Точка опоры

Дилюк смотрит на Кэйю, думая о том, что мероприятие правда может пойти не очень хорошо из-за некоторых загвоздок. Кэйа тоже открывает ноутбук, пробегаясь взглядом по вопросному листу — не забыл ли чего? Все выверено идеально, и Альберих, честно, даже не знает, какие у Дилюка вопросы — но ему виднее, как профоргу.    — Этого места даже я не знаю, находится оно у черта на куличиках, думаешь, туда хоть кто-то кроме тебя придет? На месте человека, который читает афишу, я бы не пошел в такую даль.    Дилюк правда не понимает, как это прошло мимо его внимания раньше, но теперь нужно с этим что-то сделать, чтобы мероприятие прошло на максимум:   — Сейчас с нами на неделе еще несколько институтов проводят мероприятия в этот день, и видится мне, что придут, скорее, к ним, а не к нам. Поэтому советую тебе переделать его, пока есть время до назначенного времени завтра. Коррективы просто выложим как пост в группу. Не хочется сдавать хоть на одном мероприятии по количеству участников, когда половина недели прошла максимально хорошо.    Дилюк параллельно открывает фотоотчеты с других мероприятий, убеждаясь в своих словах, когда видит количество людей на фотографиях.   — И еще вопрос к тебе по мимо мероприятия: почему просрочена акция на сегодня? Где дневной пост? Отложку придумали просто так?   Сейчас Дилюк понимает, что маска профорга плотно сидит на лице и на его плечах. Чертов перфекционист - нужно ему, чтобы все было идеально в работе, поэтому не скупится на придирки, даже если они откровенно незначительные и надуманные. Сейчас профоргу так не кажется, и он свято уверен в том, что если мероприятие переделать, то все точно будет лучше.    Дилюк снова поднимает непроницаемый, безэмоциональный взгляд на Кэйю, спрашивая:   — Или передать это кому-то другому? Отмазки вроде «уже поздно что-то менять» не работают. Мне нужен результат. Если мероприятие пройдет плохо, а я чувствую, что так и будет, если сейчас не подсуетиться, то этот промах останется за тобой.    Дилюк снова переводит взгляд в монитор, не проронив ни одной эмоции.   Кэйе, наверное, впервые с момента нахождения в профбюро становится... Некомфортно. Он только за конструктивную критику, и все эти вопросы готов обсудить, но в голосе Дилюка явно прослеживалась пассивная агрессия, или какое-то ее подобие. Сильнее напрягала такая быстрая смена личности — что они делали пятнадцать минут назад, и что они делают сейчас? У профорга будто действительно маски поменялись. Кэйа молча выслушивает все, с каждой секундой ощущая все больший дискомфорт. И нет, дело не в том, что ему указывают на его ошибки, а в том, как это делают. Он смотрит на Дилюка, а у того на лице - ни единой эмоции. Действительно, будто маски поменял, и все.    — Насчёт места, — Кэйа начинает, стараясь говорить спокойно, хотя в голове роется много вопросов, и то, как Дилюк разогнался в своих упреках, вызывает покалывание в области сердца, — я знаю, что оно не лучшее, но это тот самый крайний вариант. До этого я очень много времени потратил на поиски места заранее, и с хорошими площадками пролет. Либо заняты, либо закрыты в это время, либо бартер невозможен и нужно платить тысяч пятнадцать, а на такое у нас в профбюро не согласится никто, ты вряд ли мне на руку выдашь такую сумму. Насчёт посещаемости — зарегистрировалось много ребят, данные я тебе скидывал, можешь посмотреть. ФМИ  точно пойдет в большом количестве, Итто ИИЯ позвал, там тоже все в порядке, да и АБИ с большим удовольствием к нам придут, нежели к ИИТу. Отменять мероприятие, к которому осуществлена хорошая подготовка, только из-за места я не горю желанием. Да, у кого-то место ближе к центру, но я смотрел концепцию их мероприятий, и объективно у нас лучше и подготовки больше.    У него был заготовлен честный ответ, но что-то подсказывало Кэйе, что это не поможет:    — И почему ты говоришь об этом только сейчас? Исправлять что-то никогда не поздно, но я отправлял тебе вопросный лист на всех этапах, согласовывал вживую, и замечаний не было.    Все могут чего-то не заметить, но что-то подсказывало Кэйе, что в его случаи такие аргументы, говоря простым языком, будут на хую вертеть:    —Говоря о «просроченной акции», – Кэйя показывает кавычки в воздухе, – потому что до нее была долгоиграющая акция, рассчитанная на большой охват, и перебивать ее было бы неверным решением, — проговаривает он, глядя прямо в глаза, — передавать не нужно, я сам взял эту ответственность, понимая, что она из себя представляет. Я буду стараться на максимум, чтобы все прошло великолепно, а твои слова звучат так, будто ты вообще не веришь ни в меня, ни в кого-то ещё из активистов.   Выслушав ответную тираду, Дилюк понимает, что встречается с неповиновением. На его веку никогда не было такого, что его рекомендации даже в последний момент не выполняли.    — Напомни, когда ты вступал в профбюро, ты осознавал, что тебя ждёт? И кто мне с легкой улыбкой, глядя в глаза говорил, что вынесет все, что я дам? — Дилюк чеканит слова, не замечая нарастающее напряжение между ними. Он будто забыл, что время назад говорил этим ртом, флиртуя.    — Осознавал, и ещё как. Я не пытаюсь спорить с тобой, я просто объясняю, почему так получилось, потому что ты об этом спросил, – в голове очень много слов, которые так и норовят сорваться с языка и быть озвученными, но вдруг Кэйю будто хватают за горло, а в голове всплывает одно-единственное слово: бесполезно.   — Будучи без пяти минут час в профбюро не слышишь слов того, кто опытнее тебя. Сильно уверен в себе? — Дилюк, закрывает ноутбук, скептически глядя на Кэйю, – Не можешь подстроиться под новые условия - хорошо, твои проблемы. Да, я видел мероприятия, но вспомни, сколько их было на неделе, помнить каждое невозможно, поэтому, найдя недочет сейчас, лучше исправить.    Бесполезно говорить, бесполезно доказывать. Дилюк поменял маску и теперь, кажется, так и жаждет остаться правым – Альбериха не услышат. Профорг заключает, оставаясь на своем, заканчивая разговор:    — Я верю в каждого активиста, поверь мне, иначе бы я сейчас не говорил тебе о том, что есть ощущение проваленного мероприятия. Не важно, сколько людей отметилось - никогда нет точной уверенности, что все до одного явятся.    Дилюк прикладывает почему-то заледеневшую руку к начинающей болеть голове:     — Ты услышал мои слова, и теперь твоя воля, внять им или гнуть свою линию. Уверен, что ты будешь делать второе, но будет ли цель в таком случае оправдывать средства?    Дилюк снова смотрит на время:   — Советую пойти и исправить то, о чем я сказал, у тебя еще достаточно времени. Или можешь оставить все так, как есть, но в таком случае бездельничай в другом месте, – губы Кэйи трогает усмешка: иллюзия выбора, какая она есть. Неприятно. Его опустили, ещё и намекнули, что он ничерта не работает. Замечательно! Вся его стрессоустойчивость трещит по швам именно сейчас, и он даже думать не хочет, почему. Дилюк ставит очевидную точку, и внутри Кэйи резко что-то вспыхивает. Он захлопывает ноутбук, запрокидывает голову назад и прикрывает глаза. Дилюк сейчас — непробиваемый, упертый, как чертов баран, будто хочет только конфликта, при этом ставя себя выше слишком сильно.    Профорг сказал последнюю фразу через плечо, уходя за таблеткой, а в голове надеется, что вернется в комнату, где Кэйя будет искать новое место или менять концепцию. Дилюк готов помочь ему, если он согласится с его словами. Но что-то ему подсказывает, что после такой смены общей атмосферы он обнаружит комнату пустой. Дилюку где-то под ребрами очень жаль за большую часть сказанных слов, но об этом сожалении он партизански молчит.    Хотелось заорать вслед уходящему: «Ты реально меня не слышишь?», но Кэйа только берет в охапку вещи и направляется к входной двери. В комнате слышится копошение — Дилюк, очевидно, там. Кэйа бросает тихое, даже не уверенный, что его услышат:     — Поработаю из дома.    Далее — хлопок входной двери. Дилюк остается один в квартире. Глубоко вздыхает и не понимает, где он ошибся и что не так сказал. У него смешанные ощущения внутри: вроде бы делал всегда как знал, указал на недостаток в работе, а вроде что-то не так. Ближайшие тридцать минут он проходит в молчании, а потом, сидя на кухне, начнет анализировать всю ситуацию. Очевидно, что он поступил, с одной стороны, правильно как профорг, но как человек - совсем неправильно. Не те слова, не те эмоции, не тот тон. Дилюк виноват и теперь начинает переживать. Здорово сначала делать, а потом думать. Нет, нихуя ему не здорово.  *** Альбедо сидит на кровати с ногами в комнате общежития. Горит всего лишь одна настольная лампа, погружая всю небольшую комнату в полумрак. Стол завален бумагой, стаканами и прочим мусором, а завершает гору непонятно откуда взявшийся паяльник. Рядом с ним лежит разблокированный телефон, где открыта переписка с «Кеком» более известными, как Кэйя, но для него он еще с первой встречи — Кек. Он отправил пару сообщений без «привет-пока», а просто с фактом того, что у него есть и если не поторопиться, то Кэйе ничего не достанется. Альбедо распахнул окно на максимальное проветривание и подошел к подоконнику, держа в руке самокрутку и зажигалку. *** Морозный воздух охлаждает только что вышедшего из дома Кэйю, но именно сейчас в груди поднимается злость и обида. Хочется уйти подальше, и ноги довольно быстро доносят его до общежития. Будто Кэйя ни черта не делает, конечно. Он ведь не согласовывал все, что только можно, не спрашивал совета никогда, не старался, он, конечно же, спал ночами. Да кто он вообще такой, чтобы как-то возражать профоргу?  Сначала — помоги, пожалуйста, заставь меня забыть о том, кто я. А потом откат, видимо, усиленный. Пошел ты, Кэйя, ничего ты не знаешь, слушать я тебя не буду, искать компромисс — тоже. Действительно.    Общажная дверь, перекрашенная сотни раз, открывается резко.  Альбедо, забравшийся на поверхность подоконника с зажжённой бумагой, чуть не роняет ее из-за неожиданного вторжения:   — Блять, я чуть не умер второй раз, — блондин усмехается, окидывая взглядом синеволосого – тот явно чем-то разозлен или недоволен, — закрой за собой дверь, ключ на полке.   Кэйя только сейчас видит сообщения, содержание которых он понимает без дополнительных объяснений. Застывает на пороге и смотрит пустым взглядом в экран, а после плавно переводит его на сидящего на подоконнике Альбедо. Тот дрожит от холода, ноги голые и тонкие, а очки, что обычно сидят на носу, теперь подняты на голову. Больше всего привлекает самокрутка, зажатая меж тонких пальцев.    Альбедо снова подносит успевшую потухнуть самокрутку к губам, зажигая еще раз. Затягивается, задерживает дым внутри, наблюдая за Кэйей и выдыхает со словами:   — Тебя снова кто-то продинамил или…— Альбедо стряхивает пепел в бутылку из-под чего-то непонятного, замолкая и наблюдая за резкими движениями по комнате. Что-то реально произошло, но через пару минут ему будет не до этого: то, что оказалось внутри легких начнет работать. Кэйа устало ведёт рукой по лицу, бросая рюкзак в угол, и по старой традиции даёт пять надутой перчатке на бутылке с интересным содержимым, но делает это вяло. Закрывает комнату изнутри, и сил хватает только на то, чтобы сбросить толстовку вместе с футболкой разом (странные эмоции у него эта футболка теперь вызывает) и умоститься рядом, молча беря из чужих рук самокрутку и затягиваясь, так, чтобы дым в лёгкие — и даже глубже.    — В любом случае забей. Сейчас есть дела поинтереснее, — отшучивается Альбедо, укладывая подбородок на поднятую коленку к груди и подрагивает от холода.    — Не динамили. Наоборот, как ты можешь заметить, — намекает на явные следы на шее и голых плечах. Выдыхает дым еле видной струйкой. Ощущения... Странные. Здесь, в их комнате, он чувствует себя расслабленно. Общажная комнатушка с наклейками на двери, множеством запретных вещей, их личной рассадой и фиолетовым освещением — вот оно, место для искреннего страдания. И Альбедо. Кэйа сам не заметил, в какой момент, но они стали близки во всех смыслах. Понимают без слов и ничего не стесняются, хоть голым по комнате ходи и все свои эмоции показывай — не осудят, выслушают. И косяк протянут. Альбедо скользнул еще пока трезвым взглядом по шее и плечам, фыркнул смешком, слегка кашляя.   — Хоть бы накинул что-то, — Кэйа проводит по чужому плечу, задевая пальцами шею. Он сам ещё замёрзнуть не успел, а человека рядом с ним бьёт крупной дрожью. Кэйя понятия не имеет, как можно описать их отношения. Вроде ближе, чем друзья, но романтики у них нет никакой. Скорее... Как семья? Не братья, конечно, но что-то родное и близкое, до тепла в груди привычное. Альбедо ждёт маленькую сигарету из чужих пальцев, ощущая тепло на плече, неосознанно льнет к источнику тепла. Удивительно, но, кажется, только в их комнате у Кэйи руки теплые. Во всех других местах кончиками пальцев можно замораживать воду. — Странная хуйня произошла. Не знаю, почему так реагирую.    Кэйа улыбается, когда Альбедо льнет к его руке, и зарывается пальцами в светлые волосы, нагло стаскивая резинку с них. В груди разливается тепло, родное, приятное, знакомое. Со стороны на них посмотришь иногда — парочка, самая слащавая из всех.    — Ну, раз не диниамили — это уже что-то, — Альбедо забирает самокрутку и затягивается, слезая с подоконника, а после передает сигарету. Кэйа пропускает Альбедо к кровати, а сам раскрывает окно настежь и усаживается, высовывая ноги в окно, смотря вниз. Иногда хочется прыгнуть — без суицидальных наклонностей, просто посмотреть, что из этого выйдет. А Альбедо и правда холодно, но просить закрыть окно он не спешит, потому что скоро станет жарко из-за скуренного. Такая реакция тела на развязанный разум уже выучена. Иногда хочется танцевать накуренным, иногда резко приседать, а иногда и иного. Они с Кэйей давно перешли границу стеснения, видели друг друга в разных состояниях и разных позах. Так как-то исторически сложилось, за короткое время стали близкими передрузьями и чем-то комфортным друг другу. Альбедо с его кучей проблем в голове очень спокойно рядом с Кэйей. Однажды Кэйя привез ему из родного города рассаду маминых помидоров - с того момента Альбедо включил Кэйю в список друзей, ну а после в список лучших друзей.    Кофту все равно находит, прислушиваясь к словам Кека, она оказывается на спинке кровати, беловолосый накидывает ее на спину и завязывает узел на груди из рукавов. Снимает очки с головы. От первой затяжки уже мутнеют мысли и тело становится будто легче. Альбедо садится на кровать по-турецки, давая понять, что Кэйя может докурить. Потягивается и начинает посмеиваться:    — Блять, — смеется, — странная хуйня у меня сегодня произошла, — откидывается на подушку у изголовья кровати, поглядывая на Кэйю из-под ресниц, продолжая делить фразы смехом, — я, короче, перелил цветок и не заметил. Сука, нахуй, давно нужно было их с пола переставить куда-нибудь, было бы место. Так вот, блять, я перелил, не заметил, сижу за столом, понимаю, что нужно взять тетрадь с лекциями из рюкзака, встаю, иду к рюкзаку и как наворачиваюсь на этой воде ебучей. Я ебал этот линолеум, блять.   Самокрутка тлеет, доходя до фильтра, и Кэйа собирается сделать последнюю затяжку, но резко разражается хохотом. Громким, надрывным и искренним:   — Бля, вот только ты можешь так об этом рассказывать, — Кэйя говорит с перерывами, утирая слезы. Вот их даже ещё наркотой не ударило, а они уже ржут, как кони, да и как иначе, когда тут такое рассказывают, при этом хохочут так, что тут один смех уже много стоит, — ты хоть убрал хуйню эту?     Альбедо иногда сам по себе, как наркотик — забываешь все абсолютно. Что-то неприятное скребёт в груди, но постепенно отходит на фон, и Кэйе очень хочется, чтобы все так и оставалось. Трава действует постепенно, сознание плывет, и Альберих уже давно не понимает, что он чувствует и чего хочет. Только выкидывает окурок, слезает с подоконника, ложится на кровать и по-хозяйски укладывается прямо на чужое бедро головой, прикрывая глаза.      Альбедо тоже смеется отрицательно качает головой, пытаясь закончить рассказ, но не может:    — Надо, блять, хоть бы один горшок отдать вахтерше. Отнести ей, как извинения за свои пьяные приходы в общагу и за то, что пропуск потерял, может ей не с кем разговаривать, а мы ей зеленого друга подарим.   В их комнате по вине Альбедо правда много цветов и растений. Напоминает иногда джунгли. Беловолосый чуть успокаивается, смахивая выступившие от смеха слезы, ощущая, как голову будто чешут невидимые руки.   — Главное, чтобы она не догадалась, что мы в комнате с такими друзьями делаем, — Кэйя посмеивается, чувствуя слабость в теле, как от опьянения. Собственная резинка с волос каким-то образом оказывается на запястье, локоны теперь в беспорядке лежат на простыне. Быстрым, немного агрессивным движением Кэйа стягивает повязку и отбрасывает куда-то в сторону.    — Вот уж точно, — Альбедо снова смеется, запуская руку в чужие волосы, перебирая их, — знать, что тут иногда происходит никому не стоит, а то спать не смогут.   Блондин провожает взглядом улетевшую повязку и скользит рукой с головы к лицу, проходясь кончиками пальцев по чертам лица. Находит то место, где была повязка, и легко касается пальцами. Обострение тактильных ощущений — одна из прелестей накуренного состояния, эту брешь в ощущениях он открыл и благодаря Кэйе, который превращал Альбедо в напряженную поющую струну лишь руками по коже, когда они были пьяными не от алкоголя. Слепой глаз Кэйи он чуть ли не боготворил, когда видел мутные разводы в нем. Наверное, дуэт двух физиков и их отношение к каким-то вещам или сравнение чего-то с чем-то лучшее, что может произойти. Потому Альбедо сразу сказал, что похоже на туманность, а после пошутил, что буквально туманность, как от кальяна.    — Бля-я, — тянет Кэйя, устало зачесывая челку назад, — мне нужно место найти...    Кэйа жмурится от прикосновений — приятно очень. Тактильные ощущения начинают распускаться соцветиями. Он ластится, подставляясь под прикосновения, а когда кончики пальцев касаются века слепого глаза — чуть ли не мурлыкать начинает. Он сам не понял, как и почему, но очень быстро начал при Альбедо ходить без повязки, не закрываясь даже волосами, тем более - позволять трогать веко и разглядывать его личную туманность столько, сколько тот пожелает. Первое время было странно, что кто-то считает его персональное уродство настолько красивым, подбирая сотни метафор и заправляя пряди за ухо, чтобы посмотреть лишний раз.    В голове всплывают воспоминания о посвяте, и о человеке, при котором Альберих, пусть и в сонном состоянии, все же снял повязку. В груди неприятно кольнуло. Нет, не сейчас. В этот момент он лежит головой на человеке, с которым ему максимально комфортно, а восприятие мира меняется под действием вещества.   Место для мероприятия, блять.    — Место? Ваши какие-то бюрошные приколы? — Альбедо смотрит вверх, а белый потрескавшийся потолок начинает медленно плыть.   — Вроде того, — вздыхая, проговаривает Кэйя, поднимая собственную руку и пристально разглядывая ее, чуть щуря глаза, а после проводит пальцами по щеке Альбедо, — да странная ситуация, сам не знаю, почему меня так задело. У тебя ещё есть? – С языка Кэйи срывается фраза совершенно вне контекста предыдущих.    От ощущений под кончиками пальцев тепло — Альбедо очень приятно, убирать ни свои, ни чужие руки совершенно не хочется. Но последний вопрос заставляет на чуть-чуть вернуться в реальность.   — Еще? Что там с тобой сделали? — Альбедо приподнимается, заглядывая в глаза. Еще раз отмечая, что увечье, которое получил Кэйя, красивое. — Судя по твоему не очень доброму расположению духа, что-то не очень хорошее.    Взгляд падает на плечи и шею Кэйи, в голове что-то не стыкуется. Почему сосед злой, а вроде бы все прошло так как надо. Альбедо устает думать логически. Забавно, два человека с ФМИ, а один из них устал применять логику. Кэйя будто чувствует чужой взгляд на собственной шее и тяжело выдыхает, закрывая рукой лицо и обхватывая пальцами чужую ладонь на нем, не давая убрать.   — Нужно ли оно тебе? Подожди, накроет, тебя должно еще немного, — Альбедо перепутал слова и чуть поздно отреагировал легким смехом, столкнувшись с чужим лбом.   — Профорга нашего не понимаю, точнее, смены его состояния, — Кэйа вдруг тоже смеётся, слыша смех из чужих уст. Вот и началось, сейчас будут путать слова и ржать с этого, как кони. По-родному.    — Может, он тоже накуривается втихую от всех, а потом его ломает, — Альбедо не отнимает от лица руки, которую держит чужая, улыбается, — забей, утро вечера трезвей, — блондин хрипит в плечо Кэйе, толкая его в лежачее положение, перебираясь на Кэйю почти полностью.   — При мне он покурить не успел, мы только потрахались, — сейчас даже этот факт у Кэйи смех вызывает, он переплетает пальцы и спускает их руки ниже, на оголенную грудную клетку, к сердцу.    — Где достал-то? Думал, мы томаты курить будем, как раз зреют там, — томаты, может, и не зрели, но Кэйю это сейчас не волновало. Если нужно, листья покурят, да хоть стебли.   Альбедо наощупь, словно слепой котенок, тыкаться то в ключицы, то в плечи, будто успокаивает:   — Где достал? А вот места знать нужно, — кажется, ни единой фразы не было сказано без смеха за сегодняшний вечер, — а про помидоры — это мысль. Разберетесь, а пока оставь все, как есть. А про место… Ебать, да возьми хоть Линию Напряжения, там должны были завтра собираться из кружка по технике, а у них чета накрылось.    Альбедо вдыхает и понимает, что это было последнее связное предложение на ближайшие часы. Говорить больше не хочется, все, что хочется извлекать из себя — это смех или короткие дурные фразы. Альбедо обнимает Кэйю, устаиваясь на нем, а одну руку запускает в волосы снова. Все, чего сейчас касаешься, безумно приятное и особенное на ощупь. Блондин не помнит, когда они стали накуриваться и позволять друг другу валяться друг на друге, но ему определено было комфортно. Комфортно лежать, чувствовать чужое тепло, делить нарушение закона, в конце концов. Альбедо хочет приподняться, чтобы снять с себя накинутую ранее толстовку.   Иногда Кэйа поражался тому, как Альбедо находит неожиданные решения. Он хотел договориться с Линией Напряжения, но у них как раз был занят тот день, а тут вон оно как... Надо написать, причем прямо сейчас, чтобы договориться о месте проведения мероприятия и времени. Кэйя лениво тянется к телефону и ищет переписку с сообществом, фокусируя взгляд только на конкретном месте экрана. Шторка уведомлений разрывается, и Альберих понятия не имеет, кому он так срочно понадобился, но и отвечать никому не хочется — потом, все потом.    — Сейчас будешь оценивать сообщение мое, мало ли, хуйню напишу, — Кэйя посмеивается, печатая сообщение, и зарывается пальцами в светлые волосы, перебирая их и почесывая голову.    — Ты думаешь, я сейчас в состоянии буду прочитать? — Еле разборчиво шепчет в ответ.    — Да похуй, — ответ Кэйи лаконичен, как никогда. Действительно плевать сейчас, абсолютно на все — они будто существуют вне времени и пространства, только вдвоем. Разум буквально тает, даже не разваливается на куски, нет, именно плавится, и от этого так, черт возьми, хорошо.    Прикосновения теплые и до безумия приятные — он расслабляется, его будто обволакивает чем-то. Альбедо, будто слепой котенок, тычется в его шею и ключицы, того и гляди — кусаться начнет. И это... Успокаивает, правда. Говорить не хочется, но им и не нужно: Альбедо - тот человек, с которым комфортно молчать. Он даже урчать довольно начинает, когда чувствует тяжесть тела на себе и руку в волосах, ластится, кое-как дописывая сообщения. Кнопка «отправить» нажата — кажется, написал нормально. Видно будет утром. Кэйя откладывает телефон в сторону (читать как: кидает куда-то в неопределенном направлении) и обхватывает руками худые плечи, прижимая к себе крепко-крепко, но отпустить приходится через несколько секунд — теперь Альбедо остаётся без кофты на плечах.   Вернувшись на место, Альбедо убирает прядки чужих волос с лица, снова заглядывая расфокусированным взглядом в поврежденный глаз. Опьянение в полную меру вступает в мозг, расслабляя, а краткое воспоминание, что дверь закрыта изнутри успокаивает, создавая ощущение, что они сейчас вовсе в отдельной от всех вселенной, где можно все и последствий не будет. Альбедо улыбается и легонько проходится кончиком носа под мутным глазом. Им обоим сейчас нужно отдохнуть - одному от учебы, а второму от работы в бюро и от того, что он не понимает профорга, или кого там. Кэйа ловит чужой взгляд, позволяя смотреть, сколько его душе угодно. Вместо зрачка — витки дыма, тумана, звёзд и далёких галактик. И нет ни капли дискомфорта — это же Альбедо. По коже бегут мурашки, когда Альбедо касается кончиком носа нежной кожи под слепым глазом, даже дыхание перехватывает от обыкновенного движения. Кэйя жмурится, игриво фыркает и покусывает за ухо, совсем слегка, а после зарывается пальцами в мягкие, белые волосы и вслепую пытается заплести подобие лохматой косички. Ноги слегка побаливают, и одну из них Кэйя сгибает в колене, упираясь ею меж чужих бедер. Альбедо прячет стон в тихом мычании куда-то в висок Кэйе. Все, что сейчас есть — это руки в своих волосах и голос, который медленнее обычного собирается в смысл предложений. После касания к уху по телу пробегает приятная дрожь, завлекая все существо в мглу одних только ощущений. Альбедо отзывается на колено между его ног тихим вздохом и пьяной улыбкой. Сейчас весь он — стакан с чистой водой, а любое касание синеволосого — кисть с яркой краской, оставляющая витые узоры на глади воды.   Телефон в какой-то момент действительно начинает разрываться от уведомлений. Кэйя морщится, коря себя за то, что не выключил звук.   — Выруби уведомления, его уже как вибратор использовать можно.   Просьба заставляет нехотя отлипнуть от теплого и до ужаса приятного ощущения рук на себе. Не глядя, рукой шарит по кроватям, находя в итоге телефон и отключая уведомления. Убирает гаджет на рядом стоящий стул, чтобы случайно не уронить его, столкнув ногой или рукой — знает, что такие пьяные валяния могут много чем кончится. Остается сидеть ниже чужих бедер, упираясь руками в плечи, абсолютно не замечая следов, оставленных кем-то другим. Это не забота Альбедо, они давно между собой без слов договорились, что все, что было между ними - было между ними. Им было хорошо вместе - да, другой информации не нужно.    Сознание тает, словно мороженое на солнце и Альбедо наклоняется к чужому лицу, целуя. Губы у обоих сухие от того, что недавно курили, а на улице непонятная жесть из мороза и редких потеплений. Кэйа с удовольствием ловит бледные губы в поцелуе, расслабляясь и прикрывая глаза. Их будто накрыло облаком ваты, мягко, тепло, приятно, ты не можешь контролировать свои мысли, но тебя это даже не пугает — пусть плывут далеко, останется только тело, способное ощущать, да так сильно, словно полностью стало эрогенной зоной. Поцелуй выходит смазанным, в какой-то мере ленивым — им не нужна ни страсть, ни что-то ещё из этого спектра. Просто чувствуй кожей себя и другого рядом, вот и все. Блондин шумно выдыхает в смазанный мокрый поцелуй, где все чувствуется чуть иначе. Приятно иначе. Хочется еще приятных прикосновений, хочется еще мурашек и замирающего дыхания. Альбедо прогибается в спине сильнее, вжимаясь и слегка проезжаясь вверх-вниз по чужому паху.    Притягивает руку Кэйи и кладет к себе на талию под растянутой футболкой — ему сейчас необходимо ощутить еще. Не важно, были бы они холодными или еще теплее, чем сейчас, главное, что это руки Кэйи. На подразнивания, скорее всего даже не совсем умышленные, Кэйа реагирует тихим, довольным стоном, и с готовностью сжимает узкую талию, гладит тонкую кожу, ведёт пальцами выше — пересчитывает немного проступающие ребра, касается груди, задевая пальцами соски. Они оба сейчас в таком состоянии, что никому не понять — их просто так хорошо накрыло, или тепло, волнами прокатывающееся по телу, действительно связано с возбуждением. Да и не нужно — может, они потрахаются в очередной раз, а может, просто будут вот так лежать, изучая тела друг друга, их устроят оба варианта.    Отрывается от губ, спускаясь ниже по шее, буквально мурлыкая-мяукая имя. Альбедо никогда не кусался до следов на Кэйе, потому что ему казалось это совершенно ненужным ритуалом. Что это даст? Ровное ничего. Намного лучше просто покрывать смуглую кожу легкими покусываниями-поцелуями, заставляя хрипло выдыхать под собой.    Свои руки снова находят чужие, отрывая от своего тела, сплетая пальцы, Альбедо снова оказывается сидя сверху:    — Так, — поцелуй в одну тыльную сторону ладони, — хорошо, — поцелуй в другую. Выдыхает последнее слово и перед тем, как выпустить руки в свободное исследование своего тела, потирается щекой об костяшки.    Кэйа разглядывает родное лицо с блаженством во взгляде, крепче сжимает чужие руки в своих, дышит медленно и глубоко, и столь же плавными движениями скользит ладонями по бледному телу, постепенно задирая край футболки. Курение травы влияет на Альбедо странно в плане речи: говорить не хочется, но при этом, если решит заговорить, то из него вытянется либо какой-то бред, либо что-то трогательное, либо пошлятина - все зависит от ситуации. Иногда может все разом выдать в паре предложений. Но ему нравится озвучивать свои пьяные мысли и комментарии - Кэйю он не стесняется, а тот слышал уже столько, что его ничем не удивишь.    Наверное, Альбедо именно в такие моменты мог бы сказать, что чувствует себя живым. Не совсем здорово, но уж как есть. Все чувства превращаются в огромный клубок пряжи, с которым играет котенок, распутывая и наоборот спутывая сильнее.    Он запрокидывает беловолосую голову, прическа на которой пришла в полный беспорядок - белые локоны едва покрывают плечи. Стягивает с себя футболку не без помощи Кэйи и припадает голым телом к чужой голой груди. Тело у Альбедо красивое. На бледной коже россыпь родинок, которые Кэйа и так уже, наверное, наизусть знает, но все равно в сотый раз касается их подушечками пальцев. В сознании синим огнем фотокарточек разгорается воспоминание о том, как всего пару часов назад он так водил пальцами по веснушкам и шрамам на теле совсем другого человека, и в этот момент Кэйа по-детски злится на себя — зачем вспоминать? Он ругается тихо и полубессвязно, а после подтягивает Альбедо ближе к себе, надавив на пояс, и касается молочной кожи губами, покрывая россыпью кратких поцелуев и пересчитывая родинки на шее, плечах и груди. От рук Кэйи на теле становится совсем хорошо, складывается ощущение, что они буквально везде и в них хочется потеряться. Словно Кэйя это индийский Будда с бесчисленным количеством рук, что сейчас все на теле Альбедо. Когда кончики пальцев проходятся по родинкам, соединяя, блондину кажется, что между ними появляются тонкие линии еле заметного свечения. Получаются созвездия, покрывающие сеткой живот, грудь и плечи. Альбедо находит чужую ладонь и тоже тянет к собственному лицу, коротко целуя кончики пальцев.   — У тебя звёзды, — слетает с губ Кэйи, и хотел бы он объяснить, что россыпь родинок на чужом теле похожа на созвездия, но язык сейчас способен только на что-то сумбурное и не вполне внятное без контекста.   Тело сильнее прижимается к чужому и чувствует влажные губы на себе, а Альбедо улыбается в кратких стонах искреннего удовольствия. Иногда он не понимает, почему все шутят про них, что они встречаются или около того. Он просто смеется над этим, подыгрывая, но если бы он видел их со стороны сейчас, то понял, что в них такого особенного для шуток есть. Альбедо все равно на чужие шутки, Кэйя просто ему дорог и ему комфортно рядом с ним на всех уровнях, и, наверное, будь они трезвыми, в иных отношениях, не соседями, не одногруппниками и просто не отбитыми дураками, то растаял бы если бы его целовали в кончики пальцев и говорили ему про звезды. Но он под травой, смысл слов до него плохо доходит, он просто ловит момент рядом с Кэйей и ему это до смерти нравится. Беда обвивает чужую шею, вдыхая запах волос, прижимаясь губами к виску, и потирается носом о щеку. Ну точно ластящийся кот. Они оба сейчас буквально два кота, которым дали валерьянки или мяты.    Альбедо не контролирует свое тело, отпуская его в свободный полет, будто в вакууме. Потому оно существует немного отдельно от него и мозга, реагируя, как и подобает телу от нежных касаний — парень ощущает напряжение ниже живота, но оно сквозь пелену опьянения не такое раздражающе-зовущее. Скорее, просто напоминающее, что коснуться и этого места можно тоже и хуже это точно не сделает. Кэйе становится жарко. Особенно внизу, и кажется, что они в вакууме — тут работает не теплопроводность, а излучение. Он трётся носом о щеку человека рядом — а человека ли? — так близко, и в то же время будто сквозь толщу воды, которая разделяет их на километры. Хочет что-то сказать, но язык поворачивается медленно, будто стал простым атавизмом, ненужной в теле мышцей, да и говорить им, если честно, не нужно.    Блондин тянет руки к джинсам Кэйи, мелкая моторика у Беды что надо — признак высокого интеллекта, как говорили наставники и учителя. Сейчас Альбедо плевать на интеллект, главное, что с ремнем и тканью хорошо справляется, приспуская джинсы вместе с чужим бельем чуть ниже. В этот момент Кэйя, кажется, любит весь мир, но только потому, что весь его мир ограничен общажной комнатушкой и человеком на нем. И, если сейчас в этот мир ворвётся кто-то ещё, он однозначно будет готов убивать.   — Ты сядешь со мной в тюрьму? — Кэйю смешит его же цепочка мыслей, и даже такой бред он озвучивать не стесняется. Прикосновения Альбедо — электроды, бьющие кожу током, особенно сейчас и особенно в вопросах развитой мелкой моторики, которая сейчас помогает тому без проблем оставить пах Кэйи оголенным. Чуть повозившись, Альберих ухватывает мягкую ткань домашне-общажных шорт Альбедо, которые держатся исключительно на завязках, потому что на полтора размера ему больше. Тянет вниз, помогая снять одежду окончательно, и с удовольствием постанывает, когда разгоряченная плоть касается чужой, по-кошачьи довольно жмурясь. Альбедо льнет к мерно поднимающейся груди, прижимаясь ухом к левой стороне, пару секунд слушая сердцебиение, а после протискивает одну руку между ними, находя оба органа, сжимая их вместе, обвивая ладонью. Плоть к плоти. Утыкается губами в линию челюсти, начиная медленно водить рукой, выбивая сам из себя горячий воздух в чужую шею, ощущая теплую влагу рукой. Под закрытыми глазами взрываются сверхновые. Со стороны они, наверное, и правда на котов похожи. А ещё на парочку иногда. Кэйе невероятно весело на тихие шепотки, прячущиеся за прикрывающими рот ладонями, громко отвечать: «Да, он меня поебывает». Как там Экман писал? Выдача правды за шутку — лучший способ. Хотя честно, так наплевать, особенно сейчас, пусть хоть кем считают. Для Альбериха важно только то, что в данную секунду ему безумно хорошо и приятно, о чем он и шепчет, после чего тянет руку вниз, ведёт пальцами по чужой плоти, обводя выступающие вены, и кладет ладонь поверх чужой, немного сжимая и задавая движениям чуть более быстрый, резкий темп.    До Альбедо не сразу доходит смысл вопроса, да и сам вопрос в целом: через шумные вдохи и полувсхлипы трудно что-то разобрать, когда ты под травой. Но когда он понимает, к чему это было сказано, то фыркает в смешке, отвечая положительным «Угу». Конечно, он бы сел, куда ему было бы деваться. Но они каким-то чудом ни разу не попадались, никто ничего не видел, а слухи ходили лишь потому, что сами по себе они могли себя вести вызывающе. На шутливые Кэйи, что он его поебывает, Альбедо дополняет: «Или он меня, вот думайте теперь сами, кто кого». Хотя, с другой стороны, что могло быть вызывающего в том, что они периодически засыпали на плечах друг друга на лекциях, ходили иногда в вещах друг друга, выходили вместе попарить в туалет или стояли в обнимку около аудиторий, когда было холодно? Ах, да, как он мог забыть, они просто оба парни.   Альбедо скулит, когда к своей руке добавляется чужая, а тело ближе прижимают к себе. Сейчас то, что они делают нельзя назвать сексом, любовью, дрочкой - не то абсолютно. Через касания, поцелуи, трение они будто пытались смешаться друг с другом, словно процесс диффузии. Была бы воля Альбедо - нежно коснулся и обвел языком легкие и трахею Кэйи. Он хотел бы войти в Кэйю, без пошлого контекста, а просто забраться в него и обнять изнутри, раствориться, рассмотреть и исследовать. Блондин как-то раз рассказал ему это, когда был не совсем трезв. Сказать, что Кэйя удивился таким мыслям – нет, вовсе не удивился, наверное, привык к странным штукам, что выдает сосед. Отшутился вроде, что ему в анатомический театр надо и на МИ.   Кэйа откидывает голову назад, на потолке мерещатся разводы бензина, закроешь глаза — и все идёт цветными пятнами, витиеватыми узорами. Кожу покалывает, будто его касаются совсем невесомо, маленькими лапами насекомых. Мурашки.    Как-то раз Альбедо рассказывал Кэйе свои мысли по поводу того, что было бы круто вовсе не иметь человеческой оболочки и каких-либо различительных особенностей - просто быть сгустком чистой энергии. Кажется, ощутить такое состояние удавалось под кайфом, когда ты превращаешься во что-то безраздельное, плавное и очень чувствительное.    Кэйа проводит по нежной коже особенно резко, после оглаживая пальцем головку, и свободной рукой давит на светлый затылок, заставляя почти полностью лечь на себя, только бедра приподнимая. Зарывается пальцами в волосы, утыкается носом в висок, не стесняясь постанывать, и шепчет какой-то бред про звёзды. Хотя, бред ли? Слух пронзают чужие стоны, Альбедо чувствует, что его пик уже близко. Переплетает пальцы с чужими ниже и толкается глубже в замок из рук. Поворачивает голову, чтобы взглянуть на чужое лицо. Это единственное, что сейчас хоть чуть-чуть напоминает ему, где он, с кем он и что на самом деле происходит. Ему нужно чуть больше трения и напряжения:   — Бля-ть, — чуть ли не по слогам шепчет, — Кэйя, сильнее…   Как бы Альбедо не хотелось быть существом без тела, сейчас он все равно идет на поводу у реакций, желаний и инстинктов. И он не стесняется этого, а лишь озвучивает просьбу прямо в губы синеволосого. Он понимает, что после такого расслабления и разрядки они оба будут спать мертвецким хорошим сном. Замечательная замена снотворному - трава и знающий тебя друг рядом. Главное, поставить будильник хотя бы за час до начала пар – благо, они днем, храни Вселенная вторую смену иногда.    Телефон на стуле начинает вибрировать, и Кэйа поворачивает голову, как в замедленной съёмке. Чтобы разглядеть экран, приходится щурить глаза секунд двадцать, пока в сознании наконец не всплывет одно просто имя: Венти. Память тут же подкидывает воспоминания об их сегодняшней односторонней переписке, и Кэйю снова пробивает на тихий смех, сейчас это всё кажется таким абсурдным.    Отвечать он, конечно же, не собирается.    Вместо ответа на телефон Кэйя получает истинное удовольствие, слыша чужие стоны над ухом и надрывный голос, называющий по слогам его имя. Он сильнее сжимает пальцы и двигает ладонью быстрее, резче, да и сам не замечает, как ладонь становится мокрой и немного липкой, а оргазм волнами тепла идёт по телу, немного теряясь в ощущениях. Вот так вот, мешают возвышение над мирским и состояние чистой энергии с инстинктами, а кто их осудит.    Кэйа тянется за салфетками, вытирая руку и протягивая пару штук Альбедо, кое-как стягивает джинсы, поправляет белье и заваливается на кровать обратно — расслабились, а теперь пора лежать в обнимку в компрометирующем виде и уснуть так же, не зря они кровати сдвинули, а третью вовсе к стене припёрли.   ***   — Венти, привет, Кэйя с тобой? — Дилюк прижимает плечом телефон к уху, заканчивая протирать пыль. У профорга есть странный способ успокаивать себя, когда нервничает - уборка. После хлопка двери было выпито три кружки ромашки, и половина квартиры приведена в порядок после последствий половины недели забоя.    — Аэ-ммм, нет, но я видел по зенли, что он уже как часа два в общаге…— Венти на другом проводе немного введен в ступор. А еще на карте приложения показано, что вместе с Кэйей Альбедо, но это может еще и ничего не значить - они же соседи. — Что-то случилось? Номер же у тебя есть, Джинн еще в начале попросила оставить в списке активистов.    Дилюк выдыхает, понимая, что Кэйя хотя бы в общаге, но противное чувство все равно не покидает его. Конечно, у него есть номер своего активиста. Эти несчастные одиннадцать цифр друг за другом набирались раз десять, не меньше. До сообщений он не снизошел, верил, что на телефонный звонок отвечают чаще, чем на сообщения.    — Нет… Ничего такого, просто нужно было кое-что обсудить, а дозвониться не мог, — Дилюк прикусывает внутреннюю сторону щеки, — спасибо тогда, доброй ночи.   — Подожди! Я тут спросить хотел… — Венти собирается подобраться с вопросом про Сяо, — как сильно ты будешь против новых активистов?   Дилюк устало усмехается, но отвечает не сразу:   — Поживем - увидим, я от новопосвященных-то еще не отошел.    Телефонный разговор заканчивается, Дилюк устало падает на кровать, снова анализируя все, что произошло. Он где-то точно повел себя слишком своенравно.    Засыпая, понимает лишь одно: если завтра мероприятие состоится без изменения места, то он правда не будет злиться и по возможности вспоминать этот разговор. Дилюку впервые жаль за то, что он не умеет отключать свой профоргский мозг.   ***   «Абонент не отвечает, оставьте сообщение или перезвоните позже» — слышится в трубке. Венти устало потирает глаза. Да, Кэйа вместе с Альбедо наверняка, но не только потому, что они соседи. Если нужно, Венти умеет держать язык за зубами, хоть по нему и не скажешь, и он — один из невероятного узкого круга людей, которые представляют, в каких отношениях Альберих состоит со своим соседом по комнате.    И чем они там занимаются.    Но не скажешь ведь об этом Дилюку! Да и странно, что тот так переживает. Нет, конечно, профорга рабочие вопросы волнуют, но голос его был похож, скорее, на голос жёнушки, которая мужа потеряла и найти не может.   Венти быстро печатает профоргу сообщение, объясняя, что у Кэйи есть привычка — когда тот занят учебой или другим подобным, принципиально телефон убирает.    Пиздеж чистой воды. Кэйя только рад и на звонок ответить, и тикток посмотреть, который ему скинули, хоть во время лабораторной по физике. Но Дилюку об этом знать необязательно.   *** Даже учитывая три кружки ромашки, Дилюк плохо спит сегодня. В голове буря из не утихших эмоций и мыслей. Иногда просыпается на минут пять, ворочается и засыпает обратно. И найдет он себя с утра абсолютно в другой позе. Вообще на него не похоже. Он с детства так не ворочался во сне из-за ссор с родителями, а тут, пожалуйста, привет из прошлых ощущений. Хотя поссорился он не с родителями вообще. С чего его это так задело?    Утро походит чуть легче: осознание, что до конца недели забоя осталось всего ничего очень радует. Дилюк устал, устали и все активисты. Сегодня в планах посетить только одно мероприятие, и Дилюка бьет не совсем приятный озноб. Заходит в группу видит акции и отчеты по мероприятиям, а самое главное… Информационный пост про смену локации сегодняшнего мероприятия? Дилюк глубоко вздыхает. Казалось бы, радуйся, твоим словам подчинились, но на душе тяжело.    Значит, Линия Напряжения, пять часов вечера. Отлично, Дилюк подойдет к концу мероприятия. Заходит посмотреть заявки и давится кофе: почему тут половина профбюро ХБИ? Это что за мерзкий подарок такой? Еще и с профоргом своим. Им что, делать нечего, кроме как портить остальным мероприятия? После этой информации Дилюк решает прийти на самое начало, чтобы с мечом стоять за спокойную атмосферу и вовремя разрулить ситуацию, если то потребуется.