***
Драко распознал удивление в голосе Томаса, когда позвонил ему по камину на горячую линию. Как человек, соблюдающий право на свободу от вмешательств, Драко никогда не обращался к целителю по выходным. Он знал, что у Томаса есть жена и внуки, и не хотел прерывать его выходные. Однако нынешняя ситуация не могла подождать до понедельника. Произошло чересчур много событий, чтобы Драко смог справиться с ними в одиночку. Сидя напротив целителя Томаса, Малфой изо всех сил пытался защититься от ползущих щупалец боли из-за сильнейшей окклюменции. Когда он вернулся из дома Гойлов, то сразу же возвёл защитные стены и нашёл утешение в нахлынувшем оцепенении. Впрочем, когда Гермиона попросила его сломать барьеры, он ужаснулся тому, на что согласился. Он уступил ей, потому что понял, что отказ себе в простом удовольствии не стоит попыток сдерживаться. Когда он впервые почувствовал боль, та была почти невыносимой, но когда Гермиона посмотрела на него так — настолько принимая и доброжелательно относясь к его сломленности — каждое нараставшее и бурлившее в нём желание мгновенно вспыхнуло. Она была для Драко путеводной нитью на протяжении всей ночи. Только стоило Гермионе исчезнуть из его спальни, как он мгновенно заново укрепил разум и теперь чувствовал мучительную головную боль от продолжительного использования магии. Томас терпеливо сидел, Прытко-Пишущее перо плавало в воздухе возле его головы. Он, как всегда, выглядел собранным в джемпере шоколадного цвета и брюках оттенка хаки. Целитель неторопливо потягивал чай, наблюдая за тем, как Драко неловко ёрзает на диване с мягкой обивкой. Единственным звуком, заполняющим пространство, было тихое тиканье напольных часов за плечом Томаса. Когда пожилой волшебник наконец поставил чашку на блюдце, Драко вновь обрёл способность говорить: — Я... я проебался, Томас. — Как ты «проебался», Драко? Малфой уставился на него. Он никогда не слышал, чтобы целитель использовал какое-либо нецензурное выражение, но, с другой стороны, он и не сказал ничего другого, что можно было бы прокомментировать. Он сделал успокаивающий вдох, продолжая крутить на пальце кольцо-печатку. Почему он вдруг так нервничал, собираясь заговорить? Драко позвонил Томасу, чтобы тот провёл этот сеанс, он знал, что именно ему следует рассказать, но сейчас будто кто-то наложил на него чары молчания. Каждый раз, когда он находил слова, они, казалось, ускользали так же легко, как и появлялись. Правда заключалась в том, что рассказ о событиях делал их реальными, и здесь уже не было Гермионы, чтобы его отвлечь. Тишина становилась всё более удушающей, а Томас продолжал смотреть на Малфоя с таким терпением, что Драко начал задыхаться. На стенах его окклюменции начали образовываться трещины, а когда он попытался подышать, в груди начало сдавливать. Драко сглотнул, пытаясь наполнить лёгкие воздухом. Он вдавил большой палец в букву «М» на кольце, пытаясь найти хоть что-то, что могло бы его заземлить, как вдруг его голос наконец-то прорвался: — Грег и Молли мертвы, и это моя грёбаная вина. Томас скрестил ноги и какое-то мгновение изучал Малфоя. — Опусти свою окклюменцию, Драко. Ты должен чувствовать. Через мгновение Малфой подчинился, осторожно извлекая хорошо запрятанные воспоминания. Боль была мгновенной. Она пронзала каждое нервное окончание по мере удаления кирпичика за кирпичиком, напоминая Драко, почему он в первую очередь решил похоронить всё в глубинах разума. Он продолжал разбирать стены, пока его не поглотила каждая унция вины и боли, пока вся его скорбящая и изломанная душа не предстала на всеобщее обозрение. — Спасибо, Драко. Я понимаю, что это должно было быть очень трудно. Теперь позволь мне уточнить то, что ты только что сказал. Твой друг Грег Гойл скончался? И его партнёрша, Молли? — Она была его женой, — горько выплюнул Драко, отводя глаза от пронизывающего взгляда Томаса. — Очень сожалею о твоей потере, — сделал он паузу. — Ты можешь рассказать, как они умерли? — Они были убиты Руническим убийцей. Драко заметил, как от его слов уголки губ Томаса слегка опустились. Когда целитель снова заговорил, его голос был спокойным: — Как ты пришёл к выводу, что виноват в их смерти? Прошлой ночью Драко выкрикнул ответ на такой вопрос Гермионе, но он знал, что независимо от того, проорёт ли он его с крыши Министерства или же прошепчет, правда останется правдой. — Я отвёл его к Ноттам, помните? — Можешь объяснить мне, как это привело их к смерти? Нотты — подозреваемые в твоём деле? — Нет, чёрт, я не знаю, может быть? У нас с Грейнджер есть теория, что тот, кто стоит за убийствами, наращивает свою магию с помощью выкачивания, чтобы перестроить наше правительство и сделать его более благосклонным к древним традициям чистокровных. — Поддерживал ли мистер Гойл их идеологию? — Нет. Он был очень категоричен в том, что больше не придерживался чистокровных убеждений и обычаев. — Если он так открыто говорил о том, что изменил своё мнение, то, возможно, мистер Гойл всегда был мишенью в списке вашего преступника? Простое совместное посещение вечеринки не означает, что ты, Драко, являешься причиной безвременной кончины друзей. Драко посмотрел вниз — на сцепленные руки, лежащие на коленях. Костяшки пальцев побелели от напряжения. Рационально он понимал, что Томас прав, но не мог избавиться от чувства вины за то, что именно он подставил Грегори и, как следствие, Молли под удар. — Он ввязался в драку тем вечером, — усмехнулся Драко при воспоминании. Очень в стиле Грега. — В поместье Ноттов? — Вмазал по лицу Терренсу Хиггсу, когда тот оскорбил Молли. Малфой заметил, как дрогнули губы целителя Томаса, но тот быстро вернул лицу маску профессионализма и направил их разговор обратно к причине визита Драко. — Давай вернёмся к текущей теме, Драко. Миссис Гойл тоже стала жертвой? Драко пожевал изнутри щёку, обдумывая дальнейшие действия. Он знал, что обсуждать дело с кем-либо помимо Гарри и Гермионы рискованно, но Томас был его целителем, связанным контрактом о неразглашении информации о пациенте, поэтому всё, что бы Малфой ни раскрыл в этой комнате, в ней же и осталось бы. — Да, её изувечили. — Изувечили? — Это было похоже на возвращение в Малфой-Мэнор, когда он жил там. Её привязали к стулу, вырезали на лбу слово «грязнокровка», а затем перерезали горло. Грег был абсолютно беспомощен и мог только смотреть... — голос Драко сорвался, когда он вспомнил те ужасы, что показало его заклинание. Он наложил Реметиор Манифесто сразу же после того, как прибыл на место происшествия, решив не дожидаться Гарри или Гермиону. — Ты был один, когда обнаружил их? — Мы с Грейнджер были на гала-вечере Министерства по случаю Хэллоуина. Уже собирались уходить, когда наши значки активировались. Я сразу распознал адрес и вылетел из помещения, прежде чем она или Поттер смогли меня остановить. — Что случилось, когда они пришли? — Грейнджер пыталась меня утешить, но я ушёл. Не мог спокойно смотреть, как они снова и снова умирают. Целитель Томас кивнул в знак понимания, возможно, вспомнив первоначальное восторженное состояние Драко после успешного применения заклинания в Париже. — Я должен справиться с этим, Томас, должен раскрыть дело. Я не могу позволить чёртовым эмоциям мешать мне работать. Это было бы нечестно по отношению к Грегу и Молли. — Драко, ты подходишь к скорби как к чему-то, через что должен быстро переступить, как к задаче, которую должен выполнить. Ты знаешь, что это нелогично. Драко резко поднял голову. Он не привык, чтобы этот человек говорил с ним так жёстко. — Томас, я сойду с ума, если возьму недельный отпуск. — Тебе нужно время, чтобы отвлечься от дела, чтобы смириться с потерей друга, чтобы научиться принимать её. С горем и скорбью нельзя добежать до финиша, срезав путь. Это то, что нужно научиться переживать, то, через что нужно пройти. Ощущение пустоты в груди Драко вернулось, когда Томас продолжил: — Как твой целитель, я не могу сидеть здесь и говорить тебе, что станет лучше. Это несправедливо по отношению к тебе. Да, в конце концов, боль, как и горе, утихнут, но я не могу сказать тебе, когда это произойдёт. Такое покажет только время. Цикл эмоций, которые ты испытываешь: боль, оцепенение, гнев, чувство вины — всё это часть процесса. Ты, Драко, чувствуешь всё это, потому что Грег и Молли были важны для тебя. Драко моргнул, сдерживая жжение от слёз в глазах, и отвёл их от всезнающего взгляда Томаса. Грёбаный Салазар, когда я успел стать таким пуффендуйцем? — с горечью подумал он. Он потёр рукой шею, а в горле застряла невесёлая усмешка. Томас воспринял его молчание как согласие и продолжил: — Вот что я могу тебе сказать: окклюменция будет только тормозить исцеление. Жизненно важно пережить горе, чтобы двигаться вперёд. Продолжай записывать свои эмоции и признавать то, что ты чувствуешь — со временем ты исцелишься. Во-вторых, твоё убеждение, что это твоя вина, безосновательно. Ты, как никто другой, знаешь, что злые люди всегда будут совершать злые поступки независимо от наших действий. Если ты будешь продолжать винить себя, то лишь ещё больше навредишь себе. Драко кивнул. Несмотря на бушующие эмоции, он знал, что Томас снова оказался прав. Он и не подозревал, как отчаянно нуждался в том, чтобы услышать, что нормально злиться, оплакивая друга по-своему. Проявление эмоций — не то, с чем Малфой был знаком, поскольку это было не в «духе чистокровных». Обуздание чувств внутри себя было обязательным для всей чистокровной молодёжи. Было «неприлично» показывать что-либо, кроме хладнокровия. — Давай продолжим. Как ты отреагировал после того, как покинул место преступления? Куда ты направился? Драко сглотнул. Когда он заговорил, его голос звучал хрипло: — Я вернулся домой, отправил своих эльфов в их комнаты и с помощью бутылки скотча планировал упиться до состояния беспробудного сна. — Но твои планы не осуществились? Драко слегка раздражённо хмыкнул. — Я не допил даже первый бокал — на вкус он был как пепел. Сделал несколько глотков, разгромил кабинет, а потом обнаружил, что меня... прервали. — Кто? — Грейнджер. — Понятно. Она пришла по собственной инициативе? — Да. — Мисс Грейнджер не дала тебе полностью опьянеть? — Что-то вроде того, — пробормотал Драко, не в силах больше смотреть в глаза целителю. — Драко... Вздохнув, Малфой всё же поведал: — Поначалу я пытался оттолкнуть её. Хотел утопить себя в скотче и погрязнуть в страданиях в одиночестве. Но она назвала меня «Драко», а она не называла меня по имени с той ночи в Выручай-комнате, и я... просто сорвался. Томас в замешательстве нахмурил брови. — Почему использование твоего имени заставило тебя «сорваться»? Драко взял паузу, чтобы обдумать этот вопрос. — Ну, она никогда раньше не использовала моё имя. Думаю, это просто заставило меня понять, что, возможно, она действительно простила меня, хоть ранее уже и заявляла, что простила, просто... Просто услышать то, как она так искренне говорит «Драко», заставило меня поверить, что она рассматривает меня как нечто большее. Томасу потребовалась секунда, чтобы осмыслить этот вывод. — «Сорвался» — что именно это значит? Драко почувствовал, что щёки нагрелись. — Я поцеловал её. Брови Томаса на мгновение скрылись в волосах, а перо вдруг заскрипело со скоростью света. Ах, полагаю, я всё же ещё могу его удивить. Вернув себе самообладание, целитель ответил: — Это довольно значительное событие. На одном из предыдущих сеансов ты поделился, что почувствовал, как развивающаяся дружба постепенно начинает переходить в нечто большее. — Мы занимались сексом, — выпалил Драко, не позволяя пожилому волшебнику поверить, что всё, что они делали тем вечером, так это только целовались. Томас не выглядел удивлённым этим признанием. — Ты думаешь, мисс Грейнджер переспала с тобой, потому что из-за обстоятельств той ночи ей было жаль? Этот вопрос вертелся у Драко на задворках разума, пока он плакал на плече Гермионы. То, как она обнимала его, прорисовывая руны на коже. Нет, она не трахнулась с ним из жалости — в этом он был уверен. — Нет, на протяжении нескольких недель мы оба ходили вдоль границы интимной близости. Гала-вечер в честь Хэллоуина был нашим первым официальным свиданием, — усмехнулся он. И каким же невероятным оказалось это первое свидание. — Ты считаешь, что потеря Грега и Молли слишком быстро подтолкнула вас к физической близости? Драко мысленно прокрутил эти слова в голове. Так ли это? Почувствует ли Гермиона, что они слишком быстро сблизились? Казалось, она ни о чём не сожалела, когда уходила, и ответила на его прощальный поцелуй с не меньшим чувством. Тем не менее она согласилась, что в конце концов им нужно будет обсудить случившееся. — Я знаю, что, независимо от этого, хочу, чтобы Грейнджер была в моей жизни в каком-то качестве. Понимаю, что это шокирующий контраст в сравнении с моим презрением к ней в августе. Она осталась на ночь и заверила меня, что со временем мы поговорим. Мы разошлись на хорошей ноте, и она посоветовала мне принять предложение Поттера об оплачиваемом недельном отпуске. — Когда ты планируешь увидеться с ней снова? — В воскресенье, — маленькая улыбка пробилась сквозь гримасу Драко. — Она пригласила себя под предлогом вернуть мою футболку. Губы Томаса дёрнулись. — Похоже, мисс Грейнджер увлечена тобой так же, как и ты ею. — Я хотел сделать всё как следует, Томас, а не просто трахнуть её на своём диване. — А кто говорит, что ты больше не сможешь сделать эти вещи, Драко? То, что вы собираетесь обсудить произошедшее между вами, не означает, что исход этого разговора будет неблагоприятным. Мне хотелось бы верить, что я понимаю тебя, Драко. Ты методичный, и никогда ничего не делаешь, не обдумав предварительно все мыслимые и немыслимые варианты возможных исходов. У тебя был момент импульсивности, но он был основан на соображениях, которые ты уже успел взвесить. Если бы ты никогда не думал о близости с мисс Грейнджер, этого бы не случилось, — окинул его Томас многозначительным взглядом. — Более того, из всего, что я знаю о мисс Грейнджер, и из того, чем ты поделился со мной, её характер очень похож на твой. Не думаю, что она вступила бы с тобой в интимную связь, если бы у неё тоже не было подобных размышлений. — Возможно, вы правы, но я не знаю, что это значит для нас. Как я уже сказал, мы оба согласились, что нам нужно поговорить, но что я скажу ей? Привет, Грейнджер. Я определённо хочу продолжать трахаться с тобой, но я также хочу ухаживать за тобой, как подобает чистокровному джентльмену, коим я и являюсь? Она рассмеётся мне в лицо. — Как я уже объяснял ранее, когда мы обсуждали скорбь, это то, на что невозможно найти ответ, не испытав на себе. Только ты и мисс Грейнджер решите, что будет означать ваша близость. Вы вдвоём определите, кем станете друг другу со временем. Зацикливание на «что если» не сулит ничего хорошего, Драко. — Спасибо, Томас. Я... — запнулся он, не зная, как выразить огромную признательность за бесконечную мудрость Томаса, и остановился на ещё одном «спасибо». — Конечно, — понимающая улыбка украсила черты лица целителя, — есть ли ещё что-нибудь, с чем я могу помочь тебе прежде, чем мы закончим сеанс? — Я чувствую... Чувствую, будто часть меня отвязалась. — Как это? — Грег был единственным другом из моей прежней жизни. Мои отношения с матерью в лучшем случае можно описать как натянутые. — Это ощущение тебе кажется положительным или отрицательным? — И тем, и другим? — лукаво улыбнулся Драко. — В конце концов, именно вы научили меня, что не всё по своей сути лишь чёрное или же белое. Соглашаясь, Томас кивнул. — Тогда давай оценим каждое: и положительное, и отрицательное. — Положительное — Грег был напоминанием того, что мой рост не был единичным случаем. Мы смогли вырваться из оков формы, по которой нас хотели вылепить. — А отрицательное? Драко взял на мгновение паузу, чтобы тщательно взвесить каждое слово. — Кроме того, что я скучаю по другу? Его смерть показала мне то, что я уже знал: наш мир остаётся погрязшим в грехах своего прошлого. Что быть хорошим человеком не даёт иммунитета от страданий. Грег преследовался обществом за поступки, совершённые в детстве. Очень немногие нашли время, чтобы разглядеть в нём человека, которым он стал, и иногда мне кажется, что я одинок в своей скорби по нему. — Есть цитата, которой я хочу поделиться с тобой: «Горе нельзя разделить. Каждый проходит через него в одиночку, неся бремя по-своему». То, как ты скорбишь по другу, принадлежит только тебе, но разделить с кем-то своё горе — это то, что поможет тебе исцелиться. Драко кивнул, в очередной раз обнаруживая, что слова не в состоянии передать все нарастающие в груди эмоции. — Именно такого понимания я хочу от тебя, когда твои эмоции меняются. Я хочу, чтобы ты продолжал работать над своими чувствами таким же образом. Что-то ещё, что ты бы хотел добавить или обсудить? — Нет, это всё. — Я бы хотел, чтобы мы провели ещё один сеанс через неделю. Сможешь позвонить в понедельник и согласовать время? — Да, тогда и поговорим с вами.***
Открыв дверь в свой кабинет, Драко затаил дыхание. Он не возвращался туда с тех пор, как... ну, с тех пор, как они с Гермионой переспали. Он оглядел восстановленное помещение. Подушки кресел были аккуратно отреставрированы, осколки стекла убраны, а чистый письменный стол поставлен на место из перевёрнутого положения. Малфоя охватило чувство вины, когда он понял, что Мопси и Тилли привели комнату в порядок из неприглядного состояния. Он посмотрел на кожаный диван. В голове пронеслись воспоминания о том, как тело Гермионы ощущалось в его руках, как он чувствовал себя внутри неё. Как он мог рассчитывать на то, что когда-нибудь снова сможет выполнить какую-либо задачу в этой комнате, если его сознание заполняют образы того, как она выглядела, пока двигалась на нём? Он был в заднице, в полной и настоящей заднице. Драко подошёл к нетронутой барной тележке и налил себе бокал Огдена. Он покрутил янтарное спиртное в хрустальном бокале, изучая, как свет отражается от стекла. Разум Драко был пуст. Он не мог продолжать прокручивать в голове секс, но также не мог заставить себя сосредоточиться на чём-то другом. У него было не так много друзей, к которым можно было бы обратиться. Грегори был его единственным оставшимся другом детства, а все новые друзья находились в Париже. Он знал, что мог бы позвонить Гермионе, и она бы пришла, но они уже договорились встретиться завтра, а час был поздний. Насколько он понимал, она всё ещё могла быть с Гарри, хотя и сомневался в этом. Драко опустился на диван. Возможно, он мог отвлечь себя книгой? Он не хотел полагаться на зелье сна без сновидений чтобы заснуть — было бы слишком заманчиво снова пойти по этой опасной дорожке. Нет, он должен был сделать то, что сказал Томас — принять каждую эмоцию по мере поступления. Но, может быть, умиротворяющий бальзам, чтобы немного расслабиться? Это можно. Он уже собирался позвать Мопси, как вдруг почувствовал, что в кармане завибрировал телефон. Поставив бокал на приставной столик, он достал из кармана небольшое устройство. Его охватило тепло, когда он увидел, что это сообщение от Гермионы. «Я просто хотела проверить тебя и дать знать, что мы установили Фиделиус на квартире». Всплыло ещё одно сообщение. «Я думала о тебе сегодня. Пожалуйста, не стесняйся и дай знать, если тебе что-нибудь понадобится. Ничего, если я приду завтра в районе часа дня?» Драко ещё дважды перечитал её сообщение, прежде чем наконец вспомнил, как управлять пальцами. «Я был у Томаса и всё с ним обсудил. К часу нормально. Увидимся завтра. Спасибо, что написала, Гермиона». Ему показалось странным написать «Гермиона» вместо «Грейнджер», но он чувствовал, что она должна знать о его признательности за то, что она с ним связалась. Она не ответила, но, честно говоря, Драко и не возражал. У него всё равно не нашлось бы красноречивого ответа. Изнеможение навалилось на него, словно он послужил мишенью для целого арсенала бладжеров — и разум, и тело протестовали от боли. Он был доволен тем, что мог провести остаток вечера, попивая Огден и фиксируя в дневнике свои бурлящие эмоции. Этот план шёл своим чередом, пока Драко не услышал стук в окно. Его взгляд метнулся от маггловского кроссворда, который он разгадывал, к окну, где он увидел восседающего царственного вида филина. Драко нахмурил брови, разглядывая птицу. Чей это грёбаный филин? Часть его задавалась вопросом, не пишет ли это Рита Скитер для того, чтобы взять интервью. Он был уверен, что по Косой аллее наконец-то разнеслась весть о том, что произошло ещё одно убийство. Он залпом осушил остатки виски, а затем поднялся и открыл окно. Филин протянул лапку, чтобы Драко снял туго свёрнутый свиток. По мере того как он развязывал последний узелок, он заметил на рубиново-красной печати оттиск Гринготтса. Он бросил птице угощение, прежде чем та скрылась в прохладном ноябрьском воздухе. Драко охватил ужас: он узнал эту характерную печать. В последний раз ему пришло подобное письмо, когда его отец получил поцелуй дементора. В нём он был назначен новым главой дома, но с оговорками, как это обычно бывало при манипуляциях старшего Малфоя. Именно из такого пергамента Драко узнал, что Люциус ограничил ему доступ к большому семейному хранилищу, пока Драко не обзаведётся женой и наследником или ему не исполнится пятьдесят лет. Руки дрожали, когда он провёл большим пальцем по стыку, чтобы сломать воск. Глаза вчитались в элегантный почерк. С каждым словом его желудок продолжал опускаться всё ниже. «Уважаемый мистер Драко Люциус Малфой, В пятницу, 31 октября 2014 года, Грегори Гойл-младший скончался вместе со своей женой Молли Ромпер-Гойл. Согласно магическим нормам, после смерти волшебника магглы не могут наследовать волшебные денежные средства. Ввиду отсутствия наследника Гойлов и ближайших родственников-волшебников, согласно его последней воле и завещанию, вы указаны в качестве его бенефициара. Во вложении вы найдёте ключ от его хранилища в Гринготтсе. Мы просим вас встретиться с одним из наших финансовых консультантов в понедельник, 3 ноября. С уважением, Агуик Ирд Директор по вопросам магического наследования Волшебный банк Гринготтс». Драко ещё несколько раз перечитал пергамент. Каким, чёрт возьми, образом он стал ближайшим родственником Грега? Когда это вообще было написано? И почему этот ублюдок никогда не говорил ему об этом? Он почувствовал, как запульсировало в висках, и бросил пергамент на стол. Как он мог должным образом оплакать этого придурка, если ему придётся заниматься его юридическими делами? Драко с досадой провёл рукой по волосам. Он хотел устроить Грегори достойные похороны — тот этого заслуживал. На следующей неделе он должен будет встретиться с Гарри и Гермионой, чтобы обсудить, как долго тела должны оставаться в Святого Мунго. Он знал, что Мораг и Майлза не было, когда они с Гермионой осматривали Эрни, но дата выдачи их тел была ему неизвестна. Мысли Драко всё ещё были разрозненными, когда он наконец вернулся в свою комнату. Он не удивился, увидев, что кровать не застелена, но на подушке лежит пузырёк с умиротворяющим бальзамом. Он быстро переоделся в хлопковые пижамные штаны и выпил зелье, поблагодарив Мопси и Тилли за наблюдательность. Когда он забрался под одеяло, постель показалась холодной. Драко спал один уже много лет, но после единственной ночи, проведённой в постели вместе с Гермионой, почувствовал, что тоскует по её присутствию. Он перевернулся на бок и повернулся лицом к тому месту, где спала Гермиона, пока умиротворяющий бальзам распространялся по организму. Когда Драко закрыл глаза, то всё ещё ощущал слабый шлейф её жасминовых духов и решил использовать её фантомное присутствие для заземления, пока тяготы дня окончательно не убаюкали его.