«Тебе со мною повезло. Мне с тобой, конечно, тоже. Но, честно говоря, тебе повезло больше».
— Предлагаю барбекю, — говорит Чимин, ковыряясь на прилавке в пачках с чипсами, а найдя то, что искал, открывает, не дойдя до кассы. Тэхён к этому привык, а вот Ким Сокджин... — Типа устроим похороны. На похоронах же едят мясо? Купим пива, виноград. Хосок обожает виноград. Ты же обожаешь? — обращается Чимин к молчаливому другу. Хосок равнодушно пожимает плечами. У него всё ещё траур. — Сперва это нужно оплатить, — нервно говорит Сокджин, забирая у удивленного Чимина пачку. — Ничего не открывать, не есть и не пить, пока покупка не будет оплачена. — Ты вообще кто такой, чтобы мне указывать? — Я ваш временный… надзиратель. — Нянька. — В суде по делу против тебя моё слово может стать решающим, так что прояви хоть каплю уважения, — просит Сокджин. — Ким Тэхён, объясни своему другу, что нельзя… Пак Чимин! Чимин смотрит ему в глаза. Искра, буря – и открытый неоплаченный лимонад присоединяется к списку покупок. Пак жадно отпивает из банки. — Чего? Пить хочу. — Тэхён, будь добр, — хмуро просит Сокджин. — Чимин, — говорит Тэхён и мотает головой, нахмурившись. Прямой приказ не доводить человека. Тэхёну всё равно на этого адвоката, тот здесь только для того, чтобы оплатить покупки. Надзиратель, правда? Сокджину стоило сто раз подумать, прежде чем раскидываться такими словами перед Чимином, которому сама смерть не указ. Тэхён имеет для него авторитет только потому, что… Кто бы его знал, этого Чимина. Просто потому что. Это его Тэхён, и этого достаточно. Они выбрались в магазин, чтобы устроить поминальную вечеринку. На Хосоке лица нет после инцидента с компьютером, в котором была вся клиентская база, украденные данные, взломанные программы и классический пасьянс. Хосок по одному только звуку процессора понимал, о чём ему говорят. Они болтали о своём, механическом. Эта груда железа была первым любимым существом Чона в этом мире, после которого уже шли Тэхён, Чимин и его «банка». ПК Хосока совсем чуть-чуть не дожил до статуса их домашнего питомца. — Может, его ещё можно восстановить, не раскисай, — говорит Тэхён, хлопая Хосока по плечу. — Он пристрелил мать. — Скорее отца… — Материнская плата, Тэхён, — безжизненным голосом отзывается Хосок. — Видеокарта умирала на моих глазах. Процессору конец, а корпус... Не хочу вспоминать. Этот монстр понял, как разбить мне сердце. — Не думаю, что это было его целью, но согласен, Чонгук немного грубоват и… — Тэхён подводит его к прилавку с мясом. — Смотри! У нас будет барбекю. — Эти жилы… — Выглядят аппетитно, да? — Хитросплетения проводов… Он читал мои коды. Единицы и нолики. Он всегда понимал. У него было сердце, — шепчет Хосок, пустым взглядом глядя на витрину. — В лирику ударился? Всё будет окей, Чонгук купит тебе новый компьютер, — подбадривает его Тэхён. — Я и сам могу купить себе новый, ты не понимаешь… — Хосок, радость моя, это ты не понял, — холодно улыбается Тэхён, и Чон поднимает взгляд. — Я заставлю его купить тебе новый компьютер. Самый лучший. У тебя будет коврик во весь стол. Или я не Ким Тэхён. — Коврик? Во взгляде Хосока мелькает заинтересованность, и Тэхён уверенно кивает в ответ, шепчет: — С подсветкой. Как ты и хотел. Я сделаю всё, чтобы они вернули тебе базу данных. — А подсветка будет эрджиби? — С беспроводным управлением через телефон. — А такое есть? — хмурится Хосок. — Им придётся что-нибудь придумать, чтобы было. — И новый корпус? — Пуленепробиваемый, — улыбается Тэхён. — С подсветкой? — С подсветкой. Хосок молчит некоторое время, опускает взгляд на витрину с мясом и тычет пальцем в самый дорогой кусок говядины. — Выбирай, что хочешь, — заговорчески шепчет ему Тэхён. — Сегодня мы не платим. Ким Сокджин оплачивает покупки, он же ведёт машину, крепко сжимая руль и временами смахивая капли пота со лба. Они закупились на месяц вперёд, и адвокатишка стал совсем угрюмым, когда пришлось принять участие в погрузке продуктов в багажник, который по итогу не закрылся. — Почему тебя вообще отправили следить за нами? — спрашивает Чимин, хрустя чипсами, пока Сокджин раскладывает продукты в холодильник, в который уже ничего не лезет. — Ты же, как бы сказать помягче… ну такой. — Потому что у меня нет причин подрывать доверие Чонгука, и он это знает. Хосок бодро режет мясо и готовит маринад, он в целом выглядит более живым, чем час назад. Сиён и Кико читают инструкцию по сборке гриля, крутя бумаги из стороны в сторону. Сокджин сказал: «Они лучшие киллеры Чонгука». Тэхён, глядя на эту рыжую парочку, убедился в одном: чтобы быть лучшими киллерами Чонгука, совсем не обязательно быть гениями. Он мог бы и сам собрать этот чёртов гриль, но ему хорошо и так: на соседнем стуле от Чимина с банкой холодного пива в руке. — Чонгук доверяет тебе? — удивлённо интересуется Тэхён. Ему не для дела, а так, для себя. — Не совсем, — хмурится Сокджин. — Тогда с чего ты взял, что он отправил тебя с нами, чтобы следить? Вдруг ему просто тебя не жалко? Меня вот отправили к Чаён. — Чонгук отправил тебя к Чаён, потому что других кандидатов не осталось, — объясняет адвокат. — Все были заняты тем, что лизали ему жопу? — хмыкает Чимин, но Сокджин игнорирует его слова. — Чонгук увидел возможность и просто воспользовался ей. — Какую такую возможность? — не понимает Тэхён. — Он был уверен в том, что ты узнаешь всё, что ему нужно. — И как? Я оправдал ожидания? — Учитывая тот факт, что сейчас я работаю над передачей десяти процентов его бизнеса Чон Чаён, полагаю, да. Тэхён присвистывает. Он, откровенно говоря, такого не ожидал. Что, блин, происходит у Чонгука в башке? Тараканы танцуют вальс? Быть полезным не входило в планы, но если это помогло их отношениям хоть чем-то… — А ничё, что ты болтаешь тут о его планах направо и налево? — вклинивается Чимин. Сокджин задумывается. — В этом нет ничего жизненно важного. Если бы Чонгук не хотел, чтобы я имел хоть какое-то отношение к его делам, то меня бы здесь не было. — Не боишься, что тебя однажды вынесут ногами вперёд, если он об этом узнает? — интересуется Тэхён, на что Сокджин спокойно отвечает: — Я ему нужен. — Тогда у меня к тебе пара вопросиков, — лыбится Тэхён. — Спрашивай. — Ты ещё не знаешь, на что подписываешься, — пофигистично кидает Чимин, потеряв интерес к разговору. Кико бросает все свои дела и молча следует за Чимином, который отмахивается от неё, как от назойливой мухи. — Может, ты знаешь, зачем он меня и к Убину отправил? — спрашивает Тэхён, возвращая всё внимание Сокджину. Адвокат замирает, но спустя мгновение продолжает распихивать продукты. — Не уверен, что это входит в мою компетенцию, — говорит он. — Что именно? Нянчиться с тремя взрослыми мужиками или сплетничать о своём начальнике? Ни то, ни другое выражение, судя по взгляду Сокджина, не пришлось ему по душе. — Заниматься делами госпожи Чаён входит в мои обязанности, но распространять информацию о бывших любовниках своего начальника я не имею права, — буднично звучит его голос. — Это конфиденциальная информация. Тэхён замирает с пивом у рта. Надеется, что ему послышалось. — Конфиденциальная информация заключается в том, что Чонгук трахался с Убином? Сокджин молчит. — Не-ет, — Тэхён смотрит на него недоверчиво. — Он же псих. — Мун Убин не всегда был не в себе. — Это теперь так называется? «Быть не в себе»? — Это конфиденциальная информация, — повторяет Сокджин. — Подотрись своей конфиденциальностью, — фыркает Тэхён. — Я как, блин, теперь спать буду? — Как бы то ни было, отношения Мун Убина и… — Я что, хуже него? — не верит Тэхён. Он правда не может поверить в то, что Чонгук спал с Убином, но отказался от него. Тэхён, выходит, просто недостаточно сумасшедший? — Послушай, Тэхён, — Сокджин оборачивается к нему. — У меня сложилось хорошее впечатление о тебе, так что я хочу попросить… — Я не скажу ему ни слова, — перебивает Тэхён. — Конфиденциальность и прочая дребедень. Хотя это не отменяет того факта, что твой начальник строит из себя непонятно кого. Тэхён даже не пытается скрывать своё испорченное настроение. — Нет, правда, это прикол какой-то? Мне мочить людей направо и налево, чтобы залезть к нему в койку? — Ты говоришь об убийстве людей с чужим адвокатом, — Сокджин вскидывает брови. — Нас пасут двое киллеров, тебя ничего не смущает? — Они со мной об этом не говорят, — он многозначительно смотрит на Тэхёна. — Они вообще не говорят, раз уж на то пошло. Тебе бы взять с них пример и не расстраивать безответно влюблённых. Тэхён поднимается в свою спальню, на эмоциях строчит Чонгуку смс: «Ты меня бесишь». Отправляет со спокойной совестью. Нет, правда, Чаён была права. Тэхён не рассчитывал на чувства: ни на свои, ни на чувства Чонгука тем более. Это просто обидно. Даже Мун Убин смог получить доступ к телу, за которым Тэхён охотится. Он устроил свидание, завалил комплиментами, сумел загладить вину, а ещё понял, что симпатичен и с ним флиртовали. Тэхён усмехается. С ним флиртовали, ага. Может, даже лучше, что Чонгук ломается – подогревает аппетит. Он пишет новое сообщение: «Но я всё равно хочу тебя». И отправляет по-прежнему со спокойной совестью. Действительно ведь хочет, и Чонгук об этом знает. Тэхёну нравятся их ролевые игры, в которых Чонгук не особо-то принимает участие. Это всё… интригует. Дверь в его комнату распахивается, на пороге – Сокджин и Сиён. — Все на месте, — говорит адвокат в трубку. — Если ты такой умный, то приезжай и разберись с ними сам. Я на тебя посмотрю. Юнги? Должно быть, до него дошло гневное сообщение Тэхёна. Чонгук наверняка велел проверить, что у них тут происходит. — Скажи, чтоб передал привет моему бойфренду, — хлопает глазами Тэхён, и Сокджин закрывает за собой дверь, оставляя наедине со своими бредовыми фантазиями. Ну, ничего страшного. Как только Чонгук решит все свои маленькие проблемы с Согёном, Тэхён до него доберется. Маниакальное желание стать кем-то… чем-то большим, чем просто разменной монетой, стремительно растёт, потому что: «Это не одолжение, а взаимовыгодная сделка». Потому что Чонгук не помогает им, боже упаси! Потому что он стрелял не для того, чтобы впечатлить. Ни в коем случае! Потому что Тэхён до сих пор ощущает его напряжение в своих ладонях. Его мягкие волосы. Пальцы на собственной шее: горячие, грубые, отталкивающие. Чонгук весь горячий, грубый и отталкивающий. Но ничего страшного. Ни-че-го. Тэхён улыбается, глядя на пришедшее сообщение: «Удали мой номер». Он не может. Ведь уже пообещал, что научит Чонгука быть нежным.***
Тэхён каждый день скидывал Чонгуку напутствующие пожелания, спрашивал, плохо ли спалось без его крепких, горячих объятий, интересовался, какого цвета его нижнее белье сегодня. В белье ли он? Чонгук, не ответив ни на одно сообщение, его заблокировал, что, в общем-то, не стало неожиданностью. Тэхён, подглядев у Сокджина номер Юнги, начал написывать и тому, требуя передать Чонгуку пламенный привет или зачитать определённый отрывок из сообщения. Юнги не передавал. Он тут же перезванивал, спрашивая, какого лешего Тэхён творит и почему отвлекает от работы; почему до сих пор не утоп в море и так далее по списку. Тэхён честно признался, что пытался «утопнуть», но доброй души люди – Сиён и Кико – за ноги выволокли его из воды и оказали первую медицинскую дыханием рот в рот. К большому удивлению Тэхёна, Чонгук его разблокировал, отправив лаконичное: «Уймись». Тэхён унялся. И к концу второй недели ныл на берегу моря от скуки, сидя у разожженного костра. Он дал им всем время. Хосок перестал стенать ночами по усопшему компьютеру, играя с Кико и Сиёном в карты и настольные игры, от которых уже ломится его спальня. Чимин неожиданно нашёл Сокджина интересным собеседником, пытаясь разобраться в своде законов, чтобы научиться их нарушать без серьёзных последствий. Чимин с Хосоком отдыхают, Тэхён видит это. Он не хочет лишать их беззаботных дней. Он всегда думал, что быть вором – его призвание. Сейчас же, в одиночестве, в голову лезут совсем дебильные мысли: Тэхён воровал назло Донсу, чтобы тот оставил его в покое. Отрёкся, отказался, забыл, вычеркнул из своей жизни. Зачем ему такой сын? Зачем кому-либо такой сын? Зачем такой Ким Тэхён есть вообще? Для кого он есть и ради чего? Тэхён, глядя на чёрную водную гладь, промаргивается, выходя из забытья. Ночью в голову лезет всякая противная дрянь. Рука сама тянется к телефону, строчит первое пришедшее в голову: «А ты знал, что у медуз нет мозгов?» «У меня, походу, тоже», — думает Тэхён. Иначе откуда в нём это зудящее «скучаю» по отношению к человеку, которого он не знает? Он даже не знает, зачем пишет всю эту ересь. Чтобы о нём не забыли? Тэхён пишет: «Ты мне нравишься». Стирает. Пишет: «Ты меня бесишь». И снова стирает. Ты мне нравишься, ты меня бесишь, я хочу тебя. Я хочу, чтобы ты хотел меня. Я хочу узнать тебя. Придушить. Поцеловать. Снова придушить. Ты так меня бесишь и так мне нравишься, что я хочу целовать и узнавать тебя, пока душу. Кто ты такой, Чонгук? Что у тебя в голове? Тэхён пишет: «Впусти меня». Нажимает кнопку «отправить», и пусть Чонгук сам разбирается со всем этим дерьмом. Позади него раздается звук смс, и Тэхён оборачивается, встречаясь с озадаченным взглядом всегда холодных глаз. Губы невольно расплываются в улыбке. — Твой флирт вышел на новый уровень? — интересуется Чонгук. Так равнодушно, но так привычно, что улыбка Тэхёна становится ещё шире. И это выглядит жутко. Он хлопает по холодному песку рядом с собой, и Чонгук, к удивлению, присаживается. Если похлопать по коленям, Чонгук послушно ляжет? А если – пальцем по губам, намекая на поцелуй, то Чонгук пошлёт куда подальше или сегодня повезёт? — Планы изменились, — говорит Чонгук. Тэхён понимающе кивает. Если ему не избежать участи быть пойманным, то к чему паника? Он сможет это пережить. Всегда переживал, так какая разница, кто хочет оторвать ему голову в этом месяце? Согён, Чонгук, Убин, Юнги, Донсу – мотив у всех один, только лица разные. Богачи хотят мести, простой народ – правосудия, дело ещё из сказок. Все об этом знают, даже Тэхён понимал, на что подписывается, вставая на скользкую дорожку. Ворам отрубают руки. Рано или поздно это должно было произойти. Тэхён не уверен, что станет сопротивляться. В конце концов, есть за что. И если не он, то попадется Чимин или Хосок, а этого допустить он не может. Чонгук говорит о том, что благодаря обнародованным файлам от Согёна отказалось большинство клиентов, в том числе сам Чонгук. Тэхён смотрит на него и улыбается. Чонгук делится с ним новостями, как дети делятся со взрослыми своими достижениями. «Ты видел, как далеко я пнул мяч?! Ты видел? Видел?» Чонгук говорит, что Согён под стражей, но внесение залога – вопрос времени. Сокджин должен вернуться в город, чтобы они могли подать иск от лица семьи Чон на возмещение причинённого их бизнесу ущерба. «А ещё я вот так могу! Круто же?!» Согён будет полностью разорён в течение нескольких месяцев, если не решит сбежать из страны. Чонгук готов принять управление на себя, он заручился поддержкой акционеров, которые готовы выбрать нового директора. Тэхён не спрашивает о нюансах, о бумажной волоките, законно ли это, потому что: нет, не законно. В мире Чонгука свои правила и законы, и Тэхён ничего в этом не смыслит. Чонгук так много говорит, кажется, впервые в жизни. Что-то до ужаса нудное о фармкомпании, представителях, порошках – о работе. «А я выучил новое слово – лимини… флюмеси… люминесцентный! Ты хоть знаешь, что это значит?» Тэхён улыбается и качает головой: он понятия не имеет, о чём ему тут усиленно втирают. Чонгук рад происходящему, глаза горят. Это впервые на памяти Тэхёна, когда они выражают хоть что-то, помимо бесконечной усталости от его шуток. Он, блин, даже не знает, чем заслужил то, что Чонгук делится с ним информацией. Две недели вдали друг от друга дали свои плоды. — Согён слаб, — говорит Чонгук. — Он не может заручиться доверием дважды обманутых клиентов, и у него нет ресурсов искать того, кто обнародовал информацию, хотя он наверняка подозревает меня. Все его счета заморожены. Вы можете ещё ненадолго остаться в Пусане. Можете вернуться в Сеул. К вашей квартире по-прежнему приставлена охрана. — Что? — хлопает глазами Тэхён. Он пропустил ту часть, в которой Чонгук говорит, что умирать совсем не обязательно. — Какую именно часть ты не понял? — Можно поподробнее с того момента… — Тэхён задумывается. — С любого момента. — Согёну осталось недолго, — спокойно объясняет Чонгук. — Ему теперь не до тебя. Он отворачивается к огню, во взгляде пляшут языки пламени. У Чонгука на губах улыбка, о которую можно легко порезаться. Острая, холодная. Победная. Он снова что-то говорит и говорит, пока Тэхён разглядывает его профиль, пытаясь сложить пазл из очевидного и невероятного. Его озаряет. — Солнце моё, — привычно зовёт Тэхён, и Чонгук смотрит на него с той самой победной улыбкой, как будто отзывается на ласковое обращение. Его лицо вмиг меняется, когда он понимает, с кем разговаривает. Тэхён спрашивает: — Ты что, скучал? — Умозаключение, не поддающееся никакой логике. — Скажи правду хоть раз. — Вы остаётесь в Пусане или возвращаетесь в Сеул? — раздражённо интересуется Чонгук. — Я знаю, что это сложно, — искренне говорит Тэхён, — но ты всё-таки попробуй. Как бы так сказать, чтобы не спалить контору… Пару недель назад я узнал один забавный факт о тебе, который никак не могу выкинуть из головы. — Настолько забавный? Тэхён хмурится. — От смеха помереть можно, но суть не в этом. Я разочарован. Представляешь? — Ты-то? — усмехается Чонгук. — Ауч. — О чём бы ни сказал Сокджин, это не твоего ума дело. — Знаешь, — Тэхён задумчиво смотрит на пламя, — этого мне действительно не понять. Расскажи что-нибудь забавное о себе. Очень надо. — Ты перепутал меня с одним из своих друзей. Хочу напомнить… — Чонгук, солнце, — Тэхён опасно улыбается. — Расскажи что-нибудь забавное, иначе, я обещаю, ты не избавишься от меня ни в жизнь, пока не придушишь собственными руками. — Заманчивая перспектива. Они молчат, глядя друг на друга. Тэхён не хочет думать о том, что ошибается на его счет. «Расскажи», — просит взглядом. Впусти меня, расскажи мне. Хоть что-нибудь. Ты хоть раз разбивал коленки в детстве? Падал в лужу? В человека? Нет, это не забавно. Тэхён говорит первым: — Я как-то раз засунул в нос тик-так. — Развлечение под стать тебе, — соглашается Чон. — Он растворился, представляешь? И я не умер. Нет, заткнись, — предупреждает Тэхён, когда Чонгук собирается сказать. — Ты слишком уж остроумный и предсказуемый. Я не умер и не сделал человечеству одолжение, что вполне в моём стиле. Человечество не заслужило. Однажды я испортил яичницу. Преступление века. Это ты хотел сказать? Я спасался от собаки, залез на дерево и застрял там. И, нет, в этот раз человечеству тоже не повезло, я снова выжил. Мне было тринадцать, когда я катался на велосипеде и на полной скорости врезался в забор. В четырнадцать меня сбила машина скорой помощи, в пятнадцать я начал воровать. Я воровал у соседки и получил за это ремня. Думаешь, я перестал? Не тут-то было. Я украл у неё сигареты и опять получил ремня. Скажешь, у меня неблагополучная семья? Нет, просто я идиот, и им со мной не повезло. Я украл у одного парня все пульты и зарядники после расставания с ним. Зачем? Потому что, походу, я реально клоун. Помнишь ту монетницу, которая тебя так впечатлила? Я украл её во время собеседования. Мне не нужна была работа, мне нужна была монетница. Я украл постер из гей-клуба, солонку, сахарницу, соусницу, тот блокнот с котиками, у меня целая коллекция зажигалок и ручек. Я не клептоман, просто от этого мне весело, понимаешь, Чонгук? — Тэхён достаёт сигарету из пачки, прикуривает. Чонгук задумчиво наблюдает за ним. — Карты на стол, раз пошла такая пьянка. Я кое-что прихватил и у Убина: договоры на твоё имя валяются в рюкзаке. Хочешь – забирай. Мне всё равно. Я пролил на них пиво. Можешь молчать – тоже всё равно. Я, конечно, забавный парень, только вот все остальные не кажутся забавными мне. Даже ты, — выдыхает он с дымом. — Но ты мне нравишься. Мне интересно, как у тебя дела. Рад слышать, что всё прошло отлично. Ты теперь царь горы, а я тот, кто просто скучал, сегодня такое вот скучное амплуа. В следующий раз придумаю что-нибудь получше. Тэхён замолкает, глубоко затягиваясь. Слишком… откровенно. Не его стиль, непривычная подача. Добавить бы что-нибудь из классики, спросить: «Так ты знал про медуз? Нет? Когда перепихнёмся?» Не хочется портить откровение. И ведь всё – сплошная правда. Тэхён невесело усмехается. — Я, кстати, думал, что мне всегда везёт, но сейчас есть ощущение, что это ты у нас счастливчик. Весь мир, — палец рисует круги в воздухе – вращается по выдуманной орбите, — вот так вокруг тебя. Может, я и воровать начал только потому, что тебе однажды понадобились бы эти файлы. Ты бы не узнал об Иллиане, не получил бы назад свои документы, если бы меня не было. Забавно, да? — смеется Тэхён, но смех постепенно сходит на нет. — Да, забавно. Я реально идиот. Бесишь. Уйди. Тэхён щелчком отправляет сигарету в костёр. Пламя едва видно, угли тлеют. И вокруг ничего, кроме Чонгука и его бесконечно раздражающего молчания. — Чонгук, это, наверное, шок для тебя, понимаю, но сейчас я не шучу, — предупреждает Тэхён. — Не уйдешь – я сморожу ещё какую-нибудь хрень. Он ведь сморозит. Опять будет: «Бесишь». Снова: «Но ты мне нравишься». Как заевшая пластинка, но что ещё он может сказать? Мысли несутся галопом. Смотри в сторону без улыбки, солнце моё, оставь такую яркую и победную мне. Всю мне до капли. Об неё можно обжечься – она горячая, пламенная. От неё я смогу прикурить. Тэхён хочет встряхнуть Чонгука за плечи, стряхнуть с себя его взгляд, снять с шеи старое ощущение его пальцев, залить в рот шампуня и прополоскать после всего сказанного. О таком ведь не рассказывают кому попало. О таком – только у костра на берегу моря с тем, кто тебе не безразличен. Не безразличен. И как, блин, так вышло? — Мне нравится оригами, — со стороны доносится тихий, спокойный голос. Как будто Чонгук боялся сотрясти само море таким заявлением. Тэхён промаргивается, пытаясь понять, что это сейчас было. Откуда этот звук? Изо рта Чонгука? Быть не может. Оно не умеет говорить о таком. Оно неживое. — Когда мне было десять, — продолжает Чон, — я узнал, что если загадать желание и сделать тысячу журавлей, то желание обязательно исполнится. Я сделал. На это ушёл год, и я успел ко дню рождения. Он замолкает, и Тэхён не понимает, нужно ли ему втискиваться со своими вопросами между Чонгуком и его воспоминаниями. Между этими двумя происходит что-то интимное, страшное и болезненное. Чонгук говорит тихо, и его взгляд, направленный на трескающиеся угли, проходит сквозь. Холод его воспоминаний окутывает берег и тушит пламя. Они сидят плечом к плечу, но Тэхён его не чувствует. — На одиннадцать лет мне подарили энциклопедию, — говорит он и снова замолкает. «Вытаскивай наружу. Отдай, дай, поделись», — молчит Тэхён. — Тебе понравилось? — спрашивает вслух. Чонгук отстранённо кивает. — Я делал журавлей в перерывах между занятиями, — голос далёкий. — И ко следующему дню рождения сделал ещё одну тысячу. К последующему – тоже. Я учил Чаён и заставлял помогать мне. У неё получалось не лучше, чем у Чимина, — хмыкает он. — Чаён не могла сидеть на месте и запоминать. Я научил няню, своего преподавателя, отца. Цель была не в том, чтобы они помогали мне делать их. Я хотел, чтобы они слушали меня, пока были сосредоточены. — И? Желание исполнилось? Они поняли, зачем ты их пытаешь? — не сдерживается Тэхён, на что Чонгук качает головой – нет. — Что ты загадал? Чон усмехается. — Модель ракеты «Пуск-1» со встроенным модулем видеокамеры. Нам запрещалось высказывать желания в приказном тоне, поэтому я подсовывал всем рисунки или бумажные модели ракеты. И тоже получал ремня. — За это? — удивленно спрашивает Тэхён. — За то, что кромсал документы отца. Я делал это специально, — без капли сожалений говорит Чонгук. — Сейчас понимаю, что будь я на его месте, то просто убил бы родного сына. — Дети – явно не твоё, — бормочет Тэхён. — А нас зачем запряг? Я бы предпочел ремень. — Хосок – связующее звено вашей смехотворной группировки. Ответственный, умный, легко управляемый, не ходит на дела. Руководит из-за кулис, — Чонгук возвращается в реальность и смотрит на Тэхёна. — Чимин – исполнитель. Работает, как хочет, пока от этого не зависит его жизнь. Подчиняется приказам под настроение. Ты – зачинщик. Энтузиаст. Оцениваешь ситуацию за считанные секунды, подстраиваешься, действуешь по наитию. Непредсказуемо. — Ты это по оригами понял? Офигеть. — Нет. Пока вы страдали ерундой, я читал ваши досье, — нахально улыбается Чонгук. Улыбается ему. Тэхён готов лезть в карман за сигаретами, чтобы прикурить от его губ. — Не оставлять же вас без занятия. Мало ли, что ещё могло бы прийти тебе в голову. — Когда у тебя день рождения? — внезапно вспоминает Тэхён. Чонгук отворачивается к морю, пожимая плечами, как будто не знает или не хочет знать. Или не хочет, чтобы Тэхён знал. И весь мир. Но особенно – Тэхён. — У меня под новый год, — на всякий случай говорит Тэхён. — Тридцатое декабря. Ненавидел это. На два праздника – один подарок и никаких тебе вкуснях из-за того, что макнул друга головой в унитаз. Чонгук коротко смеётся, но не для него. Над ним. — Улыбнись мне, — просит Тэхён. — Знаешь, я не фанат душевных разговоров, — внезапно признается Чон и смотрит на Тэхёна, который игнорирует сказанное. Догадаться было несложно. — Улыбнись. — Скажи что-нибудь смешное. — Я же ходячий анекдот, обычно мне и делать ничего не надо. — Как ни крути, это странная просьба, — хмурится Чонгук. — Тогда поцелуй. — Поцелуй? — его удивление наигранное. — Не засос и не перепих? — Я сегодня очень романтичный. У Чонгука открытый, почти голый взгляд. Он наверняка уже пожалел о сказанном, но Тэхён сохранит это для себя. Оригами, журавли, ракета как детская мечта, нелюбовь ко дню рождения, к семье, миру. Нескончаемый поток слов, его горящий взгляд, когда говорит о победах над теми, кто выше. Чонгук радуется достижениям. Тэхён видит его взрослым ребёнком с неисполненными мечтами. Хочет спросить: «Ракета, правда? Ты мечтал о ней столько лет?» Столько лет. Три, четыре, пять? Возможно, до сих пор. Как можно мечтать о чём-то одном так долго? И этого взрослого ребёнка Тэхён хотел развести на секс? Это было некрасиво с его стороны. — Ты когда-нибудь держал в руках оружие? — спрашивает Чонгук, задумавшись о чём-то своем. Целовать он, разумеется, не собирается. — Вилка считается? — Хочешь научиться стрелять? Тэхён щурится, пытаясь понять, в чём тут подвох. — Не понял. — В Пусане есть стрельбище. — И ты хочешь научить меня стрелять? — Я мог бы научить тебя. Не «я хочу», а «я мог бы». Как будто это желание ему не принадлежит. Только вот Чонгук действительно хочет. И безо всяких там несуразных оправданий. Наверное, чтобы в будущем вызвать на дуэль и пристрелить со спокойной совестью, зная, что Тэхён умеет держать в руках пистолет. Нет, здесь что-то не то. Здесь другое. Сейчас разговор идёт о чём-то более личном, глубоком. Сейчас Чонгук на берегу моря рассказывает о своих детских мечтах, о прошлом, о… Да ладно! — Солнце моё, — мягко улыбается Тэхён напрягшемуся Чонгуку. — Так когда у тебя день рождения? Чонгук снова молчит, отворачиваясь, – это жестоко, потому что он не говорит: «Сегодня, завтра, через год». Он говорит телом: дёргает головой, как будто отмахивается; греет руки собственными руками. Кажется не таким уж большим на пару со своими амбициями на этом пустом пляже. — С днём рождения? — уточняет Тэхён. — Завтра ещё не наступило, — холодно отзывается Чон, поднимаясь с места. Захлопывается, как моллюск, и фиг ты его вытащишь из этой чёртовой раковины. Он уходит, и Тэхён остается один на этом берегу у потухшего костра. Это даже поэтично. И Тэхён улыбается, улыбается, улыбается, глядя Чонгуку вслед, пока тот не скрывается из виду. Он откидывается на спину и глядит в чёрное небо с жуткой улыбкой. Он знает, когда у Чонгука день рождения. Весь мир – ноль. Тэхён – один. Счёт открыт.***
Когда Тэхён следующим утром пальцем манит Чонгука к себе на второй этаж, Чон настораживается, косо глядя в его сторону. — Давай, — улыбается Тэхён, — иди сюда. У меня тут сюрприз. — Знать не хочу, — кидает Чонгук, возвращаясь к наблюдению: Хосок под руководством Юнги освобождает холодильник от тухлятины. — Вы, черти, совсем ополоумели?! — рявкает Мин. — Мне в этом доме ещё жить. — Это провизия, — бормочет Хосок. — Стратегические запасы. — Это пустая трата денег и пространства! Куда ты это потащил? Выплюнь дрянь! — Юнги вырывает из рук Хосока контейнер с жареными рёбрами, оставшимися после барбекю. — Сдохнуть захотел? Это оружие массового поражения. — На вкус нормально, — чавкает Хосок. — Пшёл вон от холодильника, падальщик, — ворчит Юнги, отодвигая Хосока в сторону. — Выплюнь, я сказал! Надо было вас на свиноферме поселить, вы все равно жрёте всё подряд. А это что? Юнги достает из холодильника контейнер и разглядывает его на свет: внутри нечто, что раньше было едой, стало чёрным, пушистым и очень страшным. — Вы тут новую, блять, расу создаёте?! — Это овощное рагу, — лепечет Хосок. Юнги, к большому удивлению собравшихся, молча выбросил контейнер с новым биологическим видом в мусорный мешок. Тэхён не знал, что у них было овощное рагу, которое, вероятно, в скором времени можно будет увидеть прогуливающимся по улицам Пусана. Он снова пытается привлечь внимание Чонгука, шепотом подзывая к себе. Скороговоркой произносит имя, чуть ли не переваливается через перила, пытаясь добиться его внимания. Чонгук уже готов к выходу, они действительно едут на стрельбище. Вчера всё было так прекрасно, а сегодня он снова в своей броне. — Не пойдешь со мной, — угрожает Тэхён Чонгуку, — я сделаю это при всех. Веселый настрой Чонгука вмиг пропадает, однако он всё равно идёт за Тэхёном в спальню. — Ну? — хмуро спрашивает Чон. — С днём рождения, — улыбается Тэхён, закрывая за собой дверь. На замок. — Спасибо. Это всё? — Дверь закрыта, мы тут одни. Разумеется, нет. Чонгук оглядывается по сторонам, словно пытается найти знакомые ему намёки на романтику: рассыпанные лепестки роз по полу, бутылку водки и какого-нибудь незваного гостя. Да, это было действительно романтично, но Тэхён больше не повторит свою ошибку. — Ты же любишь оригами, — говорит он, и Чонгук открывает рот, наверняка собираясь попросить забыть обо всём сказанном, но Тэхён накрывает его губы пальцами. — Я никому не скажу, расслабься. Даже Хосоку с Чимином. Обещаю, окей? Я, конечно, люблю потрепаться о тебе, но это – личное. Не проси меня забыть, иначе я не перестану об этом напоминать. Ты меня понял? Тэхён убирает пальцы, трёт кончики, размазывая это ощущение по ладоням. Вытирает этими же пальцами собственные губы, как будто там что-то мешалось. Он ненормальный? Да. Новость ли это? Увы. — Оригами, — вспоминает Тэхён. Он забирает с тумбы открытку и возвращается к Чонгуку. — Я, конечно, не Микеланджело, но и ему до моего уровня далеко… Кстати, попроси Кико не убивать меня, а то я кое-что одолжил из её косметички. Тэхён протягивает Чонгуку открытку, и тот, нахмурившись, забирает презент. На клочке пергамента для выпечки, сложенного вдвое, чёрным косметическим карандашом и самым корявым почерком выведено: «С ДР». — Это не оригами, — говорит Чонгук, скептически глядя на Тэхёна. — Ты открой. Чонгук открывает. Тем же карандашом внутри почти целый комикс: вот человечки-палочки что-то воруют; вот они встречаются с кем-то, у кого есть пистолет; вот у одного в глазах красные сердечки, закрашенные губной помадой, у второго – роза в руке. В углу есть смазанный след отпечатанного поцелуя. Тэхён полночи отмывал губы мылом. — Скажи, круто? — Умопомрачительно, — Чонгук пытается не смеяться. Он сдерживается, проводя языком по кромке зубов, как будто искренне улыбнуться Тэхёну – национальное преступление. — Это, блин, искусство, — дожимает его Тэхён. — Я умру, и ты разбогатеешь. Кико может запросить долю с продажи, так что лучше сразу оформи право на собственность. Заверим у нотариуса. Надеюсь, он поверит, что я в своём уме. Чонгук всё-таки смеется. Это искренне, поэтому красиво. Тэхён теперь знает, почему так помешался на нём. — Спасибо, — снова говорит Чонгук. В этот раз с улыбкой. Тэхён смотрит на него и не верит своим глазам: Чонгук умеет быть и таким. Не безразличным. Он складывает открытку-не-оригами ещё вдвое и убирает в карман брюк. Когда Тэхён делает к нему шаг, а затем ещё один, подталкивая к двери, Чонгук недобро щурится, пытаясь выдерживать между ними расстояние. Немое кино – это тоже смешно. Почему сейчас ты не смеешься, Чонгук? Куда делась вся расслабленность и небрежность? Тебе страшно? «Мне тоже», — думает Тэхён. Как ни крути, всё произошедшее, сказанное и подуманное уже не тянет на заигрывания. Это не флирт, а прямое наступление. Тэхён не ухаживает, он добивается. И он смотрит в глаза Чонгука, не зная, как далеко ему можно зайти. О чём ещё можно спросить, что узнать? Какие двери открыты, к каким только предстоит подобрать ключи? Почему больше нельзя прикасаться? Это отслеживается в движениях, в настороженном взгляде. Ответ есть, Тэхёну бы найти его. Неужели слишком близко подобрался? — Наш договор ведь расторгнут. Прошла любовь – это твои слова, — буднично говорит Чонгук – как снег на голову. Тэхён опешил и замер на месте с поднятой перед Чонгуком рукой – хотел поправить его волосы. Позу, взгляд, мысли. Умереть не встать. Договор расторгнут. Какой договор? Они ничего не подписывали. Это были взаимные обещания. Что они вообще обещали друг другу? Ах, да! — Я чист, — вспоминает Тэхён. — И думал о тебе все эти две недели. Даже в душе. И мне не стыдно. Чонгук вскидывает брови, не доверяет. Это даже неприятно, но Тэхён не из обидчивых. — Не веришь? После всего того, что между нами было? — А для тебя есть разница, кого под себя класть? — безжалостно. — Окей, а вот это уже реально обидно. — Извиняться не буду. — Как же тебе повезло со мной, — вздыхает Тэхён. Он припирает Чонгука к двери, утыкается лбом в неё же, руки обнимают Чона за талию. Его объятия стоически терпят. Почему ты такой, Чонгук? Кто тебя обидел? Кто сделал тебе неприятно и научил не доверять? Ткни пальцем. Он останется без гроша в кармане на руинах своего былого величия. Тэхён поворачивает голову, проводит кончиком носа по мочке уха, опускается к скуле. Это ведь не интим. Чонгук не заразится от него выдуманным букетом венерических болезней. Когда Тэхён чувствует руки на своих плечах, у него в голове нет ни одного логического объяснения происходящему, потому что его отталкивают, чтобы схватить за футболку и притянуть обратно, жадно впиваясь в губы. Нет уж, не так. Не сегодня и не с ним. Тэхён не настроен на зверства, поэтому прилагает немалые усилия, чтобы разжать кулак Чонгука и высвободить ткань. Ему приходится повозиться, чтобы утихомирить эту пробудившуюся дьявольскую сущность. Он не даёт себя укусить, не даёт схватить за одежду, борется с Чонгуком, обхватывая его за запястья. — Тш-ш, — выдыхает в его губы Тэхён. — Спокойствие. Надо нежно, без спешки. — Ты меня учить собрался? — нагло хмыкает Чонгук. — Я же обещал, — напоминает он, и Чонгук снова вырывает руки, хватаясь за футболку. — Ты прям садист какой-то. — Я уж как-нибудь без тебя решу, что мне нравится, а что – нет, поэтому закрой свой рот и не мешайся. — Вау, — в наигранном ужасе выдыхает Тэхён. — Страшно жить. Ты такой свирепый. Слов нет. Хотя, знаешь… Чонгук снова впивается в его губы. Не дает сказать, поцеловать по-своему, сделать хоть что-то. Он кусается, горячо выдыхая Тэхёну в рот, и проскальзывает языком глубже, схватив за шею и прижав к себе. Тэхён на то и Тэхён, он никогда не сдается. Ждёт, пока Чонгук хоть немного устанет, перенимает инициативу на себя, с грохотом впечатывая его в дверь. Ладони обхватывают лицо Чонгука, Тэхён грудью чувствует, как колотится его сердце. О, а этим любимым ледяным взглядом можно было бы предотвращать природные катаклизмы: тушить пожары, замораживать вулканы и останавливать цунами. Тэхён мягко касается его покрасневших губ и стоит так, пока Чонгук не перестаёт трястись от злости. Он немного расслабляется, видимо, против воли интересно знать, что же такое это противное «нежно». Чонгук ждёт. Кулаки разжались, пальцы отпустили футболку и опустились ниже – к бокам. Тэхён мажет губами по его губам, чуть напирает: легко, но ощутимо. Ощути, Чонгук, ну же. Он целует. Осторожно, мягко, нежно, сминая губы Чонгука. Ладони неторопливо соскальзывают с щёк на шею, плечи и ниже. Пальцы вытаскивают рубашку из брюк, забираются под, чтобы запечатлеть невидимый и непонятный никому узор на подрагивающем животе. Чонгуку тяжело дышать: то ли нравится, то ли хочет сорваться и растерзать Тэхёна в клочья за все его приколы и шутки. Но это не шутка и не прикол. Не сейчас. Так грязно шутить над нежным и приятным – не в его стиле. — Страшно? — шепчет Тэхён, задевая губы Чонгука своими. Тот открывает глаза. — Вау… — Заткнись. Тэхён поймал его, раздел Чонгука поцелуем. Ему нравится. Им обоим нравится. Неужели у них нашлось хоть что-то общее? Тэхён припадает к его губам, неторопливо раздвигая своими. Касается языком языка, горячо выдыхая в поцелуй. Чонгук, честное слово, сведёт его с ума, потому что он утихомирился и не кусается, расслабленно двигая губами в поцелуе. Не кусается! Скоро станет совсем ручным. Его ладони повторяют: ныряют под футболку Тэхёна, гуляют по телу. Тэхён пытается не стонать. Это почти что секс: вкусный, сладкий, нежный. Он мог бы так и в постели с Чонгуком под собой. Он мог бы с ним всяко, если бы ему позволили. Он мог бы трогать это тело повсюду, мог бы коснуться колена поцелуем, мог бы осыпать мурашками его бёдра, талию, спину, шею. Тэхён уверен, что мог бы подарить наслаждение им обоим. Хочется съесть это тело, как Ева – чёртово яблоко. Тэхён хочет этот запретный для него плод. Но Чонгук разрывает тягучий поцелуй, переводит дыхание. — К слову, — тихо говорит Тэхён, упираясь лбом в его плечо и обращаясь больше к собственным мыслям, — мне далеко не всё равно, кого класть под себя. Ответом служит молчание и неуверенные пальцы Чонгука, зарывшиеся в волосы. Пробует, изучает. Вроде, оно для него не опасное и готово хранить секреты. Тэхён унесёт все знания об этом человеке с собой в могилу. Если бы на нём использовали сыворотку правды, чтобы узнать, когда у Чон Чонгука день рождения, Тэхён вырезал бы себе язык. — С днём рождения? — в который раз поздравляет Тэхён. — Спасибо, — тихо повторяет Чонгук. За что, почему, из-за чего – не говорит. За открытку, которая не оригами, за молчание, за поцелуй – за всё, наверное. Тэхёну хочется так думать. Что ж, они определено сдвинулись с мёртвой точки. Тэхён научился совладать с его темпераментом. Чонгук узнал, что «нежно» вовсе не равно «противно».***
Чонгук смотрит на Тэхёна, как на идиота, когда тот достаёт сигарету из пачки, будучи на стрельбище. — Чего? — не понимает Тэхён. Его сигареты вместе с зажигалкой изымаются. Чонгук пропадает, не комментируя происходящее, однако по виду стало понятно, что его вера в адекватность Тэхёна снова сходит на нет. — Ты правда собирался закурить или это была очередная шутка? — уточняет Чонгук, вернувшись. Он отказался от помощи управляющего, скинул пальто, встал у стола с оружием. В его руке оказался пистолет, из которого он щелчком вытряс магазин в свободную ладонь. Вытряс из Тэхёна душу. Это противозаконно – обращаться с оружием настолько уверенно. — Что такого? — не понимает Тэхён. — Вижу тебя с этой штукой – хочу курить. — И плевать, что патроны пороховые, — саркастично говорит Чон. — Что здесь всё, в общем-то, в порохе. — Реально? А где правила пользования и предупреждения? Тэхён проигнорировал их ещё у входа и в паре коридоров после. — Девятнадцатый глок, — игнорирует вопрос Чонгук, протягивая пистолет. — Стандарт. Возьми, — требует он, когда Тэхён пялится на пистолет. — Что, прям в руки? Мы не настолько близки. — И надень это, — Чонгук протягивает ему наушники. — Я не в настроении для музыки. — У меня в руке пистолет. Не вынуждай. — Я буду выглядеть тупо. — Не переживай, ты всегда так выглядишь, — равнодушно звучит в ответ. Чонгук продолжает смотреть на него, не выражая никаких эмоций. В конце концов, Тэхён делает всё, что от него требуют, не забывая отпускать комментарии. — Выпрями руки, чуть согни локти. Не так сильно, — командует Чонгук, стоя рядом. Он слегка толкает запястья. — Подними выше. — В постели тоже будут инструкции? Мне даже нравится. — Не закрывай глаза, — игнорирует Чонгук. — Прицелься, как я показывал. Нажимай равномерно и не жди выстрела, иначе промахнёшься. Тэхён стреляет. Он так долго этим занимается под руководством Чонгука, что начинает входить во вкус. — Я хорош? — улыбается Тэхён. Чонгук хмуро смотрит на него, пересчитав попадания. У него странный взгляд, и сам он… весь вот такой. — Это точно твой первый раз? Нет. Не отвечай, — предупреждает Чонгук, когда понимает двусмысленность вопроса. Всё, что можно понять не так, Тэхён понимает не так. — Я никогда не держал в руках оружие, — усмехается Тэхён. — Я же говорил. — Предположим. — Я хорош? — он добивается своего. — Неплохо. Тэхён направляет на него пистолет, пока Чонгук занимается вторым. — Скажи, что я хорош, солнце моё. Когда Чон оборачивается, Тэхён не успевает понять, как из его руки выхватывают пистолет, а его самого опрокидывают на стойку, впечатывая щекой в шершавую поверхность. — Понял, — шокировано выдает Тэхён. — У тебя аллергия на свинец. — Ещё раз, — угрожающе шепчет Чонгук, он не шутит, — направишь на меня пистолет, пока твой палец лежит на спусковом крючке, я прострелю тебе колено. Оружие направляется только туда, куда ты собираешься стрелять. Это понятно? Тэхён весело угукает. Чонгук направляет на него пистолет. — Понял, солнце, я тебя понял, — улыбается Тэхён. — Убери эту штуку от моего лица. Она не возбуждает меня в таком положении. Палец Чонгука жмёт на курок, и Тэхён непроизвольно вздрагивает, когда слышит щелчок. — Окей, ты меня подловил, но помни, что однажды мы снова останемся наедине и у тебя с собой уже не будет пистолета. — У меня всё ещё есть зубы, — напоминает Чон, отпуская его. Тэхён подрывается с места, возбужденный и взбудораженный, скидывает с себя наушники. Он готов кинуться на добычу, но Чонгук предусмотрительно направляет на него дуло. — Мы же выяснили, что он не заряжен, — Тэхён ведь не дурак. Чонгук с равнодушным выражением лица демонстрирует ему магазин почти с полной обоймой патронов и возвращает на место. Если Чонгуку нравится, то Тэхён подыграет. Он упирается грудью в дуло, подняв руки. Выгибает бровь. Чонгук непоколебим, пока у него в руке пистолет. — Оружие ведь направляется только туда, куда ты собираешься стрелять, — напоминает Тэхён. — Давай. Одной проблемой для тебя меньше. — Правда? Проблемой меньше? — заинтересованно спрашивает Чонгук. Он склоняет голову вбок, с любопытством разглядывая Тэхёна. — А как же твоя банда? — Смехотворная группировка, ты хотел сказать? — Она самая. — Ну, они будут скучать. У Хосока не хватит смелости отомстить, а Чимин… Чимина лучше тоже пристрелить. Меня не станет – ему сорвёт тормоза. Опасный парень. Чонгук усмехается. Ставит пистолет на предохранитель, но не отводит в сторону. Тэхён подходит ближе. — Я всё ещё могу снять предохранитель, — предупреждает Чонгук. — Снимай, — улыбается Тэхён, делая ещё шаг. Снимай, солнце. Оголяйся, покажи себя. Вот он ты? С этим жадным взглядом, с недрогнувшей рукой, с сумасшедшей улыбкой на губах? Это правда ты? — Нравится играть с оружием? — Тэхён подобрался близко, дуло упирается ему под скулу. Холодное, страшное. — С тобой, — бессовестно признается Чонгук, пожимая плечами. Тэхён закусывает губу, пытаясь скрыть улыбку – без толку. Его веселье сметает поцелуй. Одно короткое, лёгкое, интригующее касание. Чонгуку интересно: как же Тэхён поступит в такой ситуации? Взгляд пробежался до мишени и обратно. — Ты хорош, — с вызовом говорит Чонгук. — Но я лучше. — Ты так мне нравишься, — в юбилейный тысячный раз говорит Тэхён. С каким-то нездоровым обожанием. — Ты такой… — Какой? — Ты такой Чонгук. — Интересно. — Я хочу тебя узнать. — А что, по-твоему, ты делаешь сейчас? — Что я делаю сейчас? — не понимает Тэхён. Чонгук задумчиво смотрит на пистолет, чуть отводит дуло, чтобы Тэхён тоже мог его разглядеть. — Мне нравится запах пороха. Нравится оружие, — тем же голосом, что про оригами: тихо, отдалённо. — Оно помогает решить многие проблемы. — Ты бы убил меня? — С удовольствием. — Но? Чонгук убирает пистолет с предохранителя, даже не глядя на Тэхёна. Ставит обратно. Играется, в чём-то признается, в воспоминаниях вчерашнего вечера шепчет про оружие, оригами, ракеты. — Но, — отрезает он. Вот и всё. Есть «но», о котором он не сообщает, оставляя Тэхёна одного. Чёртов моллюск. Маленький, противный, вредный, наглый моллюск. Тэхён шарит по карманам в поисках сигарет. Понимает, что курить нечего и ругается себе под нос. Чонгук возвращается с пальто и с пачкой сигарет в руке, кивает на выход. Заманивает пса косточкой. Так заманивают больных животных, которые не хотят ехать к ветеринару. И Тэхён не хочет, потому что Пусан открыл Чонгука с новой для него стороны. Свежий воздух благоприятно повлиял на его нервную систему. Через пару дней – Сеул. Дом, сломанный комп, тоскующий Хосок, дела, поджидающий за углом Мун Убин. Чонгук? Сладкое «но» крутится в голове заезженной пластинкой. Что ещё за «но», чёртов ты моллюск?