Точка опоры

— Итто, подай алкоголь! — орет Венти, и Кэйя усмехается, даже не удивляясь. Тусовка проходит прекрасно, и он, таить не будет, горд собой. Интерактивы работают, музыка играет, все танцуют, программа идёт. Великолепно. Вот она - та самая тусовка, которую он предложил в самом начале. Венти, конечно, один из интерактивов проводит, но пьют тут все, так что Альберих даже злиться не будет. Венти, наоборот, ещё больше народ повеселит. Слова о том, что этот алкоголь нужно подлить одному профоргу, Кэйя не слышит. В клубе шумно и жарко. Дилюк, как мог, замазывал все еще не до конца прошедшие следы на шее тональником Джинн, что одолжил под предлогом: «На финале нужно выглядеть живым, дай синяки хоть под глазами замажу». И он радовался, что именно поэтому может сейчас быть в футболке, а не душной водолазке.    Честно - самому Кэйе танцевать хочется. Ворваться в середину круга и раскрепоститься, пусть и без алкоголя — немного глотнуть он успел, но такого количества слишком мало, чтобы поплыть сознанием. Да и не нужно ему быть пьяным, чтобы танцевать под эту песню.    Кэйя юркает на танцпол, к своим, весело кричит: «Кинь меня!» и отпускает тело. Полнейшая импровизация, контакт с другими людьми — все, как он любит. Посвят напоминает. Тем временем все бюро рассосалось по клубу, а Дилюк и не пытался их искать. Кто-то пошел к бару, кто-то пронес свое, а кто-то уже во всю танцует. Слышит голоса Венти и Итто, что уже начали распивать что-то, неумело пряча бутылки. Дилюк подходит к ним, говоря через гам:    — Вы бы хоть в туалет ушли свое пить, — смеется, поглядывая на пачку сока, в котором лишь 40% сока, а остальные даже думать не хочет что.    — А где он? — Спрашивает Итто. — Мы просто реально не нашли.    Дилюк смеется в голос: как можно было пропустить двери в туалет, когда они напротив входа? Профорг жестом говорит идти за ним.    В туалете стоит дым от дудок и куча таких же активистов со своим. Все и поздравляют, и двигаются, чтобы компания из троих могла уместиться около раковин. Дилюк уже хочет уйти, но тут его останавливает Венти:    — Кто сейчас не выпьет за победу ГФИ - тот лох, — хитро щурится и отпивает, передавая пакет Итто. Вместе с ними выпили и другие активисты, будучи уже в пьяном угаре, им не важно, за что пить - лишь бы пить, и профорга перед собой они точно не узнали. У Дилюка в глазах мелькает молния на смешливый вызов. Но он берет сок из рук Итто и делает три уверенных глотка, морщась после:   — Господи… Там что, пропорция один к миллиону, где один грамм сока, а все остальное спирт? — Откашливается профорг, возвращая алкоголь владельцам.   — Ну, уж как есть! — Смеется Венти, а в глазах читается: «шалость удалась».   Дилюк выходит из душного помещения, направляясь к танцполу. Внутри разливается тепло от только что выпитого. Он пьет крайне редко, только вот в таких случаях, поэтому организм совсем не приспособлен к алкоголю.    В свете ярких огней и музыки слышатся знакомые голоса, хором поющие «кубик льда». Атмосфера почти как на посвяте. А после и случается то, что случилось на посвяте. Взгляд Кэйи останавливается на одном конкретном человеке. Кажется, надо кое-что повторить.    — Кидай кубик льда новый сюда, — он, пританцовывая, оказывается рядом с Дилюком и заглядывает прямо в глаза, будто адресуя ему следующую фразу, — не будь таким скованным, — и тянет за руку, утягивая на середину, прямо в круг из их активистов. Флиртующий танец главного организатора, извольте увидеть.    — Но за твоей щекой тепло и здорово, — подпевает, усмехаясь, и касается мягкой щеки. Тело двигается само — действительно, алкоголя даже не надо — и хватает руку Дилюка, укладывая её себе на талию. Поет про сладкий след, плавно проводя языком по губам, и постепенно голос становится громче — ближе к припеву.    Кэйя сейчас снова флиртует с ним? И, Боже, это работает. Дилюк с чуть пьяной головой раскрывается к таким выпадам в свою сторону. «Нет, Кэйя, это за твоей щекой тепло и здорово», — хотелось ответить, когда к щеке прикасаются чужие пальцы. А после его рука по чужой воле оказывается на талии синеволосого. Боже, на этот раз без корсета, но так оно даже приятнее. Дилюк сжимает ладонь. Активист и вправду похож иногда на кубик льда, весь из себя вроде как открытый, но может посмотреть так, что приморозит к полу, или скажет такое, что буквально заледенеешь. А иногда и сделает такое, что щеки будут алеть, словно мороз кусает.    Самый холодный. Кубик. Льда.    Кэйя шепчет, разделяя слова, постепенно наклоняясь, и в конце-концов обхватывает ладонями чужое лицо, шепча прямо в губы:   — Кинь меня.   Чужие ладони обхватывают щеки. Дилюк не настолько старый, чтобы не знать трендовых песен, поэтому проговаривает эту же фразу в чужие губы. Получается горячо: еще не поцелуй, но уже очень близко. Как же Кэйе плевать на все, что их окружает. Он будто вернулся в накуренное состояние, но ему для этого не нужно ни травки, ни алкоголя, ни чего-либо ещё из этого списка; только огромная куча эмоций и Дилюк рядом, как можно ближе. Песня заканчивается, а соблазн коснуться чужих губ безумно велик, но это все кажется игрой — дразни, держись. И играют в нее оба.    Следующая песня не заставляет себя ждать, и Дилюк чувствует, как пьянеет сильнее: непонятно, из-за человека рядом и его взгляда, или от выпитого алкоголя. Кажется, под ладонями чувствуются искры от напряжения между ними.    Они танцуют в круге своих активистов, что скрывают их от всех остальных, образовывая их личное пространство - глаза только своих, можно себе позволить чуть-чуть вольности. Активисты кричат, прыгая в бит, а Дилюк прижимает Кэйю ближе к себе, чуть касаясь чужого уха, опаляя горячим дыханием:   — Мое сердце - твой айсберг, — вторая рука опускается, обвивает спину, — но опаснее холод твой.    Кэйя прижимается ближе, чувствуя ладонь на спине, что обжигает через рубашку. Активисты кричат слова песни, будто поддерживая, и никто не против того, что в середине круга только они с Дилюком. Слова песни — их диалог. Кэйя ловит чужой взгляд, тонет в нем. Если его холод опаснее, то он воспользуется напалмом в собственных руках.    Активисты кричат, вторая песне:    — Эй, идите к нам! Эй, здесь только сам!    Кажется, на них никто не обращает внимания. Никто, кроме Лизы, что достала телефон и втихую снимает профорга и активиста, что чуть не поцеловались на танцполе, а сейчас профорг провокационно смотрит на подчиненного, говоря без голоса, лишь губами:    — Ты поджигай, я тебе даю напалм.   И улыбается, дьявольски хитро, но искренне счастливо. Пол дрожит под ногами от прыжков в бит, и Кэйя сжимает футболку на чужой груди, притягивая к себе вплотную, тянется близко, почти касается носом чужой щеки и шепчет, обжигая дыханием губы, и отвечает тихо, на грани слышимости:    — Ты поджигай, — а после чуть откидывает голову назад, не отстраняясь телом, сумбурным движением находит руку профорга и переплетает пальцы, на этот раз кричит, громко, искренне, как и в прошлый раз, глядя в глаза и выпуская эмоции, — ты поджигай этот безрассудства храм!   Похоже, в этот момент лёд достигает нулевой, смертельной для него температуры, но не плавится по правилам физики — вспыхивает, подожжённый.   Дилюку кажется, что они оба начинают гореть в жаре музыки и друг друга рядом. У него пустеет голова и он забывает, что вообще-то он на тусовке и вообще-то он профорг. Но знакомые лица вокруг чуть возвращают в реальность, а жар чужого тела рядом на секунду смущает. Их танец, кажется, длился вечно. Тело горит, биты будто проникают в самый мозг, звучат не из колонок, а где-то внутри, синхронизируясь с биением сердца. Множество пар ног в прыжках заставляют танцпол трястись, и Кэйе все это, черт возьми, нравится. И особенно ему нравится человек рядом.    Песня заканчивается, за ней идет другая, они танцуют треков пять без передышки, к ним уже подключаются другие активисты, но, даже перестав быть так близко друг к другу, Дилюк все равно кидает искрящиеся взгляды на Кэйю, наблюдая, как он жмурится в наслаждении и танцует, отдавая всего себя. Альбериху кажется, что им с Дилюком даже необязательно быть наедине — просто видеть его рядом уже приятно до мурашек, а потанцевать они могут каким угодно составом.   Они стоят в тройке с Венти и Итто, выкрикивая очередную песню, держась за плечи. Дилюк чувствует, как устали его ноги, и в целом общая усталость от недели дает о себе знать, поэтому он кидает активистам чуть не свойственное ему, но благословенное эмоциями и опьянением:    — Все, детки, танцуйте, а папочка уже не молодой, — активисты смеются сквозь шум, отправляют его отдохнуть. Дилюку не хочется звать Кэйю с собой куда-то посидеть и перевести дух, он догадывается, что синеволосому нравится танцевать и быть в компании других. Но он все равно смотрит на него, когда уходит. Огненные волосы держатся в хвосте на божьем слове, на голове бардак, где все пряди торчат в разные стороны, и того и гляди, хлипкая прическа вовсе развалится.   Кэйя эту двусмысленную фразу обязательно припомнит профоргу, провожая уходящего куда-то. Сильной потребности идти следом не чувствует. Потом — возможно, а сейчас Кэйе просто нравится танцевать.    Перед тем, как подняться на второй этаж так называемой «лаундж зоны» для организаторов и профоргов, Дилюк задерживается у бара, аккуратно подхватывая один бокал с велком-дринком. Чудом остается незамеченным, потому что никто не привык, что профорг ГФИ пьет. Прячет бокал за спиной, продвигаясь к лестнице, как вдруг сталкивается плечом с кем-то. Чайльд. Ладно, сейчас не так и плохо увидеть его.   — Поздравляю с заслуженной победой, — приторная улыбка председателя, но злой взгляд, — не забывай, что скоро сдавать отчеты, а победителям нужно потрудиться особенно, у вас ведь было так много мероприятий и акций.    Председатель грубовато похлопывает по плечу, направляясь в другую сторону от него. Дилюк хмыкает. Конечно, он знает про отчеты, и они будут сделаны в лучшем виде, уж он-то постарается. Поднявшись еще на две ступени, Дилюк видит, как мимо него за Чайльдом быстро спускается весь растрепанный и покрасневший Скарамучча. Дилюка он даже не замечает, а быстро спешит за председателем. Дилюк провожает его кривой ухмылкой и смеется вслух.    «Неужели прямо здесь решили уединиться?», — Думает, смеясь и поднимаясь дальше.    И тут же за Скарамуччей вылетает вниз по лестнице такая же растрепанная Люмин. Лицо у Дилюка принимает максимально удивленный вид. Он пропускает сбегающую девушку, а после складывает цепочку людей, спустившихся с лестницы, и громко смеется, почти до слез. Понятно, почему Чайльд на него так злостно смотрел. Скорее всего, Скарамучча позволил себе какую-то вольность с активисткой своего института и мало того, что затащил в зону для организаторов и профоргов, так их еще и Чайльд застукал. Дилюк опирается об перила, давая себе отсмеяться. Вечер приносит все больше радостных событий.    До второго этажа он доходит, больше ни с кем не столкнувшись. Находит самый дальний угол и садится там вместе с ноутбуком. А что вы хотели? Отчет, действительно, нужно начать прямо сейчас, хотя бы таблицу к нему. Отпивает из бокала, именуя столбики в икселе. Тут музыка глуше и тише, а профоргу не составляет никакого труда так поработать, все уже заучено, пальцы сами все делают. Решил совместить отдых с несложной работой, которая потом сделает жизнь проще. За активистов не переживает - с ними Джинн.    Тем временем, песни идут одна за другой, активисты профбюро во главе с Кэйей и Венти даже успевают поучаствовать в танцевальном баттле, несколько раз со смехом упасть, и проходит действительно приличное количество времени, прежде чем тело Кэйи начинает ныть, отзываясь усталостью. Он машет рукой активистам, а сам направляется к лестнице. Хоть оценит вип-зону, отведённую для организаторов и профоргов. Здесь значительно тише, музыка и биты доносятся будто через толщу воды или стекла, если не через вакуум. Альберих плавно прохаживается меж столов с диванами, чувствуя, как голову будто окружает облаком — своеобразное опьянение после множества эмоций и танцев. О, а вот и знакомая макушка. Кэйа тихо, плавно подходит, Дилюк, кажется, замечает боковым зрением шевеление в пространстве.   —Чайльд, Скарамучча не возвращался, иди ищи его в другом месте, – говорит наугад Дилюк, не поднимая глаз.   Смех Кэйе приходится сдерживать нечеловеческими усилиями. Сидящий все же переводит взгляд, и глаза профорга округляются в удивлении. Но тут лучше не находиться активистам. Если что-то произойдет, то объяснений будет нужно много. Как Скарамучче с Люмин, например. Но почему-то в Дилюке загорается азарт:   — Все-таки в профорги решил заделаться, а сам говорил, что не для тебя это. — Снисходительно улыбается, допечатывая столбцы. Ноутбук он не закроет,  даже если их кто-то увидит, Дилюк сможет отвертеться, что обсуждали работу в более тихом месте.    Смотрит на Кэйю и кивает на место рядом с собой.   — Но места тут не только для профоргов, — говорит Кэйя с лисьей ухмылкой, как бы намекая на ещё одну «касту» активистов – организаторов. Дилюк выглядит усталым, но расслабленным, и не морщит лоб от головной боли. Кэйа плюхается на сиденье рядом и сладко потягивается, зевая. А потом тянется и укладывает голову на чужое плечо, вперив взгляд в экран. Дилюк ни капли не раздражен - сейчас ему приятно ощущать чужое тепло головы на плече. Также приятно, как и ощущать чужую руку в своей во время танца и чужой взгляд отражать в своих глазах, когда смотрит с вызовом. Но сейчас обыкновенного, мягкого, даже дружеского жеста хватает с головой, чтобы почувствовать себя комфортно. Почему-то такой близкий контакт не вызывал в голове противоречий, будто что-то подсказывало, что Кэйю не выгонят, а просто позволят сидеть рядом. Хотя бы сегодня. Кэйа разглядывает экран ноутбука, приходится щурить глаз, чтобы разглядеть текст в таблице.   — Ах, точно, как же я мог забыть, — Дилюк улыбается, — сам напоминал, чтобы ты справился с финальной тусовкой и сам же забыл, — театрально прикрывает лоб рукой, — что ж, тогда по праву можешь находиться здесь.    Слова просто слетают с языка, а в голове, действительно, возникает вопрос: как он мог забыть о финальной тусовке, которую возводил в высшую степень оценивания работы тогда еще безликого и неинтересного ему активиста с чужого института.    — И как же я справился? — Кэйа улыбается устало, но лукаво, и без задней мысли трётся носом о чужую шею, щекоча дыханием кожу. Так забавно, что Дилюк забыл. Кэйе просто приятно чувствовать тепло чужого тела, быть рядом вот так, полуразвалившись на диване. Иногда мысли о том, как динамично развиваются их с Дилюком странные отношения, натурально пугают.    — Как справился? А тебе в какой системе баллов сказать? — Профорг увиливает от ответа, шуточно не желая признавать свой промах о забывчивости.    — Хм, а есть выбор? Какие системы оценивания предусмотрены у моего профорга? — Его к Дилюку тянет, и непонятно: опьянение тому виной, или же он видит в нем родного человека, или... Да, Кэйа, а ты всем «просто родным людям» отсасываешь с удовольствием? Ну, Альбедо не считаем, там вообще песня. — Что это? — Спрашивает активист следом.    Выглядит не то, как вопросный лист, не то, как отчёт или что-то подобное. Дилюк сейчас в таком месте поработать решил? Он вообще отдыхать умеет? Кэйа даже хмурится — они с другими организаторами тусовку для всеобщего расслабления делали, а не для того, чтобы кто-то вот так уходил в лаунж-зону работать и напрягать уже находящееся под воздействием алкоголя сознание. Дилюк же не сбрасывает его голову, нет, а только укладывает локоть в ответ на чужую ногу, упираясь, чтобы легче было печатать.    — Это? — Дилюк чуть вздыхает и ухмыляется, допивая напиток, отставая бокал на стол. — Это то, что вас потом ждёт для заполнения, а мне после с этим нужно будет отчитаться перед всеми. Это - отчет по прошедшей неделе, в него нужно будет внести каждую акцию и каждое мероприятие.    Волосы в прическе совсем распадаются, а Дилюк слегка запрокидывает голову на спинку дивана, заставляя и Кэйин затылок податься назад на мягкую обивку.  Краткая передышка, и профорг снова тянет руки, дописывая названия столбцов.   — Ужас какой, — Кэйя недовольно стонет в теплое плечо, обтянутое футболкой, краем глаза следя за курсором и вчитываясь в названия столбцов. Нет, конечно, он сделает все необходимое, и сделает идеально, но... Какая разница сейчас? Можно и поныть чуть-чуть. Пальцы находят красные растрёпанные волосы, сцепленные несчастной, сползшей резинкой, и Кэйя стягивает её окончательно, зарываясь в мягкие пряди ладонью. Как это все вообще выглядит? Будет забавно, если кто-то зайдет, но сейчас, если честно, все равно. Он чувствует себя одним из полюсов магнита, который притянулся к другому.    — Не переживай, я много не сделаю, а только начну, чтобы во время работы было легче, — косо поглядывает на Кэйю и делает его излюбленный жест - заправляет выбившуюся синюю прядку за ухо. Кажется, это стало их общей традицией, которую они друг другу возвращают от случая к случаю. Тихо усмехается, в последний раз пробегается глазами по столбцам и отодвигает ноутбук в центр стола, мысленно прикидывая количество строчек вниз. Дилюк смеется на недовольство активиста, а в голове мелькает: «потом все ещё спасибо скажете», а с губ слетает:    — Мне не сложно, — Дилюк чувствует и чужую руку в волосах, что гладит, перебирая чуть-чуть локоны. Приятно, и он позволяет отдаться ощущению руки, ничего не делая, чтобы мешать.    — Мы реально это сделали! — Произносит профорг счастливо, укладывая голову на чужую, совсем невесомо потираясь носом и закрывает глаза. Под закрытыми веками все совсем слегка кружится, даже приятно. Слух улавливает слова песни: «я так хочу остаться в бесконечном танце.» И Дилюк сейчас думает, что не прочь остаться в бесконечном танце. Не важно: вальс, хардбасс, да хоть русские народные - лишь бы рядом танцевал Кэйя. Дилюк думает об этом с каким-то странным чувством, будто он не должен так думать, будто Кэйе рядом с ним танцевать приходилось от случая к случаю, и то по каким-то поводам.    Он не знает, что нужно до конца чувствовать ко всем ситуациям, что случились между ними за короткий срок - у него такого насыщенного взаимодействия никогда не было. Буквально от ненависти до… Хочется сказать любви, но это слово под вопросом даже в пьяной красной голове. Счастливый, тихий голос и прикосновение Дилюка, а Кэйа улыбается. Рагнвиндр на самом деле, наверное, рад больше всех. Профорг, который так этого хотел несколько лет, человек, что воистину горд своими активистами. Альберих, наверное, и представить не может, насколько сильны эмоции человека рядом с ним, он просто видит их (что, если честно, невероятно льстит) и хочет перенять их, понять, проникнуться, разложив чужие чувства на молекулы, и далее — на атомы. А там уже электроны, фотоны, кварки... Что он вообще чувствует к своему профоргу? Симпатию? Наверное, да. В какой-то момент их поведение перестало быть всего лишь игрой, теперь это похоже на танец, не вполне ясный для кого-либо, но завлекающий их обоих.     Дилюк хочет спросить что-то, но с губ срывается:   — Устал? Весь зеваешь, —говорит в макушку, легонько толкает его плечом, на котором лежит Кэйя.   Тот, будто в подтверждение чужих слов, зевает снова и трется носом о плечо:   — Наверное, чёрт его знает, — в голове зреют слова, готовые сорваться с языка. Альберих, на самом деле, даже не знает, какие конкретно, все слишком абстрактное. А ещё он действительно устал, поэтому все, что он сейчас готов сделать — потянутся к чужой руке, но едва коснуться мизинцем чужого, и тихо, уже не в первый раз:   — Спасибо. Правда, спасибо.   Дилюк чувствует тихое касание к мизинцу и слова благодарности. Внутри что-то сжимается. Кэйя так искренне уже второй раз благодарит его, а он так и не выдавил из себя таких же простых и искренних слов извинения. Профорг решает это исправить. Прямо здесь и сейчас. Чуть улыбается, сводя брови, сцепляет сначала мизинец с чужим, а после переплетает все пальцы, поворачиваясь лицом:   — Не благодари того, кто еще не извинился, — Дилюк заглядывает в глаз, умалчивая, что, по сути, благодарить Кэйя должен все бюро, а не только одного человека из команды, пусть и образно главного. Чужие пальцы переплетаются с пальцами Кэйи, и от этого в груди разливается приятное тепло. Погодите-ка... Не извинился? Альберих слушает внимательно, взгляда не отводя. Честно, он уже как-то отпустил эту ситуацию, или же просто старался не вспоминать, но Дилюк... Боже, если у Кэйи снова проступит его кинк на извинения — виноват будет человек напротив.    — Прости, что тогда так себя повел. Ты и без советов все сделал бы как надо, но мне нужно было проверить это. Помнишь, я от природы любопытный.    Заветное слово наконец сказано. Вау, мир не рухнул, Дилюк остался жив. Крепче сжимает руку в своей и тянется к щеке, задевая повязку. Сердце почему-то сильно бьется, а внутренний голос велит сделать что-то еще.   — С любопытными сам знаешь, что могут сделать, — Кэйа рассеянно фыркает, пытаясь разобраться в своих эмоциях. Приятно? Да. Но, что, кажется, ещё важнее сейчас... Дилюк правда понял? Да, замечания Кэйа учёл, но все время после того вечера думал, что стал слишком ненужным. Неужели это увидел не только он?   Дилюку хотелось запечатать искреннее сожаление и больше не возвращаться к этой ситуации. Он наклоняется ближе и не находит в своей уже переставшей быть рабочей голове ничего лучше, чем легко поцеловать губы Кэйи. Даже не столько поцелуй, сколько касание, печать буквально. Действие сильно отличается от того близкого флирта на танцполе, но все равно напоминает о том, как они пели строчки из песен в губы, крепко держась друг за друга. Касание лёгкое, простое, без пошлости — что-то более возвышенное, о чувствах и просьбе о прощении. Кэйа уже простил.   — Как на счет стащить выпивки? — Дилюк не верит, что это его слова, но говорит их, хитро улыбаясь, столкнувшись с чужим лбом. Профоргу нужно отвлечься.   — Я смотрю, профорг закрывает гештальты? — На губах растягивается лисья улыбка, и почему-то Кэйю такое предложение, поступившее от его профорга, удивляет меньше, чем должно было. Ощущение, что сейчас он вообще ничему не удивляется, просто в этот вечер что-то знает наперед, а что-то с улыбкой принимает к сведению. Профорг улыбается на слова про гештальты. Может быть, Кэйя и прав. Но сегодня он разрешил себе алкоголь в награду за старания. Возможно, разрешит себе и снять маску профорга до конца. Возможно, разрешит себе чуть больше. Альберих резко дёргает чужое тело на себя и игриво, легонько кусает за ухо, после чего тянет Дилюка за руку, заставляя подняться с дивана. От легкого укуса-почти поцелуя уха Дилюк неслышно даже для себя вздохнул и уже обнаружил себя, спускающимся по лестнице к бару.   Кэйя тут организатор, и уж взять ему точно можно всё, но разве так интересно? Они подкрадываются к стойке, чувствуя себя главными героями шпионских фильмов, и, уловив момент, когда бармен отвернулся, быстро хватают по одному стакану, а дальше — быстрым шагом, куда подальше, главное, чтобы не видели.   Кэйа резко заворачивает в некий закуток ближе к выходу, в темный угол, и смеётся. Удивительно, что в нем никого нет - место для уединения прям идеальное, но уже занято ими. Честно говоря, напоминает гроб, только в стоячем положении. Прислонившись к стене, Дилюк, игнорируя трубочку, отпивает. Кажется, это голубая лагуна. Смотрит на парня напротив. Внутри разливается чувство детской шалости, когда стаскиваешь сладость у мамы из-под носа перед обедом. Дилюк улыбается и совсем не как профорг думает о том, что активист рядом с ним действительно тянет к себе. Они стоят друг напротив друга в довольно тесном пространстве, а вокруг них слышатся голоса, и некоторые из них даже очень знакомые. Будет очень интересная ситуация, если их тут найдут. Дилюку даже в какой-то момент нравится эта опасность, может, у него из-за профоргства и нового активиста появился пунктик на общественные места? Слишком много предположений на сегодня. Кэйя смотрит на него и сжимает зубами трубочку:    — Почему до этого не пил, кстати?   — Видел, сколько таблеток от головы я пью в трезвом состоянии? — Усмехается в ответ, крутя бокал и звеня льдом.    — Видел, видел, — память услужливо подкидывает воспоминания о самом первом вечере в квартире Дилюка, и тогда их диалог в момент плохого самочувствия профорга вышел весьма... Неожиданным.   — Так вот, если она начнет болеть, когда будет похмелье, то количество таблеток придется умножить на сто, а в радиусе километра не должно быть никаких раздражителей органов чувств, иначе я пойду убивать, – отшучивается и снова припадает к бокалу.    — Ты к врачу с этим ходил, надеюсь?    – К врачу ходил, назначали витамины и размеренный образ жизни, ничего серьезного. Сейчас все хорошо, таблеток я выпил достаточно, а на утро дома подготовил все, чтобы смягчить последствия, все острое и огнестрельное убрал. Я не часто позволяю себе алкоголь из-за мигреней. Да и в целом из-за головных болей много от чего отказываюсь.   Кэйе становится как-то тепло от такого Дилюка, который тщательно подготовился и позаботился о себе заранее, чтобы хорошо провести вечер со своими активистами. Хочет уточнить, хитро улыбаясь:    — И от чего же ты ещё отказываешься? — на чуть влажных от напитка губах — лисья усмешка. Дилюк снова... Снимает маску профорга. В третий раз перед Кэйей. И, кажется, сейчас — впервые так мягко и безболезненно для него самого. От этого тоже тепло на душе, а ещё этот факт хорошо развязывает язык и толкает к действиям. Будто зелёный сигнал дали, но переход цветов на светофоре вместо простого переключателя стал плавным, почти незаметным градиентом.    – Много от чего: от клубов и концертов до шумных сборов с друзьями, иногда просто от компании кого-либо, кто много говорит или имеет тембр неприятный, от поездок на пляжи, где жарко. В общем… Ограничиваюсь, но зачастую все равно делаю то, что приносит неприятные ощущения.   Сообщает Дилюк и тянется снова к бокалу, но тут осознает одну вещь: он в мерче. Смех не сдерживает, прыскает сразу же, оставляя активиста в непонимании.    — Сегодня точно день, когда рушатся все вещи, о которых зарекался или говорил. Глянь-ка: я в мерче. – Выдерживает театральную паузу, – у тебя электронка далеко? Уж если пьем в мерче, то уже и покурить можно, — щурится и завершает, — Пиздец.    Материться в мерче тоже нельзя, но зато в мерче можно кое-что другое, и Дилюк с волной тепла по телу вспоминает об этом. Долго думать об этом не получается, потому что выражение лица Кэйи бесценно. Еще бы, когда при тебе почти консервативный профорг и легко поцелует, и извинится, и будет пить в мерче, и электронку попросит, а напоследок еще и ругнется. Дилюк начинает искать резинку для волос, чтобы собрать мешающие волосы, а после переводит взгляд на чужие запястья, держащие бокал. Красиво держащие бокал. Одними глазами просит вернуть резинку, Альберих смеётся, отставляя свой бокал на какой-то выступ в стене, стягивая попутно резинку с рук. Такой Дилюк ему точно нравится, и отпускать не хочется. Дилюк смеется.    — Что ещё сегодня порушилось? И скажи-ка на милость, — Кэйя льнет ближе, ведя пальцами по чужой груди, — в списке правил профкома что, правда нет запрета на секс в мерче?   — Ни в каком уставе и своде правил о мерче не упоминается запрет на секс в нем, так что, считай, действительно нет, — Дилюк успевает погреть руку на чужой талии, — имеешь что-то против?    Кэйа сам осторожно стягивает мягкие волосы резинкой, заплетая низкий, слегка свободный хвост. Боковые прядки обрамляют лицо, одну из них Альберих по их уже негласной традиции заправляет за ухо.   — Нет, просто уточняю, это ты у нас любитель правила соблюдать, — Кэйа посмеивается в и довольно улыбается, чувствуя чужую ладонь на талии. Хорошо-то как. Каждый раз, когда ладони Дилюка оказываются в районе пояса, Альбериху кажется, что именно такое положение самое правильное, и, похоже, это становится ещё одной их традицией.    За маской профорга скрывается обычный студент, который живет свою студенческую жизнь с эмоциями и проблемами, с чувствами и желаниями. Дилюк знакомится с собой заново, глядя искрящимися глазами на своего учителя.   — Ужас, чему я научил своего профорга, — притворно причитает Кэйа и действительно выуживает из кармана электронку, но сперва затягивается сам. Резко тянет за ткань футболки, притягивая к себе ближе, и прижимается губами к чужим, вовлекая в глубокий, но короткий поцелуй, и выдыхает дым. Вот вам и знакомство с цыганочкой. Дилюк улыбается, а после находит себя притянутым за футболку к чужому телу. Было неожиданно, а еще неожиданнее ощутить пар внутри. Руки на чужой талии сжались сильнее и разжались, только когда странный поцелуй закончился. Дилюк не смог вдохнуть дым по-нормальному, поэтому пришлось выпустить затяжку в холостую изо рта в лицо виновнику фокуса. Вернее, то, что осталось от дыма, потому что основная масса его просто вылетела во время поцелуя.   Пара мгновений — Кэйя уже просто стоит рядом, вкладывая электронку в теплую ладонь, а сам вновь отпивает ещё немного.     — Милости прошу, дорогой не-профорг.   Дилюк делает затяжку, на этот раз глубже, и закрывает глаза, рассеивая дым внутри себя. Дыхание чуть-чуть учащается, а в голову дает легкая слабость. Смотрит на парня напротив, приложив корпус сигареты к губам, чуть проводя по нижней. Дилюк отставляет свой бокал к бокалу Кэйи.   Маска профорга, треснув, упала на пол, а Дилюк только что через нее перешагнул. Он правда больше (не)профорг.    Сократив без того малое расстояние, Дилюк заводит руки за спину активиста, запуская ладонь в один из чужих задних карманов, оставляя в нем сигарету. Ведет руками к талии, останавливаясь на ремне, просунув пальцы в петли для него. Кэйе нравится, по телу идут мурашки, и так и хочется прямо попросить Дилюка не убирать руки, но его мысли будто бегло отображаются над головой — ладони профорга ведут к талии, и даже под такими простыми прикосновениями хочется плавиться. За петли тянут, и Кэйа чуть не сталкивается бедрами с чужими, прижимаясь ближе. Хочется ещё, Альберих даже сформулировать толком не может — просто ещё. Будто человек рядом и не представитель рода людского вовсе, а просто элемент, вещество, которое связывает тебя лозами странной зависимости. Хочется говорить, трогать, залезть глубже ребер и лёгких, впитать другого человека полностью, разобрать его на атомы и понять, просто стать ближе — и дело тут даже не только в чем-то пошлом. Может, он влюбился и неожиданно понял, что Альбедо тогда имел в виду? Да и черт с ним, он ведь всегда делал то, что желал, как там пелось в песне? Каждый должен делать только лишь то, что хочет? Так вот, он хочет человека напротив, во всех смыслах этого слова, от возвышенных до самых пошлых и грязных.    — Вот уж точно - научил. — Под этим «научил» Дилюк имеет в виду далеко не только интерес к электронкам. — Интересно, а я научил чему-нибудь в ответ, Кей? — Звучит не так давно придуманное имя в ответ на не-профорга. Теперь его очередь задавать двусмысленные вопросы.    Слова звучат уже где-то в районе шеи, пока руки скользят дальше, забираясь время от времени под рубашку. Пальцы ощущаются не своими, а кожа под ними - горячей. Дилюку хочется Кэйю — осознание мигает красной лампой в голове, а Дилюк просто делает то, что ему подсказывает внутреннее ощущение. А подсказывает оно ему именно это.    Дилюку не хочется снять стресс или забыть, кто он - нет. Ему просто хочется побыть ближе с синеволосым, разговаривать, шутить, бездельничать или наоборот работать, да что угодно. Но это потом. Сейчас хочется просто ближе, больше и теснее. У Дилюка кончились оправдания себя, и он снова начинает ощущать контроль над своими желаниями, когда оставляет легкий укус на месте, где плечо переходит в шею. На все это Кэйя льнет ближе к теплым ладоням и заглядывает в глаза, шепчет прямо в губы, будто немного дразня, но не целуя:   — Думаю, да, мой дорогой Хозяин, — похоже, они начали дразниться ещё и прозвищами? Не страшно, у Кэйи их много. Хотя такое сокращение своего имени он готов слушать снова и снова, — но не думаю, что ты хочешь сейчас слушать подробности моего обучения, как активиста.    Кэйя вернул прозвище Дилюку в ответ, а это значило, что игру он принял. Дилюк даже не понял, в какой момент, но в арсенал их прозвищ вклинились особенные. Главное, чтобы Кэйя случайно не вспомнил, как Дилюк по шутке окрестил себя папочкой, а то это может повлечь за собой последствия. Активист с шумом выдыхает, реагируя на укус, пусть и лёгкий. Пальцы зарываются в мягкие волосы и сжимают, потягивая за пряди, и Кэйа выставляет одну ногу вперёд, упираясь бедром меж чужих ног. Чужие руки в волосах ощущаются правильно. И зачем только что их собирал, если сейчас снова все распустится? Но Дилюку не жалко, потом Кэйя сам же их и заплетет. Если это не было разовой акцией, а Дилюку не хочется верить, что это была именно она. Голос Кэйи опускается до шёпота:    — Но с уроков я точно запомнил, что у профоргов бывает очевидный пункт на секс в мерче. И, видимо, на публичные места фетиш имеется.   На самом деле, ему это тоже приятно щекочет нервы, но прямо сейчас хочется большего, и за такое «большее» их по головке явно не погладят, если застукают. Дилюка особенно. Кэйа ухватывает пальцами чужой подбородок, заставляя снова посмотреть на себя, и замирает на несколько секунд, ловя чужой взгляд. От ощущения чужой ноги меж собственных пробегают мурашки. Дилюку хочется их стряхнуть с себя, потому что тело остро реагирует на любое касание. Рагнвиндр лишь сильнее прижимает к себе, втягивая воздух по сухим губам, суша алкогольный привкус на них. А когда в губы шепчут разоблачение на секс в мерче, то Дилюк хочет и сквозь землю провалиться и простонать одновременно. В плей-листе диджея должна была сейчас прозвучать песня со строчками «как ты вычислил мои слабости?», хотя, кажется, догадаться об этом было не сложно. Какой еще адекватный профорг попросит остаться активиста в мерче, когда они ласкают друг друга? А Дилюк и не говорил, что он адекватный. Он хитро улыбается с горящим взглядом. Коли рассекретили, то теперь причин скрываться нет:   — А как еще обращаться с такими активистами, у которых горят глаза на мерч, и которые открыто флиртуют со своими профоргами?   — Наказывать, а не поощрять, наверное. Хотя, разве я против?    Знатно алкоголь язык Дилюку развязал, конечно, и он смеется, что этот язык и в ментальном, и в буквальном смысле подхватывает Кэйя. Тянется, чтобы прикусить чужую губу, как вдруг простая фраза из двух слов заставляет под ребрами чем-то кольнуть.    — Поехали домой? —фраза неожиданная для самого Кэйи, но в такой момент, кажется, самая логичная. Только велком-дринки допить надо, а то жаль такую возможность бесплатную на ветер пускать. Да, это, определенно, самый логичный выход из сложившихся ситуации и хотелок обоих, но почему у Дилюка сжалось сердце на секунду? Хороший вопрос.    Дилюк так и застывает в опасной близости от чужого лица, улыбаясь. Плавно ведет одной рукой от талии к выступу, на котором покоятся стаканы. Дилюк сейчас открытый и настоящий, прямо как в те разы, и Кэйя не понимает: этот факт просто его радует, или ещё и возбуждает. Они будто перешагнули сразу несколько ступеней межличностных отношений, и теперь не стесняются, даже маски если и не сняли, то точно немного сдвинули, постепенно открывая лицо.     — Что на счет секретного испытания с посвята, о котором ты не знал? — Окончив предложение, сразу отпивает чуть-чуть из бокала и припадает к чужим губам, отдавая содержимое. Напоследок все-таки прикусывает чужую треснутую губу: вкус сладкого мешается с железным. Интересно, Кэйе все это время треснутые губы пощипывало от алкоголя? Почему-то такая мысль и привкус чужой крови заставляет Дилюка шумно выдохнуть и самому выпить еще. Ясно, собрались садомазохисты-извращенцы как-то в тесном помещении. Кэйа тихо постанывает в поцелуй (музыка громкая, но мало ли) и на полном автоматизме обвивает чужую шею, прижимая ближе к себе. Губы обкусаны, из-за алкоголя кожу действительно пощипывает, пронзая лёгкой болью, но ему... Нравится? Да, именно. Дилюк, ты в курсе, что сейчас целуешь мазохиста? (Не)профорг улыбается, будто видом говоря: «прости, вернул тебе твою цыганочку», а после легко приподнимает бровь, заканчивая немой вопрос: «неужели не понравилось?» Кэйа хищно облизывается, ловя взгляд человека напротив, будто отвечая на немой вопрос: «понравилось, ещё как.»  Разве такое может не понравится, в самом деле? Мысль о чужих ссадинках на губах не покидает Дилюка, поэтому он не сдерживает себя.    — И как тебе кровь на вкус? — конечно, Кэйя заметил. Вопрос, наверное, даже шуточный, и ответа на него не слышно, но Дилюк гораздо лучше говорит действиями, от которых у Альбериха что-то стучит в висках.    (Не)профорг подносит тыльную сторону ладони к губам и еле-еле проводит, ощущая влагу. Будто бы предлагает Кэйе поцеловать его в ладонь. Тот обхватывает пальцами запястье и сам прижимается к коже губами, оставляя в некоторых местах маленькие капли крови. Это похоже на ещё одну их игру, пусть и очень своеобразную. Но, честно говоря, он в любом случае готов целовать теплые ладони столько, сколько душа (не)профорга пожелает. Кэйа уже готов повернуть чужую ладонь в своей и перейти поцелуями на пальцы, покрытые шрамами в некоторых местах, но руку убирают — и он даже успевает на долю секунды состроить недовольный взгляд. Но вся шутливая обида разбивается вдребезги, проявляя широко распахнутые глаза, потому что Дилюк разворачивает свою ладонь, чтобы убедиться в своей правоте или неправоте. Он оказывается прав. Несколько алых следов поблескивают на костяшках. Допив свою голубую лагуну, Дилюк подносит ладонь к своим губам и самозабвенно, не глядя на парня напротив, сцеловывает чужие следы крови. Ничего более странного, но интуитивного он в своей жизни не делал. Любопытный от природы, так? Дилюк даже не смотрел на Кэйю в этот момент, будто делал что-то обыденное, само собой разумеющееся. Сердце стучит бешено, и то двоякое чувство возвращается — Кэйя понимает, что не один такой больной, и не то возбужден, не то что-то ещё.    — Поехали. — Только сейчас поднимает глаза на чужое лицо, усмехаясь. А мыслями он уже давно не здесь, а где-то, где угодно, но с Кэйей.    Краткое «поехали» Кэйю добивает окончательно.   Выходя из закоулка, они быстро оставляют бокалы на ближайших столах и, собрав вещи, смеясь о чем-то и тыкая локтями по-детски, вызывают такси. Благо, вещи были в одном месте из-за того, что Кэйя орг - ждать очередь в гардероб не пришлось. В машине ехали на задних сидениях вместе. Тут случилось тихое затишье - будто последний шанс все обдумать. Но думать вообще не хотелось, а хотелось повторить жест Кэйи: найти чужой мизинец и сплести со своим, падая головой на чужое плечо.