Точка опоры

В квартире темно, а голова слегка кружится. Разуваться в темноте было забавно. Забавно было чуть не падать, но цепляться друг за друга, двусмысленно прижимаясь и оставаясь так на чуть дольше, чем нужно. Наконец, свет включен, одежда снята, и Дилюк чувствует, как сейчас может включиться анализ ситуации в своей заточенной на подобные вещи голове. Но он избавляет себя от всех мыслей, когда снова поворачивается к Кэйе, который смотрит на него будто выжидающе.   — Словно команды ждешь, — ухмыляется, а после протягивает руки в открытом жесте, — Иди ко мне. Какой ты там анализ хотел запустить в своей голове, Дилюк Рагнвиндр, (не)профорг ГФИ?     Эти три слова звучат очень тепло, так, что шевелят в Кэйе нечто глубже ребер и сердца, и работает это, как спусковой крючок. Он сразу льнет ближе, и плевать, что они ещё в прихожей — целует, а руки уже скользнули под футболку: провести холодными пальцами по животу, коснуться ребер, и выше, бессовестно задирая всю одежду, что покрывает торс. Поцелуй глубокий, но не долгий — и Кэйа припадает к чужой шее, кусая довольно сильно и требовательно, а после поднимается ближе к уху, шепча:   — Ты папочкой назвался, потому что покомандовать захотелось?    Он ведь не мог не запомнить такие слова. Да и кто сказал, что Кэйе такие команды не нравятся? Активист оказывается спиной к двери.     — А ты запомнил, потому что хотел слушать команды? — Руки Дилюка находят чужие бока, гладят, чуть царапая короткими ногтями под рубашкой. Дилюк делает шаг, оставляя правую ногу между чужими. Руки прижимают ближе за талию, заставляя сжать свою ногу бедрами. Он укладывает голову на чужое плечо, и слегка наклоняется, не отпуская чужое тело, а заставляя чуть-чуть выгнуться, а следовательно, прижаться и потереться сильнее.    — Активисты должны слушаться профоргов, не так ли? — будто бы Кэйя дисциплинированный и послушный активист, ха-ха. Может, в делах профбюро он и любит спорить, но сейчас... Сейчас, в такой ситуации, он, кажется, действительно готов слушать и выполнять. Чужие руки вьют из него что-то своё, вылепливают, как скульптор работает с камнем. Кэйя послушно выгибается, вторя движениям теплых ладоней, и голова, так ласково уложенная на плечо, контрастирует с тем, насколько недвусмысленно Дилюк заставляет тереться пахом о его собственный. Низ живота уже ощутимо тянет.    Щелчок дверного замка и усмешка куда-то в волосы Кэйи. Дилюк забыл о том, что сказал своим активистам перед клубом. И в ближайшее время точно не вспомнит.    Отстраниться от Кэйи получилось только когда они чуть ли не на ощупь оказались в комнате. Тихий щелчок настольной лампы, чтобы хоть что-то разглядеть. И Дилюк разглядывает растрепанного парня напротив, который смотрит на него потемневшим глазом, иногда проводя языком с шариком по искусанным губам. Кэйе жарко, очень, черт возьми, жарко. Он быстрым движением стягивает с себя рубашку, даже не удосужившись расстегнуть её до конца. Взгляд падает на постель — а ведь не так давно они спали здесь, рядом. Кэйа даже повязку снял тогда, пусть и, скорее, на автомате. Он ловит чужой взгляд, слегка щурясь, и проводит языком по губам, по привычке и неосознанно играя с шариком пирсинга. Будто так и просит поцеловать ещё — а хочется не только просить, но и требовать. Требовать прикоснуться ещё раз, тело будто ноет от того, что на коже не чувствуются теплые ладони. Дилюк провожает поблескивающий шарик пирсинга не самыми чистыми мыслями и подходит к Кэйе, ведя тыльной стороной одной ладони по щеке, а пальцами второй проскальзывает под завязки. Дилюк не хочет сам ее снимать - не его зона ответственности и комфорта. Лишь тихо намекает, что не будет против, если Кэйя ее снимет, ведь в этой комната уже видела активиста без странного аксессуара. Снова целует в повязку, отнимая руки от лица. Кэйю будто добить решили — ну кто совмещает пошлые намеки и такие чувственные действия? Правильно, Дилюк. И работает это безотказно. Кэйа прижимается щекой к ладони, на мгновение прикрывая глаза, щекоча пушистыми ресницами подушечки чужих пальцев под повязкой. Он... Готов снять её? Возможно. Но привычные мысли об особенности, что выглядит уродством в глазах других, тормозят его.    Не отходя ни на миллиметр, Дилюк стягивает с себя футболку. И что, что мерчевая, и что, что у кого-то фетиши странные, сейчас важно другое. Пусть Кэйя уже видел шрамы, но тем не менее, Дилюк хотел этим будто сказать: «Смотри, мы чем-то похожи.» Все равно не удерживает смущенный взгляд и на секунду отводит его - последствия того, что сам кому-то открылся, а не из-за каких-то обстоятельств. Тормоза Кэйи ломаются, когда чужая футболка падает на пол. Это не выглядит так, будто оправдано лишь желанием раздеться, нет — на мгновение отведенный взгляд и шрамы, переплетённые в хитроумном вальсе с россыпью веснушек на плечах. Будто немое приглашение: «Я открылся, может, ты откроешься тоже?»   В полумраке некоторые особенно крупные шрамы поблескивают, отражая свет лампы. Хотя, наверное, Дилюк больше думает над тем, что веснушки видны, а не рубцы. Тем более, в таком случае он открывается еще больше перед другим человеком. Открывается по собственному желанию. Кэйа аккуратно хватает профорга за руку и возвращает теплую ладонь к своему лицу — пальцы под повязку. И плавно заставляет вести рукой вверх, поднимая ремешок и стягивая уже, возможно, не такой уж и нужный аксессуар. Глаза прикрыты — а пряди, укладываемые определенным образом чуть ли не каждый день, тут же прикрывают собой часть лица. Открывать глаза страшно. Вдруг покажется противным?    Дилюк задерживает дыхание, слыша шорох повязки, упавшей на пол, берет чужие ладони и кладет к себе на плечи, обнимает чужую спину и своим телом толкает на кровать, подкладывая руку под голову, даже не смотря на мягкие одеяла.  Кэйю, честно, удивляет то, как ловко и в то же время гармонично Дилюк смешивает такие контрастные прикосновения: от сплошного плотского желания до нежности и прикосновений, которые говорят гораздо больше слов.   Даже не верится, что как-то на этой кровати Дилюк грубо отчитал только что появившегося активиста. Будут ли еще какие-то грубые вещи на ней происходить - вопрос времени. А вот какой степени грубости - зависит от все тех же людей, что ссорились тут.    Дилюк нависает над Кэйей и опускается губами на шею, спускаясь до ключиц. Оставив укус-поцелуй, заглядывает в лицо, хрипло спрашивая:    — Как далеко мы можем зайти?   Дилюк возбужден - это факт, но вот опыта у него совершенно никакого не было. Ему и страшно и хочется одновременно, поэтому он, все еще не выдавая своей тайны, пытается узнать инструкции к действиям. Он мог бы делать интуитивно, а интуитивно ему хочется Кэйю, а сам Кэйя чего хочет? Будет ли ему от чего-то больно или неприятно? Дилюк не на столько непросвещенный и знает, как мужчины занимаются сексом, но на практике (увы?) знания не применялись. И у него есть все обоснования полагать, что Кэйя в этом вопросе подкован намного лучше его самого.   — А тебе чего хочется? — Кэйя с улыбкой ловит чужой взгляд, на этот раз двумя глазами — волосы от резкого падения на простыни легли набок, к виску. Волнительно, но в голове сейчас другое: возникает одно забавное предположение. Дилюк не вел себя слишком уж стеснительно в прошлый раз, но сейчас… Глаза Дилюка снова находят лицо Кэйи, когда тот ответил вопросом на вопрос. И… Слегка цепенеет. Лишь губами произносит: «Вау», засматриваясь на белесые подрагивающие ресницы, что прикрывают светлый, будто светящийся изнутри глаз. Пусть в полумраке нельзя разглядеть лучше, но Дилюку хватает увиденного сейчас, чтобы третий раз за этот вечер прижаться губами к чужому, уже ничем не покрытому, веку. У Кэйи начинается мандраж. Движение, ставшее привычным от Альбедо, сейчас приобретало совершенно иную окраску, и он сбивчиво продолжает:   — Если ты передумал, или хочешь отказаться от чего-то, то просто скажи.    Дилюк думает, что уже не в первый раз слышит подобное от Кэйи. В первый раз «снятия стресса» Кэйя тоже сказал о том, что не обязан делать что-то в ответ и все такое. А сейчас, когда они, тяжело стуча сердцами, голые по пояс, звучно вздыхая от особенно приятных прикосновений друг друга, лежат в далеко не дружеской позе, Кэйя вдруг решает напомнить, что можно отказаться. Отказаться от того, что Дилюк так сильно хочет? Отказаться, когда прошел путь снятия маски и признания своих желаний? Удивительно, тот, кто поспособствовал раскрепощению, сейчас говорит, что можно, оказывается, передумать. И Дилюку кажется забавным, если он сейчас поднимется, целомудренно чмокнет синеволосого в лоб и скажет, мол, да, погорячился, все, на этом на сегодня остановимся, для продолжения сеанса сделайте еще 20 акций. Дилюк фыркает на свои мысли смешком, скользит руками к чужим бедрам, поглаживая и упираясь в них ладонями, а после сжимает. Сегодня Дилюка явно ждут курсы повышения сексуальной квалификации с практическим навыком. А он очень прилежный. Такой невинный разговор совсем не вяжется с сжимающими ноги пальцами. У Кэйи на это, между прочим, персональный фетиш — глаза распахиваются шире, а шумный вздох застревает на приоткрытых губах:   — Да и что помешает нам зайти достаточно далеко?   (Не)профорг тянется к чужим губам, возвращая руки на шею, совсем слегка сжимая, больше обнимая. Но не успевает коснуться губами и ответить, как слышит звонок в дверь. Боже, он впервые жалеет, что его квартира стала пристанищем для активистов. Сводит брови и недовольно усмехается:   — Например, толпа пьяных активистов под дверью?    Но все равно, запускает руку в чужие волосы, сжимая и тут же припадает к чужим губам, целуя глубоко, играя с проколотым языком. Осознание того, что их целующихся и других людей разделает пара стен и дверь почему-то распаляет сильнее. Но в голове все равно мелькают мысли по поводу того, что сейчас нужно сделать и как все преподать так, чтобы сильно паззлы в некоторых головах не складывались. Он прекрасно понимает, что его активисты не такие уж глупые, особенно некоторые.    В последний раз прикусив чужую губу, Дилюк ведет носом по щеке, находя своими губами чужую мочку уха и обдает ее горячим дыханием. Продолжая несильно, но ощутимо держать Кэйю за волосы на затылке вкрадчиво шепчет:    — Хочешь знать, чего мне хочется? — Одновременно со словами не сильно прижимает колено между чужих ног. — Но вопрос поставлен неверно, потому что не «чего», а «кого». И отказываться я не хочу, а для того, чтобы никто из нас не передумал сейчас ты, как послушный мальчик, должен будешь кое-что сделать.    Кэйя запрокидывает голову назад, шумно выдыхая сквозь приоткрытые губы, и слегка толкается бедрами навстречу чужой ноге. Сознание готово уплыть, но Альберих в силах осознать все, что ему сказали. И от тона, которым все было сказано, по коже бегут мурашки, потому что Дилюк возвращает игру, которая параллельными связями и лейтмотивами кольцевала их еще с первых встреч, но сейчас она будто доходит своего пика. И (не)профорг на задворках сознания понять не может: откуда в нем такая расположенность к этой игре. Но ему определено нравится, если в нее играет и Кэйя тоже. А Кэйя не просто играет, он провоцирует на нее. Мокро прикусывает за ухо, скользя свободной рукой по шее, легко прижимая выше кадыка:   — Откроешь дверь им ты и скажешь, что все в порядке, но мне сейчас не очень хорошо из-за головы. Сказать, чтобы они не шумели, конечно, можешь, но будет ли это на руку нам, да и, думаю, они сами об этой просьбе забудут через десять минут.    — Понимаю теперь, почему ты назвался папочкой, — Кэйа проговаривает тихо и чуть хрипло, когда пальцы давят на кадык.   Дилюк медленно убирает руку от шеи и волос, упираясь руками в грудь и заговорщически улыбается, смотря прямо из-под опущенных ресниц горящими глазами:    — А я, как человек страдающий от мигрени, прошу тебя принести мне таблетки в комнату, где меня может беспокоить только тот, кто принесет их.    (Не)профорг убирает руки, поднимается от Кэйи, давая ему свободно подняться и дополняет:    — А беспокоить меня ты можешь хоть всю ночь.    И это говорит человек, который чуть не убил, когда его действительно побеспокоили в своей комнате с больной головой. Кэйа только заглядывает в глаза и усмехается:   — Будет сделано.    Повязка снова на лице, как и футболка, она, правда, Дилюка, а не его, но вряд ли пьяные активисты заметят. Да даже если и так — сейчас Кэйа хочет поскорее разобраться с этим. (Не)профорг наблюдает с кровати, как активист в спешке надевает его футболку и повязку. От того, что активист надел его вещь, на лице появляется нескрываемая улыбка, почти усмешка, потому что тот действительно пытается скорее одеться и открыть дверь, объясниться, что профоргу «нездоровится».    Ухмылка Кэйи мастерски убрана с лица, вместо него — немного усталое выражение, так и говорящее вести себя потише. Он заглядывает в прихожую и сразу же прижимает пальцы к губам и указывает на кухню. Дилюк, проводив взглядом фигуру, глубоко вдыхает. Что это только что было от него самого? Разобраться в этом хочется, но точно не сейчас. Сейчас нужно понять, к чему готовиться… В плане понять, как пройти дорогу, именуемую «действительно далеко зайти».    — Кэйа, тут ещё осталось! — Раздается громкий голос Венти, и Альберих незамедлительно отвешивает тому лёгкий подзатыльник. Все постепенно рассаживаются на кухне, и Джинн, кажется, догадывается по его лживому поведению о том, что происходит. Точнее, о том, что они хотят показать.    Девушка указывает в сторону комнаты и прикладывает руку к голове. Кэйа кивает, внутренне радуясь — Джинн явно сможет заставить активистов вести себя более-менее прилично и не вламываться в комнату их профорга. Правда, если она их и затихнуть заставит, будет не на руку.    В комнате Дилюк все еще думал над дальнейшими действиями и тем, что им в теории должно понадобиться. В аптечке есть мирамистин, перекись водорода, зеленка и йод — вот тебе и обеззараживающий набор, черт бы его побрал, от всего на свете, но не для такой ситуации. В аптечке также находится обезболивающее, которое так «заботливо» сейчас принесет его активист. Глядя на таблетки, Дилюк еще раз усмехается, а руками перебирает содержимое: должно же быть хоть что-то, что поможет им. Под руку попадается крем для рук, и он думает, что это совсем не то, что нужно. Если бы у него был вазелин, то Дилюк определено вложил бы в руку Кэйе и сказал, чтобы тот развлекался, но, к счастью, его нет.    — Делайте, что хотите, но в комнату к Дилюку не заглядывайте, — объясняет Кэйя, ища блистеры таблеток — благо, примерно помнит, где те лежат, — у него мигрень началась, я ему таблетки отнесу.      «Масло с алое.» – Мелькает в (не)профоргской голове, которая пытается собрать мысли и желания в кучу. Вещь, на самом деле, очень полезная. Мало того, что увлажняет любой участок кожи, еще и питает, предотвращая кожные заболевания. Когда-то давно это масло показала ему мама, потому что Дилюк жаловался на обветренные щеки и костяшки пальцев. Дело было давно, а одно и тоже средство он имеет до сих пор, потому что служит оно отменно.    «Вот и сейчас, кажется, сослужит еще одну службу.» — Думает Дилюк, тихонько послушав обстановку за дверью, выскальзывая в коридор, направляясь к ванной. Достав нужное, он возвращается в комнату, бросая бутылку к подушке и теперь ждет.    Все идёт по плану, Джинн понимающе кивает, и Кэйа уже собирается ретироваться с кухни с совершенно ненужными таблетками в руках, но его останавливает возглас Итто:   — Иди к нам потом, в дурака сыграем!    И правда — как объяснить, что он сам останется у Дилюка в комнате до утра? Кэйа нарочито-устало трёт глаза, бросая через плечо:   — Посмотрим, — говорит Кэйя и добавляет, дабы не выглядеть слишком подозрительно, — устал очень. Я-то не отдыхал на тусовке.    Чтобы Кэйа и устал после тусы, сразу спать завалившись? На него явно не похоже. Конечно, просечет это, разве что, только Венти, не утрачивающий интеллекта даже в пьяном состоянии, но какая разница? Сейчас уже плевать, правда. Кэйа оборачивается, весело добавляя, что активисты могут воспользоваться содержимым холодильника в любых количествах (пусть Дилюк и не разрешал) и скрывается в комнате. Дверь хлопает, и Кэйе безумно хочется сейчас, чтобы на ней был чёртов замок. Он ловит чужой взгляд, вновь стягивая повязку — теперь специально хочется быть без нее.    — Насколько я знаю, хозяин Дилюк, хороших мальчиков награждают.    Кэйа сжимает пальцы на чужом плече, толкая. Профорг удачно приземляется на кровать, и Альберих, явно посчитав это лучшим вариантом, усаживается на чужие колени, хватая пальцами за подбородок и сразу же целуя, не давая опомниться.   — Слишком много знаешь, — шепчет, отрываясь от чужих губ, устраивая руки на чужих ягодицах. Прижимает к себе сильнее, заставляя подняться выше с колен на свои бедра.    — Тебе традиция понравилась? — Улыбается, поддевая свою мерчовую футболку со спины и оглаживая выгибающуюся спину. — Может, следующий мерч для тебя выпустить с надписью на спине «хороший мальчик», м?   — Если такой мерч будет персональным и эксклюзивным в количестве одной штуки, то да, выпусти.   Кэйя хищно облизывается, заглядывая в глаза. Не то что бы Кэйя любил подобные прозвища, но от Дилюка это звучит так, что мурашки по коже и огонь в области сердца. Особенно в сочетании с поведением самого профорга — властным и уверенным, пусть тот и спрашивал десять минут назад с беспокойством. Еще одно движение и он проезжается прямо по паху, напоминая, что Дилюк минутами назад прямо сказал, что хочет его. Желание никуда не исчезло, а после коротких фраз и ответов, может, даже стало только сильнее. (Не)профорг выскальзывает одной рукой из-под футболки и тянется к волосам, распуская хлипкий хвост, аккуратно наматывая пару прядей на ладонь. Дилюк целует напряженную запрокинутую шею, отпуская волосы, проходясь пальцами по затылку. А затем поддается бедрами вверх, создавая больше трения, думая, что ни свои, ни чужие джинсы тут становятся абсолютно ни к чему. Свободной рукой цепляет отверстия для ремня на талии, сжимая, а после медленно скользит к пуговице и ширинке. Одной рукой все сделать будет трудно, поэтому в далеко не в последний раз проходится по волосам, опуская вторую руку ниже, помогая себе. Хочет вернуть должок за «первый раз» и раздеть синеволосого первым - даже среди игры и явного желания у Дилюка остаться азарт соревнования. А что, долги они друг другу до сих пор будто возвращают, но это кажется даже забавным.    Поднимает голову и встречается с взглядом Кэйи. Один глаз горит темным ледяным пламенем, а второй словно утянут снежной метелью, но все еще горит изнутри. Словно видишь в смертельной горной пурге свет далеких домов, дающих надежду на жизнь. На секунду Дилюку захотелось услышать, как Кэйя кричит или громко, не сдерживаясь, стонет, что почти одно и тоже. Но понимает, что ничего из этого сейчас не получится, потому что за стенами слышит голоса своей команды.    Взгляд Кэйи скользит по крепким, бледным плечам. Дилюк покрыт шрамами и веснушками, о которых, насколько Альберих помнит, профорг далеко не лучшего мнения. Идиот, самый настоящий. Будто солнце осыпало многострадальную кожу поцелуями, утешая и обещая, что все будет лучше. Сколько Дилюк пережил на самом деле? Может, когда-нибудь он расскажет. А сейчас Кэйя ведёт пальцами по плечам, мягко касаясь каждого шрама, что может нащупать, и целует шею, оставляет поцелуи на плечах. Ведёт носом по щеке, ластясь, и заглядывает в глаза:   — Ты такой красивый, – говорит Кэйя.   Среди шумных вздохов, шороха одежды Дилюк вдруг ловит тихий комплимент в свой адрес. Сердце сжимается, что-то заставляет захотеть крепче прижать к себе чужое тело и вместе с этим пригрозить больше такого не говорить. Но вместо этого он ощущает лишь касания подушечек пальцев к спине и шрамам, заставляя лишний раз напрягаться в блаженстве от прикосновений.   Почему-то эти три слова не вяжутся с тем, что они делают, потому что звучат интимнее всего вместе взятого между ними. Интересно, Кэйя имел в виду шрамы или… Боже, если он прокомментировал веснушки… А если все вместе? Дилюк совершенно на мгновение ощущает себя смущенной школьницей, на которую лишний раз посмотрел старшеклассник. Осознает одно: ему будет капельку больно, если они в будущем будут ссорится этими же самыми губами, которыми один целовал чужой глаз, а другой сказал такое на чужие веснушки.   «Как же, блять, они все не вовремя…» — Думает Дилюк про свою команду, приподнимаясь и укладывая Кэйю на спину, снова оказываясь над ним.   Руки под футболкой оглаживают грудь, задевая соски, и движутся ниже. Пальцы попадают в петлю на джинсах, но на этот раз тянут вниз по ногам. Тянут — это мягко сказано, скорее пытаются сдернуть.    Не теряя времени даром за манипуляцией с одеждой, Дилюк припадает к уже пересохшим от недостатка внимания губам. Находит языком шарик пирсинга теперь сам и, обхватив его губами, посасывает чужой язык, придерживаясь темпа чужой головы. Этот проколотый язык делал с его членом похожие вещи, так пусть теперь узнает ощущения и в ответ. Кэйя, оказавшись под собственным (не)профоргом, пылко целует в ответ, и взгляд падает на бутылек, что за время, пока он отсутствовал, оказался на подушке. Масло с алоэ? Даже не стоит гадать, для чего, но... Почему именно это? Таких интересных вариантов Кэйя даже у своего соседа по комнате не находил. Он касается чужой мягкой щеки, заставляя поднять на себя взгляд, и усмехается, лукаво глядя в глаза:    — Мог бы просто взять мой рюкзак. Но если хочешь поэкспериментировать — против не буду, — проговаривает он, вздрагивая и шумно выдыхая от прикосновений к соскам. Раздеть его решили уж очень быстро, даже контраст создаётся с прошлым разом. Хотя, может, месть своеобразная? Кэйя любит соревнования.    — Вау, а я и не знал, что ты всюду таскаешь с собой смазку…— Ластится к ладони, кратко целуя фаланги. — Может, у тебя там и презервативы найдутся? Или, может, это ты хочешь поэкспериментировать с ощущениями, не переживай, я чистый.    — Знаешь, всегда нужно быть готовым, на такие случаи, — Кэйя мягко прижимается губами к покрытым веснушками плечам и трётся носом о шею; капля нежности среди чего-то грязного, — и они есть, но забеременеть я явно не смогу.    Экспериментировать? Пожалуй, Дилюку не стоит знать, сколько всего Кэйя уже перепробовал. Предположение всё ещё крутилось в голове, но озвучивать его Альберих не спешил и не собирался — даже если Дилюк и не имеет опыта, он умудряется говорить и действовать так, что по коже мурашки и напряжение в районе паха, а остальное не имеет значения сейчас. Дилюк облизывается и будто бы буднично, невзначай спрашивает:   — Сколько их там?   Подразумевается число активистов в другой комнате. Ему нужно знать все риски и все головы с ушами на всякий случай любых событий в этой комнате на этой кровати. И Дилюку все еще интересно послушать голос Кэйи во всем диапазоне. Оказавшись в одном белье, Кэйя приподнимается и резко дёргает за петли для ремня на чужих джинсах, заставляя податься вперёд бедрами. Дилюк теперь стоит на коленях на постели, и Кэйе такое положение на руку — он двигается ближе, оказываясь лицом напротив чужого живота, оставляет на нем пару поцелуев, уделяя особое внимание большому шраму около пупка, а после слегка тянет зубами за край джинс и мастерски (явно не впервые) выталкивает языком пуговицу из петли, хватает зубами собачку замка и плавно опускается головой, расстегивая ширинку.    — Хм... Дай-ка подумать, — говорит в перерывах, пока плавно оставляет партнёра без одежды, придерживая руками за пояс, — Джинн, Итто, Венти... — джинсы уже расстёгнуты, и теперь Кэйя плавно стягивает их вниз и прихватывает зубами край белья, плавно оттягивая, — ... Эмбер, Лиза... Пять.   Оставшись без одежды, Дилюк чувствует, как стянули и белье, все также зубами. Он сильнее сжимает волосы на чужой голове, чуть отстраняя от себя, заставляя быть на расстоянии пары сантиметров от возбужденного органа. Разгоряченной плотью ощущает чужое дыхание, отвечая:   — Пять, значит, — Дилюку на ум приходит кое-что, но это кое-что подождет, цифру он услышал, — хорошо, хорошее число.    Говорит, словно мед с коньяком - от всей ситуации и телодвижений у него подсел голос и иногда он на некоторых звуках может словно рычать, но из-за того, что говорит тихо этого почти не слышно. Взгляд снизу вверх — Кэйя покорно сидит на кровати, оставшись в одном белье, и заглядывает прямо в лицо, не теряя зрительный контакт. Само их положение распаляет ещё сильнее, и остатки собственной одежды, так мешающие сейчас, хочется стянуть поскорее, но Кэйя намеренно терпит, будто дразня самого себя. Отвлекаться не хочется ни на что, тем более, когда чужой голос звучит так сладко. Интересно, кто-то ещё слышал, как обычно строгий и безэмоциональный профорг говорит вот так? Тихо, томно и еле заметно рыча.    — Разве в этой ситуации «ноль» — не лучший вариант? — Почти шепчет, не отводя взгляда и опаляя дыханием нежную кожу. На губах влага, и хочется податься вперёд, но рука, стянувшая волосы на затылке, не позволяет, и это... Обескураживает. Это точно тот Дилюк, который до этого закрывал лицо руками, смущаясь откровенной позы? Боже, у Кэйи явный фетиш, даже не смотря на его тягу к соревнованию во всем.    (Не)профорг сокращает расстояние в пару сантиметров, проводя блестящей головкой по губам, но все еще фиксирует чужую голову, не давая толкнуться навстречу. Размазывает чужую слюну и оставленные капли по губам подушечкой большого пальца другой руки, чуть выходя за пределы, мажа и по щеке. Кэйин вид снизу просто очарователен и безумно горяч. Надразнившись, (ого, Дилюк умеет?) он тянет за подбородок, заставляя открыть рот:   — Насколько ты знаешь, хороших мальчиков вознаграждают, — повторяет чужие слова, нажимая на чужой затылок, заставляя взять в рот. Дилюк смотрит прямо вниз, как пропадает плоть под чужими губами, как мокрые звуки стихают в шуме из других комнат, но все равно сильнее завязывают узел в паху. Кэйя тихо мычит в ответ на реплику, послушно толкаясь головой вперёд. Головка упирается в горло, Альберих ведёт по ней языком, щекоча штангой нежную кожу. Теплая ладонь в волосах перестает контролировать, но Кэйе это и не нужно сейчас — сам с готовностью двигает головой, выпуская плоть изо рта и ведя кончиком языка по всей длине, посасывает головку, а после снова насаживается головой. Дилюк явно не хочет доводить все до конца, и это распаляет сильнее — Кэйя то замирает, позволяя полностью управлять собой, держа за затылок и толкаясь, то резко двигает головой в собственном темпе, более быстром и грубом.   В прошлый раз Дилюк прятал свое лицо в своих же руках, не до конца осознавая, что Кэйя действительно отсасывает ему, а сейчас… Сейчас буквально объявил это наградой и вознаградил Кэйю. Боже, система поощрений, вот она, профдеформация… Но, честно говоря, тут наградили скорее (не)профорга теплым ртом и наглым языком ниже пояса, а не активиста.    — Блять, Кей…— Вырывается тихое, снова оборванное имя, с шумным вздохом через зубы, когда язык особенно приятно проходится шариком по стволу. Дилюк собирает двумя руками распустившиеся синие волосы, укладывая руки на затылок, и начинает двигаться бедрами навстречу. Он понимает, что веселье сегодня на этом не кончится, поэтому сдерживает себя, разрешая играть с собой, но не долго. Сокращённое имя, слетевшее с губ, заставляет Кэйю чуть ли не скулить — не думал он, что подобная мелочь ему настолько понравится.  С кухни слышится взрыв смеха и чьё-то кривое пение. Иронично получается, вряд ли хоть кто-то из сидящих за стенкой активистов может не в формате шутки представить, что в соседней комнате их профорг насаживает своего активиста ртом на собственный член. Этот самый профорг оттягивает его за волосы назад, но Кэйя делает попытку продолжить — очень хочется услышать Дилюка, пусть это и безумно рискованно сейчас. Хочется заставить реагировать громко, подвергая опасности всю их конспирацию, увидеть волнение в алых глазах, но увы! Сейчас то, что у профорга сильные руки, Кэйе совсем не на руку.    (Не)профорг в последний раз тянет за волосы, маня лечь за собой. Руки через спину находят талию, сжимая, а после скользят под чужое белье. Слушает вздохи и выдохи на ухо, говоря:    — Я не привык брать чужие вещи без спроса, поэтому, будь добр, — недоговаривает, а целует, снисходительно улыбаясь в губы. Благо, тянуться до рюкзака должно быть не долго: он оказывается прямо под кроватью, опусти руку и найдешь. Хоть и Дилюк совершенно не помнит, когда Кэйя его туда принес.   — Неприлично не давать другим людям закончить их дело, господин профорг, — Кэйя хмыкает. Приходится встать на колени и выгнутся, чтобы достать до рюкзака. Тюбик летит на кровать и оказывается, по иронии, рядом с бутыльком масла, — да у нас широкий выбор!    — Неприлично не давать, — вывел тезис из фразы Кэйи Дилюк, смешливо фыркнув. Дилюк понимал, что лучше ему попридержать свой язык со своими шутками, впервые он, возможно, жалеет, что за словом в карман не лезет. Потому что сейчас на самом-то деле в доминирующей роли Кэйя с его опытом. Дилюк лишь раскрывается, ловя от самого себя неожиданные инсайты. Но все равно отвечает и держит диалог так, словно трахается он дважды в сутки: днем и вечером. Если бы… (наверное, если бы да, то и был бы по добрее.)   Честно, Кэйе плевать, что именно они будут использовать. После всех импровизированных атрибутов для секса в общежитии масло кажется очень даже хорошим вариантом. Кэйя усмехается собственным мыслям, когда снова оказывается рядом и дразняще ведёт пальцами по животу, царапая ребра, склоняется к уху, шепча:    — Что-то я не услышал вопроса «можно ли?», когда ты начал меня раздевать.   Дилюк глубоко вздыхает, приподнимаясь и ведет руками по талии, прижимая к себе:   — Ты прав, прости мою бестактность, — прикусывает место на шее под ухом, сразу же зализывая, — можно?    Следом за вопросом руки спускаются ниже к последнему элементу одежды на Кэйе.   — Как хорошо, что я соблюдаю все правила приличия, правда? — Кэйя ведёт языком по чужой шее и мягко касается губами плеча, покорно прижимаясь ближе. На самом деле, прошлая его фраза сказана была, ожидаемо, лишь шутки ради; если бы он не хотел, то и на флирт не отвечал бы, и не позволил бы себя раздеть, и уж точно не дал бы с таким упоением насаживать собственную голову на член, но все эти мысли в момент исчезают в чертовой суперпозиции, когда на ухо, слегка укусив, шепчут тихое «можно?». Нет, Кэйя не будет растекаться и вслух говорить, что после такого, казалось бы, простого жеста он позволит делать с собой все, что душа пожелает. Вместо этого он жмется ближе, вовлекая в поцелуи, пальцы пробегаются по крепким плечам, слегка их сжимая. Теплые ладони на пояснице и пальцы, спустившиеся ниже, кажутся в этот момент самым правильным из всего, что только может быть.   Чуть дрожащие пальцы (не)профорга поддевают резинку, оттягивая, но в какой-то момент палец перестает ее держать, и она возвращается на место, не сильно, но ощутимо шлепая по нежной коже на пояснице. Дилюк замечает, как еле заметно вздрогнул парень в его руках, скорее от неожиданности, и тут же шепчет в синюю макушку, извиняясь за неожиданный фокус:    — Прости, — будто искренний шепот извинения спускается к чужому уху, продолжая излюбленную фразу, которую всегда отвечал, шутя на какие-то легкие столкновения с кем-то, — что так мало.    Кэйа в отместку резко кусает того за ключицу и привстает, помогая избавить себя же от последнего элемента одежды. Дилюк улыбается, ведет носом по щеке, уже действительно забираясь под чужое белье и стягивая его с чужих ног, ощущая, как чужой член касается собственного живота. От этих прикосновений тело прошивает током.    Красноволосый ведет рукой к подушке, нащупывая не масло, доверяя более верному инструменту для того, что они хотят сделать. Из малочисленных источников он знает, что, как и перед сексом с девушкой, парней нужно тоже подготавливать - иначе будет не очень приятно обоим. Дилюк смотрит на Кэйю чуть выжидающе, щуря глаза, будто раздумывая. Кэйя вновь льнет ближе, ласкаясь, как кот довольный, и в наступившей на короткое время тишине становится слышно пение с кухни. Кэйю пробивает на смех, — это им, конечно, на руку, но такой плей-лист для секса в своей жизни он точно не ждал.    — И как тебе? Возбуждает гимн профкома в пьяном исполнении? — Кэйя следит взглядом за чужой рукой и неслышно усмехается выбору — все же решил по классике пойти. Даже жаль, но Кэйя эту гениальнейшую идею с маслом обязательно запомнит. Только вот... Память услужливо возвращает предположения, которые засели в сознании насчёт Дилюка, и Альбериху даже не приходится открывать рот — профорг начинает говорить первым.    — Насколько сильно тебе необходима растяжка? Или лишь только смазки будет достаточно? — Дилюк не замечает сначала, что этим вопросом мог задеть Кэйю, потому что звучало это вроде «так, ну раз смазку с собой таскаешь, значит ебешься раз в час, а значит растягивать не надо». Но Дилюк тут же понимает, что звучит не очень, — Вернее… Хочешь ли ты, чтобы это сделал я… Или ты сам?   Он чувствует, как начинает сдавать позицию, но ему уже и плевать. Потому что уж лучше все пройдет без боли и недопониманий, чем действия буду происходить, словно в фанфике с грязными предупреждениями. Слова вызывают у Кэйи усмешку. Ну в самом деле, его ещё ни разу не спрашивали о подобных вещах с таким беспокойством в голосе. Молчаливое заключение, ясное и простое само собой возникает в голове: либо Дилюк до этого предпочитал только прекрасный пол в плане секса, либо не предпочитал никого вообще, и это даже как-то... Очаровательно. Кэйя усмехается, лукаво заглядывая в глаза, и мягко хватается за чужой подбородок, заставляя не отводить взгляд.    — Было бы славно, если бы она не требовалась вовсе, — Кэйя ласково, почти невесомо оглаживает щеку большим пальцем, а второй рукой осторожно забирает тюбик смазки, скользнув пальцами по теплой ладони. Дилюк серьезно подумал, что это может его обидеть? Да, в жанр dirty-talk-а ему ещё учиться и учиться, но это по-своему мило— ещё никто настолько сильно не заботился о нем даже в мелочах. Кэйя отводит взгляд лишь на пару секунд, оглядывая обнаженное тело, задерживая внимание на области паха дольше, чем нужно, после чего вновь устанавливает зрительный контакт, — может, и хочу, но сначала, — приходится отпустить чужой подбородок, и Кэйа выдавливает немного смазки на собственные пальцы, — может, посмотришь, как это делается? Не уверен, что это твоя каждодневная рутина.    Кэйя отстраняется, оказывается на коленях, и ноги разъезжаются по простыне. Рука со смазкой заводится за спину, не глядя. Он не отводит взгляда от чужих глаз, оглаживая пальцами сжатое кольцо мышц. На самом деле, можно было и пропустить этот момент — Кэйе приходилось и вовсе на сухую принимать в себя что-то, но ощущения явно не из приятных, а раз уж Дилюк сторонник безопасного и комфортного секса — пусть.    — Смотри внимательно, — шепчет он шутливо, отсылаясь на свою прошлую фразу, и шумно выдыхает, чуть запрокидывая голову. До двух пальцев не дошло, но ощущения всё равно дискомфортные. Кэйа начинает плавно двигать рукой, привыкая, но продолжает смотреть прямо в глаза. С кухни слышится взрыв смеха и пение, и за этим звуком Альберих абсолютно не слышит уведомление о сообщении.    До Дилюка доносятся слова и мотив песни. Он не понимает, что больше хочет сделать: заплакать или засмеяться. Мало того, что это его первый раз, так еще и с таким музыкальным сопровождением в исполнении своих активистов. Ну спасибо, что хоть не прямо в его комнате. Он прикрывает глаза в усмешке:   — У меня, конечно, есть профдеформация, но что бы так….      — Слушай, тебе не кажется, что мы громко поем, — говорит с опаской Джин после половины куплета Венти, который держал укулеле.    — Пф, да ну, мы не громче соседей Дилюка сверху будем, — Венти играет бровями и отпивает то ли чай, то ли сомнительное пиво из кружки, незаметно открывая переписку с Кэйей на телефоне.   — Просто у Дилюка голов-…— Джин осекается, недоговорив, — каких соседей? Дилюк живет на последнем этаже…   Венти загадочно пожимает плечами, не понимая: он рад, что у него чуткий музыкальный слух, или лучше бы он этого не слышал.   — Ты Кэйе настрочил что-то? — Итто с недоумением заглядывает Венти через плечо. Тот лишь усмехается, блокируя экран и снова прикладываясь к стакану.     — Да, пока сам не забыл. Прочитает, как проснется, — музыкант заметно выделяет интонацией последнее слово, но замечает это, кажется, только Джинн, на взгляд которой он только усмехается, на мгновение прикладывая указательный к губам так, чтобы это осталось незамеченным для других активистов.  В следующий раз сразу пятихатку выпросит. Так, за прекрасный музыкальный слух.     Дилюк, действительно, смотрит внимательно, слыша, как сердце громыхает под ребрами. Кэйя, бесстыдно глядя на него, сейчас растягивает сам себя. Если бы Дилюку в первую их встречу кто-то сказал, что такое случится, то Дилюк бы не просто не поверил, а еще бы сверху поклялся, что никогда такого не пройзодет. А где он сейчас? Кэйя ни на секунду не жалеет, что решил не разрывать зрительный контакт. Щеки у Дилюка заалели, и (не)профорг действительно его послушался — смотрит, не отводя взгляда. Это даже немного смущает, но в то же время доставляет уж слишком сильное удовольствие — Альберих хочет, чтобы на него смотрели.    Не разрывая зрительного контакта, теперь уже Дилюк тянет ладонь к чужой щеке, мягко гладя, будто отвлекая и успокаивая. А через мгновение привстает, оказываясь ближе к чужому лицу, заменяя руку на щеке своими губами, кратко целуя. Убирает синюю прядку за ухо и скользит носом по скуле, останавливаясь, чтобы легонько прикусить. Второй рукой ведет от шеи к груди, проходясь по напряженным соскам, сжимая. Через талию проводит кончиками пальцев по позвоночнику, оставляя ладонь там. Через краткую паузу от всех касаний, припадает к чужим губам и одновременно давит на спину, ложась обратно и укладывая чужую грудь на себя так, чтобы бедра и таз все еще были подняты вверх, держась на коленях.    — Не обращай внимания, продолжай, — комментирует на ухо изменение положения тел Дилюк, — или уже устал?    Альберих покорно выгибается, приподнимая таз и бедра, снова прячет стоны, но уже в чужой шее, и усмехается:   — Ты настолько плохого мнения обо мне? Или просто хочешь меня сменить? – А от шёпота на ухо — мурашки по коже.    Теперь Дилюк может двумя руками дотянуться до ягодиц Кэйи сжать и чуть раздвинуть их, чувствуя чужое шумное дыхание. Ведет ладонью к чужой руке, что была заведена за спину и надавливает на нее, заставляя погрузить, наверное, на фалангу больше в себя. Параллельно следит за чужой реакцией, ловя изменения дыхания и постанывания. Кэйя позволяет надавить на руку и прикусывает кожу на шее в тот же момент, пряча новый стон с придыханием. Даже не ощущения влияют сейчас, а осознание, что именно происходит — и почему это начинает смущать?   Дилюк запомнил упрек с разрешением и теперь также вкрадчиво спрашивает:   — Можно? — убирая не на долго руки для того, чтобы найти смазку и выдавить на пальцы одной руки.    Кэйя трётся носом о шею, недовольно мычит, когда руки исчезают, и краем глаза видит, что Дилюк выдавливает смазку на собственные пальцы, а одна краткая фраза заставляет сердце сократиться быстрее.    — Насмотрелся? — Кэйя насмешливо фыркает, оставляя поцелуй на россыпи веснушек, и кивает, подкрепляя словом, — можно.    Напряженные органы чувств улавливают, как хлопает входная дверь. На мгновение радует мысль, что теперь в квартире только они, но в следующую же секунду слышатся приглушённые голоса с кухни. Пения уже нет. А вот это проблема.   Куда-то в плечо прозвучало разрешение и Дилюк, наверное, никогда в жизни не был так заинтересован и смущен одновременно. Но смелости прибавил звук хлопающей двери, дав мысль того, что лишних ушей и, не дай Бог, глаз становится меньше.    Дилюк прикрывает глаза и целует в висок, ведя пальцами по уже влажному колечку мышц, чуть надавливая. Свободной рукой он обвивает чужую спину, обнимая за талию. Ощущения необычные, осознание приходит запоздало, обратной дороги уже точно нет. Голову посещает странная мысль: каково это - ощущать в себе что-то? Дилюк удивляется самому себе, но почему-то эта мысль заставляет его лишь сильнее прижать к себе чужой торс. Толкается двумя пальцами глубже, но медленно, пытаясь понять по реакции, больно ли Кэйе или нет, приятно или нет. На секунду думает, что, возможно, Кэйя мог бы разочароваться в нем как в неопытном в этом плане человеке, но, с другой стороны, они уже по середине озера, а договорились безмолвно они на уходящем из виду берегу.    Кэйе кажется, что сейчас всё его тело — открытый провод, оголенный нерв, реагирующий буквально на все воздействия. Чужие руки ощущаются вовсе по-другому, нежели свои, пусть это и не впервые. Ноги начинают подрагивать, но Кэйя, наоборот, поднимает таз выше, навстречу пальцам. Смазки много, но неприятные ощущения всё ещё остаются — Альберих концентрируется не на них, а на поцелуе в висок, теплой ладони на талии, и сжимает пальцы внутри себя, показывая, что нужно помедленнее, и Дилюк останавливается, лишь мерно толкаясь вперед-назад на то расстояние, которое успел преодолеть. Ловит телом чужую дрожь, и это заставляет его чуть свести брови, обронив лишь краткое «Боже» шепотом. Честно, сейчас Кэйе хочется все и сразу, но вряд ли Дилюк будет рад, узнав, что его партнёр просто терпит боль, правильно? Человек, лежащий под ним, казалось бы, и опыта толком не имеет, но делает всё так, что у Кэйи ноги подкашиваются. Он тихо поскуливает в чужую шею и расслабляется, позволяя двигать рукой дальше, а через несколько движений даже сам подаётся бедрами навстречу, слегка насаживаясь на пальцы. Он прекрасно чувствует, как смазка стекает по внутренней стороне бедра, и это распаляет ещё больше.    Через минуты Кэйя перестает сопротивляться совсем, поэтому Дилюк позволяет пальцам проникнуть глубже, слегка разводя их внутри. До слуха долетают мокрые звуки, заставляя дыхание в очередной раз сбиться. Чтобы отвлечь от новой позиции пальцев внутри, Дилюк, легко царапнув по боку, убирает руку со спины и протискивает между телами, находя чужой член, прижатый к животу.    Легко касается, а после обхватывает в кулак, насколько позволяет ему пространство между ними, и сжимает. Собирает влагу с головки и проводит пару раз вверх-вниз, целуя в плечо. Пальцы тем временем полностью выходят из тела и входят обратно, пытаясь удержать один ритм с рукой на чужом члене. На это Кэйя реагирует тихим звуком, схожим с рычанием. Очень хочется дать голосу волю, но звуки с кухни продолжают доносится до комнаты, означая, что в квартире они всё ещё не одни, и сейчас Кэйя ненавидит этот факт. Нет, он мог бы... Ему сейчас плевать, что подумают о нем, но у Дилюка могут быть проблемы, так? Странно, что он вспоминает о таких вещах сейчас.    (Не)профорг случайно задевает свой возбужденный орган и тихо скулит от касания. Но не трогает себя по нормальному, будто дразнит, будто не знает, что пальцы потом нужно будет сменить. Движения Дилюка ритмичные, и Кэйа ощутимо впивается зубами в плечо, тихо рыча и жмуря глаза. Бедра начинают подрагивать сильнее, и он явно не знает, что ему делать, пытаясь и толкаться в чужую руку, и двигать тазом навстречу пальцам, что получается сбивчиво.   Голова пустеет, руки заняты, но очень хочется поцелуя прямо сейчас, поэтому Дилюк ничего не может, кроме как несколько раз ткнуться в чужую щеку, безмолвно прося повернуть лицо. Но через несколько безуспешных попыток понимает, что, кажется, Кэйя слишком в ощущениях сейчас. Поэтому хриплым шепотом зовет, надеясь, что хотя бы на голос синеволосый отреагирует:    — Кей, — небольшая пауза, чтобы собрать первую просьбу такого плана в своей жизни, — поцелуй меня.    Кажется, покраснеть сильнее нельзя, но Дилюк, по ощущениям, весь горит. Если Кэйя действительно его сейчас поцелует, он расплавится. Вот так профорги теряют совесть и стыд в маленьких мольбах о поцелуях. Но кто сказал, что сейчас тут есть хоть один профорг?    От такой простой фразы у Кэйи загорается что-то в груди, не связанное с возбуждением. Опять профорг использует этот приём — нечто настолько чувственное и душевное прямо посреди процесса, черт бы его побрал. И Кэйя ведётся, чувствуя что-то особенное от этих фраз.   Он приподнимается, заглядывая в глаза, мягко оглаживает щеку большим пальцем и прижимается к чужим губам собственными, даже не целует сначала, просто прикасается, уже после мягко углубляя поцелуй, пряча в нем тихий стон. Скромная просьба Дилюка услышана, и он оставляет частички последнего самообладания в дарованном поцелуе, стараясь дышать от нахлынувших ощущений. Ладонь Кэйи спускается ниже, касается живота, а после обхватывает оба члена, прижимая друг к другу. Большим пальцем Кэйя массирует головку чужой плоти, после чего начинает плавно проводить вверх-вниз, стараясь поймать ритм пальцев внутри себя. Дышать у Дилюка не получается, когда он ощущает чужую руку на своем буквально уже ноющем члене. В тесный поцелуй врывается стон из своей груди, и Дилюк прикусывает чужую губу, в попытке заставить себя замолчать, теряясь в ритме чужих и своих рук. Низ живота тянет очень сильно, а дискомфорта уже нет. Кэйя прерывает поцелуй, утыкается влажными губами в висок. Хочется ещё, быстрее, прямо сейчас, но его хватает только на пару слов, сказанных шепотом на ухо:    — Люк, пожалуйста…   Кэйя уже сам поддается, без проблем принимая пальцы, поэтому Дилюк в последний раз разводит их, собираясь покинуть тело, но тут до воспаленного желанием сознания доносится просьба, приправленная сокращением имени. Не сказать, что Дилюка также сильно ведет от новых прозвищ, но он усмехается этому. А от молящего шепота мозг на секунду отключается от тела, позволяя ему повиноваться лишь желаниям. Секунды не прошло с озвученной просьбы, как пальцы тут же покидают тело и сейчас же возвращаются, но только сильнее, грубее, так, что слышно легкий шлепок кожи об кожу и влажный звук. Дилюк, все в порядке? Ты сам сейчас умрешь, если не трахнешь человека над собой, или тебя трахнут, если продолжишь дразниться. Но дальше дразниться он не хочет, оставит это на потом, если это потом, конечно, случится.    — Ох, ну если «пожалуйста», — пальцы, огладив мягкие стенки снова на секунду покидают их, но снова возвращаются, — то хорошо.   В это мгновение Кэйе приходится зажать себе рот — грубый толчок пальцев током проходится по телу с характерным шлепком, и Кэйа глушит стон в собственной ладони, жмуря глаза. И сейчас больше всего хочется, чтобы Дилюк не останавливался, только пальцы на член замените, пожалуйста, и так же — грубыми толчками. Кэйа с шумом выдыхает, расслабляясь, после того как сжал пальцы внутри себя, и кратко ведёт носом по чужой шее, щекоча ее дыханием. Дилюк, несмотря на видимое отсутствие опыта, безупречно считывает реакцию чужого тела и делает всё, чтобы её усугубить. Может, поведение привирает?    А Дилюк кратко целует в щеку, убирая обе руки от чужого тела, ведя кончиками пальцев по коже в разных местах.    — В какой позе… Тебе будет…— Дилюк снова не знает, как подступиться. Как хорошо, что он не начал дразниться дольше, иначе бы вышло совсем глупо, но он точно знает, что сделает чуть позже, — приятнее и удобнее…?    А, нет, не привирает. Кэйя прячет усмешку в чужом плече. И снова, как в тот раз — уверенный образ потрескался, являя смущенного профорга, и такая резкая смена забавляет. Альберих ещё раз убеждается, что шутки про смену личности у Дилюка применимы во всех сферах жизни.   — Даёшь выбор более опытному? — Кэйя ловит чужой взгляд, облизываясь. Немного смутим и подшутим, без этого Кэйя дальше ни трахаться, ни жить не будет, но все беззлобно, естественно.    Дилюк ожидал, что Кэйя отшутится, поэтому свои позиции до конца он не сдаст просто так:    — Да, и более опытный дает мне, — пусть Дилюк и правда неопытный, но характер и привычку не оставаться в долгу никуда не уберешь, даже когда собираешься с кем-то потрахаться. Такой вот своеобразный грязный стендап вам. Кэйя усмехается на ответную реплику — шутка простая, но ясно даёт понять (в который раз), что Дилюк даже в таком положении готов ответить. И Альбериху это нравится просто до безумия.    Сердце же (не)профорга все равно дрожит от волнения и чуть неловкой ситуации в довольно ловкой позе и атмосфере. Боже, Дилюк, ты с каждым вопросом и фразой даешь себя раскусить, как школьника какого-то, даже несмотря на то, что отшучиваешься в ответ. Но ему думалось, что если человек над ним занимается этим не в первый раз, то уж у него-то точно должны быть предпочтения, а самому Дилюку любая поза будет сейчас как раз. Чужой комфорт и тут важнее, но почему-то думается об этом в рамках Кэйи теплее, чем с остальными.   Подумав над этим, Дилюк коротко целует в подбородок, обвивая спину сильнее, ожидая ответа, замечая, что в квартире стало подозрительно тихо. Неужели, он упустил момент, когда последние люди хлопнули дверью. Не понимает: можно ли давать голосам волю или нет. С другой стороны, кому еще нужно находиться в «мертвой» квартире профорга без остальной компании? Может, действительно, все ушли?    Только подумав над этим слышит коридора напускно-громкий голос Венти:    — Да, Итто, всё, пора идти! Всё, все ушли, и мы тоже уходим. Спасибо этому дому, дадим другому, — шутит Венти.   — ТШшшшШшш!!! Ты чего орешь! У Дилюка болит голова! Они с Кэйей уже спят! – Итто осуждающе шипит, пытаясь заставить Венти говорить тише, ведь профорг спит с мигренью. (звучит, как новое прозвище Кэйи)   — О, как я мог забыть, что они действительно уже спят…— Тише отвечает Венти, все также отмечая некоторые слова. Ох, Итто, если бы ты только знал.  Спустя пару минут возни и шарканья обуви с треском смеха слышится последний хлопок двери на сегодняшний вечер.    Кэйя шумно выдыхает с тихим стоном, запрокидывая голову, с губ слетает тихое, но эмоциональное «Боже, блять, наконец-то», и в следующую секунду плечи Дилюка оказываются сжаты, а сам он — в сидячем положении. Кэйя подбирается ближе, упираясь коленями по обе стороны от чужих ног.    — В детстве верховой ездой занимался, — фыркает он, видя недоуменный взгляд Дилюка, и немного трётся своим членом о чужой, подразнивая, совсем слегка. Осознание, что сейчас его не остановит ничего ни от действия, ни от стонов подстёгивает ещё больше, и Альберих хищно облизывается, выдавливая на пальцы смазку, а после — мягко растирая её по стволу чужой возбуждённой плоти.    — Наездник, получается? — Дилюк быстро отходит от не особо заметной смены положения тел, фыркая в ответ. Но смешливые ноты в голосе тут же меняются уже на нормальный стон даже более громкий, чем нужно. Его пальцы сжимают чужие ребра от касания холодной смазки на холодных пальцах. Вот вам и игра с температурами. Дилюк поглядывает из-под опущенных ресниц на чужую руку на своем члене, и это кажется на секунду совсем нереальным, заставляя закусить губу и зажмуриться. Дилюк сейчас смущен, но при этом распален до предела и сочетание буквально невинности и опыта в их дуэте добавляет ситуации интереса. Посмотрите на них: дьявол искуситель и ангел целомудренный. Но красноволосый, кажется, не против обратиться сейчас в падшего ангела, если в него обратит сам Кэйя. А ему кажется, что Дилюк сейчас выглядит очаровательно: щеки покрасневшие, обкусанные губы и лежащие в красивом беспорядке волосы, что спадают на плечи. Так и залюбоваться можно, что Кэйя и делает на пару мгновений. Сейчас немного не до этого, но потом он обязательно не раз скажет профоргу, насколько тот красив, вместе со своими шрамами и даже веснушками.    Быстрый поцелуй в плечо, Кэйа растирает большим пальцем смазку по головке и двигается бедрами ближе, осторожно направляя член внутрь себя. Рагнвиндр понимает, что деталь с презервативом они, кажется, решили упустить, хоть о наличии было известно. Что ж, об этом они подумают после.    Ощущения до безумия новые, когда головка оказывается внутри влажного тепла и сжимающей узости. Голова сама запрокидывается, а краткий стон выходит смешанным с чужим именем. Он бы продолжил наблюдать за чужим лицом, если бы не дрожь по телу от новых ощущений, когда парень над ним насаживается глубже, пробуя позу движениями таза вверх-вниз. Дилюк неосознанно в погоне за большим повторяет эти же движения тазом.    Через секунду оба на мгновение замирают - Кэйя принял его в себя полностью, сжав. Член — не пальцы, а Дилюку ещё и повезло родиться с таким диаметром, черт его дери. Ощущения смешанные, но Альберих, зажмурив на пару мгновений глаза, опускается ниже, пару раз двинув тазом вверх-вниз. И весь его дискомфорт явно стоит реакции Дилюка — тот смущён, тело подрагивает, а таз толкается навстречу. Немного больно, но — нет-нет, что вы, Кэйа не мазохист, — именно это заставляет немного резко опуститься до основания, сжав зубы и тихо простонав. Ему нужно время привыкнуть, но сделать этого не дают.    — Бля-я-ть… — Дилюк возвращает голову в прошлое положение, растягивая гласные и тихо гася окончание в шепоте. Спускает руки с торса на чужие бедра и тихо толкается внутрь, ощущая, как дрожат свои ноги. Из головы улетают все мысли, оставляя только пустой звон из эха чужих постанываний.    Кэйе все еще нужно привыкнуть до конца, поэтому Дилюк усилием воли заставляет себя прекратить двигать бедрами навстречу, перемещая руки на чужие ягодницы, оглаживая. Пусть Кэйя возьмет сначала свой темп, чтобы привыкнуть. Облизывает пересохшие губы, в бесчисленный раз меняя личность за вечер:    — Объездишь меня? — Правая рука, скользнув по чужому позвоночнику, оказалась у лица, убирая прядки, мешающие смотреть в лицо. Левая находит чужую ладонь и укладывает к себе на ключицы в опасной близости к шее, делая это место новой точкой опоры.   Кэйа дышит тяжело и прикусывает собственные губы, ловя чужой взгляд:   — С удовольствием, — губы растягиваются в улыбке, а ладонь около шеи поднимается выше — пальцы слегка сжимают горло, опираясь. Кэйа плавно приподнимается, член почти выскальзывает из него, а смазка ощутимо стекает по нежной коже. Вторая ладонь оказывается на щеке, и Альберих, будто заворожённый, осторожно скользит подушечкой пальца по губе, толкая ее наверх и оголяя чужие клыки.    — Ты же знаешь, что зависит все не только от наездника, — прямой намек, что можно брать инициативу в свои руки, например, вновь сжать бедра, что так удачно находились под тёплыми ладонями, и подстроить тело под свой темп.    — Знаю, — хрипло отзывается Дилюк и касается чужой подушечки пальца языком, а после прикусывает.    А теперь — вновь резко вниз, до самого основания и тихого шлепка.   Руки снова оказываются на талии, но на этот раз не гладят, а буквально впиваются, удерживая, не давая подняться с себя. Он снова оказывается полностью в Кэйе, издав что-то похожее на тихое рычание. Ведет тазом, двигаясь внутри Кэйи без скольжения или трения, чуть покачивая его, растягивая. Сначала медленно, но после все быстрее и амплитуднее, все еще не давая подняться чужим бедрам вверх. На талии, скорее всего, останутся синяки от чужих рук. Сначала Кэйе кажется, что это случайность — до этого Дилюк ничего такого не вытворял, — но спустя мгновение понимает, что все иначе. И этот факт снова выбивает весь воздух из лёгких.    Такого Дилюка Кэйя не просто «рад» увидеть; ему нравится до сбитого дыхания, до дрожи во всем теле и тягучего возбуждения, что опаляет низ живота, нравится так, что появляется иррациональное желание впитать в себя все, что Дилюк из себя представляет, неясно, каким именно образом — просто ближе, как только возможно, тело к телу, чтобы между ними не то, что пространства: воздуха не осталось. Его покорила нежность и забота, смущенность, которая сквозила до этого в движениях профорга, но теперь весь этот набор идеально завершило то, что, кажется, гладит все кинки Кэйи одновременно.    Снова начав медленно двигаться, не теряя темпа, но меняя углы, Дилюк убирает руки с талии, через грудную клетку ведет к напряженным бедрам. Кончиками пальцев рисует какие-то непонятные узоры или руны по коже, переходя иногда на легкие царапины. Глазами пробегается от чужого торса, заостряя внимание на шее, а после на губах, к глазам. Снова отмечает, что они разные. Красноволосый, честно говоря, уже успел об этом забыть, приняв это, но сейчас снова увидел и снова это заставило полувосхищенно и полуудовлетворенно вздохнуть. Взгляд у Кэйи сейчас чуть расфокусированный, но при этом горящий, зовущий. Кэйя послушно опускается вниз и сам ведёт бедрами из стороны в сторону, чувствуя, как член двигается внутри, слегка надавливая на стенки под определенным углом. Ощущения можно назвать... Непривычными. Нет, это его не первый секс в такой позиции, но с Дилюком иначе никак. Все, что связано с человеком под ним — всегда по-особенному, по-своему, и сейчас уплывающее сознание даже не позволяет осознать, что происходит на самом деле. Кажется, что это не просто приятный процесс, на который согласились два взрослых человека с целью расслабиться; эмоций гораздо больше.    Слишком много.    Аккуратно подхватив Кэйю под бедра и ягодницы, Дилюк чуть-чуть приподнимает его:    — Помнишь, спрашивал, сколько человек осталось?    Ведет головой, прижимаясь между предложениями уже к тыльной стороне ладони. А Кэйя вновь поднимается, как только чувствует возможность двигаться. Кожа в районе пояса ноет после такой экзекуции, но мысль только одна, мимолётная и приятная: останутся ли следы? Очень хочется, чтобы «да». Член входит уже гораздо легче, Кэйя снова сжимает его внутри, жмурясь от ласковых прикосновений, и даже не замечает сразу, что Дилюк смотрит ему в глаза. Ещё сутки назад Кэйя и повязку бы перед ним не снял, а что теперь? Буквально скачет на этом же человеке, полностью обнаженный, со стекающей по бедрам смазкой, растрёпанный и раскрасневшийся. И ничего его в этой ситуации не смущает. Животная искренность в своих желаниях и эмоциях, какая она есть.   — Помню. И очень надеюсь, что сейчас это число сократилось до нуля, — он замирает, чувствуя руки на ягодицах, и все же ловит чужой взгляд, опираясь на плечи и, словно автоматически, начиная вновь оглаживать пальцами веснушки и шрамы.    — Технику «девять минус один» знаешь? — Одну руку с бедер перемещает на чужой, текущий смазкой член, несколько раз проводя вверх-вниз. — Замени девять на пять.    Сказанное Кэйя даже осознает не сразу. А Дилюк точно в первый раз такое проворачивает? Хотя, порно и самообразование никто не отменял. Кэйя закусывает губу, смотрит немного расфокусированно и инстинктивно толкается в чужую руку, при этом стараясь не подниматься сильнее — ощущение наполненности явно терять не хочется. С покрасневших, искусанных губ слетает краткое:   — Как скажешь.    В тихом омуте много вкладок запороленных водится. А как Дилюк уже сам понял, Кэйе нравится и пожестче, поэтому, уделив время подготовке, теперь можно не держать себя.    Дилюк возвращает руки к бедрам, сжимая, заставляя приподняться снова и не давая опомниться толкается навстречу. Сейчас он не собирался осуществить озвученную задумку, ей он хотел воспользоваться к концу, а сейчас сказал об этом, чтобы держать Кэйю в некотором неведении. Ведь никогда не понятно, когда начнётся отсчет, но о начале Дилюк предупредит. Сейчас же он сжимает кожу, иногда направляя тело на себя. Ритм сбивчивый, но скоро все становится на свои места и Дилюк громко стонет, когда их движения совпали: он поднял таз вверх, а Кэйя сел на него. Ритм тут же был пойман и Дилюк убрал руки с бедер, положив их на плечи, приподнимаясь к чужому лицу.    Кровать чуть-чуть поскрипывала, под ними шуршала простыня, а горячий воздух между ними пропитался стонами вперемешку с мокрыми звуками, и Дилюк считал это симфонией. Кэйа, двигая бедрами и стараясь поймать ритм, усмехается; Дилюк не рискнул полностью отпускать себя, пока не удостоверился, что ему, Кэйе, не больно. Непривычно и отчего-то странно на сердце, но думать об этом Альберих сейчас не собирается. Ему до безумия хорошо — голова пуста, сознание ватное, ему до потери пульса нравится чужие действия и поведение, и все, от общего процесса до чужих толчков бедрами и стонов. Дилюк не сдерживается, и стоны в полный голос кажутся Кэйе лучшим в этой жизни.   Дилюку становилось непростительно приятно от ощущения веса тела над собой и теплого нутра, чужих рук и дыхания, чужого голоса. Он проводит носом по шее, кусая не глядя, запуская руки в волосы. Дилюк кусает еще, зализывая и оставляя засосы. Самые настоящие засосы, да, Дилюк, ты такое умеешь. Их становится несколько в ряд - будто созвездия, но нет, скорее, если добавить еще несколько штук к ним - будет самый настоящий ошейник из красных следов. Наверное, потом его милый профорг смутится, когда поймет, что по его вине на шее Кэйи живого места не осталось, но какая разница сейчас? Альберих отвечает тем же — впивается в нежную кожу зубами, целует, зализывает, и с особенным удовольствием кусает за выпирающую ключицу. И пусть только попробует потом свитер с горлом надеть.    На мгновение останавливается, заглядывает в глаза и тянется за поцелуем. За самым мокрым и горячим поцелуем в своей жизни. Кэйя, совершенно не стесняясь, стонет прямо в поцелуй, когда во время резкого толчка член проезжается прямо по чувствительной точке внутри, заставляя бедра подрагивать сильнее. Значит, еще и самым громким поцелуем в своей жизни.    Сжимает волосы на затылке, от губ преподает к месту под ухом, выцеловывая, а после спрашивает на ухо:    — Посчитаешь мне? — Обвивает руками спину, останавливая движения внизу, и утягивает вниз за собой, прижимая грудь к груди и зажимая чужой член между ними. — Громко и четко, чтобы я не сбился, хорошо, Кей?    — Грязный прием, — Кэйя рычит, снова хватая зубами кожу на шее, а после — кусая за мочку уха. Дилюк явно умеет дразнить одними только словами, и делать это в такой момент, подобным тоном, ещё и приправляя это все сокращённым вариантом имени — нечестная игра. В то же время Дилюк со своим «громко и четко, чтобы я не сбился, хорошо?» звучит так, будто собирается бомбу обезвреживать, как минимум. Кэйя ведёт по коже кончиком языка, обводя ухо, и шепчет в ответ, облизываясь:   — Тогда слушай внимательно.    Дождавшись ответа, Дилюк начал медленно входить в Кэйю под его же счет. Боже, Кэйя готов поклясться, что работа над мероприятиями — мелочь по сравнению с такой командной работой.    — Один, — он с шумом выдыхает, плавно опускаясь на член до основания. Из-за плавного темпа даже не слышно уже привычного шлепка бедер о чужие. Подняться, и снова — Два, — руки Дилюка на бедрах ощущаются самым правильным, что есть в мире, — три, — есть возможность вдохнуть спокойно, но бедра уже снова напряжены, — четыре.    Цифра прозвучала, и Дилюк, не дав вздохнуть, резко входит до основания с шлепком и собственным стоном. Сказать «пять» Кэйя не успевает. Дилюк буквально выбивает из его лёгких весь воздух вместе с вскриком, что слетает с губ. Член входит с характерным хлюпающим звуком, вновь проезжается по простате, резко заполняя неприятную пустоту.   — Умничка, продолжай. — Сбившимся голосом шепчет (не)профорг и вознаграждает поцелуем в висок, нежно проводя руками по ребрам. Еще ровно пять раз.   Кэйя утыкается носом в чужую шею, тяжело дыша, слушая похвалу, от которой щекочет под ребрами. Молодец, Дилюк, отлично играешь на контрасте. Хочется отдышаться хотя бы пару мгновений, но Кэйа вновь плавно поднимается, чувствуя, что ноги дрожат ещё сильнее, так и норовя разъехаться в стороны по сбитой, влажной простыне. Теперь лишь три раза — и вновь пара грубых, резких толчков. Низ живота будто скручивается в узел, явно намекая, что ещё немного — и оргазмом накроет с головой. Кэйя замирает на пару мгновений, оставляя смазанный поцелуй в уголке губ, и отчаянно жмется ближе, чувствуя, как собственная головка касается чужого напряжённого живота.    От шумного дыхания в счете и стонов между ними или прямо во время отсчета становится слишком горячо. Впервые Дилюк не жалеет, что последовал советам из множества источников, да еще и так удачно, потому что человек, который сейчас рядом с ним, прекрасно справляется. Дилюк восхищен и совсем слегка напуган, в голове лишь одна мысль: «Дойти до гребанного конца».   Кэйя вскрикивает на нем, сжимая плечи Дилюка. Интересно, появятся ли там новые, уже именные, шрамы? На счет шрамов он сам не уверен, а вот следы от укусов и засосов - да. Что делать с этим, Дилюк решит потом: в гардеробе великолепное множество водолазок, и одну из них он натянет на Кэйю, чтобы тот не светил истерзанной шеей на собраниях.    Руки хаотично гладят спину, придерживают дрожащие бедра, окольцовывают талию, направляя с нажимом вниз - еще глубже. Красноволосый чувствует, что если Кэйя продолжит так сжимать его внутри себя, то долго он не продержится.    Кэйя послушным образом продолжает отсчитывать, а Дилюк на одну секунду думает, что это была плохая идея - просить об этом, потому что так просто… Нельзя. Нельзя превращать каждую секунду в искру от фейерверка, нельзя заставлять эту же секунду тянуться патокой по телу, нельзя звучать так на грани, нельзя толкать дальше в бездну. Но он толкает, тянет и звучит.    Весь этот урок математики Дилюк перебивает тихим шепотом мата куда-то в сторону и рычащими похвалами во все части тела, в которые можно уткнуться губами. Кэйю хочется хвалить, боготворить и трогать-трогать-трогать, непонятно, куда еще ближе, но хочется втереться еще - стать одним целым.  У Дилюка не болит голова, у Дилюка больше нет головы и сознания, у Дилюка есть только одна лихорадка, персональная синеволосая лихорадка.    И снова — теперь уже два мягких, плавных толчка, а после — три резких, глубоких, до хлюпающей смазки и громких шлепков. С каждым толчком Кэйе все больше кажется, что он ходит по чертовой грани, и его вот-вот накроет с головой. Вторая буква цифрового алфавита слетает с приоткрытых влажных губ с усмешкой. Дилюк поражается: как Кэйя делает так, что его хочется трахнуть еще раз, когда он уже его трахает? Расфокусированный взгляд, обрамленное мокрыми волосами покрасневшее лицо, прикрытые ресницами глаза.    Дилюк на секунду замирает всем своим существом.   Он вновь замечает: некоторые ресницы на слепом глазу белые. И это чертовски невероятно. Может, Дилюку привиделось? Он тянет руку к лицу, чтобы коснуться века, но останавливает ее на шее, прижимая. Цифра прозвучала, и сейчас больше, чем разглядеть чужую особенность, хочется только до исступления вбиваться в чужое тело. Что Рагнвиндр и делает, прорычав сокращенное имя.    Последний раз. Кэйя поднимает мутный взгляд на чужое лицо, выдыхая через приоткрытые губы, и, слабо усмехаясь, сжимает дрожащими пальцами плечи, четко проговаривая последнее:     — Один.   По правилам сейчас должно быть одно мягкое движение, но никакого терпения уже нет, поэтому Дилюк отпускает себя, пресекая любое возмущение ладонями: одной на шее, а второй на чужом члене. Собственные ноги сводит от напряжения и грубых толчков, рука двигается в рассинхрон со всем остальным телом, как бы он не пытался – слишком много требуется контроля. Кэйе резко перестает хватать воздуха, и он не сразу осознает, почему; ему жарко, воздух повысил свою плотность, может? Но проходит мгновение, и он чувствует теплую ладонь на кадыке и пальцы, которые сжимают горло. Кэйя усмехается, облизывает губы и заглядывает прямо в глаза, щурясь из-под полуопущенных ресниц.    — Кто-то играет не по правилам, — резко выдыхает, с опозданием осознавая, что голос его после всех криков и из-за руки на шее звучит хрипло и тихо. Вопреки словам, недовольства на лице не видно даже на мгновение — Кэйя откидывает голову назад, вновь срываясь на стон, и двигает бедрами в такт, опускаясь со самого основания. От собственного имени, что так резко и чувственно звучит, Кэйю как током прошибает. Каждый раз, когда слышит одно простое слово — хлыст по коже. Дилюк каким-то образом обнаруживает все его фетиши разом.   По количеству толчков сейчас нужно было бы полагать, что у Дилюка дома было не пять человек из своего профбюро, а как минимум еще пара чужих.    В глазах темнеет и плывет - непонятно: это слезы или давление? Отлично, таблеток от давления мы еще не принимали. Хоть и давление сейчас есть в совершенно других местах. У Дилюка перехватывает дыхание, а живот в напряжении подрагивает.    — Блять, — выгибается навстречу чужому телу, — Кей, я…   В попытке предупредить о разрядке складывается полное имя парня сверху. Очевидно, о чем парень внизу пытался предупредить, но Кэйя, нагло ухмыляясь, вновь резко опускается до основания и сжимает член внутри себя.    — Блять-блять-блять-блять! — Молится Дилюк громки стонами, чувствуя самый ослепительный в своей жизни оргазм, окрещенным в конце шепотом имени Кэйи. Рефлекторно сильнее сжимает ладони на двух частях тела. Продолжает двигаться внутри, растягивая удовольствие, ощущая влагу на паховой зоне.    Сквозь опущенные ресницы и ставшими в момент тяжелыми веки наблюдает за выгнувшимся дугой телом, проводя и доводя до исступления своей ладонью.  Наверняка Кэйя запачкает чужой живот, но все эти мысли пролетают мимо, когда он с громким стоном чувствует, как сладкий оргазм накрывает с головой.   — Блять, Люк... — Он вторит за чужими словами, прижимаясь всем телом, кожа к коже, тяжело дыша. Перед прикрытыми веками будто взрываются звёзды, по телу идёт дрожь, а внутри себя Кэйя чувствует что-то горячее, стекающее по бедрам вниз, на чужой пах. Сердце стучит бешено, и все, что он может — только подрагивать эти несколько секунд, шепча что-то бессвязное.    Части торса, куда попало чужое семя, начинают гореть. Не везде Кэйя, оказывается, холодный. Медленно расслабляет руку на шее, ведя тыльной стороной по красиво вздымающейся груди, проводя подушечкой пальца другой руки по чувствительной в ужасной степени раз головке.    У Дилюка нет слов — од(ин Кэйя)ни эмоции.   Кэйя тихо мычит, вздрагивая от прикосновений, и кладет свою ладонь поверх чужой, чуть сжимая. Кожа сейчас чувствительна до предела, и от прикосновений хочется и уйти, и получить больше одновременно. Кэйя вновь двигает тазом несколько раз, подстраиваясь под чужие движения, и, плавно замедлившись, замирает, прижимаясь ближе к чужому влажному телу.   Слезать не хочется.    Он легонько, чисто так, для профилактики, покусывает чужое плечо, прикрывая глаза от приятных прикосновений. Дилюк тихо ойкает, ведя укушенным плечом, переводя дыхание. Вес чужого тела и рук с каждой секундой кажутся реальнее мира, как и осознание того, что только что произошло, но Дилюку об этом думать сейчас не хочется. Тело после оргазма ватное, Кэйе жарко, грудь тяжело вздымается, и только сейчас до центральной нервной системы доходят болевые сигналы. От сильных укусов, от синяков на талии и бедрах, и далее по списку — Кэйя тихо стонет, склоняясь к чужому уху.    Ноги будто функционировать перестают — боль покалывает уставшие от напряжения мышцы, Альбериха будто разом оглушает всеми ощущениями, которые он, будучи в состоянии эйфории, игнорировал.   — В душ отнесешь, может? Ноги не держат, — говорит он хрипло и со смехом, цепляясь за чужие плечи.   Дилюк фыркает на чужое предложение, облизывая пересохшие губы. Кончилась ли магия, что овладевала ими время назад? Совершенное между ними запретное «таинство» оседает туманом в голове в отсеке воспоминаний. Дилюк теряется, потому что впервые осознает, что ответственность в поступке делят двое, а не он один, как привык. Хотя, какова доля ответственности в собственном вожделении? Но потом, все философские и экзистенциальные мысли потом, сейчас, действительно, нужно в душ и не только Кэйе.   Тихо обвивает чужую спину и приподнимается, борясь с желанием снова поцеловать и еще полежать просто так, приходя в себя. А после того, что они сделали, касаться так Кэйю можно? Или это уже другое и вообще, как теперь его можно касаться? Так, нет. Потом.    — Прям отнести? Совсем слезать с меня не хочешь?    Кэйя тихо мычит, укладывая руки на чужие плечи, и трётся носом о шею. Сознание проясняется только сейчас, но, кажется, даже это не даёт до конца и полностью понять, что сидит он сейчас на своем профорге, полностью обнаженным, как и сам Кэйя. На самом деле, удивляться тут особо нечему — в конце концов, до этого Дилюк уже просил его «помочь ему забыться», и если это выгодно работает в обе стороны, то почему нет?    Хотя, на самом деле, произошедшее даже не смотрелось между ними, как сделка или просто способ забыться. Будто... Было что-то ещё. Но об этом Кэйя явно подумает позже, сейчас — ловит чужой взгляд, усмехаясь фразе. Альберих на мгновение прижимается губами к чужим, оставляя краткий поцелуй, и устало, но донельзя довольно усмехается:   — Совсем не хочу, — подтверждает. Двигаться и правда не хочется. Желание только упасть рядом и полежать так ещё, никуда не вставая, но они - люди занятые, а сейчас ещё и грязные. Так что Дилюк действительно выполняет его просьбу, а после направляется в ванную сам. Честно, хочется смеяться — в первые дни знакомства в этой самой ванной они ссорились, почти срываясь на крик, а теперь что? Получите, распишитесь.   Уже в ванной Дилюк оценил ужас ситуации в районе шеи и плеч, глубоко вздыхая и прикидывая всю одежду с высоким горлом. Бедная Джинн, которая будет его спонсором тонального крема от «ночных синяков» — вот и думай над метафорой. Кажется, пора самому себе уже найти косметическое средство. Уверен, что Кэйю такие мысли вообще не посещают, он вообще смущаться не умеет по этому поводу. С одной стороны и ладно, если не увидят шею Дилюка и не сопоставят дважды два, то все хорошо, и если Кэйя не даст повода отгадать, откуда следы, то все хорошо. С другой стороны, очень не хочется, чтобы эти поводы вообще появлялись. Он определенно отдаст ему очередной элемент гардероба с высоким горлом. Возвращаясь в комнату, бросает взгляд на часы, где стрелка перевалила за два ночи. Переводит глаза на кровать, где, уже обернувшись в расправленное одеяло, лежит в полудреме персональная головная боль. Странное ощущение внутри, чуть-чуть давит, такое мокро-теплое, словно губка с горячей водой на сердце сжимается. Защищаясь от этого ощущения, закатывает глаза, выдыхая, и натягивает домашнюю футболку.   Секунду медлит перед тем, как залезть в одеяло рядом, но после опускается в кровать. Его комната, в конце концов! Прошуршав простынями, убрав волосы в пучок, укладывается на бок, лицом к соседу по постели, говоря с закрытыми глазами:   — Если во сне будешь снова руки распускать - отправлю спать на коврик под дверью, — отшучивается, почему-то боясь открыть глаза. И руки на самом деле хочется распустить самому, или хотя бы положить ладонь на грудь или плечо. Просто чтобы убедиться, что ему события прошедшего часа не привиделись, и Кэйя рядом реальный. После, уже тише, осмеливавшись открыть глаза, спрашивает:    — Все в порядке? — Скорее, вопрос обращен к себе, но и чужие мысли услышать тоже хочется. Совершенно бездумно прижимается лбом к чужому плечу.    Кэйя проваливается в дрёму быстро, а от чужих слов сонно отмахивается. Только на последнюю фразу реагирует: Дилюк говорит тихо, на этот раз серьезно. Он правда настолько переживает? Альберих поражается тому, как в его профорге сочетается такая забота и желание к доминированию.    Кэйя смеётся, тихо и совершенно беззлобно, кивает с тихим «Абсолютно» и зарывается пальцами в мягкие волосы на затылке, позволяя сильнее прижаться к собственному плечу. Сон приходит быстро.