Высокая стена

      Вытерев слезы, огорченная Анна направилась домой, мысленно продолжая ссориться с Яковом Платоновичем. Какое свинство! Нет, только подумайте, она ему помогает, а Штольман! Посещает сомнительные заведения, равнодушен к ее переживаниям, критикует князя — список обид рос как снежный ком. Анна все больше распалялась, но в глубине души понимала: за гневом прячется боль из-за смерти Якова Платоновича. Девушка присела на лавочку и тяжело вздохнула. Чтобы она посоветовала в сложившейся ситуации близкому погибшего? Не таиться, а открыто поговорить с призраком. Облегчить сердце и выяснить отношения, а не изводить покойного мелкими придирками. Да и так ли упреки справедливы?       В самом деле, Штольман мог в бордель ходить из-за расследования — не в первый же раз, Кирилл Владимирович ему никогда не нравился, а искать душевной чуткости у суховатого колкого сыщика пустое занятие. Глупо просить у человека того, чего у него нет. Хотя так ли уж нет? Яков Платонович нечасто баловал ее комплиментами или ласковыми словами, и тем острее Анна радовалось, когда получала редкие знаки внимания. А еще Штольман всегда будто чувствовал, что она нуждается в помощи. Сколько раз полицейский выручал из опасных переделок! Пусть и отчитывал потом так, что уши горели, но всегда приходил на подмогу. Присматривал за ней, как умел, и чем Анна ответила на заботу?       — Успокоились? — послышался рядом настороженный голос.       Анна скосила глаза на Якова Платоновича, который сидел на некотором расстоянии от нее. Штольман намеренно не смотрел в сторону заплаканной барышни, давая ей возможность прийти в себя, но Анне не требовалась передышка. Хотелось поскорее извиниться и высказать наболевшее.       — Хорошо, что вы вернулись, — пылко воскликнула Анна, — простите!       Собралась прикоснуться к мужской руке, но с сожалением вспомнила — Яков Платонович не ощутит касания.       — Я недостойно вела себя сегодня, но у меня есть оправдание. Я переживаю из-за вашей кончины, а вы предпочитаете это не замечать.       — Признаться, я не рассчитывал, что вы так остро отреагируете на мою гибель, — Анна скептически хмыкнула и растерянно покачала головой, в очередной раз удивляясь недогадливости следователя.       Штольман внимательно оглядел расстроенную Анну. Конечно, Яков не был слепцом и видел ее симпатию. Поначалу списывал благосклонность на скуку провинциальной девицы, но Анна Викторовна оказалась интереснее и глубже. Будто книга, которую случайно взял почитать, да так увлекся, что не заметил, как пролетело время. Права она, называя его сухарем. Как он мог подумать, что такая, как Анна, разок поплачет, утешится и забудет? Слегка наивная, но искренняя в чувствах и порывах, она восхищала и тревожила. От нее исходило волшебное сияние юности, без грамма притворства или фальши, очаровывающее чистотой и невинностью. Рядом с ней не получилось оставаться безразличным. С момента знакомства Штольман упорно сопротивлялся природному обаянию Анны, отражая его атаки колкостями и насмешками, но в глубине души понимал: барышне Мироновой удалось пробить броню и прочно занять место в сердце. Штольман знал — сделай он шаг на встречу, и она ответит тем же, но сдерживал себя.       Смерть застала врасплох. Раз — и он лишь полупрозрачное тело, лишенное будущего, планов и перспектив. Отправиться к Анне будучи призраком было естественно, куда же еще идти? И привычно для него вести себя так, будто ничего особенного не происходит. Ведь попытка разобраться в том, что и почему Яков потерял, выйдет слишком болезненной — ничего не исправить. Поэтому проще делать вид, будто он один из многочисленных духов Анны Викторовны, а не близкий человек, которому та симпатизировала. Только Анну это не устроило.       — Анна Викторовна, меньше всего я хотел стать причиной ваших слез! — Штольман потянулся к девичьей руке, но вовремя вспомнил, что не может до нее дотронуться.       — Как у вас это получается? Не хотите, а становитесь? — удивленно спросила девушка и растерянно пожала плечами.       — Позвольте кое-что пообещать, Анна Викторовна? — слова вырвались раньше, чем он успел их обдумать, — при жизни мне было не свойственно принимать в расчёт чужие чувства, попробую измениться после кончины.       — Постарайтесь, Яков Платонович, — у Анны потеплело на души от обещания, — ладно. Признавайтесь, зачем в бордель ходили?       — Говорю же, по служебной надобности!       — Яков Платонович, — тут барышня Миронова слегка покраснела и отвела взор, — наверно надо сообщить Нине Аркадьевне о вашей гибели.       — Желаете ее порадовать? — буркнул Штольман и нахмурился.       Анна с любопытством приподняла брови и скосила глаза на сыщика, но тот демонстративно глядел в сторону.       — Рано или поздно Нина Аркадьевна все равно узнает.       — Лучше позже, — на секунду Яков задумался, а потом пробормотал себе под нос, — мрастлись.       — Что?       — Мы расстались, — отчетливо произнес Штольман.       — Сочувствую, — нейтральным тоном произнесла Анна, еле сдерживая довольную улыбку.       — Вижу! — насмешливо прокомментировал Штольман радостное лицо. К счастью, не умела простодушная Анна Викторовна скрывать эмоции, и Штольман читал ее словно открытую книгу.       Налетевший порыв холодного ветра принес с собой колючую снежную крошку. Анна потерла руки друг о друга и поежилась. За ночь погода в Затонске совершенно испортилась. Казалось, еще вчера пригревало теплое осеннее солнышко, а сегодня выпал первый снег.       — Замерзли? — участливо поинтересовался Штольман, и Анна кивнула, — пойдемте в кафе, чаю попьете, а я расскажу о вчерашнем расследовании.