Сборное

Эй, ты! Да-да, ты, наверху! И по бокам. И снизу. И вообще. Короче, ты! Сядь прямо, перестань грызть свои треклятые ногти и не трясись, в конце-то концов! Иначе узнаешь много, много нового о причинах и следствиях появления чужой блевотины в не-живом недо-организме. Так-то лучше. Спасибо. Ну-с, вот, собственно, и все. Мировое зло в лице нас с тобой побеждено, все живы, здоровы и относительно счастливы, а Город Смерти, века б ему простоять, лишился едва ли не главной своей достопримечательности – Луна-то наша теперь того, как кот под колпаком. Вроде и есть, а вроде и нету – висит себе в небе, ловит свет помаленьку, но не отражает, не лыбится, не заглядывает в окна к неосмотрительным парочкам, сдуру забывшим задернуть занавески… Прощай, старушка, Городу будет тебя не хватать. Будет-будет, точно говорю. Как только те, что снизу, оклимаются, как только поймут, что Самый Главный Гад накрепко застрял где-то далеко с поломанной Адской машиной и дерганой черно-розовый девчонкой – вот тут и тут заскучают. Съел, напарничек? Не-а – и не съешь, не проглотишь, ибо не влезет такое даже в твою истинно луженую глотку. А уж чего в ней только не поперебывало! И кого. Уж я-то знаю, хех. На собственном опыте как-то проверил. Да и ладно, кто старое помянет – тому глаз вон. И ухо. И пару пальцев – для ровного счета. Ведь теперь, когда ты запечатан и лишен почти всех сил, у нас обязательно появится время это обсудить… обещаю, я не буду жесток. А если и буду, то в пределах разумного. К слову, эти самые пределы у каждого свои. Уж тебе, Кишину, положено знать. Мне даже жаль тебя, поверишь? Еще с неделю – или месяц? или год? – ладно, без разницы; в общем, совсем недавно бахвалился перед пацанвой – и тут глядите ка, какие мы слабонервные. Напуганный до чертиков, ты, каким-то чудом сохраняя физическую форму, трясешься от ужаса и все тянешь и тянешь из кожи бинты – чую, аж до самых ушей замотался. И ногти у тебя в гм… мозгах, что ли? Ну и дрянь. А запихнул ведь, по самые по локти запихнул, через уши то – и теперь рышешь, шаришь, расчесываешь так, что кровь из носа хлещет. И из ушей. И… из глаз, да. Чего ищем, чего ловим, Асура? Тараканов-то почти всех повыбивали!.. Ладно, шучу я. Знаю я, знаю, зачем ты наши общие, к слову, мозги лапищами своими длиннющими насилуешь. В этих самых мозгах ведь до сих пор гремят аккорды той самой музыки – и хорошо гремят, звучно. Вот и вычесываешь их, как собака блох. Вот только не вычешешь, сколько ни старайся – забабахали ребята так, что даже меня проняло. Громко, пафосно – но действенно. И девчонка с Брю пришлась как нельзя кстати. Старик-Шинигами вырастил отличную смену. Хороший был… бог. Наш. Жаль, что помер. Однако… все там будем. Ну, когда-нибудь. Ну, я на это очень надеюсь, во всяком случае. Слышишь? Надеюсь. И тебе пора бы начинать – уж лучше сразу помереть, чем безвылазно сидеть на Луне, с которой черта с два тебя кто на побывку отпустит. А уж на свиданьице… Да что я тебе тут распинаюсь! Ты ж всё шарфы свои по лавкам скупал, совсем с девчатами не пересекался – а потом не до того стало, людей жрать начал. Красавец! А тут ведь, под боком, такое сокровище наблюдается! Не спит, не дремлет - тебя сторожит, между прочим. Увидеть я ее не могу, но прочувствовать – пожалуйста. Подумать только, кто-то живой в радиусе мили – хоть и на Луне! И этот кто-то в нашем присутствии не порывается натянуть на голову панталоны или мигом отправиться к праотцам. Вот так вот. Странная, измученная, но дьявольски сильная душа. Поправка – души. Связанные теснее, чем мы с тобой, сращенные намертво, так, что ни разодрать – при большом желании (или умении быстро и долго бегать) их можно было бы назвать единым монстром, однако все мы тут стоим друг друга. Мы. Я теперь не один, как бы эгоистично это не звучало. И ты… ты тоже не один, Асура. Я почему-то уверен: с ней – с девчонкой этой – обязательно свяжется наше с тобой… да к черту - мое! – будущее, и уверенность эта крепнет день ото дня. За ней обязательно придут. Кто? Да кто угодно. Хоть та проскогрудая с белобрысо-красноглазой Косой. Или юный Шинигами со своими пистолетами. Или тот паренек, синеволосый и донельзя громкий. Придут – чтобы расконсервировать Луну, вытащить принцессу и добить тебя. Не нас, а только, Асура, тебя. Имей в виду – еще пара минут, и я тебе не помощник. Ибо хватит. Пробив здоровенную брешь в твоем теле, ребята, сами того не понимая, дали шанс и мне… Знаешь, как давно я мечтал это сделать? Сбросив форму Оружия, ткнуться лицом в темноту, чуть менее плотную и сосущую, чем обычно; затем, вновь прочувствовав руки, упереться ими в холодную, вспухшую, будто бы мертвую плоть… Скрючив пальцы с отросшими ногтями, вцепиться в нее что есть силы – сквозь вязкую, вонючую, сочащуюся по ладоням слизь, сквозь собственный ужас, сквозь твои гнусавые вопли - и дернуть в разные стороны, разрывая то, что было тюрьмой на протяжении многих, многих лет. Страшно? А то. Горячее болото окутывает меня, словно вязкий сироп – который, к тому же, еще и пульсирует в такт чьему-то сердцебиению. Я – вот он я! – стою на ногах нетвердо, чувствуя каждую неровность лунного лика, и черная кровь раскачивает мое тело так, как ей хочется. Но мне даже нравится: пусть жижа заливает глаза, пусть забирается под веки, но видеть нужную душу это нисколько не мешает. Тощая она, кожа да кости сплошные. Сидит, чем-то похожая на русалку, и ногами болтает, разгоняя вокруг себя ленивые, тягучие волны. Да все гладит, наглаживает то, что давно и прочно вросло между лопаток в ее тонкую спину – прям как собаку наглаживает, между ушей. Вот честно. А он – назвать существо по-иному я просто не могу – и стараться рад. Вон, даже мурлыкать пытается… Пес замечает меня первым – и тут же раздувается, демонстрируя ровные белые зубы. Всё. Делая шаг по направлению к ним обоим, я застываю на миг и больше слышу, чем вижу – сжавшись в клубок, ты, Асура, воешь тонко и противно – скорее от разочарования, чем от боли. Слабак. - Привет?..