руку, чтобы они прошли вместе. Ричард сжал ее ладонь без лишних мыслей, но крепко, боясь потерять ее при переходе. Они шли молча несколько часов, но эта новая тишина не звенела пустотой. Казалось, можно было нащупать мысли, что скрывались во тьме пещеры и иногда заставляли спотыкаться. Ориентировочно подсчитав, когда должно было заходить солнце, они остановились на ночлег, кое-как насобирали сухостой и развели маленький костер. Сон долго не шел ни к нему, ни к ней. Ричард не мог не думать, что в последний раз, когда они были наедине, она льнула к нему и жадно целовала. Он помнил ту ночь в мельчайших подробностях. Помнил звуки ее стонов. Помнил, как она выгибалась навстречу его прикосновениям, как ее губы приоткрывались от удовольствия, как она цеплялась за его плечи, оставляя красные полосы, и потом, утром, извинялась за свою несдержанность и целовала крошечные отметины на его коже. Кэлен расстелила одеяло рядом с костром, очень близко к Ричарду. В пещере было еще холоднее, чем в лесах, поэтому у них было не так много вариантов согреться. Разумеется, Кэлен не станет спать с ним в обнимку, а он и не собирался предлагать. Кэлен села напротив него, поджав ноги под себя. Он видел, что ее ум что-то занимало, но не понимал, почему она не могла сказать прямо. Это было странно похоже на то, как она вела себя раньше, боясь ранить его чувства. — Что-то не так? — спросил он. Спокойно, без издевки. Это уже стало привычным стилем общения. — Я вспомнила тот день, когда лишилась силы, — она помедлила и взглянула на него, ожидая реакции. — Ты никогда не теряла силу. Другая Кэлен — да. Но не та Кэлен, что в тот же день исповедала Файрена и выбрала его в качестве супруга. — Я помню тот день и все, что было после, Ричард. Я помню, как смотрела на небо почти половину ночи и прислушивалась к каждому твоему ворочанию, к каждому шагу Кары, и думала, что другого шанса может никогда не быть. «Это наш единственный шанс», — она сама сказала ему это, смотря так робко, словно и правда думала, что он сможет отказать ей. Тогда он еще не знал, что произошло, и это все еще было одним из самых счастливых его воспоминаний. — Я помню, как ты целовал меня и как мы были вместе всю ночь. Мы спали урывками, не больше нескольких часов, и постоянно будили друг друга поцелуями и прикосновениями. По ее щекам прочертили путь слезы. Она опустила взгляд, будто больше не могла выдержать его взгляд на себе. — Я помню, как спросила утром, думал ли ты о том, каково это — быть обыкновенными людьми. Которые готовят друг другу завтраки и целуют детей на ночь. Которые находят время посмотреть на водопады Алдермонта на закате. — Постоянно, — прошептал он. Он помнил ее слова так отчетливо, словно слышал их этим утром. Кэлен закрыла лицо руками и содрогнулась всем телом. Ричард едва смог осознать, что она плакала. Как Кэлен. Как его Кэлен. — Прости меня, Ричард. Я не должна была совершать тот чудовищный поступок. Я не должна была казнить и исповедовать людей. Я… я не должна была говорить те ужасные слова и приносить тебе столько боли. Он сел рядом с ней и взял ее за руки, заставляя взглянуть на него. Заплаканная, потерянная и сокрушенная, на него смотрела женщина, которую он любил сильнее всего на свете. Ричард коснулся ее лица с таким трепетом, словно видел впервые за целые годы. Это было еще больнее, чем после возвращения из Дворца Пророков, чем в том дурном видении, посланном Долиной Заблудших. — Я думал, что больше не увижу тебя. Она сжала его ладонь своей, напоминая, какими маленькими были ее руки по сравнению с его. Он не успел забыть ее. Так же, как не успел уничтожить себя. — Я здесь, Ричард. Он прижал ее к себе, ощущая ее так же близко, как в их последнюю ночь. Только теперь это и правда была Кэлен.