Adfectus

      Нелегко верить людям, когда всю жизнь ты сталкивался с предательствами.       Сложно верить в любовь после того, как ты за всё своё существование ни разу не встретился с человеком, который по-настоящему бы любил тебя, просто так, просто за то, что ты — это ты, а не кто-то другой, просто за то, что ты есть. Особенно, когда ты каждый раз думал про каждого человека, что это — тот самый, а этот «тот» оказывался обычным предателем. Чем дальше, тем больнее. Чем больше привязываешь человека к себе, тем сильнее ты его ранишь при расставании.       Наступит и день, когда для тебя окажется невозможным даже просто верить. Неважно — во что. Просто верить.       Каждый раз зарекаешься не доверять и не верить, но, однажды, спустя долгую череду нарушенных обещаний, данных самому себе, ты просто запрещаешь себе любить, закрывая своё сердце на тысячу замков, и, когда уже чувствуешь, что ты снова вляпался в это дерьмо, снова подумал, что очередной человек точно достоин доверия, что ты, всё-таки, кому-то в этом мире сдался, кому-то ты нужен, ты пытаешься уже убедить себя в обратном, просто твердишь, что нет, этот человек не заслуживает доверия. И выходит так, что ты и сам уже в это веришь, в то, что ты себе сказал.       Боязнь любить превращается в нечто маниакальное, и ты даже уже думать не смеешь о том, чтобы молча любить кого-то, не говоря уже о том, чтобы признаться в своих чувствах.       Не хочешь, чтобы тебя высмеяли и унизили — не признавайся в любви. Всё просто.       Не хочешь, чтобы было больно, страшно, обидно — вообще не люби. Ещё проще.       Достаточно забыть о существовании сердца и переставать реагировать на его посылы.       Ирацибета лишний раз даже старалась не удостаивать Время взглядом. Она также внушала себе, что Время, как и все остальные до этого — на время. Не навсегда. Время лишь на время.       Она даже сейчас любви не столько хотела, сколько Хроносферу.       Что ей любовь одного даже не совсем человека, если она может отправиться в прошлое, всё изменить и сделать так, что её полюбят все, а не эти часы на ножках, которые дарят ей всякие пусть и забавные, но бесполезные вещицы? Её полюбят все: короли, графы… все. Они подарят ей все зáмки на свете, а не только один, да и тот из растительности.       Действительно, если Время по-настоящему бы любил её, ему бы и Хроносферы не было жалко для неё. Ничего, зато она любит саму себя и подарит себе Хроносферу тоже сама.       «Никакой Время мне не нужен. Обойдусь» — гордо повторяла она самой себе, едва сдерживая улыбку умиления при виде музыкальной шкатулки с палачом и королём.       Она кривится и отбрасывает шкатулку, потому что не улыбаться тяжело, а чтобы не улыбаться — нужно не смотреть на шкатулку, соответственно.       Наступая себе на горло, она выдавливает:       — Этот дар согрел мне сердце.       Полные непонятной надежды голубые глаза Времени заставляют её чувствовать что-то странное, зажигают искру внутри, но Ирацибета умело замораживает малейшие попытки сердца что-то почувствовать.       Когда она напоминает себе, как произошло с Ником, Стейном и прочими, когда напоминает себе, как это ужасно быть брошенной и покинутой всеми, становится легче смотреть на Время. На душе спокойно и возвращается презрение ко всему. Так ещё лучше. Чем дальше от любви, тем безопаснее.       «Как интересно. Ник знал, что он мне небезразличен, Илосовик тем более. А ты никогда не узнаешь. Пытаешься прочитать по глазам, найти в них что-то похожее на взаимность? Как бы не так, не первый день на свете живу»