Честь клана

      Первый день после свадьбы тянулся бесконечно долго. Какаши, говоря откровенно, готов был даже на какую-нибудь примитивную миссию ранга D, а муж, недавно бывший женихом, хоть и сносил все завихрения традиций стоически, судя по взгляду и позе обдумывал уже сотый способ убийства каждого из присутствующих на церемонии.       Они одинаково дежурно улыбались, отвечали на поздравления и иногда переглядывались с родственниками, хоть что-то понимающими в происходящем. Так Итачи надолго отвлёкся, даже отойдя чуть в сторону, для разговора с младшим братом, а Какаши на понимающий взгляд Минато только глаза закатил.       Цунаде была довольна слишком уж явно. Бродила, едва не под нос напевая, и поглощала саке, на радостях почти не пьянея и отмахиваясь от причитающей ей на ухо Шизуне.       Когда под вечер все, окончательно осоловевшие наконец разбрелись, Итачи перевёл с последнего подошедшего родственника (коих у него в силу положения было много, а у Какаши к их большому общему счастью не имелось вовсе) вопросительный взгляд. Такие Какаши помнил ещё с миссий, где им приходилось работать вместе. Или с тех, давних, когда Итачи ещё служил под его началом.       Убедившись, что к ним действительно потеряли всякий интерес, он кивком указал в сторону плещущейся внизу реки.       Поместье Хатаке выглядело пустынным домом из страшных сказок про самурая-призрака. Обросшая камышами терраса, горбато нависающая над самой водой, была усыпана старыми листьями — убрали только парадную часть дома и спальню. Солнце давно село, и Итачи, до этого молчаливый, негромко предложил ложиться спать. Выглядел он не слишком здорово, но это не казалось удивительным: Какаши слышал, как он ворочался всю ночь до самого утра, отодвинувшись на самый край футона и пытаясь устроиться хоть немного удобнее.       Привыкшие к общежитиям и бесконечным миссиям, оба с одинаковым удивлением уставились на кровать. Кажется, это был чей-то подарок (Какаши даже знал, чей, и трижды проклял старую любимую тётку, которая с детства не желала оставлять его в покое), и довольно дорогой.       Какаши, которого от алых тканей уже тошнило, сослался на необходимость посетить душ и скрылся на долгих два часа. А по возвращении обнаружил бывшего подопечного в той же позе, что и прошлым вечером, но куда более одетого и куда менее нервного. И всё же он констатировал, оглядев чужое тело:       — Вашу красоту на портретах значительно преуменьшают. И вы разделись.       — Вы планировали сделать это сами? — выгнул бровь юноша, привычным жестом закладывая пальцы под отворот юката. Какаши с досадой отрезал:       — Я не планировал делать ничего, — Итачи спокойно кивнул. Он вообще был значительно спокойнее. Кажется, вчерашние события подорвали его самообладание, но за сегодняшний день, полный почти траурной рутины, ему удалось обдумать ситуацию лучше и придти для себя к множеству утешительных выводов. Какаши себя даже этим не утруждал. — Итачи-кун. Вы любите другого?       — Нет, — юноша пожал плечами. Добавил, потому как обоим сказанное показалось несколько двусмысленным: — Просто я не люблю вас.       — Что логично, — кивнул Какаши, откладывая сложенную стопкой одежду с глаз подальше — в недры безразмерного шкафа, которого здесь тоже раньше не было. Бросил через плечо: — Ложитесь спать.       И прошёл мимо не дрогнувшего мужа. Тот несколько незаинтересованно спросил:       — Куда вы?       — В смежную комнату, — ответил Какаши, приостановившись в дверях. — Сомневаюсь, что вы горите желанием проводить со мной ночи в одной кровати.

***

      Последующие недели мало отличались от того вечера. Виделись редко: за завтраками или ужинами, если оба они были не на миссиях, и в штабе, что случалось значительно периодичнее.       Какаши, и без того вхожий в дом семьи Учих на правах друга — касаемо Обито — и наставника — касаемо Саске — особенных перемен в жизни не чувствовал. Дома он ночевал редко, а омега, по большей части игнорирующий факт своего замужества, и вовсе появляться ему на глаза не стремился. Общались они преимущественно краткими фразами из четырёх-пяти слов, на «ты» с привычного «вы» перешли далеко не сразу и то после заискивающего вопроса от госпожи Сенджу о данной грани их взаимоотношений.       Минато на это только качал головой, Микото сетовала на привычную утомляемость старшего сына, Саске с Какаши демонстративно не разговаривал. Только Наруто и Обито проявляли потрясающую жизнерадостность, которой позавидовал бы и ребёнок. Какаши друга с его поддержкой профессионально игнорировал, а вот Саске на Наруто только злился. Когда дело дошло до драки, у Какаши с мужем состоялась первая беседа длинной аж в четыре предложения, которая содержала меньше информации, чем оглавление книги. Итачи тактичный намёк о невменяемости брата понял. Какаши не имел понятия, что он там мальчишке сказал такого, но — о чудо! — Саске скоро успокоился.       Отношения вошли в привычку через месяц после свадьбы. Какаши вставал утром, без особых эмоций клевал омегу в затылок, чтобы не размениваться лишний раз на приветствия, уходил, возвращался вечером, прослеживал чужой путь до спальни, дожидался хлопка сёдзи и уходил к себе, убивая свободное время за чтением книг.       Итачи реагировал странно. Сперва это никак не выражалось, но через неделю Какаши стал обращать внимание на то, что омега будто бы присматривается к нему. Во всяком случае, разглядывал его бывший подчинённый достаточно беззастенчиво, и от этого временами даже становилось жутко.       Какаши, и без того внимательный к мелочам, знал почти все его привычки с совместной работы в АНБУ. Проживание же под одной крышей только усугубило ситуацию. Он мог сказать, куда омега кладёт приборы, как ставит на стол тарелку супа, как чистит зубы, в какой позе засыпает и просыпается, что означает морщинка меж тонких бровей и когда в узких ладонях проявляется короткая дрожь.       Хуже всего было осознавать, что Итачи не уступал ему ни в силе, ни в наблюдательности, а значит, изучил Какаши за это время не менее досконально.       Одним утром за завтраком, пребывая явно в хорошем настроении, юноша сидел, подперев щёку рукой и рассматривая блики от окон на полу, когда Какаши, прокашлявшись, глухо произнëс, не отрываясь от отчёта:       — Приятного аппетита.       Итачи покосился на одинокую плошку риса перед собой с интересом.       — Не будешь есть?       — Я не голоден. Завтракай спокойно.       Взгляд оказался долгим и пристальным, и Какаши нетактично уткнулся в страницу, не обращая внимания на омегу. Тот, поковыряв палочками рис, неожиданно спросил:       — Ты совсем никогда не снимаешь маску?       Какаши поднял на него глаза. Помолчал, потом, вздохнув, отозвался:       — Почему же, снимаю.       — Слабо верится, — тут же парировал Итачи.       — На людях нам стоит играть счастливую пару правдоподобнее, — съязвил Какаши на чужой выпад. Мальчишка в детстве тоже бывал таким — невыносимо вежливым, а после, по какому-то неясному порыву, невыносимо наглым.       — Имеет ли это смысл? — Итачи тонко улыбнулся. — Всё знают, что наш брак не более чем сделка.       — О да, — Какаши прищурился. — Но так уж вышло, что наше общество не терпит открытой демонстрации каких-либо фикций.       Итачи на миг прикрыл глаза в немом раздражении, а после, отправив в рот кусочек рыбы, поинтересовался, заглядывая через стол:       — Что ты читаешь?       — Ты ещё маленький, — мстительно ответил Какаши, тем не менее, прикрывая книгу и демонстрируя корешок. Вложил томик в протянутую руку и с усмешкой пронаблюдал, как удивление сменяется на точёном лице пониманием и смехом. — Я поддерживаю репутацию социопата.       — Тяжело делать это, читая такие книги? — улыбка была приятной, совсем мягкой, а на левой щеке выделялась у глубокого следа проступающей синевы крошечная ямочка. Вернув ему справочник медицинских техник в нарочито яркой обложке дерзкого содержания, омега накрыл подбородок рукой, сосредотачиваясь на еде. Разговор, кажется, был окончен.       Ещё через неделю Какаши, застигнутый у дверей после не слишком затяжной миссии, получил самое странное предложение в своей отнюдь не короткой жизни. Звучало оно примерно вот так:       — Душ вместе принять не хочешь? — и совершенно непринуждённо.       Какаши безмолвно пропустил его вперёд, прикрыл створку. Пронаблюдал, как юноша стаскивает водолазку, и поддел:       — Признайся, тебе просто любопытно, что я прячу под маской, — Итачи, оставшись по пояс голым, только скосил на него глаза. Какаши, переживший от учеников и не такие ухищрения, возвёл к потолку взгляд, исполненный страданий, подцепил пальцами ткань у носа и легко опустил её к шее. Маска грустным кусочком упала на ключицы. — Ну вот. Доволен?       Итачи внимательно осмотрел его лицо, а после с преувеличенным замешательством, уточнил:       — Но… Ничего?       — Ничего, — пожал плечами Какаши. — Просто лицо и немного шрамов. Не спросишь, зачем ношу?       Итачи, быстро потеряв интерес, ответил:       — Нет. Вряд ли это твоя прихоть. Если ты считаешь это необходимым, причина должна быть весомой. Не хочу затрагивать что-то неприятное. Спасибо, что показал.       Когда мимо него попытались пробраться к двери, Какаши, прикрыв глаза, только покачал головой и прихватил омегу за предплечье, без особой силы сжимая пальцы.       — О нет, ты же не сбежать собираешься? — усмехнулся веско. — За любую тайну нужно платить, знаешь ли! — и притянул ближе к себе.       У юноши взгляд коротко метнулся по стенам, а после устремился прямо на Какаши с такой уверенностью, что стало даже смешно. Они, конечно, без году неделя мужья, но и почти десять лет как боевые товарищи. Итачи, разумеется, ни на секунду не поверил в едкую шутку. Кажется, отлично знал, что Какаши не тронул бы его и пальцем.       — Да расслабься, — Какаши подтолкнул его вперёд. Добавил хитро: — Только душ. Разве ты не за этим пришёл?       Итачи фыркнул, больно пнув его по ноге, без зазрения совести стащил штаны, включил воду. Неодобрительно оглядел нехороший сочащийся слизью рубец у Какаши на груди, нашёл в ящике под ванной брусок терпкого мыла.       — Давай я.       Чужие тонкие пальцы на собственной коже ощущались странно. Волосы на загривке мгновенно встали дыбом. Какаши, не удержавшись, втянул носом воздух, и тонкий, почти незаметный аромат от чужой тёмной макушки, зависшей у подбородка, тёплой волной прошёлся по глотке.       — Что это на тебя сегодня нашло? — поинтересовался он, и Итачи покосился на него с неясной смешливой искрой в тёмных глазах.       — Так. Любопытство.       Потянулся, аккуратно коснулся губами самого краешка губ… И тут же отстранился, отвернувшись, чтобы включить воду. Какаши рассеянно оставил широкие ладони на его худых плечах, наблюдая, как мокнут под струями тяжёлые густые пряди.