Точка опоры

«Абонент не отвечает. Оставьте сообщение или перезвоните позже.»     Джинн в очередной раз нажимает на кнопку сброса и устало массирует пальцами виски, отложив телефон. Сообщения висели непрочитанными, звонки оставались без ответа. Повода злиться и не было — выходной день недели, и каждый имеет право отдохнуть, тем более Дилюк; беспокоила заместительницу иная вещь. Рагнвиндр не такой человек. Он прекрасно понимает, на что у него есть силы, а что лучше отложить до лучших времён, но он обычно никого... Не игнорирует. По крайней мере таким образом. Гуннхильдр бессовестно соврет, если скажет, что это не беспокоит — в голову так и лезли мысли о возможном несчастье или просто плохом самочувствии. Может, банально отсыпается после финала? Хотя, стал бы Дилюк отсыпаться почти до 6 часов вечера? В любом случае, девушка только слегка растерянно смотрит на пустые грамоты, ожидающие подписи профорга. Видимо, уже в другой раз. Волнение колет сердце, но Джинн буквально заставляет себя закрыть нужный ей контакт. Просто в другой раз. И будто назло, словно судьба решила позабавиться — на экране устройства, что минут десять назад оставили в покое, отображается звонок.    ***   Сон у Дилюка был тревожный. Несколько раз он просыпался на пару минут, глядел на время и засыпал обратно. К началу вечера спать больше физически не хотелось, поэтому он просто провел несколько часов лежа в одеяле и думая над случившимся. Ему не нравилось так сильно выходить на эмоции, ему не нравилось выражать эмоции так, ему не нравились люди. Костяшки и шея отдавали болью. Природа у повреждений разная, а суть одна - болит. С такими мыслями и ситуациями давно бы надо к психологу сходить и заодно обсудить почти случайную незащищенную половую связь. Не столько с биологической точки зрения, сколько с психологической. С ума сойти, Дилюк Рагнвиндр, ты даже сам себе объяснить не можешь, что это было? Может, поговорить с Чжун Ли снова? Или уж сразу напрямую Кэйе выложить и извинения, и убеждения, что больше такого не повторится, и благодарность, и просьбу о неразглашении… Хотя, извинения за что? За то, что оба делали, что хотят в порыве? Убеждения? Да вроде никто на продолжение и не намекал. Просьбу? Кэйя кажется не глупым, не должен всем растрепать, что его недавно трахнул профорг. Благодарность? А вот тут, пожалуй… Дилюк все еще в легком шоке от того, что даже их самый первый раз близости был под предлогом о помощи «забыться и расслабиться» для Дилюка. А сейчас? Или это тоже способ расслабиться? Или он делал, что хотел? Маска профорга на месте? Голова напомнила о себе болью в висках от таких копаний в себе.    Дилюк нехотя выпутался из одеял и поднялся с кровати. В глазах на пару минут потемнело и все закружилось. Отойдя от смены давления, Дилюк принимает таблетки и берет в руки телефон. Выключать звук для профорга любого института даже в выходной - смерть. Слишком много людей, работы, вопросов, свои ребята. и на все это нужно ответить.    В шторке первыми оповещениями появляются пропущенные звонки. Три штуки от Джинн. Дилюк прикладывает телефон ребром ко лбу, чертыхаясь. Перед тем, как перезвонить, открывает диалог с ней, догадываясь, что сначала она пыталась дописаться до него. Читает, понимая, что она хотела, и, не видя ее в сети, решает все же перезвонить. Через несколько гудков на том конце берут трубку.    — Привет, звонила? — Дилюк заходит на кухню и морщится, наступая в разлитый с утра чай на полу.   Джинн не может сдержать облегчённого вздоха. Всё же, вместе они работают довольно долго, и Дилюка, и его привычки она знает как минимум неплохо.     — Да, — параллельно девушка тихо стучит кружкой о поверхность стола, засыпая в нее пару ложек растворимого кофе. На вкус так себе, но привычки не всегда легко менять, — хотела спросить, могу я зайти к тебе? Грамоты с недели забоя подписать нужно, это ненадолго. Лучше сейчас разобраться, раздать всем и забыть, как страшный сон.   Дилюк кидает пару салфеток на пол, вытирая ногой оставшийся чай, и выкидывает их в мусорку. Просьба в трубке напоминает ему еще раз, что он профорг и у него есть дела, но почему-то Дилюк снова морщится, будто Джинн не грамоты ему подписать предложила, а сообщила, что до конца учебы на пары и в воскресенье к восьми утра нужно. С другой стороны, дело-то на пять минут буквально, к тому же, идти никуда не нужно. Вздыхает и отвечает девушке.    — Да, конечно. Действительно, раньше - лучше, — проводит в привычном жесте по спутанным волосам, отмечая, что нужно сходить в душ перед приходом Джинн, чтобы быть хоть немного более презентабельным, — тогда буду ждать.    Голос у Дилюка был... Усталым. Может, просто сонным — не зря же тот не заходил в сеть столько времени. Джинн обещает быть где-то через полчаса, и слух сразу же режет короткий писк, говорящий о завершении звонка.    Грамоты отправляются в шоппер, и девушка замирает на мгновение перед зеркалом, устало потирая веки большим и указательным пальцем. У нее выходного в его классическом понимании не вышло — выпускной курс явно не собирался отпускать её в объятия отдыха, и задача «не влезть в долги» сопровождалась ещё и делами профбюро. Благо, жаловаться не хотелось - она сама это выбрала, так? Профбюро было для Гуннхильдр чем-то особенным ещё с первого курса, когда место Дилюка занимал опытный Чжун Ли (Джинн по-доброму усмехается, вспоминая историю с ним и нынешним председателем), сменяется уже четвертое поколение первокурсников, а она всё ещё здесь, даже заместителем стала, пройдя этапы первака, адаптера и просто опытного старика профкома. Ей предлагали уйти, сомневаясь в её словах об отсутствии усталости, но всё же.  Устала ли она? Сама не знает. Усталость организма, несомненно, копится, но эмоционально все подобные чувства забываются за приятными воспоминаниями, ассоциациями и новым вдохновением. Может, ее мысли о продолжении обучения в магистратуре во многом упираются именно на продолжение работы в профбюро? Кто знает.    Дилюк убирает телефон и отправляется в ванную. Из зеркала на него смотрит слегка осунувшееся лицо, обрамленное синяками под глазами и отросшей лохматой челкой, что слегка вьется. Выглядит он помятым, словно не получившееся заявление на академический отпуск в мусорном ведре дирекции. Отпуск бы ему самому, но это лишь мысли. Сразу же переводит взгляд на шею, неопределенно выдыхая. Ну и что теперь с этим делать? Тональник тут при всем желании не спасет, если только шею зацементировать буквально им.    Проводит подушечками пальцев по нескольким самым ярким следам и неосознанно надавливает на них, заставляя отозваться легкой болью. Вот и проверил: реальные они или нет. Хотелось бы ему, чтобы они были плодом его воображения? Неоднозначный вопрос с неоднозначным ответом.    «Давайте так, это просто следствие того, чем обычно занимаются люди, верно? — Дилюк приступает к анализу ситуации. — Я человек? У меня есть желания. Я ответственный человек? Я принимаю последствия своих желаний.»    Пока он вел монолог, то все еще водил то тыльной, то внутренней стороной ладони по шее, словно разогревая ее. Что делать со всем этим, кроме как носить вещи с высоким горлом и замазывать чем-то, он не придумал. А что ещё, с другой стороны? А как быть с фактом того, что он переспал со своим активистом, а до этого открыто отвечал на флирт ему же, человеку, который все еще местами Дилюку не нравится, он не знал. И лучше бы проблемы поменялись местами. Наверное, ему было в сто раз проще, если бы Кэйя не был его активистом. Это грузило больше всего. Конечно, такая практика распространена: и адаптеры с адапятами встречаются, и председатели с профоргами, и профорги с профоргами, но когда это касается тебя напрямую, а у тебя острое чувство долга и ответственности, то становится не до общих сравнений.    Хождение на поводу своих мимолетных желаний неизбежно привело к вопросу о дальнейшем взаимодействии. Просто как вести-то теперь себя рядом? Наверное, этот вопрос должен был посетить Дилюка еще после того, как Кэйя решил ему отсосать. Да и проблема ли в Кэйе, когда сам «пострадавший» прямыми-непрямыми намеками сознался, что ему хочется. Вот что с людьми делает отсутствие половой жизни и вечные дела.    «Ладно, будь, как будет, — настраивает воду и раздевается, — я - профорг, он - активист, а личное это личное… Я же не на собрании его трахнул, правильно?»    А мысль интересная, конечно. Кажется, кому-то нужно разобраться с пунктиками на свою профдеформацию.   К приходу своего заместителя он переоделся, убрал кровать, навел порядок на кухне, поставил чайник и теперь сидел с мокрой головой в водолазке с ногами на кухонном стуле и отвечал на все сообщения, что скопились за часы его отсутствия. Царапины на костяшках он не знал, как спрятать, ведь их было совсем немного и только на одной руке, а если заклеивать, то только виднее будут. Как-нибудь отмажется, это ведь не разукрашенная шея. Взглянув на разобранные чаты с уменьшившимся в разы числом сообщений, еще раз убеждается, что Кэйе точно нет никакого дела до этого, раз ничего не написал. Значит, и Дилюку есть дело только до его работы в бюро. Хотя, наверное, если бы Кэйя ему что-то написал по поводу случившегося, то Дилюк сразу же его заблокировал бы, не подумав о работе в бюро. От мысли, что Кэйя мог бы что-то написать, неприятно колет внутри и заставляет сильнее сжать телефон. Дилюк, определись: ты хотел бы, чтобы Кэйя как-то это прокомментировал, или нет? Стало бы тебе от этого проще? Вероятнее, да. А почему бы Дилюку тогда самому не написать?    А как написать? Что-то вроде: «Эй, крошка, как тебе ночка? Повторим?» или, может: «Забудь о случившемся, на собрания можешь больше не являться». Что за крайности? Банально спросить, все ли в порядке, казалось глупым. Сразу в лоб расставить все точки казалось самым правильным сейчас, но почему-то не хотелось начинать диалог с этого.    Дилюк никогда за словом в ответ в карман не лез, а сейчас сидит и смотрит на линейки сообщений, не зная, как начать диалог. Кэйя вообще есть у него в друзьях? Хороший вопрос… И не только в рамках социальной сети. Он же ему буквально даже не друг. Активист, причем очень новый активист. А отношения с ним развились от ненависти до страсти за какие-то полмесяца. Так не бывает. Ну или только в очень сомнительных сериалах или фанфиках, где отношения развиваются неестественно быстро для реальной жизни.    Дилюк так и не открыл диалога с Кэйей, а устало уперся лицом в ладони, глубоко вздыхая. Из метаний его вырвал звонок домофона. Джинн проходит, здоровается, приветливо улыбаясь, и решает сразу перейти к делу. Хотя спросить хочется о многом.    Сильные руки быстро ставят идентичные подписи на грамотах, а взгляд Джинн падает на тыльную сторону ладони, замечая мелкие царапины. Дилюк наклоняется сильнее и на автомате слегка оттягивает ворот водолазки (Почему он вообще в ней? В квартире невероятно жарко), и на пару мгновений мелькает голая шея с чем-то тёмным на ней. Девушка на секунду удивлённо вскидывает брови — хочется, конечно, думать, что это просто следы жаркой ночи (И когда успел?), но в сочетании с поврежденной рукой выглядит немного напрягающе.    Да и «успокоить» себя мыслями не получается; если так — то правда, когда успел? Вчера ещё шея чистая была. Догадка приходит мгновенно, и спросить хочется сразу, но Джинн умело держит себя в руках. Так вот, на что Венти намекал. Если всё действительно так, то... Что же, она даже немного удивлена.    Заместительница собирает грамоты в единую стопку и укладывает обратно в шоппер, собираясь прощаться — задерживать Дилюка больше не хотелось, но что-то в таком знакомом облике не давало покоя. Джинн вздыхает, вновь коротко массируя веки пальцами, и все-таки спрашивает, глядя в глаза с плещущимся во взгляде беспокойством:     — У тебя все в порядке?   — И это у меня спрашивает выпускной курс, который все еще в профбюро занимает муторную должность? Тут тебя надо спрашивать, все ли в порядке.   Дилюк складывает руки на груди и тепло улыбается девушке, отшучиваясь. Джинн была старше него на год и знала его с самого начала работы в бюро. Тогда она была его наставником по работе с участниками и помогала разбираться в сфере организации мероприятий, а еще была его Адаптером. Джинн он обязан многим, ведь без ее помощи и рассказов об университете и профбюро было бы не так просто и интересно тогда еще первокурснику-Дилюку. А она, будто мама, водила его и группу по корпусу, рассказывала про все активности в университете, помогала его одногруппникам с общежитием и старалась сплотить их между собой. Он помнит, как Джинн радовалась, когда Дилюк начал ходить в профбюро и заинтересовался работой, помнит, как она была его куратором, когда он сам стал Адаптером, помнит, как она выдвинулась на роль заместителя.    Джинн улыбается — еле заметно, мягко, по-доброму. При взгляде на Дилюка в груди разгоралось тепло каждый раз — она помнит нынешнего профорга ещё совсем маленьким первокурсником, а теперь перед ней стоит председатель их профбюро. Девушка знает, что выделять кого-то, будучи адаптером, неправильно, но, справедливости ради, подобного она не показывала — только чувствовала гордость и утирала метафорическую материнскую слезу.    — Все хорошо, — она еле заметно кивает. В конце концов, за эту неделю устали все; на неделе забоя даже не скажешь, что у заместителя больше работы, чем у активиста. Бывали у них ситуации и похуже.    Пусть Дилюк всегда выглядел так, словно не нуждался в поддержке и отдыхе, но слова Джинн он слушал всегда, ее мнением он дорожил. Даже сейчас, когда она обронила вопрос, а он ответил уклончиво, то все равно почувствовал, что за него переживают. Пусть и не так открыто, но переживать о Дилюке по-другому и не нужно.    Немного помолчав, Дилюк все таки ответил честно:   — Бывало и лучше.   Дилюк был открыт к ней по-настоящему, и девушка искренне это ценила. Будь на её месте любой другой активист, профорг нацепил бы заученную улыбку на лицо и ответил бы, что у него все прекрасно, но Дилюк только еле заметно, искренне и тепло улыбается, после давая честный ответ. Снова пауза. Девушка уже чуть не начала обуваться, как он остановил ее.   — Может, хочешь чаю? — Невпопад, буквально перед дверью озвучивает предложение, упрекая самого себя в своей негостеприимности. Но поговорить с кем-то, кажется, не помешало бы. Поговорить о чем угодно, лишь бы хоть чуть-чуть отвлечься и рассеять туман в голове.   Губы девушки дрогнули в лёгкой улыбке — Дилюк, пусть и завуалированно, готов принять помощь, хоть в виде дружеского разговора. Она не рассчитывала задерживаться, но сейчас, вновь вешая куртку на крючок, Джинн думает, что это самый правильный выбор. Джинн не отвечает — просто проходит на кухню, ставит чайник и, кажется, привычным движением открывает дверцы гарнитура, доставая заварку. В этой квартире она провела очень много времени, и, кажется, могла находиться тут с теми же правами, что и сам Дилюк; хозяйничать на кухне он разрешил давно. Кипяток льется в кружки с тихим журчанием, а Джинн, закончив, садится на стул и греет руки о кружку, проговаривая простое:     — Расскажешь?   Дилюк проследил за движениями Джинн и сам сел за стол, будто в гостях и ждёт, когда заместитель нальет чай. Поджимает губы в неловкой улыбке, беззвучно произнося благодарность, и собирается с мыслями, потому что не знает, с чего бы начать. Он выглядит более-менее спокойным и слабо улыбается, Джинн видит благодарность во взгляде. Она отвечает лёгкой улыбкой, устраиваясь за столом, и смотрит на профорга с каким-то материнским теплом во взгляде. Может, это и не совсем правильно, но иногда она всё ещё видела в нём того маленького первокурсника с горящими глазами, и это грело сердце. На секунду у Дилюка мелькает желание рассказать все, что случилось с Кэйей, но понимает, что не сейчас:    — У тебя же тоже бывает такое, когда хочется все бросить и уйти в лес или в горы? — Профорг рассеянно постукивает по бокам кружки. — Но тебя что-то крепко держит, а ты понять не можешь, что это.    Дилюк говорит, и Джинн тихо, коротко смеётся, естественно, беззлобно. Безусловно, Дилюк устал. Устал от нагрузок и вечной занятости, кучи сообщений и собраний, массивов информации и недостатка сна. Во всем этом были и хорошие стороны: как и у всех медалей. Но в последнее время тяготила его отрицательная сторона больше положенного. И сильнее заставляли над всем этим задуматься последние события, где он вел себя совершенно не так, как должен был бы себя вести. Может, ему все же пора уходить с поста на самом деле? Сам же себе обещал. Дилюк понимал, что его крепко держит команда, с которой он сработался, держат цели, которые он поставил, держит желание доказать, что и в общественной деятельности он не промах и может быть хорошим лидером. Но всему есть свой срок и нужно понять, когда лучше уходить.    — Конечно. И, честно говоря, я удивлена, что ты заговорил об этом только сейчас, – заместительница заглядывает в чужие глаза, стараясь уловить там хоть на крупицу больше информации. Дилюк говорит в общих чертах, и Джинн его не осуждает. Догадка проста и максимально очевидна.   — В целом, ничего серьезного не произошло, просто общая усталость, — он продолжил, поправил подсыхающие волосы, откидывая их за одно плечо, — и маленькие диссонансы внутри, которые до этого совершенно не давали о себе знать.    Всего и сразу он не может выложить подруге, но хоть как-то обозначить, что внутри идет конфликт не только на уровне усталости от работы, но и на уровне понимания своих эмоций, он посчитал нужным.    «Маленькие диссонансы» это, конечно, здорово придумал. Переспать с активистом, который только пришел из другого института и успел вывести на весь спектр эмоций — маленький диссонанс. Доверять своим желаниями, когда у тебя есть правила поведения, которым ты должен повиноваться и держать субординацию — маленький диссонанс. Не знать, куда себя деть, когда в голове всплывают воспоминания о близости с Кэйей — маленький диссонанс. Желание поменять замок на двери, чтобы «попечители-опекуны» не смогли попасть больше в квартиру — маленький диссонанс.   — …маленькие диссонансы, — снова проговаривает Дилюк, запивая свои слова чаем.    Дилюк не думал, что Джинн сейчас осыплет его советами, помощью и всем на свете. Нет. Он так мало и размыто сказал, что тут при всем желании помочь особо не получится. Дилюку было важно, что она просто услышала и послушала его. Все его проблемы, он уверен, решатся только его силами и временем, а рядом с Джинн было спокойнее это осознавать. Девушка смотрит на него с прищуром и все же озвучивает очевидную догадку, но без претензии или насмешки, а скорее, по-дружески и очень тепло:    — Хочешь уйти с поста профорга?    Дилюк — прекрасный профорг, и об этом скажет любой, кто пробыл в их профбюро хоть немного, даже несмотря на напускную строгость. Напряжённость могли чувствовать разве что ребята из других институтов или учебных учреждений, но Венти влился быстро и в целом всегда был расслаблен, а Кэйа... С Кэйей тут, кажется, и вовсе отдельная история, но Джинн удерживает неуместные вопросы на языке.    Вот и прозвучала фраза, которая и без того была известна, но все равно, словно пословица, не воспринималась в серьез. Да, Дилюк часто говорил, что хочет уйти и что много времени уже на посту, а сам уже и забыл, в какой момент шутка стала походить на реальные мысли. Было много «за» и было много «против». Поэтому на этот вопрос от Джинн он кривовато улыбнулся и уже собирался снова отшутиться, но его перебили:    — Я ждала от тебя этих слов ещё давно, на самом-то деле, — она улыбается по-доброму, кажется, стараясь приободрить даже взглядом, — ты не хочешь уходить из-за приятных эмоций и замечательной команды, но, если эта мысль давно тревожит тебя, может, стоит прислушаться? Знаешь, сколько раз я слышала от Чжун Ли, что нужно уметь вовремя уйти? И знаешь, я считаю её правильной.    Чай слегка обжигает язык, и Джинн морщится на мгновение. Стоило разбавить.    — Эгоистично — хочется оставить все, как есть, потому что профорг из тебя прекрасный. Но если дело, отнимающее столько всего, начинает вызывать тревогу, отторжение и перестает приносить удовольствие — может, действительно пора?   Неужели девушка видит его насквозь? Все так плохо? Если она видит его мысли, то видит ли она сквозь ворот водолазки… Рефлекторно от этих мыслей тянется к ткани, поправляя и расправляя по шее, чем, наверное, только больше внимания к ней привлекает.    Слова Чжун Ли буквально были на вес золота: ни дать ни взять - истина. И Дилюк их тоже слышал, и был уверен, что сможет им следовать. Ведь это так логично: уйти в нужный момент, может даже на своем пике. Но почему-то очень тяжело все отпустить. Не такого типа человек Дилюк, чтобы легко отпускать все, легко оставлять все, легко прощаться со всеми, легко перестраивать свой образ жизни. Пусть по нему и не скажешь, ведь лицо почти всегда спокойное и может даже недовольное.    — Давно ждала, значит? — Профорг прячет свои смешанные эмоции за шуткой, — Вот и стало ясно, кто в тайне метил на место профорга. Кто бы мог подумать, что собственный заместитель будет зуб точить.    Джинн тихо смеётся, прикрывая рот рукой, на шутку профорга.     — Да, только об этом и думаю все время. Рассчитывала нанять киллера, но больно дорого, стипендии не хватит.    Оба понимают, что дальше шуток думать не стоит — девушка, хоть и была заместителем, стала им почти что случайно, незаметно для других и самой себя, и на место профорга точно не метила, хоть ей и предлагал Чжун Ли. Она подумывала согласиться какое-то время, но, по сути, больше из-за чувства долга, а не по собственному желанию. Наверное, если бы не осталось вариантов, сейчас она бы несла это бремя.      Но Дилюк стал тем самым «но», и Джинн этому, честно говоря, рада. Не потому, что в итоге смогла взять на себя меньше ответственности, нет — у Рангвиндра горели глаза, и девушка справедливо рассудила, что правильнее будет отдать место человеку, который действительно хочет. Благо, она не ошиблась — Дилюк оказался прекрасным профоргом, поднял профбюро их института буквально с колен, а теперь, вот, даже неделю забоя выиграли, заменив прошлогоднюю награду за второе золотым первым. Ещё и химиков обошли, как бонус.    Но все хорошее имеет свойство заканчиваться, да? За всеми мыслями Дилюк не замечает, как допивает чай и теперь просто держит пустую, но все еще теплую кружку у виска.    — Может, действительно, и пора, — встает, не зная, хочет ли он еще чая или выпить побольше таблеток и открыть вино, — а с другой стороны, я еще не разваливаюсь, смогу послужить своему институту.    — Скажи, — проговаривает девушка, выдержав недолгое молчание, — представь, что у тебя есть... Собака, к примеру. Большая, сильная, и из года в год, каждый день, она выполняет тяжёлую работу — может, тягает упряжку, или что-то ещё. Она несёт ответственность за других, является скрепляющим звеном и лидером одновременно. И в какой-то момент ты замечаешь, что она невероятно устала. Больше не виляет хвостом, не радуется, а скуля, плетется выполнять свое дело, и чувство выполненного долга уже не так радует ее, как и награды не вызывают таких эмоций. Да, на какое-то время становится легче, но потом все возвращается на круги своя, и с каждым днём всё хуже. Она ещё может двигаться, ходить, бегать, но всё же. Ты будешь заставлять ее работать дальше, учитывая, что и без этого она может прожить прекрасную жизнь и заняться чем-то другим?    Сравнение, конечно, так себе, но ничего более подходящего на ум не приходит. В такие моменты Дилюк действительно напоминает верного пса, работающего без устали. Где-то она уже слышала это сравнение профоргов с цепными собаками профкома...     — Прости за такое сравнение, но смысл, надеюсь, понятен, — она тяжело вздыхает, вставая и щёлкая кнопку чайника. Тот начинает плавно закипать, — все заканчивается рано или поздно, кроме твоей жизни, Дилюк. Она не ограничивается профбюро. Ты можешь остаться в роли опытного активиста, если хочешь, или просто ездить иногда на форумы, вступить в прообъединение и так далее. Если всё же решишь уйти. Просто... Прислушайся к себе, хорошо? Это решение ты должен принять сам.    Выслушав монолог заместителя про старую собаку, невозможно не улыбнуться, Дилюки и улыбается:   – Гав-гав, – смеясь, дразнится, прекрасно понимая, о чем говорит Джинн, – ничего, сравнение замечательное и наглядное. Я бы был большой немецкой овчаркой. Знаешь, такой, с медно-рыжим отливом на шерстке и умными глазами.   Понимает, что девушка права, и на профоргстве жизнь не кончается. Благодарен ей, что снова напомнила о том, что жизнь важна сама по себе и не кончится, если выбрать иные пути для себя. Такие, казалось бы, базовые вещи свободного и разумного человека забывались по счету раз, когда ты работаешь без устали и изредка даешь себе отдых. А когда на тебя без твоего ведома сваливается другой человек, который будто приоткрывает полог застывшей рутины и показывает, что чувствовать чувства — это нормально и очень приятно, то сразу становится дико не по себе и хочется найти себе тысячу оправданий и завалить себя чем угодно, лишь бы не возвращаться к этим мыслям обратно. Но если о мыслях можно забыть хотя бы в беспокойном сне, то о человеке ты не забудешь в беспокойном сне, потому что сон становится беспокойным по его вине.    — Глаза бы точно умными были, — девушка кивает, тихо посмеиваясь. Не то что бы она боялась обидеть таким своеобразным сравнением — ей казалось, Дилюк бы наверняка понял. Нужно брать тяжёлую артиллерию, раз простой диалог не работает. Работа в профбюро и опыт адаптерства ясно показал: чем нагляднее - тем лучше.    Джинн прекрасно понимала, что активисты профорга отпускать не захотят. Привыкли, породнились, да и неясно, кто будет новым председателем (девушка слышала шутки, что она сама, но в реальность это явно не воплотится). Глядя на активистов... Может, Эмбер? Могла бы, ответственности и опыта добавить только, да научить, как правильно нагрузку сбалансировать. Хотя, взглянуть на них с Дилюком — они сами, кажется, не особо умеют это делать... В любом случае, желания особо никто не изъявляет, а ОВК, между прочим, не за горами.    – Да, спасибо, – поджимает губы в улыбке, собирая мысли в кучу, – решения, к счастью или сожалению, я уже начал принимать...   Хотелось бы Дилюку иметь в виду решения о будущем и о выборах заместителя, подготовки ОВК или разговора с Чайльдом по этому поводу, но решение, о котором он сказал, было связано с волей перестать быть профоргом на какое-то время и отдаться вожделению. Наверное, самое неловкое и смелое его желание за последнее время, за которое он и чувствовал ответственность.    Джинн чуть склоняет голову набок, замолкая на какое-то время, после чего проговаривает негромко:   — И что это за диссонансы? Что ты имеешь в виду?   Вопрос про диссонансы неприятно холодит позвоночник. Все же переспросила, хоть сам понимает, что обо всем проницательный заместитель догадывается. И Дилюк очень надеется, что не знает наверняка, а лишь догадывается.   — Да так…— на секунду думает, что, может, выложить всё, как есть - хорошая идея, но замолкает в паузе, — некоторые обстоятельства, которые заставляют подумать над собой и своей жизнью.    Сводит в итоге все к нейтральному ответу. Кэйя и «родители» теперь «некоторые обстоятельства», они же «маленькие диссонансы», они же «причины подумать над собой и своей жизнью». Но Дилюку кажется, что если сейчас он не скажет чего-то конкретного хотя бы по одному тревожащему его пункту, то он останется без каких-либо советов вообще. Спросить о чем-то конкретном боится, а все мысли похожи одна на другую, и все будто бы отрастили себе длинные синие волосы и нацепили повязку на глаз. Воздух в легкие для вопроса набрал, а вопрос придумать забыл, поэтому из профорга вылетает своеобразное предложение, что почти не относится к атмосфере разговора до:   — У нас же точно уставе профкома нет запрета на секс в мерче?   Озвучив вопрос про мерч, посмеивается и мысленно благодарит вселенную, что на Джинн не было никакого элемента мерча, потому что иначе вопрос бы звучал очень неоднозначно. Но все равно вопрос звучит очень неожиданно и не совсем лаконично. Они тут за экзистенциальные вопросы, а он про секс. От того, что Дилюк спросил хрипловатым голосом, девушка чуть не пролила кипяток мимо кружек. Вопрос и по теме и не по теме одновременно. А Дилюк лишь через пару минут после озвучивания вопроса поймет, что Кэйя выходил встречать активистов вчера в футболке, в которой Дилюк провел весь финал недели забоя. И лишь когда Джинн уйдёт, то в отражении зеркала заметит, что щеки слишком сильно бликуют от красных волос.     — Дилюк? — Она не сдержала смешка, всё же поднимая взгляд на юношу. Тот и сам улыбался еле заметно, но что-то в мимике ясно говорило: вопрос каким-то образом связан со всем остальным.    — Технически... Если в момент секса ты не курил, не пил и не матерился, то нет. Не припомню такого пункта в своде правил.   Если следовать логике, то, конечно, запрещено, но, если не написано — можно не считать, да? Ни к чему ей Дилюка пугать лишний раз. Вопрос простой, а у самого щеки с волосами сливаются. Джинн, уже думая оставить этот вопрос, как-то не очень вовремя вспоминает, что Кэйя стал больно часто мелькать в футболке-мерче.    «Технически, я тоже так думаю, но вот только в первый раз матерился, а во второй был пьяный, и все это с участием меня и моего активиста в мерче. А еще, если хочешь знать, Джинн, у меня фетиш на секс в мерче, я чего, собственно, и спрашиваю. Так, просто, уточнить и уведомить тебя», – думалось Дилюку, как ответ. Хотелось выдать себя с головой, чтобы заместительница посмотрела на него как на безумного и напомнила, что у него с головой не все в порядке. Но вслух выдал:   – Ну и славно, а то мы тут поспорили недавно с.., – вот тут Дилюк подвис на одну долю секунды, потому что не успел придумать с кем он «спорил», – ...Чайльдом. Не бери в голову, просто хотел и у тебя поинтересоваться, я тоже думаю, что такого пункта нет, но все прекрасно понимают, что такое лучше в мерче не делать, а вот Чайльд думает, что нужно прописать это зачем-то в уставе, но дело его, мне от этого ни горячо, ни холодно, просто спросил.   Дилюк говорил спокойно, научился не выдавать себя, даже когда врет. Как говорил Чжун Ли: если врешь, то делай это талантливо, уверенно и до конца. Поэтому, выдав все, как на духу, устало в привычном жесте трет переносицу, будто только что буднично отчитался по работе, а сам внутри затаился. Джинн не комментирует чужие слова, только улыбается, а в мягком взгляде скользит одобрение. Кружки наполняются чаем. И заместительнице отчего-то казалось, что речь идёт не только о профкомовских делах.    «Конечно, Чайльд ведь регулярно поднимает такие вопросы с профоргами» — так и хотелось съязвить по-доброму, но Джинн прячет усмешку за горячей кружкой. Может, заминка, может, что-то ещё, или она просто слишком хорошо знает своего профорга, но ложь была очевидна. И вновь в голове мелькает образ Альбериха в той самой футболке, и с каждой секундой кажется, что все слова Дилюка имеют двойное дно. Девушка сдерживает себя, не задавая вопросов, и в груди теплится надежда, что профорг обо всем поведает сам, но все же уточняет:   — Это единственное, что тебя тревожит?   – Думаю, да, пока единственный, – выдает Дилюк даже не подумав толком.    По Фрейду, Дилюк, ох, по Фрейду.    – Единственное, – сразу же понимает свою оговорку и исправляется через миллисекунду, чуть оцепенев и выдохнув.    Посыпался. Все. Надоело.    – Кэйя. Просто факт того, что только пришел, а ты знаешь, как я отношусь к новичкам, а уже и подружиться со многими успел, и в неделе забоя поучаствовать. Почему Венти вообще его притащил сюда? Если думаете, что профбюро ГФИ - проходной двор, то передумайте. С чего бы вообще его потянуло в профбюро? Ему бы в театр какой-нибудь пойти или на танцы с таким-то телом. Честно, не понимаю, откуда столько самоуверенности и желания? Если он думает, что легко прийти в команду, которая строилась и проходила через трудности без него, то он ошибается. Я его посвятил в профбюро, да. Но почему-то от этого факта сделалось только хуже. Намного проще воспринимать его не как своего активиста, а просто рандомного выскочку с ФМИ, который флиртует со всем, что движется и пьет все, что горит. Я уже и у Чжун Ли совета спрашивал и даже следовал ему, но почему-то после этого все стало только хуже.    Дилюк выдыхает, закончив агрессивную тираду, и поднимает взгляд на девушку.   – Если что, в комментариях не нуждаюсь, просто накипело.   Вот оно что, да? Джинн прекрасно помнит об отношении Дилюка к новичкам не из института, но не все слова вяжутся с тем, что девушка успела заметить сама. Слова о комментариях она прекрасно слышит, но с губ все равно слетает краткое:     — Но ты ведь не ненавидишь его, да?    Даже если Дилюк начнет доказывать обратное — не поверит. Кружка нуждается в наполнении в третий раз. Дилюк запрокидывает голову, желая проскулить, словно тот самый пес с умными глазами. Ничего не отвечает на вопрос, только возвращает голову в привычное положение, отводя взгляд куда угодно, лишь бы не в глаза Джинн. Протяжный вздох - аккомпанемент на слова заместительницы. Дело-то изначально было в личном отношении. С самой первой секунды, как Дилюк увидел Кэйю. Принимать это тяжело, а тяжелее еще и то, что сам Кэйя уличал профорга в том, что тот мешает личное с рабочим. Никогда такого еще на практике Дилюка не было, он ко всем относился ровно и по правилам. А тут… Пытается уместить что-то сверхплана в рамки установок. Сам же только и запутался, не зная, на кого ругаться и какие решения принимать.    Дилюк хочет уже отвечать что-то нейтральное вроде: «Конечно, не ненавижу, как я могу ненавидеть собственного активиста», но понимает, что это еще раз докажет то, что он пытается слезть с темы.      — Тебя это тревожит, но посмотри на это все со стороны. Да, Кэйя своеобразный, но его уже приняли. Ребята его любят, да и он работает прекрасно. Его появление даже смогло сплотить ребят, которые до этого не общались толком, и его поведение в общем ничем не отличается от поведения Итто или Эмбер, — чайник закипает вновь, а Джинн решает дожать до конца, — так может, дело в личном отношении, а вовсе не в том, что он не с ГФИ?    Повисает недолгое молчание, и Дилюк уже было открывает рот, но Джинн прерывает его, бросая последнее:   — И часто профорги такое внимание телам активистов уделяют?   Джинн режет без ножа. И повисшее молчание, и Дилюка, и сердце, ёкнувшее в Дилюке. Первая реакция - неопределенно фыркнуть и с улыбкой покачать головой.    — Конечно, часто. Нужно же знать, кто будет помогать носить тяжести, если нужен будет реквизит на какое-то мероприятие, или парты, или спальники с палатками на выездах, — пытается отступать Дилюк от неловкого вопроса. Хорошо, что покрасневшие уши не видно из-за отсвета волос на них, — а если серьезно, будто ты не заметила, как он сложен. Тут хорошее зрение даже не нужно иметь, он и так вечно то в корсетах, то с расстегнутой рубашкой ходит… Я просто предложил, что первое в голову пришло.    Джинн прячет улыбку за кружкой. Конечно, садистских наклонностей она не имеет, но иногда... Иногда она знает, куда давить. Дилюк мог сколько угодно доказывать, что отношения у них с Кэйей чисто рабочие, но заместительница прекрасно помнила, как Дилюк нагружал нового активиста, а такого, между прочим, даже Венти не получал, не говоря уже о родных активистах ГФИ. Если Дилюк упрямится и даже у себя в голове ничего признавать не желает, будто упрямый ребенок, то Джинн возьмёт на себя роль доброй и справедливой матери. Заместительница улыбается с явным снисхождением, делая на секунду вид, что действительно поверила.   — Конечно, профорг должен думать наперед о технических моментах, — она кивает с важным видом. Дилюк сыпался на глазах, но сразу уличать его не хотелось — спугнешь, как маленькую зверушку, — только просто так такое первым в голову не приходит, Дилюк. Не слышала, чтобы кто-то из профбюро так обсуждал его фигуру.    Дилюк хочет скорее закончить этот разговор, но знает, что лучше ответить Джинн на ее вопросы, иначе потом будет чувствовать вину из-за недосказанности.    — Не ненавижу я его… Просто, нелегко, знаешь, — сейчас главное не пуститься в подробный рассказ всего, что между ними произошло. Хотя, возможно, после такого рассказа заместительнице станет яснее, почему так тяжело, — ладно, возможно, мне стоит с ним поговорить, а не нагружать тебя?    Снисходительно улыбается, понимая, что поговорить - самый адекватный способ избавиться от своих запутанных мыслей. Неужели, придется написать? Или лучше подождать, когда увидятся лично?    Телефон вибрирует, и Джинн бросает взгляд на загоревшийся экран, понимая, что время уже позднее, а планы у неё ещё есть. Но резко обрывать разговор — явно не вариант, спугнет ещё. Девушка давно знала Дилюка и сейчас ясно понимала, что тот на пределе — либо окончательно рассыплется, либо примет решение. Прогноз оправдался — Джинн уже не скрывает довольной улыбки, подставляя уже пустую кружку под струю воды.     — Видишь? Я ничего не сказала толком, а ты уже сам все осознал и нашел решение, — да, только за нитки подёргала немного, — поговори с ним. Он умеет быть серьезным, и настроен он к тебе явно неплохо, как минимум, — ей удается спрятать то, как в хитрой усмешке чуть дёрнулись уголки губ, — напиши ему прямо сейчас.    — Спасибо, что выслушала и устроила рефлексию мне.    Дилюк, убрав чашки со стола, провожает девушку, обнимая на прощание, и желает успехов с дипломом. Дверь закрывается, он идет к себе в комнату и шумно опускается на кровать, заходя в социальную сеть. Почему-то внутри все дрожит. Правильно ли он сейчас поступит? Кэйя был в сети давно, неужели тоже пришел в общежитие и лег спать? Ну и здорово, значит, ответа сегодня Дилюк не получит, и переживания перекинутся на завтра, а сегодня можно будет спокойно дожить день.   «Привет, завтра есть свободное время?»   Нет, не так, еще подумает, что Дилюк снова предлагает потрахаться. Стирает.    «Привет, задница в порядке?»   Ну что за бред-то? Стирает.   Когда дверь за Джинн захлопнулась, то единственное, на что она сейчас надеялась — благоразумие Дилюка. Боги, пусть он действительно напишет, а не будет в своей привычной манере держать все в себе, переваривая снова и снова. Джинн вызывает лифт, успевает спуститься, попутно отвечая на телефонный звонок, и, уже выходя из подъезда, хлопает себя по карманам — гладкого чехла наушников и след простыл. После недолгих поисков становится ясно, что те, скорее всего, покоятся на тумбочке в только что покинутой квартире. Не прекращая разговора, она возвращается к квартире.    «Привет, я не понимаю, что происходит и как себя чувствовать по отношению к тебе, возможно, я запутался, выбирая личное и рабочее. Сложно себе признаваться, но ты мне понравился, и я откровенно не знаю, что с этим делать. Мы будто в дурацком фанфике.»   Дилюк настрочил все, что лежало на душе. Он обычно так делает, когда переписывается с кем-то, к кому есть претензии, а потом все стирает. Терапия такая своеобразная. Пальцы зависают над экраном, а он смеется сам себе, перечитывая.  Дверной звонок заставляет дернутся всем телом, он слишком ушел в мысли, не слыша приближающихся шагов к двери. Руки дрогнули, подушечка большого пальца скользнула по экрану, отправляя сообщение.    Улыбка мгновенно сползает с лица, начинается паника. «Слава богу, Кэйя не в сети. Сейчас все удалю и все будет хорошо.», — мысли у Дилюка метаются по черепной коробке. В звонок продолжают звонить. Он зажимает сообщение, судорожно ища «Удалить у меня и у Кэйя Альберих», но тупо пялится в один единственный выбор: «Удалить у меня». Альтернативы нет.    «Это пиздец, — единственное, что проносится в голове, — а если редактировать?»   Секундное просветление и надежда, но… Такой функции тоже нет. «Что же он за изверг такой, раз все функции отключил в диалогах! Боже, что делать, что делать?!» — истерично думает Дилюк, оттягивая ворот водолазки, потому что от паники бросило в жар, и поднимается, чтобы открыть дверь.   — Да, я буду минут через двадцать, можете пока без меня начать, самое важное запишите только, — проговаривает Джинн в трубку, когда перед ней вновь открывается дверь, и уже тянет руку, чтобы забрать свое, но замечает, что с профоргом что-то не так. На Дилюке лица нет. Профорг игнорирует приветствие и просьбу, молча поворачивает голову на тумбочку в коридоре и видит забытые наушники девушки. Все также безмолвно берет их и протягивает ей. На лице будто маркером написано: «Джинн, это конец.»   И если ещё хоть раз она от кого-то услышит, что лицо их профорга — каменная маска, то с уверенностью рассмеётся, ибо сейчас выражение на лице Дилюка красноречивее любых слов.    Джинн убирает телефон от уха, быстро прощаясь и сбрасывая вызов.    — Что случилось?   Дилюк так и остается с наушниками в руках, игнорируя вопрос. Дилюк просто смотрит и красноречиво молчит, позволяя всем эмоциям проявится на лице: от паники до истерики. Еще полминуты молчания и профорг, зажмурив глаза с обреченным вздохом складывается пополам и садится на корточки, продолжая держать наушники в руках.    — Джинн? Почему тебя зовут Джинн, а не Маша, которая, вашу мать, растеряша…? — Уронив голову на согнутые колени, ноет Дилюк.   Джинн продолжает стоять, глядя на своего профорга теперь сверху вниз. Фраза, брошенная в шутку, но, если ты знаешь человека с первого курса и воспитывала его, как собственного ребенка, в голову сразу бьёт тревожный звоночек. Вопрос только в том, накрыло ли Дилюка спонтанно, или за те пару минут, что она не была здесь, тот успел натворить дел. Дрожащие руки, бегающий взгляд, и голос, амплитуда которого возросла в геометрической прогрессии. И на чужое утверждение она может выдать только краткое «пиздец».    — Что случилось? — поднимает голову и смотрит нервно снизу вверх, — В общем и целом ничего, кроме того, что я отправил сообщение, которое не хотел отправлять. Вернее, хотел, но иными словами. Да и ситуация не была бы критичной, если бы это сообщение было кому-то рандомному, — Дилюк набирает побольше воздуха в легкие, — НО Я ЕГО ОТПРАВИЛ КЭЙЕ!   Выкрикивает и резко поднимается на ноги, впихивая в руки ничего не понимающей заместительнице наушники. Ситуацию в двух словах тут не объяснишь это точно. Ругаться на Джинн смысла тоже нет. Дилюк просто растерян и не знает, что делать. Точнее сказать, конечно, знает: отвечать за свои слова, тем более, они были от сердца и правдивыми. Но сама ситуация и сам стресс, что сейчас свалился на него - дает адреналина больше, чем выступление по ораторке на главной сцене университета перед огромной аудиторией.    — Чаю? — Предлагает нервно, но смеется, потому что ситуация хоть и патовая, но такая дурацкая, что без смеха не посмотришь.   На кухне сидят без чая. На кухне Дилюк открывает шкаф и вино. На кухне Дилюк молча ставит недавно чайную чашку и наливает. На кухне Дилюк, морщась, делает пару больших глотков под выражающий весь сектор удивления взгляд Джинн. Она никак не комментирует материализовавшееся на столе вино заместо чая. На мгновение удивление, конечно, проскочило на лице, но, если учитывать все факторы, такого можно было ожидать. Сама она вино не берет, только слушает, всё ещё сжимая в руке наушники, которые так и не успела никуда убрать.    — Я постараюсь в двух словах, — собравшись с мыслями, начинает Дилюк, — он мне не понравился при первой встрече. Ужасно знойный и с огромным самомнением. Он мне не понравился, когда пытался выполнить проверку своей нахальностью. Он мне не понравился, когда я просил ударить в ответ, а он поцеловал в лоб. Он мне не понравился, когда я засмотрелся на него. Он мне не понравился, когда превратил посвят в вакханалию. Он мне не понравился, когда флиртовал со мной. Он мне не понравился, когда я флиртовал в ответ. Он мне не понравился, когда я понял, что он мой активист, а его профорг, но просил его забыть об этом на минуту. Он мне не понравился, когда я увидел свою мерчовую футболку на нем. Он мне не понравился, когда я понял, что он может поддержать меня и поговорить по душам. Он мне не понравился, когда мы поцеловались. Он мне не понравился, когда спросил о моих шрамах. Он мне не понравился, когда мы сделали что-то большее, чем поцелуй, — говорил Дилюк, словно на одном дыхании, нервно поправляя горло водолазки, — но, кажется, через все «не» он мне понравился.   Сокрушенно допивает свой стакан с вином и смотрит на Джинн так, как смотрят дети на своих родителей, когда сами признаются в шалости. Джинн, честно, понятия не имела, как относится к сказанному. Да, она не знала всех подробностей, но также именно она тихо прикрыла дверь, когда заглянула в комнату Дилюка и увидела его и Кэйю, спящих в обнимку. И именно она постоянно журила Венти за требования выплаты спорных денег, затыкала все профбюро в момент, когда парочка вышла из одной спальни, и далее, далее по списку.    — Убери «не» в каждом предложении, и звучать будет действительно логичнее, — хмыкает девушка, — и скажи спасибо моей солидарности, иначе бы от всего профбюро интересных вещей наслушался бы.    Ее не покидало ощущение, что Дилюк уже знал все ответы. Просто нужно было выговориться, только и всего. Именно поэтому девушка даже не думала его останавливать, и только дождавшись условной точки в конце предложения, глубоко вдохнула, а Дилюк продолжил:   — Отлично, стадия принятия кое-какая есть, здорово. Но я не был готов так прямо и ЕМУ это говорить. Но благодаря тебе и твоей забывчивости он теперь тоже, походу, узнает. Я буквально, как ты ушла, решил написать ему. И написал, как бы тебе сказать, слишком откровенно. Я хотел иначе, но судьба в твоем лице решила вот так. Ты резко позвонила в звонок, я дернулся и случайно отправил сообщение.    Дилюк запрокидывает голову, выдыхая смешок, а голо водолазки сползает ниже по коже. Ругнувшись в потолок, возвращается в прежнее положение, продолжая:   — У меня есть стойкое ощущение, что я не должен был так о таком такое ему писать, потому что Кэйя не тот человек, которому нужны отношения. Все его существо говорит, мне кажется, об этом. И все, что я получу в ответ, скорее всего, пара дурацких смайликов и уход из профбюро. А вот это было бы славно, может на одну мою головную боль стало бы меньше. Я сам поверить не могу, что реально что-то чувствую. Не могут люди так быстро нравится другим людям, мы не в дешевых российских сериалах.    Дилюк вновь тянется за бутылкой, но останавливает себя. Встает, направляется к шкафу, шуршит блистерами и только после возвращает бутылку в руки, запивая таблетку от головы прямо из горла и заключает:    — Ну а теперь вишенка на торте. Я с этим сообщением ничего сделать не смогу: Мальвина отключил функцию удаления и исправления сообщений в переписке.    Повисло молчание, а Дилюк, осознавая комичность и глупость всей ситуации в целом, обреченно выдает, шутливо поклонившись:    — Спасибо, что пришли на мой Тед-толк.   Джинн на минуту подвисает, отходя от Дилюка, который довольно редко бывает таким эмоциональным, но тут же собирается для того, чтобы ответить, потому что поддержать нужно хоть как-то. (и желательно не рассмеяться от ситуации)     — Ответь самому себе, чего ты боишься, — она то открывает, то закрывает чехол от наушников, дожидаясь тихого щелчка, — звучишь так, будто влюбился впервые в жизни, а взаимности не видать. Но Кэйа приходит в эту квартиру снова и снова, помогает тебе, причем во всех планах, и интересуется тобой. Ты действительно думаешь, что ему все равно? Знаешь, может, ты это оспоришь, но, думаю, тебе нужен был такой человек. Который ворвётся, как ураган, разрушит привычное и даст тебе возможность почувствовать то, что не мог испытать раньше. И откуда ты можешь знать, что ему не нужны отношения? Кто вообще сказал, что в финале вы придёте к отношениям? Ты не можешь знать, и поэтому лучше всего поговорить. И нет, Дилюк, этот разговор состоится, пусть и из-за чистой случайности, — Джинн тихо смеётся, мысленно давая Кэйе «пять» за идею выключить любую редактуру сообщений.    Дилюк выглядит ошарашенным таким потоком слов, и девушка решает, что нужно смягчить ситуацию — профорга вот-вот удар хватит.    — К твоему сведению, Венти поспорил на сотку со всеми, что вы трахаетесь, и теперь при любой возможности ее выпрашивает.