Regression | Регрессия

Понедельник, 23 февраля 2015 года — Драко В затхлом воздухе подвального помещения десятого уровня стоял беспокойный гул. Каждый уголок лишённого солнечного света зала суда затопили потоки предвкушения, ужаса и заинтересованности. Вызвавшие истерию статьи о задержанном Руническом убийце, опубликованные в «Пророке», обеспечили присутствие толпы зрителей. Авроры, семьи жертв и возмущённая волшебная общественность заполнили каждое из обычно пустующих мест в ожидании начала самого печально известного судебного процесса со времён разбирательства по делу Пожирателей смерти после Второй магической войны. С той поры Драко ни разу не был в этом помещении. Одной только атмосферы было достаточно, чтобы вызвать у него ощущение дурного предчувствия, которое он испытал на собственном суде почти десять лет назад. Беспокойство опутывало его разум, по мере того как по залу разносилось всё усиливающееся улюлюканье о «пожирательском отребье». Волнение пробирало до костей, пока он следил, как вычурно одетые члены Визенгамота молча входят в зал суда, казалось, совершенно не замечая царящей вокруг суматохи. Напряжение сковало позвоночник. Неизменно невозмутимый Тиберий Маклагген стоял, нахмурившись, и пристально осматривал массу людей, грозившую прорваться сквозь нестабильные аврорские барьеры в коридоре. Гермиона положила ладонь на дрыгающееся колено Драко, ласково умеряя его мандраж. Она на мгновение сосредоточила на нём своё внимание, улыбнулась успокаивающей, но одновременно понимающей улыбкой, а затем вернулась к наблюдению за происходящим. В левом углу открылась дверь, и Драко увидел, как самодовольный Симус Финниган завёл в зал оцепеневшего Теодора Нотта. При виде этого Малфой нервно дёрнулся, вынуждая Гермиону потянуться к нему и переплести их пальцы, а затем сжать руку в знак поддержки. Глядя на бывшего друга, Драко воскрешал в памяти своё прошлое — что он чувствовал, будучи окружённым теми, кто желал ему только зла. Опустошённый Тео зеркально отражал его самого из прежней жизни. Его обычно упругие каштановые кудри безжизненно спадали на лоб, и пока он осматривал усеявшие комнату лица, в озорных зелёных глазах не осталось ничего, кроме страха. Его кожа была желтовато-бледной, а серая тюремная роба свободно висела на хрупком теле. Временное пребывание в Азкабане явно не было приятным. Страх Тео заметно проявлялся в том, как он шёл к своему месту: каждый шаг был контролируемым, осторожным, как будто он висел на волоске от неминуемого приговора. Симус усадил Нотта в одиноко стоящее кресло в центре зала и с помощью палочки закрепил его наручники на подлокотниках, после чего встал позади него в качестве стража. — Я не понимаю, — прошептала Гермиона. — Улики против Тео астрономически велики, и всё же он неустанно твердит о невиновности. Мне практически хочется ему поверить. — Она оторвала взгляд от дрожащего Тео, чтобы посмотреть на Драко. — Убийца так не выглядит, Драко. — Я знаю. — Он взглянул на Гермиону, уловив укоризненный наклон её бровей, когда она снова повернулась к Тео. Он понимал её точку зрения. Несмотря на то что подавляющее число доказательств указывало на вину Тео, Драко не мог избавиться от ощущения, что они что-то упускают. Это была горькая правда, которая разъедала его с того самого момента, как Нотт был арестован. Однако в дни, последовавшие за арестом, опасениям Малфоя никто не внял. Гарри был ослеплён крестовым походом за скорейшим вынесением обвинительного приговора, а Кингсли стремился вычистить все остатки коррупции в свете предстоящих выборов. Настоящая справедливость в очередной раз уступает иллюзии компетентности, с горечью подумал Драко. Взор Драко упал на Пэнси, которая сидела с барристером Бёртоном в первом ряду. Они о чём-то заговорщически перешёптывались. Пэнси казалась подготовленной — была одета в тёмно-синюю мантию, которая выгодно подчёркивала фигуру. В расчётливом блеске её тёмных глаз читалось, по крайней мере, подобие убитой горем жертвы, а не скорбящей жены. Драко сомневался, что кто-то из незнакомых с ведьмой людей знает о гадюке, готовящейся напасть. Он заметил, что Тео тоже пристально наблюдает за парой. Обида проступила на его лице, когда он с тоской посмотрел на жену, пытаясь поймать её взгляд, а Пэнси не шелохнулась, продолжая сосредоточенно смотреть на Бёртона, пока тот говорил. Барристер Коффман подошёл к своему клиенту и положил руку на плечо Тео, выводя его из тоски. Затем он присел, чтобы что-то тихо сказать Тео на ухо. — Хотелось бы слышать, о чём идёт речь, — пробормотала Гермиона, следя за общением этих двоих. Она прислонилась к боку Драко и большим пальцем поглаживала тыльную сторону его руки. Мерлин, он любил её. Возможно, когда всё останется позади, он наконец-то сможет рассказать ей о своих чувствах. Огромные потери, которые им довелось недавно разделить, создали, по его мнению, неподобающую и неприемлемую для признания в любви обстановку. Гермиона заслуживала совершенства, и он не согласился бы на меньшее. Поэтому вместо признания Драко лишь хмыкнул, соглашаясь, и проследил за тем, как Тиберий поднимается на трибуну перед собравшейся публикой. Подняв палочку к горлу, Верховный чародей приготовился наложить заклинание Сонорус и проницательным взглядом окинул зал. Из всего, что Драко знал о Тиберии, следовало, что он был влиятельным и последовательным голосом разума в Визенгамоте. Он не был легкомысленным, как его племянник Кормак, а управлял руководящим органом железной рукой, строго придерживаясь закона. Именно положение Тиберия в Министерстве практически гарантировало включение Кормака в заговор Блейза. Вероятно, Забини полагал, что если сможет «купить» Кормака, то войдёт в доверие и к Тиберию. Однако насколько Драко было известно, Тиберий так и не переметнулся на его сторону — единственная победа в борьбе с разгулом коррупции. — Дамы и господа, — раздался гортанный голос Тиберия, — спасибо, что присоединились к нам на сегодняшнем заседании. Через минуту мы рассмотрим дело Теодора Нотта-младшего против волшебной общественности. Мы начнём с показаний супруги мистера Нотта, Пэнси Паркинсон-Нотт. Затем последуют доказательства, представленные барристером Бёртоном со стороны обвинения, и контрдоводы, подготовленные барристером Коффманом со стороны защиты. Наконец, коллегия прервётся на совещание. Рассчитываю, что вы будете иметь в виду, что это официальная процедура, а посему я не потерплю ни унции неподобающего поведения, — он сделал паузу, сурово оглядывая толпу, а затем продолжил: — А сейчас я вызываю на трибуну миссис Пэнси Паркинсон-Нотт. Когда зал послушно затих и Тиберий занял своё место, Драко проследил за тем, как барристер Бёртон подвёл Пэнси к небольшой трибуне прямо перед Тео для дачи показаний. Она даже не взглянула на мужа, а вздрогнула, быстро пройдя мимо него. Трясущейся рукой Пэнси заправила за ухо прядь вороно-чёрных локонов. Коварный блеск в её глазах исчез, сменившись явным ужасом и паникой. Драко посмотрел на Гермиону, пытаясь понять, заметила ли она эти изменения и убедили ли они её. Если и так, Гермиона этого не показала. Похлопав напоследок Пэнси по плечу, Бёртон вернулся на своё место, в то время как Джон Доулиш передал ей пузырёк с сывороткой правды. Она быстро выпила содержимое флакона и протянула его обратно, словно он опалил ей кончики пальцев. — Миссис Паркинсон-Нотт, клянётесь ли вы говорить правду и ничего кроме правды при даче показаний против вашего мужа, Теодора Нотта-младшего? — спросил командным тоном Тиберий. — Да, клянусь, — смиренно ответила она. — Тогда вы можете начинать. — Уважаемые члены Визенгамота, благодарю вас за предоставленную возможность раскрыть правду о моём браке с Теодором Ноттом и помочь ОМП в установлении справедливости в отношении этих жертв и их семей, — из голоса Пэнси пропало то превосходство, которое обычно сопровождало её слова. Теперь в нём появилась дрожь, указывающая, что она — жертва. Драко был знаком с артистизмом Пэнси, но не знал, что ей под силу такой испуганный тон. — Мы с Теодором познакомились в детстве. Росли как закадычные друзья и были попросту неразлучны на протяжении всех детских лет и последующих лет обучения в Хогвартсе, — она одарила публику робкой улыбкой. — Мы окончательно решили пожениться сразу после восьмого курса, решив соблюсти договорённость о помолвке, заключённой с самого нашего рождения. Однако мы сделали так не только по этой причине, но и потому, что на шестом курсе влюбились друг в друга. Я росла, прекрасно понимая, что Теодор — мой суженый, но полюбила его так, как никто не ожидал. Я полюбила его задолго до того, как мы поженились в 2009 году, — Пэнси сделала паузу, оглядев каждого члена Визегамота так, словно стремилась вложить в их сознание образ себя как жертвы. — Поначалу наш брак был счастливым, настоящий «медовый месяц», как сказали бы магглы. Но всё изменилось, когда я не смогла зачать наследника. Сначала это были мелкие, незначительные ссоры, но потом Теодор запил. После двух лет попыток зачать ребёнка он перестал поддаваться своим внутренним ограничениям. Он... — Пэнси остановилась и сглотнула, поскольку её голос надломился, потяжелев от эмоций. — Прошу прощения, — торопливо сказала она, промакивая платочком уголки глаз. Она провела тонкими пальцами по дубу трибуны, собираясь с силами, а затем продолжила: — Вспыльчивость Тео проявлялась в приступах ярости, которая вымещалась на мне из-за моего провала. Я не сидела сложа руки во время наших безуспешных попыток. В течение многих месяцев я неоднократно обращалась к разным целителям за зельями фертильности и постоянно находилась в поисках решения. Однако он нашёл ответ на наши проблемы в своих руках, а я, в свою очередь, неплохо овладела скрывающими чарами. — Почему вы не ушли или не выдвинули эти обвинения раньше? — беспардонно спросила Муфалда Хмелкирк. Она сидела справа от Тиберия и пристально изучала Пэнси, сжав губы так, что их обрамили мелкие морщинки. Пэнси перевела взгляд на рассматривающую её с некоторым недоверием пожилую ведьму. — Это противоречило всему, чему меня учили в детстве. Как чистокровная жена, я должна слушаться своего мужа — всё, что я делаю, направлено на его благо... И в моём понимании я его подвела. Я заслужила наказание с его стороны. — А сейчас? — продолжила давить Муфалда, сузив зелёные глаза; парочка седых кудрей выбилась у неё из-под шапочки члена коллегии Визенгамота. — Моего мужа судят за убийство. Очевидно, что одной моей боли было недостаточно. Ему нужно было найти выход своему разочарованию вне стен нашего дома. Я люблю мужа, как и прежде, но боюсь того, на что он способен. — Что вы имеете в виду, говоря «на что он способен»? — поинтересовался Тиберий. — Я страшусь того, на что он готов пойти, чтобы заполучить наследника. — Кто-нибудь может подтвердить ваши слова в адрес мистера Нотта? — спросила Муфалда. Драко был удивлён её внезапно смягчившимся тоном. — Никто, миссис Хмелкирк. Я довольно эффективно использовала гламурные чары, так как не хотела обвинять мужа, пока являлась его единственной жертвой. В качестве доказательства я могу предоставить только свои воспоминания и эти показания под действием сыворотки правды. Драко проследил за тем, как Муфалда повернулась к Тиберию, чтобы посовещаться. Они тихо обсудили что-то, после чего Верховный чародей вновь обратился к Пэнси и расчётливым тоном произнёс: — Мы оценим необходимость изъятия ваших воспоминаний после того, как заслушаем оставшуюся часть доказательств обвинения против подсудимого. Спасибо, миссис Паркинсон-Нотт, вы можете вернуться на своё место. Ужас охватил Драко, когда он наблюдал за тем, как Пэнси возвращается в первый ряд, не удостоив Тео даже мимолётным взглядом. Сам он смотрел вслед жене, и в его глазах читались страх и предательство. Гермиона сжала руку Драко, привлекая его внимание. — Ты ей веришь? — спросила она негромким, вкрадчивым тоном. Разум Драко наводнили воспоминания о том, как Пэнси пролила воду, чтобы обнажить его Тёмную метку, как она распускала и перевирала сплетни, как использовала свои слова для достижения собственных целей. Их сменили картинки о том, как на шестом и седьмом курсах Тео цеплялся за Пэнси, когда она с видом изгнанной королевы расхаживала по коридорам. Их отношения выдержали всё это. Какое бы воспитание она ни получила, Драко не мог себе представить, чтобы она позволила Тео или кому бы то ни было поднять на неё руку. Малфой качнул головой, а затем произнёс одну единственную фразу: — Нет, но она не окклюмент. Сплошные вопросы и ни единого ответа. Следующим выступал барристер Бёртон. Он стоял, засунув руки в оливковую мантию, и вглядывался в зал заседаний Визенгамота. — Уважаемые члены Визенгамота, вот уже почти год как над нашим обществом господствует террор. Всё это время доблестные авроры ОМП работали над тем, чтобы человек, которого они бы представили перед судом и вами, непременно был виновен в совершении рассматриваемых преступлений. В ходе расследования сотрудники отдела установили, что Теодор Нотт-младший уже давно и прочно связан со взяточничеством и махинациями, развращающими наше уважаемое ведомство, — он поднял глаза на собравшихся. — ОМП обнаружил, что каждая из жертв была связана с ним либо через работу в правительстве, либо через личные отношения. Из показаний миссис Паркинсон-Нотт вы узнали о скрытой, жуткой стороне её брака и о её опасениях относительно того, на что готов пойти её муж ради достижения своих целей. В результате кропотливой работы аврорам Драко Малфою и Гермионе Грейнджер удалось выявить ритуальное заклинание, при помощи которого волшебник может выкачивать магию из жертвы. Содержащий это заклинание фолиант «Sacra Tenebris Artium» был впоследствии найден спрятанным в библиотеке поместья Ноттов. По взмаху палочки Бёртона в центре зала появилось большое голографическое изображение книги. Как только он начал перелистывать страницы, многие члены Визенгамота побледнели, осознав всю её чудовищность. Тео смотрел на всё с таким выражением ужаса на лице, что можно было подумать, будто ему вот-вот понадобится уборная. Какофония испуганных перешёптываний разнеслась по помещению, но Тиберий призвал всех к соблюдению тишины, и Бёртон продолжил: — Дальнейший допрос, проведённый аврором Доулишем, показал, что, несмотря на то что Нотты были в Министерстве на гала-вечере по случаю Хэллоуина, ушли они рано. По словам миссис Паркинсон-Нотт, она отправилась спать раньше мужа и поэтому не могла дать показания о его местонахождении в период совершения двойного убийства Гойлов. В ходе допроса мистер Нотт не смог вспомнить, где именно находился в ту ночь или в любую другую, касающуюся остальных жертв. Во время обыска его дома сотрудники аврората нашли трофеи каждой жертвы, а также выкованный гоблинами клинок, который, как предполагалось, использовался при совершении убийств. — Ещё один взмах палочкой — и голограмма изменилась: в зале появились три значка министерских отделов — Эрни, Мораг и Майлза, фамильный перстень Гойлов и квиддичная форма Джинни. — Какой невиновный человек запоминает все свои повседневные дела? Спроси ты меня, что я делала три недели назад во вторник, я бы даже не смогла припомнить, — съязвила Гермиона, оскорблённая услышанным подтекстом. Она была права. Незнание было обоюдоострым мечом: неспособность вспомнить местонахождение или предоставить адекватное алиби в сочетании со всей совокупностью улик — верный путь к пожизненному заключению в Азкабане, и, судя по испуганному выражению лица Тео, он это тоже понимал. — Мистер Нотт согласился пройти первичный допрос, который вёл аврор Доулиш, с использованием сыворотки правды. Его ответы позволили бы нам убедиться в его невиновности, в том, что он не знал об уликах, запрятанных в семейной библиотеке. Однако любой опытный окклюмент может обмануть сыворотку правды. Именно поэтому, с ещё одного согласия мистера Нотта, мы попросили невыразимца Мэттью применить к нему легилименцию. Извлечённые воспоминания будут воспроизведены перед Визегамотом. Драко бросил взгляд на Джона и Гестию. Ни один из них не выглядел удивлённым подобным поворотом дел, что только усиливало вспыхнувший в его груди гнев. Почему их с Гермионой не известили? Неужели Гарри затаил на них обиду за то, что они сомневаются в виновности Тео? Мысли в голове Драко ещё не улеглись, как на заявление барристера в толпе раздался ропот. Малфой посмотрел на Гарри, который невозмутимо сидел рядом с Уизли. Поттер был полностью поглощён происходящим и с убийственным видом наблюдал за Тео, который всё больше съёживался в кресле. Справа от Гарри сидели Рон и Кэти: лицо первого скривилось в ухмылке, не уступающей той, что была у Драко в юности. Слева от Поттера в окружении остальных детей сидели Артур и Молли Уизли — каждый пришёл посмотреть на вынесение приговора человеку, повинному в убийстве одного из них. Драко было ясно, что возмездие — понятное дело — затуманило их рассудок, но слишком много несовместимых фактов активно боролись между собой за доказательства невиновности Тео, чтобы его устроил текущий ход событий. Тиберий призвал к порядку, и зал снова затих. Вновь открылась дверь аванзала, и в неё вошёл невыразимец Мэттью. Он двигался с какой-то неестественной грацией. Седеющие волосы были зачёсаны назад и скреплены кожаным шнурком. Мужчина отличался заметной худощавостью, впалыми глазами и тонким ртом, а его угольная мантия словно сверхъестественно парила вокруг ног. От неземного вида Мэттью кожу Драко стало покалывать. За его спиной плыл по воздуху каменный резервуар, в котором Малфой сразу распознал старинный Омут памяти. На каменной чаше были выгравированы арканные руны, указывающие на её древность. Невыразимец остановился, обвёл тёмными глазами членов Визенгамота и опустил Омут. Мэттью посмотрел на Тео и наклонил голову, изучая его. — Мистер Нотт, вы подтверждаете своё согласие на использование легилименции перед Визенгамотом в надежде доказать свою невиновность? Когда Тео заговорил, его голос надломился: — Да. — Очень хорошо, — хладнокровно ответил невыразимец Мэттью, после чего сцепил пальцы и с тихим «Легилименс» погрузился в сознание Тео. Пока разум Тео тщательно просматривался в поисках воспоминаний, в зале воцарилась зловещая тишина. Драко не представлял, сколько времени прошло. Он мельком взглянул на Гермиону, которая сосредоточенно наблюдала за происходящим. Пока продолжался сеанс легилименции, её янтарные глаза то и дело перебегали с невыразимца Мэттью на Тео и обратно. Спустя, казалось, целую вечность, Мэттью достал из мантии тисовую палочку и приблизился к Нотту. Осторожно поднеся кончик древка к виску Тео, он извлёк из его разума длинную, похожую на дымку, нить воспоминаний. Взмахом палочки невыразимец с безучастным видом погрузил нить воспоминаний в Омут. — Я не помню, — промямлил Тео, широко раскрыв глаза в испуге от того, что нашёл Мэттью. Стоило Омуту памяти выпустить первое воспоминание, как всё помещение наполнилось сияющим голубым светом. Воспоминание воспроизводилось перед публикой, словно маггловский фильм. Когда голограмма Тео с палочкой в руке направилась к Мораг у неё дома, от ужаса кровь Драко превратилась в лёд. Сцена, которую они с Гермионой увидели с помощью его заклинания, предстала перед ними во всей красе и ясности в виде дуэли двух фигур. Члены Визенгамота с волнением наблюдали за тем, как Мораг посылает проклятие в Тео, валя его на пол. В животе Драко всё сжалось: Мораг двинулась к Тео, и в тот момент, когда она нависла над ним, он дёрнулся, ударяя её по ногам. Тео набросился на неё, приставив палочку к её горлу, и Мораг обмякла в его руках. По залу прокатились возгласы возмущения. Барристер Бёртон взмахнул палочкой, перематывая воспоминания и останавливаясь лишь для того, чтобы показать, как на каждой из жертв одно за другим появлялись клейма, вырезанные рукой Тео. Публика пребывала в жутком гипнотическом состоянии — сцены были отвратительно чудовищными, но слишком ошеломляющими, чтобы от них отвернуться. Неоспоримые ответы были найдены, но какой ценой. Драко стал искать взглядом Пэнси. Она так крепко сжимала руку Гестии, что костяшки пальцев побелели. Однако при этом казалось, что её тёмные глаза лишь бесстрастно наблюдают за мелькающими кадрами убийств. Словно воспоминания Тео только подтвердили её уверенность в том, на что он всегда был способен. За выкриками негодования едва слышался срывающийся голос Тео, который вновь и вновь бормотал: «Я не помню». После неудавшегося нападения на Невилла воспоминания переключились на сцены, в которых Тео с кулаками и словами кидался на Пэнси. Драко опять поискал её глазами и увидел, что она рыдает, уткнувшись в плечо Гестии, пока на всеобщее обозрение воспроизводятся самые унизительные и интимные моменты её жизни. Он посмотрел на Блейза, который сидел вместе с Кингсли и Перси. Если Забини и поразила правда, то его невозмутимое спокойствие, с которым он наблюдал за тем, как становятся известны сокрытые ужасы жизни его друга, ничего не выдало. Драко не мог не задаться вопросом, знал ли обо всём Блейз. — Тихо! — прогремел голос Тиберия, усиленный Сонорусом. Он сурово уставился на невыразимца Мэттью. — Главный невыразимец, не могли бы вы объяснить, каким образом вы извлекли эти воспоминания, с учётом того, что обвиняемый настаивает на неспособности вспомнить свои кошмарные деяния? Он кивнул Тиберию, сложив вместе длинные пальцы. — Эти воспоминания были заперты и замурованы за стенами чар. Я считаю возможным, что ваш обвиняемый, мистер Нотт, страдает от того, что магглы называют диссоциативным расстройством личности. Полагаю, что ввиду тяжёлого детства и травматического стресса, вызванного войной, у мистера Нотта сформировалась вторая личность, которая появляется в качестве средства для получения того, что, на его взгляд, принадлежит ему по праву. — И чего же? — поинтересовалась Муфалда. Ответил барристер Бёртон: — По мнению ОМП, с учётом брака или позиции во время войны наши жертвы могут считаться предателями крови. Если мы вернёмся к показаниям миссис Паркинсон-Нотт, то заметим, что она, будучи его женой, полагает, что Тео пошёл бы на всё, дабы обзавестись наследником мужского пола. Думаю, имеющихся доказательств вполне достаточно для того, чтобы сделать вывод, что мистер Нотт наказывал тех, кто, с его точки зрения, предал идеологию Волан-де-Морта, и при этом выкачивал магию, которая помогла бы с зачатием. Барристер Коффман наклонился вперёд и положил руку на плечо Тео, тихо говоря ему что-то на ухо. Драко ошеломлённо наблюдал за тем, как по щекам Тео катятся слёзы и как он кивнул, соглашаясь со словами Коффмана. — Что может представить защита в свете этих доказательств? — спросил Тиберий. Коффман расправил плечи и встал перед Тео, будто защищая его. — Члены Визегамота, — его голос источал притворное уважение, — если верить гипотезе невыразимца Мэттью, то мой клиент не должен нести ответственность за своё психологическое состояние, которое стало последствием искалеченного войной детства и убеждений, привитых ему, предположительно, его отцом-Пожирателем смерти. Драко услышал, как Гермиона тихо произнесла: — Мы все были детьми. Глаза Тиберия метнулись в сторону невыразимца. — Есть ли лекарство от этого расстройства? Мэттью покачал головой. — Нет, и я не могу гарантировать, что у мистера Нотта не случится рецидива, если его оставить без присмотра. — Хорошо. На этом мы прервёмся для повторной оценки письменных заявлений, воспоминаний и показаний, которые были даны сегодня. Объявляется перерыв.

***

После того как Визенгамот объявил о возобновлении заседания, Драко проводил Гермиону к отведённому им месту. Он крепко прижимал руку к её пояснице, уводя подальше от остальных сотрудников ОМП. По возвращении в зал их коллеги по работе скользили взглядом от Драко к Гермионе и обратно, и каждый, казалось, хотел сказать: «А ведь мы же говорили». Они с Гермионой были единственными в отделе, кто сомневался в виновности Тео, и теперь, после извлечения воспоминаний, Драко чувствовал себя дураком. Пока они ждали продолжения суда над Тео, Малфой признался в своей слепоте по отношению к тёмному потенциалу бывшего друга. Несмотря на то что Драко не покидало ощущение, что в деле есть нечто большее, что речь действительно идёт о втором Тёмном Лорде, пытающемся выйти из тени, всё оказалось не так сложно, как он полагал. Тео был человеком, которого презирали и унижали, и в результате травмирующего детства он защитил свою психику единственным известным ему способом: создал беспощадную альтернативу. На деле все эти открытия помогли Драко примирить прошлую версию Тео, которую он помнил с юности, с тем человеком, который был перед ним сейчас. Тео смог перевоплотиться в эту альтернативную личность, стать безжалостным, чтобы добиться наследника и устранить препятствия, стоящие на пути Блейза, — и всё это посредством превращения в другого человека, в жестокого убийцу. В каком-то смысле он был такой же жертвой, как и другие, — его подвела система, забывшая о его существовании. — Мне так жаль, Драко, — прошептала Гермиона, протягивая руку, чтобы убрать прядь волос с его лба. Я люблю тебя. Эта мысль не отпускала Малфоя, грозя в любой момент сорваться с губ. Он не знал, в каком состоянии находился бы, если бы не Грейнджер рядом. — Когда знаешь, что это не тот мальчик, с которым ты вырос, становится легче, — с горечью ответил он. — Как думаешь, какой будет приговор? — Он страдает психическим заболеванием, которое при нормальных обстоятельствах должно в какой-то степени освобождать от ответственности. Однако в данном случае... — замолчав, Гермиона прикусила губу и немного поёрзала на месте, — он вряд ли получит поцелуй дементора, но его состояние слишком нестабильное, чтобы он мог оставаться в палате Януса Тики. Подавленная личность, которая может пробудиться в любой момент, — это не то, что может исправить магия, Драко. — Я понимаю. — Возможно, пожизненное в Азкабане? Гермиона оказалась права в своём предположении. Драко оцепенело наблюдал за тем, как Тиберий признаёт Тео виновным по всем предъявленным пунктам обвинения — шести убийствам и одному покушению — и приговаривает его к пожизненному заключению в Азкабане без права на досрочное освобождение. Когда Симус выводил Тео из зала суда, чтобы вернуть в камеру Азкабана, по залу прокатились издевательские выкрики о «пожирательском отребье». Драко нашёл глазами Пэнси, которая безучастно наблюдала за тем, как уводят её мужа. Она казалась убитой горем, но в то же время не настолько сильно, как во время дачи показаний. Драко не мог не задаться вопросом, действительно ли она почувствовала себя по-настоящему свободной впервые за много лет. — Драко? — спросила Гермиона, привлекая его внимание к себе. Расплавленные радужки его глаз встретились с огнём её: у обоих в глазах плескалась печаль. Драко чувствовал, как тяжесть правды утягивает его в бездонную пучину. — Пойдём домой. Он кивнул, позволяя Гермионе вывести себя из зала суда.