Любовь без памяти

Гермиона задумчиво смотрела, как белокурые близняшки Люциус и Регулус гоняют в двадцати сантиметрах над ковром на игрушечных метлах, загнав Живоглота на спинку кресла. А малыш Скорпиус, похожий на Драко как две капли воды, ползает вокруг кресла и тянет к Живоглоту пухлые ручонки. Под крики близнецов «Я вижу снитч!», «Я поймал квофл!» Гермиона раскладывала покрытые рунами обгоревшие листы, которые Драко вчера нашел в очередном тайнике в подвале Малфой-мэнора. Открылась дверь, и в комнату зашёл сам Драко. Лицо его было покрыто пылью, но вид довольный. — Смотри, что я нашел, — он протянул Гермионе бутылку из темного стекла с изумрудом в пробке. — Это эликсир жизни! Твой Живоглот ещё увидит, как Скорпиус закончат школу. — Ох, Драко, — растрогано прошептала Гермиона. Последнее время аппетит у кота стал совсем плохой, и она за него очень переживала. — Папа, а можно мне руку славы из подвала? — Регулус потянул Драко за штанину. — И мне! — заулыбался Люциус. — Нет, нельзя. — Зачем это вам? — обеспокоенно спросила Гермиона, откладывая листы с рунами. Регулус надул губы, а Люциус невинно захлопал глазами. — А то я не знаю! — усмехнулся Драко.- Чтобы ходить ночью на кухню и таскать кекс, который мама выдерживает в шкафу до Рождества. — Но я не хочу есть кашу, я хочу кекс! Папа, а можно мне такую же картинку на руке, как у тебя, такой красивый череп со змеей, — Регулус отбросил игрушечную метлу и потянулся к руке Драко. — Нет, нельзя. — Это татуировка, дурак, — фыркнул Люциус. — Люциус! — Драко нахмурил брови. — А почему? — не унимался Регулус. — Это плохая картинка. — А почему плохая, а почему у тебя тогда она есть? — Папа попал в плохую компанию в школе. Делать ее очень больно, куда больнее, чем другие. — А я смелый, я не боюсь, я стану мракоборцем, когда вырасту, — Регулус вновь сел на метлу и принялся нарезать круги вокруг Драко. — В мракоборцы с такой картинкой тебя точно не возьмут, — фыркнул Драко. — А почему? — Давай спросим у дяди Гарри, — Драко присел и улыбнулся сыну, — он ведь мракоборец. И как раз придет к нам на ужин в эту субботу. — Папа, а на чемпионате мира летом мы ведь будем сидеть в министерской ложе? — Люциус вдруг серьезно посмотрел на Драко. — С чего ты взял? — Драко удивился. — Министерская ложа — это для министра. — Ну, он бы мог нас туда пригласить, мы же такие классные, — растягивая слова, ответил Люциус. В его голосе была та самая интонация, которую Гермиона уже где-то слышала. Правда, давно это было. — Да, мы такие классные, с рукой славы ночью собираемся пробраться на кухню и съесть раньше времени кекс, который мама приготовила специально для рождественского ужина, — Драко подхватил Люциуса на руки и поднял к потолку. — Министр будет в восторге! Не правда ли, дорогая? — он повернулся к Гермионе. — Это уж точно, — она засмеялась. — Ну и пусть, я сам стану Министром магии, когда вырасту, — упрямо сказал Люциус. — Сначала капитаном слизеринской команды по квиддичу, а потом Министром магии! — А я стану мракоборцем! — Регулус побежал к креслу, на спинке которого сидел Живоглот. Кот зашипел и убежал под диван. Скорпиус растерянно огляделся. — Ну все, — Драко взял на руки и Регулуса и обвел взглядом ковер, по которому были разбросаны клочки бумаги. — Маме вы уже помогли, теперь пойдем помогать папе разбирать подвал. — Да, может там найдется ещё одна рука славы! — Люциус мечтательно закатил глаза. — Нет, больше ни одной, — Драко расплылся в улыбке. — Почему? — снова надул губы Регулус. — Потому что папа сказал «Акцио, руки славы!» И теперь только папа сможет ночью… — Драко озорно поднял брови, но под укоризненным взглядом Гермионы замолчал. — Кхм… Пойдем, — Драко, удерживая вертящиеся близнецов, толкнул дверь ногой. Гермиона слышала их затихавшие голоса, доносившиеся с лестницы. — Папа, а можно я сделаю другую ту-ту-ровку, с Живоглотом? — не унимался Регулус. — Может быть. После 18 лет. — Ну папа…. — Никаких ту-ту-ровок до 18. Не повторяй папиных ошибок. — Папа, а ты купишь мне Нимбус 3000? — капризный голос, конечно же, принадлежал Люциусу. — Возможно. Но не раньше, чем ты попадешь в команду своего факультета. — Но это ещё так не скоро! И тогда Нимбус уже будет другой! — Да, но условие будет тем же. Живоглот вылез из-под дивана, и довольный Скорпиус пополз к нему. Как хорошо, что он пока такой милый малыш и не просит ни руку славы, ни папину татуировку, подумалось Гермионе. Она оглядела разложенные на столе листы, исписанные рунами. Такое впечатление, что их сначала пытались сжечь, а потом то, что не сгорело, спрятали в тайнике. Надо бы родить ещё девочку, рассеяно подумала Гермиона, беря с тумбочки толстый словарь древних рун. Или даже двух. Еще когда должны были родиться близнецы, Драко сказал, что хотел бы девочек, таких же умных и красивых, как Гермиона. А то вдруг мальчишки вырастут таким же плохишами, как он. Гермиона, правда, как раз хотела очаровательных мальчиков-блондинов с озорными серыми глазами. Как у Драко. И близнецы полностью оправдали ее ожидания. Гермиона рассмеялась, представив себе лица Джинни и Гарри, когда они узнают, что она снова ждёт ребенка. Все, кто ее знал, и так были в шоке, что она родила уже троих детей и вовсе не торопится возвращаться на работу, а с удовольствием засела с ними в Малфой-мэноре и фактически превратилась в домохозяйку. Что ж, люди всегда удивляются, когда кто-то не соответствует их ожиданиям. Гермиона вспомнила слова, услышанные ей много лет назад в кабинете профессора Трелони: «Сердце ваше неспособно на любовь, душа сухая, как страницы учебников, к которым вы привязаны навсегда». Тогда эти слова очень задели Гермиону, потому что в глубине души она догадывалась, что так оно и есть. Но теперь Гермиона знала, что люди меняются со временем. И вовсе не обязаны соответствовать чужим ожиданиям. Сердце ее, быть может, и бывшее когда-то неспособным на любовь, теперь таяло от нежности при взгляде на Драко и их сыновей. Скорпиус был больше других похож на отца, но и близнецы унаследовали от Драко бледную кожу, серые глаза и заостренные черты лица. Никто из сыновей не был похож на Гермиону, но это ее совсем не расстраивало. Она обожала Драко. Надо будет напомнить ему сегодня про то, что он хотел девочку, подумала Гермиона. Она была уверена, что эти его приподнятые брови и слова, что он там что-то собирался делать с рукой славы ночью были связаны вовсе не с рождественским кексом, а с кое-чем другим. Однажды Гермиона, смущаясь, обмолвилась ему, что она любит… эммм… погрубее. И Драко, заботливый муж днём, ночью наматывал ее волосы на руку и говорил что-нибудь вроде: «Ах ты гриффиндорская сучка, я сейчас тебе засажу!» Гермиона была на седьмом небе от счастья. А уж когда Драко зажимал ей рот рукой, на которой Гермиона даже в темноте могла разглядеть очертания Черной метки… Ещё Гермиона любила поприставать к Драко после того, как он летал на метле, и руки его пахли точно так же, как в их первый раз. Один раз она даже сама села на метлу. Драко не отрываясь смотрел на Гермиону, потом подлетел к ней, пересадил на свою метлу и зашептал ей на ухо: «Иди ко мне. Ты, наверное, очень боишься упасть, поэтому так сжимаешь древко метлы своими бедрами… Ты сводишь меня с ума, Гермиона». Он затолкал ее в сарай для мётел, и через девять месяцев у них родился Скорпиус. Гермиона начала складывать обгоревшие листы в стопку. Какие-то из них были почти целыми, а какие-то сгорели больше, чем наполовину. Нарцисса Малфой не ставила дат в своем дневнике, но разложить все записи в хронологическом порядке, ориентируясь по изменению почерка или оттенку чернил, было для Гермионы ещё более увлекательным занятием. Ведь она так любила всевозможные загадки. Гермиона даже уже знала, как они назовут девочку. Ну, если девочка не получится и в этот раз, они с Драко попробуют ещё. Гермиона наконец собрала страницы дневника в правильном, как ей казалось, порядке и принялась читать.