Regression | Регрессия

Пятница, 17 октября 2014 года — Гермиона Часы дразнили Гермиону — минутная стрелка на них двигалась мучительно медленно. Ей не терпелось поскорее начать выходные, ведь рабочая неделя выдалась изнурительной. После того, что казалось десятилетиями, стрелка наконец встала на положенное место, и часы пробили четыре дня. Гермиона закрыла папку с делом, над которым работала по просьбе Кормака. Снова. Как так выходило, что этому чёртовому идиоту всегда поручали рунические дела? Она подняла глаза и увидела Драко, который вертел в пальцах ручку, а мыслями витал где-то ещё. Вчера после выхода из архива она написала ему сообщение о том, что, хоть ничего и не нашла, но Маттиас предложил, что попробует разузнать, кто мог быть потенциальным владельцем книги. Драко провёл день, связываясь с разными людьми, распутывая, казалось, самую длинную нить расследования. Гермиона чувствовала себя ужасно из-за того, что он носился по комнате, будто докси с отрубленной головой. Каждый собеседник либо был готов умолчать о своей осведомлённости, либо был слишком горд, чтобы признать, что не знаком с книгой, что в конечном результате привело к запутанной паутине лжи. В довершение ко всему безумию напарники не смогли поговорить с министром Бруствером по поводу фолианта, так как Кингсли в данный момент находился на саммите волшебников с премьер-министрами Франции и Болгарии, чтобы обсудить предстоящий Турнир Трёх Волшебников. Они оба чувствовали себя совершенно разбитыми и нуждались в расслабляющем отдыхе. — Какие-нибудь планы на выходные, Малфой? Слова Гермионы заставили Драко слегка нахмуриться. Он наверняка вспомнил, как она задала этот вопрос в прошлый раз и как плохо отреагировала на его ответ. Она постаралась изобразить на лице тёплую ухмылку, чтобы показать, что в этот раз всё будет по-другому, что она изменилась. Ох, как всё поменялось за последние два месяца. Когда он поднял на неё глаза, её ухмылка только стала шире, как только улыбка наконец пробилась сквозь хмурый вид Драко. — На вечер пятницы — да, на выходные — нет, — пожал он плечами, бросив ручку на стол, и откинулся в кресле, заведя руки за голову. — Горячее свидание? С кем-то, кого одобрит любимая мамочка? — она попыталась наделить вопрос поддразниванием, но не смогла скрыть любопытства. После разрыва с Асторией Гринграсс и резкого переезда во Францию британский волшебный мир был переполнен слухами о том, как Драко Малфой проводит время в Париже и с какими ведьмами. В то время Гермиона просто не хотела проявлять хоть каплю интереса, но здесь и сейчас она нехотя признавала, что ей интересно узнать, есть ли в его жизни ещё кто-то после возвращения в Лондон. Драко рассмеялся, и Гермиона пришла в восторг от гулкого и богатого звучания его голоса. Это был тот звук, который она уже привыкла слышать. — Если сегодняшняя выпивка в «Дырявом котле» с Грегом подходит, то да, у меня горячее свидание. — Пытаешься заполучить скидку на совиные лакомства, Малфой? — хихикнула она. — Чёрт возьми, Грейнджер. Ты раскусила меня, — его губы игриво дёрнулись, когда он опустил руки и встал, чтобы собрать вещи. — У вас, слизеринцев, всегда есть скрытый мотив, это было не так уж сложно. Прежде чем заговорить, Драко усмехнулся: — А что насчёт себя? — Вообще-то я иду на ужин к Долгопупсам. Мы стараемся собираться вместе раз в месяц. Думаю, они скучают по старшему сыну, Душану. Он поступил в Хогвартс в этом году вместе с Джеймсом. — Гермиона повесила расшитую бисером сумочку на плечо. — Ну что ж, увидимся в понедельник, наверное? Она не была уверена, что заставило её произнести такую нелепую фразу. Чёрт побери, для ярчайшей ведьмы своего поколения ты так же деликатна, как и имп. Может ли он истолковать это как то, что я напрашиваюсь на приглашение? Гермиона почувствовала, как смущение рикошетом пронзило её, когда Драко обошёл свой стол и остановился перед ней. За прошедшие недели стало ясно, что двум аврорам теперь комфортно находиться рядом друг с другом. Между столами, книгами и бумагами было так мало места, что и мышь не проскочила бы. Давно прошли времена неловких извинений, если они случайно соприкасались руками, когда тянулись за новым листом пергамента, или напряжённых вздрагиваний, если внезапно сталкивались коленями под обеденным столом. Каждое прикосновение отодвигало границы чуть дальше. И сейчас, когда Гермиона подняла голову, чтобы встретиться с Драко взглядом, она увидела, что в его глазах пляшет веселье. Волна облегчения нахлынула на неё, когда он ответил: — Что ж, Грейнджер, если решишь, что тебе больше не хочется резвиться в клумбах или убирать с глаз морщерогих кизляков, то ты знаешь, где меня найти, — напоследок кивнул Драко, после чего прошёл мимо и взял с вешалки пиджак. Гермиона смотрела, как он выходит из их кабинета. С каких пор она стала называть это «их» кабинетом? Она покачала головой, отгоняя мысли о симпатичном напарнике и свиданиях в «Дырявом котле». Гермиона, прекрати, это неуместно. Всё чаще она обнаруживала, что ведёт войну со своим разумом. Теперь борьба шла не за то, кем был Драко Малфой, а за то, кем он для неё становился. После разрыва с Роном она зареклась заводить отношения с коллегами по Министерству, задавшись вопросом, не поспособствовали ли годы работы бок о бок их провалу. Рон был первой любовью Гермионы. То была тлеющая любовь. Та, что растёт годами, а не подобна всепоглощающему пожару. После того как Уизли практически отверг её как свою спутницу на Святочном балу, её до глубины души потряс Виктор. Он был рыцарем для её принцессы, словно она была персонажем одной из детских маггловских сказок. Вечер шёл идеально: Виктор обращался с ней так, как она надеялась, обращался бы Рон, пока этот болтливый идиот не начал обвинять её в братании с врагом. Только после возвращения Волан-де-Морта они помирились, но не потому, что Рон простил её. Гермиона думала, что после нескольких недель игнорирования Рон наконец поймёт, что пора отбросить детские сомнения в сторону — на них надвигалась война. Пятый год обучения принёс свои трудности: Отряд Дамблдора, Инспекционная дружина, кощунственные заявления Министерства и экзамены СОВ. Её чувства к Рону должны были подождать. Наступил шестой курс, и она оказалась окружена зарождающимися романами. К сожалению, сложилось впечатление, что Гермиона привлекла внимание только Кормака Маклаггена. По мере того как шёл год, её однокурсники, казалось, продолжали создавать всё новые и новые парочки, но она по-прежнему оставалась просто лучшей подругой Гарри и Рона. Когда она зашла в общую гостиную Гриффиндора и увидела, что Лаванда и Рон целуются, то почувствовала боль, как от проклятия Долохова, — глубокую и мучительную. Гарри утешил её, и она снова забыла о чувствах, играя роль прагматичной лучшей подруги. Когда Гарри впервые сообщил Гермионе о своих подозрениях, что Драко Малфой «что-то замышляет», она ему не поверила. Тем не менее как только она вспомнила о тайных встречах Гарри с Дамблдором и его стремлении заполучить воспоминания профессора Слизнорта, то принялась за изучение продвинутых защитных заклинаний, лечебных чар и, что самое болезненное, чар забвения. Раздражение и боль в сердце от, казалось бы, бесконечных проявлений любви между Роном и Лавандой подливали масла в огонь. Грейнджер посвятила всё своё время учёбе и военным исследованиям, запрятав чувства ещё глубже. День, когда Рон пробормотал имя Гермионы во сне, убедил её в том, что её терпение не напрасно, и вернул в их трио мир. Но, как и всё остальное в то время, счастье было лишь временной иллюзией. Со смертью Дамблдора война началась по-настоящему. Гермиона снова отодвинула своё счастье и чувства на второй план, опасаясь за будущее. Рон превратился скорее в якорь, чем в предмет влюблённости, в крупицу надежды в пустоте времени. Когда мир вокруг начал превращаться в руины и они втроём пустились в бега, ревнивый и неуверенный в себе мальчик из её юности снова показался на поверхности. Его сомнения в себе усугубились из-за доказательств провала их миссии. Когда Рон обвинил их с Гарри в романтических чувствах друг к другу, она так отчаянно хотела признаться ему в любви прямо тогда и там, но чувства были лишь второстепенной задачей. И он ушёл, забрав с собой крохи её надежды. По его возвращении Гермиона почувствовала, что гнев разгорается с новой силой. Как он мог уйти? Как он мог просто бросить меня? Однако после его объяснения о пророческом предвидении Дамблдора («Он должен был знать, что я уйду...»), что ему нужно будет найти дорогу к ней, всё было прощено. Когда Рон вернулся, он был другим: был терпеливым, слушал, стараясь не защищаться на ножах, и Гермиона не могла не думать, что это именно тот человек, в которого она влюбилась. По мере продолжения поисков их отношения постепенно менялись. Появились едва уловимые прикосновения и нежные улыбки. Все эти случаи оставляли Гермиону в предвкушении. Когда же он её поцелует? Она не должна была удивляться, когда он сделал это во время финальной битвы. Поцелуй был неистовым — страх войны и разочарование от потерянного времени разожгли их огонь. После того как улеглась пыль и прошли поминальные службы, у Гермионы наконец появилось время поразмышлять над вопросом: что теперь? От них ожидали, что они будут жить так, будто у них не украли юность. Гарри и Рону предложили работу в Аврорате, несмотря на то что они не сдавали ЖАБА. Гермиона же отклонила приглашение. Перспектива вернуться на один учебный год, чтобы просто учиться без необходимости спасать волшебный мир, приводила её в восторг. Перед началом семестра она попросила Рона поехать с ней в дом детства, так как после налёта Пожирателей смерти там нужно было сделать ремонт. Пока они вместе трудились, она объяснила своё намерение вернуться в Хогвартс, но Рон задал вопрос, который интересовал и саму Гермиону. — А как насчёт... ну... нас? — Я думаю, это случится, но сейчас не самое подходящее время, Рон. Мне нужно закончить школу, я мечтала о ЖАБА с тех пор, как узнала, что это такое. Это важно для меня. — А я не важен? — Конечно, важен, ты же знаешь, что важен... Просто мне нужно сделать это, чтобы быть в состоянии сосредоточиться на нас, когда придёт время. — Ты просишь меня подождать тебя? — Годрик, нет, Рон, это было бы несправедливо. Встречайся с кем хочешь, а мы будем вместе, когда придёт время. Так он и сделал. В течение следующих нескольких лет у Рона были случайные интрижки с несколькими ведьмами: Кэти Белл, Парвати Патил, Сьюзен Боунс, не говоря о других. Гермиона не отступала от своих целей, отлично сдала экзамены ЖАБА и начала строить карьеру — наконец-то она с радостью смотрела в будущее. Гарри и Рон убедили её пойти работать в ОМП, и Кингсли специально создал для неё отдельное подразделение. Трио с головой окунулось в работу, радость от совместного построения карьеры в ОМП стала тем спасательным кругом, в котором они так нуждались после столь мрачного времени. Гермиона была удивлена тем, как хорошо ей работается в правоохранительной структуре, несмотря на то что она отказалась от мечты о реформах в жизни магических существ. Они втроём рука об руку проходили путь от повышения к повышению, и каждый из них терпел муки потерь под видом успеха. Рон часто замечал, что именно таким должен был быть Хогвартс: они втроём вместе работали над решением задачек, не связанных с концом существования волшебного мира. Гермиона и Рон возобновили романтические отношения, решив, что после восьмилетней годовщины последней битвы наконец пришло их время. Когда они рассказали об этом друзьям, Джордж пошутил, что начал беспокоиться, будто Рон получил по голове во время битвы и забыл, как целоваться. За эту шутку он заслужил словесную атаку со стороны Молли Уизли. Пара вместе постигала искусство близости, хотя поначалу это было далеко от того, чтобы называться искусством. Гермиона не была довольно открытой в озвучивании своих физических желаний из страха, что её снова будут воспринимать как зубрилу и зануду. Несмотря на это, их первые месяцы вместе были чудесными. Это было всё то, о чём Гермиона мечтала долгими ночами на шестом курсе. Она приходила домой, готовила Рону его любимые блюда по рецептам семейства Уизли, и они засиживались до поздней ночи, пока Рон рассказывал одну шутку за другой, а Гермиона не начинала плакать от смеха. Каждый момент, начиная от тех дней, когда она болела за Уизли как за вратаря квиддичной команды ОМП, и заканчивая шахматными «турнирами», которые они проводили между собой, отвечал представлениям Грейнджер о тех отношениях, о которых она когда-то мечтала. Однако, когда дни начали становиться короче, Гермиона поняла, что что-то не так, что фантазия всё больше походит на иллюзию. При всём этом Рон казался счастливым, поэтому Гермиона начала задаваться вопросом, а не было ли что-то изначально неправильно в ней самой. Таким образом, она продолжила жить вместе с парнем, довольная, но не удовлетворённая, а с зудом, который нужно было расчесать. Лишь спустя годы Гермиона поняла, что проблема не в ней: в их отношениях было что-то в корне неправильное, а её самонадеянность привела к застою. Казалось, что все в её жизни, кроме Полумны, относились к их с Роном отношениям не просто как к отношениям пары, а как к одной из последних вещей, связывающих всех с наиболее счастливыми моментами из детства. Друзья слетались, чтобы послушать рассказы о «старых добрых временах». Многие просили поведать о прошлом Рона и Гермионы, но вставляли в эти истории самих себя. Дин любил говорить о пятом курсе, об Отряде Дамблдора, подбивая Рона рассказывать, как Гермиона превосходила его на дуэлях. Несмотря на первоначальные возражения, Рон в конце концов пересказывал истории об их триумфальных приключениях и, казалось, был более, чем счастлив греться в лучах славы прошлого. Лайза Турпин была хуже всех. Она часто напоминала о самых неловких случаях из их юности: «Расскажи нам, как Рон облажался, пригласив тебя на Святочный Бал» или «Напомни нам о том, как ты напала на него с бумажными канарейками». Она всегда делала акцент на самых неприглядных моментах их отношений, и, оглядываясь назад, возможно, это был своего рода знак. Однако никто, похоже, не стремился привлечь внимание к ссорам, проходившим за закрытыми дверями кабинета Гермионы, случайными слушателями которых они становились, или к тому факту, что и она, и Рон стали совершенно разными людьми. Гермионе казалось, что их друзья и семья больше болели просто за саму идею отношений, чем за непосредственных участников. Когда через шесть лет после начала отношений они объявили о помолвке, комментарии вроде «Чёрт возьми, давно пора» звучали как заверения в том, что все и вся в порядке. Джинни воскликнула: «Наконец-то мы станем сёстрами», как будто её брак с Гарри и статус Гермионы в качестве крёстной матери ещё не закрепили эту связь. Гермиона сидела в общей квартире и смотрела на старинное кольцо семейства Уизли. Когда она разглядывала реликвию на пальце, то чувствовала всю тяжесть принятого решения. Кольцо было прекрасным. В его центре находился единственный опал, инкрустированный вокруг маленькими бриллиантами. Несмотря на следы старины на простом кольце из золота, его великолепие всё ещё оставалось неизменным. Но почему она согласилась? Конечно, она была выше того, чтобы просто повестись на красивые вещи. Гермиона всегда была методична, никогда не ввязывалась ни во что без должного обдумывания, но, когда она смотрела на украшение, ей казалось, что она не просто ввязалась, а накинулась на эту помолвку. И ради чего? Что она натворила? Разговоры Рона и Гермионы стали безжизненными, секс был в лучшем случае посредственным, и единственные моменты, когда она чувствовала себя хоть отдалённо счастливой, возникали, когда они были окружены другими людьми. Их полные надежд и очень близкие отношения перешли в категорию довольно платонической связи двух соседей. Почему ты не сделал(а) то, сё, пятое, десятое? Ты не забрал ужин? Ты не назначила дату? Последний вопрос был наихудшим — он напоминал Гермионе о том, что её свобода ограничена по времени. Никто не должен воспринимать предстоящую свадьбу как тюремное заключение, как конец свободы, и всё же, когда Гермиона смотрела на Рона, она видела лишь конец, а не начало. Возможно, именно поэтому в течение следующих двух лет она старалась избегать вопроса о церемонии связывания душ. По мере того как первый год помолвки перетекал в следующий, непрерывные нападки, казалось, подстерегали Гермиону со всех сторон. Когда вы назначите дату? Кто будет проводить связывание? Есть ли у тебя платье? Что значит, вы не будете соединять души? Джинни воспринимала такую задержку тяжелее всего, ведь её помолвка с Гарри длилась всего шесть месяцев, «как раз достаточно для того, чтобы спланировать грандиозное мероприятие», — говорила она. Рон набросился на Гермиону с расспросами, почему она откладывает церемонию. Той ночью она сказала ему, что не хочет проводить ритуал соединения душ, не хочет связывать их магию. Это была одна из худших ночей в её жизни. Он принял её решение, как она и ожидала, учитывая его характер, и немедленно трансгрессировал из их квартиры, оставив её наедине с полным отчаянием, которое к тому моменту разъедало её уже на протяжении нескольких недель. Эта ночь стала началом их конца. Шесть месяцев спустя Гермиона искала себе жилище, остановившись на небольшой квартире на окраине Хэмпстеда. Несмотря на то что она освободилась от токсичных отношений, она всё ещё не могла заполнить продолжающую поглощать её пустоту. Походы в театр и новые маггловские книжные магазины уже не подпитывали душу так, как раньше, поэтому Гермиона обратилась к другим способам развлечения. Близость к маггловскому Лондону дала ей возможность испытать на себе свободу случайного секса — ещё одно временное решение неразрешимой проблемы. Затем, в начале 2014 года, пути Гермионы вновь пересеклись с Виктором Крамом. Несмотря на то что Виктор стал её первым сексуальным партнёром, а оглядываясь назад, она до сих пор смеялась над тем, что потеряла девственность на четвёртом курсе в одной из карет Шармбатона, они никогда не пытались встречаться. Даже будучи профессиональным игроком в квиддич, Виктор понимал, как сильно Гермиона ненавидит этот спорт, и с самого начала дал понять, что не ожидает от неё посещения его матчей. Ирония того, что профессионала это волновало меньше, чем любителя, не прошла незамеченной. Секс был феноменальным, поскольку Виктор позволял ей задавать темп и всегда удостоверялся, что она удовлетворена, но, как и прежде, их паре не доставало какого-то кусочка, которой так отчаянно жаждала найти Гермиона. Возможно, именно поэтому ей было так легко раствориться в профессии. Когда было обнаружено тело Мораг, Гермиона надавила на себя сильнее, чем когда-либо прежде. Потерянная между ней и её работой любовь не могла остановить её крестовый поход за справедливостью. Постепенно ночи становились всё длиннее, она начала отменять звонки по камину, забывать о планах, и, даже когда была вместе с Виктором, разумом была где-то в другом месте. Это было пламя, которое быстро погасло. Как всегда, она была сама себе злейшим врагом, саботирующим отношения за отношениями. Она не удивилась, когда почти семь месяцев назад они обоюдно пришли к тому, что их роман закончился. Честно говоря, Гермиона даже не была уверена, что их четырёхмесячную интрижку можно назвать отношениями. Отсутствие прогресса в деле, разочаровывающая личная жизнь и отсутствие семейных привязанностей — всё это привело к ощущению неудовлетворённости. Жизнь Грейнджер скатилась к состоянию пассивного существования. Сейчас же, наблюдая за тем, как за Драко Малфоем закрывается дверь, Гермиона размышляла о случайных прикосновениях, тёплых, приветливых улыбках и всё более пылких взглядах. Разум угрожал ей новым осознанием: Драко Малфой был адским пламенем, и она хотела в нём сгореть.

***

Гермиона мягко улыбнулась, когда в поле зрения появился коттедж Долгопупсов. Проверив сумку, она убедилась, что две бутылки вина, прихваченные по дороге сюда, не разбились после трансгрессии. Элоуэн должна была провести вечер с бабушкой Невилла, Августой, поэтому у Гермионы было достаточно возможностей обсудить произошедшее за последние два месяца. Учитывая близость Гарри к Уизли, Гермиона воздерживалась от обсуждения отношений с ним, но ещё больше была уверена в том, что Гарри воспримет известие о том, что её влечёт к Драко так, как низзл обрадуется дождю. Она только подняла руку, чтобы постучать в дверь, когда та открылась, и в проёме показался Невилл с нежной улыбкой на губах. — Миона! — Привет, Невилл! — Она быстро обняла его и зашла в прихожую. — Луна приготовила в оранжерее доску с закусками, — сказал он через плечо, пока Гермиона вешала куртку на вешалку. Оранжерея Невилла был любимым местом Гермионы во всём мире. Когда она вошла, её встретил запах земли и хвои. Долгопупсы использовали оранжерею для обеспечения себя любимыми продуктами: оливками, корнеплодами, пшеницей и, самое главное, разнообразными сортами солода для подпитки пристрастия Невилла к крафтовому пиву. Пол был выложен чёрно-белой плиткой в узоре, напоминающем костюм арлекина, и подчёркивался зеленью вечнозелёных деревьев, которые заполняли помещение. Сквозь стеклянный потолок Гермиона могла видеть звёзды, только что выглянувшие на темнеющем небосводе. Пока она наслаждалась окружающим спокойствием, в её голове зародилась любопытная мысль: понравится ли здесь Малфою? Однажды за обедом он признался в любительском увлечении ботаникой. Он рассказал, что в детстве в рамках обучения этикету изучал язык цветов. Объяснил, что в период ухаживания чистокровный джентльмен должен преподносить даме определённые цветы, чтобы выразить таким образом различные аспекты предстоящих отношений. Мысль об ухаживаниях, основанных на таких символических жестах, была бессмыленной, и всё же Гермиона не могла не оценить подобную романтику. — Скажи мне, в твоём тайном романе с цветами какие именно твои любимые? — Колокольчики. — Что они означают? — Смирение. В тот день Гермиона вышла из офиса, всё ещё размышляя над этим искренним признанием. Оно казалось таким простым и в то же время таким глубокомысленным. Малфой мог бы назвать орхидею из-за богатства, пион из-за удачи или даже жёлтую лилию из-за счастья. Но смирение? На следующей неделе она не удивилась, когда, вернувшись в кабинет, обнаружила рядом с зубастой геранью гортензию и ирис в маленьких горшочках. Гермиона никогда не заговаривала с Драко об этих растениях, но тем же вечером заглянула в архив, чтобы узнать их значение: благодарность за понимание и надежда. Когда Гермиона и Невилл обошли большую террасу, их встретила зона отдыха, где на одном из мягких кожаных диванов, обложенных подушками разных форм и размеров, расположилась Полумна. Гермиона слышала, как подруга тихонько напевает под нос, пока левитировала блюдо и бокалы с вином на маленький столик в центре зоны. Она подняла голову и улыбнулась, когда Гермиона и Невилл подошли. — Гермиона! — радостно воскликнула Полумна. — Как ты? Твои нарглы, кажется, начали уходить. Гермиона занялась тем, что вытащила две бутылки вина, оставшиеся идеально охлаждёнными под чарами стазиса. — Луна, давай сегодня вечером обойдёмся без разговоров о нарглах. Она проигнорировала укоризненный взгляд мужа и перевела палочку на бутылки, быстро вынимая с её помощью пробки. Когда друзья расселись, держа в руках бокалы, они погрузились в уютную беседу. — Как Элоуэн справляется с отсутствием Душана? — Гермиона закинула горсть жареных каштанов в рот, повернувшись к Невиллу в ожидании. — О, она хорошо приспособилась. Ей нравится, что дом лишь в её полном распоряжении, и в восторге от того, что внимание Луны всецело достаётся только ей. Я беспокоюсь, что она будет немного расстроена, когда брат вернётся на рождественские каникулы. Гермиона хихикнула. — А он уже соскучился по дому? — О нет, он преуспевает на Пуффендуе, как мы и предполагали. — Джеймс попал на Гриффиндор, верно, Миона? Я не разговаривала с Гарри с начала семестра. — Да, верно. Джинни и Гарри очень гордятся им. — Гермиона сделала большой глоток шираза. Гарри в своём воодушевлении по поводу распределения Джеймса проболтался ей, что они большой компанией ходили поужинать, чтобы отпраздновать это событие. На ужине были Андромеда, Джордж, Анджелина, Джинни, Симус и Рон. Не то чтобы она считала Гарри бесчувственным, когда он делился с ней подобным, но он никогда не делал подобное злонамеренно. Он был просто гордым отцом, который хотел поделиться достижениями сына с его крестной матерью, и ради него она должна была сохранить объективность. Чувствуя перемену в поведении Гермионы, Невилл быстро переключил внимание с Гарри и потенциальных Уизли. — Как работа, есть что-то новенькое? Она вздохнула, наполняя свой бокал. — Никаких серьёзных изменений по делу, но мы с Малфоем работаем теперь... — она сделала паузу, тщательно подбирая следующие слова, — лучше сообща. — Ему удалось подровнять твои острые углы? — лукаво улыбнулся Невилл. — Я же говорила вам, что он прекрасный человек. Гермиона повернула голову в сторону Полумны, когда та начала тихонько напевать под нос, продолжая сворачивать кусочек прошутто, а потом отправила его в рот. — В общем, — прочистил горло Невилл, — я так понимаю, вы больше не цепляетесь друг другу в глотки? Гермиона ухмыльнулась, сделав глоток из бокала в надежде скрыть нарастающий румянец. — Мы постоянно препираемся, но характер общения больше не враждебный. — И что вы обсуждаете? — улыбка Невилла расширилась. — Чья задница лучше выглядит в маггловских джинсах. Полумна захихикала, и Гермиона тоже начала смеяться. — Вот это поворот событий. Что же изменилось? — её друг в недоумении покачал головой, волосы начали медленно вываливаться из его небрежного пучка на затылке. Полумна отлевитировала бутылку, долив вино в бокалы, а затем уложила ступни на колени Невилла. Они вежливо смотрели на Гермиону, ожидая разъяснений. Подняв глаза вверх, она задумалась над тем, как сильно ей всегда нравился контраст серебристых облаков на тёмно-синем небе. — Ну, я думаю, что наконец поняла, что относилась к нему крайне несправедливо. Мы довольно сильно поругались друг с другом возле Святого Мунго, и, возможно, я совершила что-то довольно необдуманное после этого. — Она украдкой взглянула на друзей: Невилл выглядел изумлённым, а Полумна — озадаченной. Губы Гермионы искривились. — Возможно, я пробралась в кабинет Гарри и просмотрела личные дела сотрудников, чтобы найти адрес Малфоя. Затем я могла появиться на пороге его дома в десять часов вечера. — Оо, — прервал Гермиону причудливый голос Полумны. Она села и прочистила горло, будто только что сделала важное открытие. — Это бундящие шицы. Они могут вызывать подобное необдуманное поведение у своих жертв. Невилл проигнорировал странное заявление жены, вместо этого притянув её обратно в объятия и оставив целомудренный поцелуй на её виске, а затем вернул внимание к Гермионе. — Значит, после этого твоего «визита» вам обоим стало лучше? — Да, он всё ещё высокомерная задница, но, Мерлин, он умён. Я боялась, что он не сможет понять, как я работаю или думаю, но, что интересно, он более чем компетентен. Его знания и проницательность просто бесценны для расследования... Это тот тип партнёрства, к которому я не совсем привыкла, — мягко призналась она. — Гермиона, — она подняла голову, чтобы встретиться с ярко-голубыми глазами Невилла, когда он заговорил нежным голосом, — ты всегда была самой умной. Даже в школе ты всегда несла на себе груз любого задания или работы, которую давали учителя. Думаю, самое время найти себе равного. — Даже если это Малфой? — Гермиона не была уверена, почему искала их одобрения, их согласия с тем, что для неё нормально воспринимать Драко не только как коллегу, но и как друга. Она серьёзно посмотрела на Невилла и Полумну. Во времена Хогвартса эта пара также почувствовала на своей шкуре многие издевательства со стороны Драко, и Гермиона чувствовала, что если они смогут принять её зарождающуюся дружбу, то, возможно, есть надежда. — Даже если это Малфой, — улыбнулся Невилл. — Ты знал, что он пользуется маггловским мобильником? — Он делает что? — Да! — Что такое мобильник? — вклинилась Полумна. — Что-то вроде портативного говорящего устройства, но да, он даже зачаровал его, чтобы тот работал в Министерстве. Кстати говоря, нужно попросить сделать это же с моим. — Гермиона. — Ммм? — Она протянула бокал за новой порцией вина, когда они втроём уже почти допили вторую бутылку. Гермиона чувствовала, как вино согревает тело. Сделав глоток, она продолжила: — На самом деле, чем больше времени я провожу с ним, тем больше понимаю, что он разбирается в текущем состоянии маггловских дел даже лучше, чем я. Она отпила из бокала и почувствовала, как в горле образуется комок из-за вины. После того как Гермионе не удалось восстановить память родителей, она практически полностью отрешилась от маггловского мира. Поскольку у неё не было других близких родственников, которые могли бы привязать её к этой части своей сущности, она стала менее приоритетной. Конечно, у неё в квартире был телевизор, мобильный телефон и другая маггловская техника, но что касается новейших технологий или текущих событий, Грейнджер была в полном неведении. Она усмехнулась. Как получилось, что Драко, мать его, Малфой знает о магглах больше, чем я? — Гермиона, — Невилл снова произнёс её имя с лёгким шутливым оттенком в голосе. — О, извини, я так и не дала тебе задать вопрос. — Она осушила бокал и поставила его на маленький столик. — Звучит так, будто ты теперь влюблена в Малфоя. — Даже если и так, неужели это настолько плохо? Слова вылетели у Гермионы изо рта безо всякой задней мысли. Не в силах забрать их обратно, она в ужасе посмотрела на Невилла и Полумну, безмолвно молясь, чтобы они не услышали. — Ты меняешься, Гермиона, — мягко сказала Полумна. Подруга была молчаливой большую часть вечера, позволяя Невиллу осторожно направлять Гермиону, чтобы та раскрыла свои чувства. Своеобразная натура Полумны давала ей бесценные знания, её наблюдения не имели себе равных. — Что ты имеешь в виду? — спросила Гермиона, откусывая кусочек печенья. — Ауры — это продолжение нашей внутренней сущности, они меняются в зависимости от нашего эмоционального состояния. Когда ты только пришла, я увидела, что в твою тёмно-синюю ауру просачивается оранжево-красный цвет. Оранжевый означает жизнь, красный — перемены, а люди с синей аурой, как правило, глубоко мыслящие персоны. Я думала, что стресс от расследования повлиял на твою энергию, но теперь вижу — она меняется из-за Драко. Паника грозила охватить Гермиону. Она не хотела меняться, она уже пыталась сделать это однажды, и это почти уничтожило её. — Полумна, — заикаясь, проговорила она. Тепло, окутывавшее тело мгновение назад, исчезло, ощущение холода вытеснило радость. — Я не могу... Не могу меняться ради кого-то, только не снова. — Хотя перемены могут быть как положительными, так и отрицательными, эволюция подразумевает улучшение. Люди не предназначены для того, чтобы быть статичными существами, дорогая. Как и жизнь, мы должны развиваться. — Посмотри, — сказал Невилл, жестом указывая на окружающие их растения, — на эти невероятные организмы. Каждый цикл приносит им обновление, постоянное улучшение, а не ухудшение. Полумна улыбнулась мужу. — Я ясно выразила своё мнение о твоих предыдущих отношениях, ты знаешь это, Гермиона. Не думаю, что ты меняешься ради Драко. Наоборот, считаю, что его присутствие стимулировало твою эволюцию. — Когда-то ты не могла вынести и мысли об этом человеке, а теперь ты здесь и пытаешься убедить нас, что испытывать к нему чувства не неправильно, — усмехнулся Невилл. — Мы доверяем тебе, Миона. Поддерживаем твои решения. Тебе не нужно убеждать нас. Гермиона вздохнула, она поразмышляет над услышанными словами позже. — Когда вы двое успели так поумнеть? — усмехнулась в ответ она, и семейная пара рассмеялась. Вечер продолжался до тех пор, пока они не съели всё приготовленное Полумной и не выпили две бутылки вина. Гермиона взглянула на часы, отметив, что они показывают полдесятого вечера. Может, Драко всё ещё в «Дырявом котле»? Он не сказал ей, когда должен встретиться с Грегом, только то, что они планировали вместе выпить. Было ли его приглашение искренним? Не сочтёт ли Грегори странным, если она заявится? Формально Драко пригласил её, а он не из тех людей, которые говорят что-то, что не имеют в виду. Это было то, что Гермиона узнала, пытаясь разгадать Малфоя: он был бесспорно честным. — К чёрту, — пробормотала она и трансгрессировала, не дав себе ни секунды на то, чтобы передумать.

***

Пятница, 17 октября 2014 года — Драко Когда Драко зашёл в «Дырявый котёл», какофония звуков рикошетом ударила его по ушам. Пробираясь сквозь шумную толпу, Драко увидел, что вечерняя публика, похоже, наконец-то дошла до маленькой таверны. После возвращения он был приятно удивлён тем, что не получил ни одного громовещателя, объявляющего или желающего его скорой смерти. На него лишь изредка бросали взгляды, когда он шёл по своим делам. Даже та новизна, которая появилась в первую неделю после его возвращения в Министерство, исчезла. Оказалось, что работа на Избранного имеет свои плюсы. В дальней кабинке он наконец заметил бороду, которая могла принадлежать только Грегори. — Приятель! — лукаво кивнул Грегори, поднимая кружку с пивом, чтобы сделать глоток. — Рад, что смог привлечь внимание его величества. — Только потому, что твоя крестьянская задница купила выпивку первого раунда, — пошутил Драко, отпивая из пинты, наслаждаясь простоватым вкусом зерна и солода, пока проглатывал жидкость. — Спасибо, дружище. Мне это было очень нужно. — Мне казалось, ты говорил, что отношения с Грейнджер наладились, — пытливо посмотрел Гойл на Драко. — Так и есть. — Малфой провёл пальцем по стенке бокала, собирая капельки конденсата. — Тогда почему у тебя такая кислая физиономия? Выглядишь так, будто нюхлер ограбил твои хранилища. — О, отвали, придурок. — Если ты раскис не из-за заумной попки Грейнджер, то из-за чего? — издал сдавленный смешок Грегори. — Это всё чёртово дело. Я думал, у нас есть хорошая зацепка, но всё складывается не так, как я надеялся. — А Грейнджер? — А что с ней? — Не прикидывайся дурачком, Малфой. Когда мы разговаривали в последний раз... Мать твою, как там твоя пафосная задница выразилась? «Мы сократили дистанцию». — Я помню, как ты сидел рядом со мной на уроках этикета у мадам Нинетт, Гойл. — Верно, но я отрёкся от этого и предпочитаю проводить время среди животных. — Он поднял пинту в знак одобрения и выпил половину. — Кроме того, Молли подсказала мне, что я не обязан чётко выговаривать все буквы. — Это просто чёртова лень. — Это называется ростом. Драко сделал ещё один глоток. — Как Молли? — Как всегда прекрасна и сочна. — Ты изрекаешь чёртовы стихи, дружище. — Это ничто по сравнению с теми сладкими словечками, которые я нашёптываю ей, когда заставляю кончать. — Неужели работа с магическими существами превратила тебя в одного из них? — покачал головой Драко. — Преследуешь бедную девочку, будто взрывопотам во время течки? — В Молли нет ничего животного, — тон друга внезапно стал жёстким. Драко тут же поднял глаза, беспокоясь, что Грегори неправильно истолковал его шутку, но он быстро осушил остаток пинты, а затем лукаво улыбнулся. — Мы просто трахаемся, как они. — Иди и возьми нам ещё одну порцию, похотливый ты ублюдок. — И Драко кинул на стол несколько сиклей. Со второй пинтой в руке Драко наслаждался спокойствием, которое пришло после встречи с Грегори. Никаких разговоров о работе или других стрессовых факторах. Рассказ о том, как друг полностью провалил первую попытку пригласить Молли на свидание, заставил Драко кататься от смеха. — Ты бы видел меня, приятель. Эта чертовски великолепная пташка залетает в магазин, нуждаясь в новой сове. У неё самые яркие рыжие волосы, которые я когда-либо видел. — Она не родственница Уизела? — Она не похожа на этих долбаных Уизли. У них волосы оранжевые, а у Молли — олицетворение огня. — Семантика. — Ты хочешь услышать эту грёбаную историю или нет, Малфой? Закрой свою чёртову пасть и дай мне закончить. Короче, я просто пялюсь на неё, а она спрашивает: «Моя сова умерла, не могли бы вы помочь мне выбрать другую? Мне нужно иметь возможность отправлять почтовые заказы по работе». — И что ты ответил? — Ничего, я не мог перестать пялиться. Её глаза были такого потрясающего карего оттенка; я никогда таких не видел. — Бедная женщина, наверное, подумала, что ты чёртов сумасшедший. — Ну, да. Когда я не ответил, её лицо стало таким же красным, как и волосы, да и к тому моменту я был уверен, что уже пялился на её сиськи. Затем она закричала: «Ты что, блядь, идиот или глухой?» Это и привлекло моё внимание. — Значит, оскорбление тебя с её стороны привело к тому, что ты пригласил её на свидание? — Думаю, единственное, что было бы лучше, это если бы она зарядила мне по лицу. — Гойл поднял на друга бровь, самодовольный вид читался на его лице, несмотря на бороду. — Кинк на унижение, приятель? Грегори фыркнул, отпив ещё глоток. — Вряд ли, я имею в виду, посмотри на себя и Грейнджер. Я помню, как она сломала тебе нос на третьем курсе. — Я не встречаюсь с Грейнджер. — Ты трахаешь её. — Нет. — Но ты думал о том, чтобы трахнуть её. Конечно, чёрт возьми, думал, но Грегу не нужно об этом знать. Он мог солгать ему, мог отрицать, что его мысли о Гермионе действительно вышли за рамки платонических отношений с коллегами. Он знал, что это чувство нужно игнорировать. — Я не завожу отношений с коллегами, — резво ответил Драко, переключая внимание на другое. — Но разве Грейнджер — просто коллега? — надавил дальше Гойл. — Мы... друзья, — это слово странно слетело с языка. Есть ли вообще термин для того, кто физически является твоим другом, но о ком ты фантазируешь каждый чёртов день? — Херня. — Да, это грёбаный бардак, приятель. Давай сменим тему. — Ну, этот «грёбаный бардак» идёт прямо сюда, — ответил Гойл. ЧТО?! Драко вскинул голову, быстро сканируя глазами переполненный паб, и, конечно же, Грейнджер шла в их сторону. Когда он пригласил её ранее, то не ожидал, что она действительно придёт. Он сделал это из вежливости, но, по правде говоря, Драко искал возможность увидеть её вне чёртова Министерства с тех пор, как она пришла к нему домой. Грегори наклонился к нему и заговорщически прошептал: — Дружище, ты такой же скрытный, как гиппогриф. Никто не смотрит так на своего «друга», если только не хочет его трахнуть. Драко закрыл рот, но снова открыл его, чтобы произнести дерзкую реплику, когда Гермиона нашла его глазами. Несмотря на расстояние между ними, он заметил, что на её щеках проступает слабый румянец. Она мило улыбнулась ему, пробираясь между посетителями, пока наконец не дошла до их кабинки. Взгляд Драко метнулся к её рту, когда она зажала нижнюю губу между зубами. Он был благодарен Грегори за то, что тот решил промолчать. Он смотрел, ожидая, когда она заговорит. На её лице осело фирменное выражение решимости. — Могу с гордостью заявить, что я избавилась от морщерогих кизляков. Уголок губ Драко приподнялся. — Рад это слышать. Присоединишься к нам, Грейнджер? — Ну, я не собиралась просто стоять здесь. Драко заметил, как взгляд Гермионы метнулся к Грегори, и её осознание того, что они не одни, стало очевидным, когда её румянец стал ещё глубже. За последние несколько недель Драко поставил перед собой задачу изучить Гермиону — всё, от языка её тела до интонации и различных звуков, которые она издавала, когда размышляла над особенно трудным переводом. Он стал настоящим экспертом в интерпретации её мимики, понимая слова, которые она часто оставляла неозвученными. Поэтому, когда её левая бровь приподнялась, а губы сжались, Драко был в недоумении. Почему она смутилась? — Гойл? — заикаясь, произнесла Гермиона. — Единственный и неповторимый, дорогая. Погодите, я думал, Грейнджер знает его по «Волшебному зверинцу»? — Но я же... Я видела тебя всякий раз, когда заходила в магазин за угощениями для Глотика, и ты никогда ничего не говорил мне. — Это заявление прозвучало скорее как вопрос. Замешательство Гермионы перешло в раздражение, когда она проскользнула в кабинку рядом с Драко. Она прижалась свои бедром к его, и Малфой попытался подавить трепет, пронёсшийся по телу. Янтарные глаза на мгновение остановились на нём, но она не подвинула ногу и вернула своё внимание к Грегори. — А смысл? Ты покупала угощения и уходила. Что ты хотела, чтобы я сказал? «Эй! Грейнджер, помнишь, как ты прокляла член моего друга?» Глаза Гермионы расширились от воспоминания о Выручай-комнате. Драко почувствовал, как она напряглась рядом с ним, и краем глаза заметил, что она дёргает рукав джемпера. Грегори, должно быть, тоже почувствовал это, так как Драко увидел, как из-под его бороды вырвалась широкая улыбка. — Не накручивай себя. Я просто стебусь над тобой. Что бы ты ни сделала тогда, это было чертовски гениально. Драко почувствовал, как она слегка расслабилась от этих слов, и Грегори продолжил: — Крэбб был совершенно не в себе в ту ночь, когда сказал тебе то, что сказал, как и я собственно, — он сделал паузу, сделав ещё один глоток. — Прости меня, Грейнджер, за всё. Драко повернулся, чтобы посмотреть на лицо Гермионы, чтобы узнать, что она сделает с дерзким извинением Грегори. Она слегка нахмурила брови и одарила Гойла коварной улыбкой. — Всё будет прощено, как только ты купишь мне выпить. Грегори разразился смехом, и Драко почувствовал, что выдохнул с облегчением. — Для гриффиндорца ты, конечно, жёстко торгуешься. Но прежде чем я это сделаю, Грейнджер, поделись, пожалуйста, что это было за заклинание? — О, это будет стоить двух порций, — пошутила она, — но я всё равно расскажу. Это было маленькое заклинание, которое я придумала на шестом курсе, когда злилась на Рональда за ту выходку с Лавандой Браун. Даже не спрашивайте меня, откуда я знала, что оно сработает. Заклинание — Лилиум лекур, с лёгким поворотом запястья, — её голос был пропитан самодовольством, и она откинулась назад и скрестила руки. — Ты чертовски пугающая. Неудивительно, что у Волан-де-Морта не было ни единого шанса. Взрывать чужие чёртовы члены в восемнадцать лет. — Гойл провёл рукой по бороде, с изумлением рассматривая Гермиону. — Что ж, пойду лучше куплю эту выпивку. Предпочитаю, чтобы мой член остался там, где он сейчас. Драко и Гермиона смотрели, как Грегори пробирается к бару, жестом стараясь привлечь внимание Ханны. Малфой глубоко вдохнул, наслаждаясь присутствием Грейнджер и чувствуя жасмин и мяту. Он не был уверен, что именно заставило его прильнуть ещё больше к ведьме — две пинты пива или тот факт, что она приняла его приглашение — но едва он коснулся губами её уха, как пробормотал: — Ты довольно пугающая, Грейнджер. Драко отстранился и посмотрел на неё, оценивая, не слишком ли далеко отодвинул их негласную границу. Золотые искорки в её янтарных глазах, казалось, засверкали, когда она ответила: — Мне говорили. Но не волнуйся, Малфой. Тебе не о чем беспокоиться. — Это почему же, Грейнджер? Её рука коснулась его бедра, когда она произнесла в ответ: — Мне бы не хотелось лишать мир того, что ты считаешь своей самой впечатляющей половиной. Раздавшийся смех испугал ведьм и волшебников, сидящих за соседними столиками и кабинками. — Ну и ну, Грейнджер, всё ещё думаешь о нашем маленьком пари? — Любопытство всегда брало надо мной верх. Драко не смог сдержать член от подёргиваний в брюках и безмолвно молился Мерлину, чтобы ведьма не переместила руку выше по его бедру. Пока кровь продолжала приливать в южном направлении, его голос стал хриплым, и он ответил: — Что ж, Грейнджер, этот ответ нельзя найти ни в одной из твоих многочисленных книг, но я могу предоставить существенные эмпирические доказательства в поддержку моих доводов. Гермиона ухмыльнулась и отвернула голову от него, её подбородок самодовольно выпятился вперёд. — В твоих мечтах, Малфой. — О, ты даже не представляешь, как ты невероятно права, маленькая зубрилка, — прошептал он ей на ухо. Её глаза озорно заблестели, когда она посмотрела на его пустую пинту. — Сегодня без скотча? — Без скотча. — Как так? — спросила Гермиона, опять повернувшись к Драко лицом. Даже в тусклом свете «Дырявого котла» Малфой мог разглядеть каждую веснушку, рассыпанную по её носу. Они напомнили ему созвездия, освещающие потолок в его парижской квартире. А была ли Грейнджер когда-нибудь в Париже? Понизив голос, Драко начал говорить, придвигаясь ближе с каждым словом: — Как я уже говорил тебе той ночью, скотч предназначен только для особых случаев — праздничных или горестных. Сегодняшний вечер — вечер простых удовольствий. — Я обожаю простые удовольствия. — Да что ты знаешь об удовольствии, Грейнджер? Её голос был почти задыхающимся, когда она украла остатки пространства между ними, и почти соприкоснулась с ним носом. — Побалуй меня, Малфой. Как ты доставляешь мне удовольствие в своих мечтах? — Ты, мой друг, ужасный чёртов лжец. Гойл поставил пинты на стол и подтолкнул две к Драко и Гермионе. Они же при его появлении отпрянули друг от друга. Его голос разрушил любые наложенные на них чары. Грегори самодовольно ухмыльнулся, заметив, что Гермиона — лишь один из двух краснеющих сидящих перед ним идиотов. Они оба выглядели как провинившиеся ученики, которых он случайно застал на улице после объявления отбоя. Драко сузил глаза, когда его друг вернулся на место напротив него в кабинке. — О чём он солгал на этот раз? — спросила Гермиона, делая глоток пива. Её глаза метались между парнями. Прежде чем Грегори успел что-то ответить, Драко быстро вмешался: — Я сказал, что видел Трейси Дэвис в баре. Ты, должно быть, просто не заметил её, Гойл, — бросил он пристальный взгляд на друга, который так и продолжал смотреть с ехидной ухмылкой. — Нет, не думаю, что я что-то упустил. В любом случае, Драко сказал мне, что вы вдвоём добились настоящего прогресса в деле. Малфой почувствовал, как острый локоть пихнул его в бок. — БЛЯДЬ, Грейнджер. За что, чёрт возьми? — Ты не должен говорить о нашем деле, — прошипела она. — Грег помог мне, ведьма ты бестолковая, помнишь? Он сопровождал меня на вечеринку Ноттов. — Послушай, Грейнджер. Прежде чем ты начнёшь лишать людей членов, я просто спросил Драко, как идут дела, и его точные слова были: «У нас есть теории...». — Драко и Гермиона оба уставились на него. — Что? Забавно ж. Теперь, когда я знаю, что Крэбб умер без пениса, я никогда этого не оставлю. — Это... это очень грубо, Гойл, — озадаченно сказала Гермиона. — Ах, маленькая львица, то, что тебя в юном возрасте заставили быть ребёнком-солдатом для маньяка-убийцы, и не такое сделало бы с тобой. — Грейнджер была ошеломлена такой откровенностью Грега, но он просто махнул рукой, не обращая внимания. Драко поднял глаза, когда Гермиона начала хихикать, и посмотрел на неё боковым зрением, когда хихиканье перешло в безудержный смех, а всё её тело от этого затряслось. Её смех был заразительным, и Малфой слышал его всего несколько раз, но пока она всё не прекращала хохотать, Драко не смог сдержать ни свой смешок, ни любопытство. — Не хочешь поделиться, что тебя так чертовски веселит, Грейнджер? Она подняла руку, вытирая уголок глаза, где скопилась капелька влаги. — Вы оба так пугающе откровенны. Эта искренность освежает, — вздохнула она и допила свой напиток. — Большинство моих знакомых говорят о нашем детстве одним из двух способов. Это либо сказка, где добро побеждает зло и всё такое, либо они относятся ко всему как к табу, будто ходят по стеклу при упоминании тёмных дней. Вот чёрт, даже я повинна в последнем. Ради Мерлина, я прожила всё это, я не должна бояться говорить об этом, — быстро прикрыла рот Гермиона, словно сказала слишком много. Каждый из присутствующих понимал, что именно хотела она передать словами. Это были те чувства, которые пара друзей разделяла. Каждый из них преодолел своё прошлое только благодаря продолжению работы с целителями. Драко быстро взглянул на Грегори, пытаясь уловить его настроение. Это было сочувствие. — Простите, — прошептала она, глядя на них обоих, — это перебор для простой пятничной выпивки. Целитель Томас многому научил Драко за годы совместной работы. Одним из самых важных уроков было то, что люди обсуждают тему только тогда, когда готовы к этому, и он знал, что всему есть своё время и место — переполненный паб таковым не был. — Всё в порядке, Грейнджер. Она неуверенно улыбнулась Драко, а затем посмотрела на часы. — Вот зараза, я и не думала, что уже так поздно, Живоглот весь день просидел дома один. С возрастом его характер только испортился. Оставалось пятнадцать минут до полуночи. Малфой тоже позабыл о времени, увлёкшись обществом Гермионы. Он хотел провести ещё один такой вечер, но, возможно, уже без Грегори. — Живоглот? То чудовищное животное, которое ты привела в магазин в тот раз? — фыркнул Гойл, поднимаясь с места. — Да, и он не чудовище, — с презрением посмотрела она в ответ и пожала плечами, надевая куртку. — Грейнджер, я постоянно нахожусь рядом с животными, эта тварь — просто зверь. — Тут бы я остановилась на твоём месте, Гойл. Единственная причина, по которой ты уходишь со своим членом, это потому что ты купил мне пиво, — ухмыльнулась она прежде, чем вывела их компанию из паба. — Ты не мог выбрать менее ужасающую ведьму, приятель? — прошептал он Драко, пока они шли за ней следом. — Отъебись, Гойл. — На это я и рассчитываю. Драко не обращал внимания на пристальные взгляды, пока они втроём выходили из паба и наконец не оказались на Косой аллее. Тепло от пива, текущего по венам, защищало его от прохладного октябрьского воздуха. — Ну, Малфой, Грейнджер, вечер прошёл великолепно, но я уверен, что моя возлюбленная уже очень скучает по мне. Ведите себя хорошо, ночь ещё только начинается, — Грегори отвесил эффектный поклон и, слегка спотыкаясь, направился к жилому кварталу Косой аллеи. — Он всегда такой... — шутливый голос Гермионы сорвался, она, казалось, была в растерянности, так как не понимала, как лучше всего описать друга Драко. — Просто я не помню, чтобы он был таким в школе. — Он и не был. Его отец был грёбаным кошмаром. На фоне Гойла-старшего Люциус просто маггловский святой. После смерти отца и продолжения обязательных сеансов с целителем Грег превратился в человека, которым всегда должен был стать. — Понимаю. Что ж... Я рада за него, — мягко добавила Грейнджер, — хорошо, что он нашёл кого-то, кто делает его по-настоящему счастливым, несмотря на всё, что произошло. Каждый заслуживает такого человека. Драко осторожно протянул руку к её лицу и намотал один локон на палец. Тот оказался мягче, чем он предполагал, и словно шёлк скользил по коже. Гермиона не отводила взгляда от его глаз, и казалось, не была обеспокоена тем, что он только что дотронулся до неё таким интимным образом. Он нежно потянул за прядь и отпустил ту, наблюдая, как завиток отскакивает обратно на место. — У тебя есть такой, Грейнджер? — Вопрос был прошёптан в темноту между ними. Одно предложение с таким большим смыслом. — Был.