В квартире на седьмом

      Саша уставилась в молчаливую темноту узкого коридора своей квартиры. Немая сцена, кажется, затянулась, и девушка всё же вышла из комнаты, кутаясь в тяжёлое одеяло, что тянулось по деревянному полу. Дверь закрыта, обуви блондинки – как и её самой, разумеется, – нет. Сероглазая замерла на месте, вслушиваясь в подъездные шорохи. На лестничной клетке тишина.       Она холодной рукой дважды повернула ключ, вставленный в замочную скважину, и оглядела тёмную пустую квартирку. В этих стенах словно дышать стало легче, но кожа лица всё ещё горела, будто тяжёлая грубая ладонь Киры до сих пор лежала на розоватой щеке. От этого становилось тошно.       Длинноволосая не желала понять незванную гостью, но оправдать точно могла. Барменша – вспыльчивая, сумасбродная и уставшая – самой себе была не рада, когда внутри всё полыхнуло, как от искры. И сероглазая это видела.       Саша ушла в комнату и, устроившись вновь на холодной кровати, уставилась в окно. Глядя в одну точку, она неподвижно просидела минут тридцать, пока не закончился дождь.       Далеко на горизонте виднелась голубоватая полоса, размывающаяся в сиреневых облаках. Четвёртый час. Светает. Через большие деревянные окна квартиры на третьем этаже, уходящие под высокий потолок, в комнату сочился свет от уличных фонарей. В холодных лучах кружилась пыль, хоть немного отвлекая от пустоты в голове. В стенах этой однушки давно не было так тихо: было слышно, как шумит вода в трубах, как на центральной дороге пищит светофор, что зажёгся зелёным для пешеходов, как попеременно проминаются пружины старого матраса под весом сашиного тела.       Ей было гадко. Не от Киры, позволившей себе замахнуться и хлёстко ударить по нежному лицу, а от самой себя, допустившей такую вольность. Висмут в ледяных серых глазах начал плавиться, и Саша ощутимо ослабла.       Было мерзко и бесконечно стыдно за саму себя. Возникло чувство, подобное тому, что появлялось у Саши лет в шестнадцать, после сессии обмена интимными фото и видео с незнакомой девчонкой в анонимном чате.       Грязь. Самая вязкая, липкая и забористая. Такая, что пятна, оставленные ею, сероглазая не смоет со своего тела уже, кажется, никогда.       Рано утром длинноволосая напишет Ульяне Павловне с просьбой о срочных выходных за свой счёт, купит билет куда-нибудь подальше, чтоб не чувствовать на себе давления пропитанных Медведевой стен, и постарается забыть секунду, когда огонь блондинки расплавил холодный металл.       В открытую форточку бился холодный ветер, совсем не свойственный для, казалось бы, жаркой июльской ночи. Он по хозяйски копошился в пшеничных волосах, перекладывая пряди на лицо и щекоча ими щёки. Саше хотелось победить раздражение, вызываемое этим, отнюдь не приятным, ощущением; хотелось обуздать свои чувства и эмоции. Подчинить своей воле хотя бы что-то. Эта сомнительная попытка закалить характер закончилась, когда тёмно-серые глаза сомкнулись, и девушку потянуло в сон. В полудрёме она махнула рукой и одними лишь кончиками пальцев убрала золотящиеся пряди с лица.

***

      Кира вышла из чужой квартиры, не дыша, не моргая и даже не глотая. Словно в коме, она спустилась на несколько ступеней вниз и уставилась в окно. На улице дождь льёт по-прежнему сильно, так ещё и свирепый ветер поднялся. Значит придётся закурить прямо в подъезде, чтобы ледяной порыв не сбил пламя едва живой зажигалки.       Блондинка шагала по лестнице на негнущихся ногах. Внутри девушки развернулась война пострашнее Второй Мировой: убийственно тяжёлую горечь старалось перебить самозабвенное чувство выполненного долга, будто так барменша и должна была поступить, будто она ничего не потеряла, одним ударом перекрыв все пути, что вели к Саше.       Спустившись к подъездной двери, девушка зажала привычную сигарету Винстон между тонких беловатых губ и дважды чиркнула зажигалкой. С первой затяжкой ком, стоявший где-то в глотке, скользнул дальше и осел на лёгких, мешая свободно дышать и сдавливая кирину узкую грудную клетку. Блондинка вышла на улицу и двинулась к своему старенькому Шевроле Ланос. Она держала сигарету зубами, обеими ладонями пряча от дождя и ветра. И пусть холодные капли упадут за шиворот, пусть вода зальёт глаза так сильно, что их начнёт печь, а мокрые волосы с чёлки приклеятся к лицу, но невинная сигарета не должна потухнуть. Подойдя к машине, девушка достала из пачки новую. Открыла дверь и упала за руль, лениво поджигая табак и глубоко втягивая дым.       Кира откинулась на спинку сидения и задрала голову. Перед лицом серый потолок автомобиля, а под опущенными веками – взгляд серых глаз с ледяным блеском обиды и ответной жестокости в них. Блондинка даже так не сумела вывести Сашу на эмоции. Она усмехается тому, что вновь оказалась последней дурой перед своей любимой и, когда тело начинает нечасто, но крупно подрагивать от холода и сырости, заводит автомобиль, сразу выкручивая печку почти на максимум.       Кира ведёт машину неосторожно, теряясь каждый раз, когда опускает глаза на спидометр. Она путает передачи и едва переставляет ногу с газа на тормоз, словно ведёт автомобиль в пьяном угаре. Привычный путь до дома занимает целых два часа по пустым дорогам: девушка заезжает в каждый второй двор, останавливает машину на выезде, глушит двигатель и опускает голову на сложенные на руле руки, тщетно пытаясь избавиться от тянущего чувства вины.       Заходит в свою квартиру блондинка лишь ближе к шести утра. Она снимает обувь и, с трудом перебирая ногами, уходит в ванную. Там, скинув с себя всю одежду прямо на пол, девушка включает воду, уводя кран почти до упора в холод, и встаёт под острые струи. Уставшее тело морозит, как от взгляда серых, полных разочарования глаз Саши, и барменша растягивает губы в кривой ухмылке.       Напор воды меняется каждые пару минут: наверное, через час воду и вовсе выключат из-за очередной аварии на водоканале. Кира быстро моет свои короткие волосы шампунем с ментолом и, выдавив на ладонь новую порцию, остервенело намыливает свои карие глаза и рот. Слизистую тут же начинает жечь, а на языке появляется горький привкус. Так много лет назад мама наказывала свою трёхлетнюю дочку за непослушание. Вот и взрослая Кира саму себя наказывает за злобу, за гнев, за любовь свою гадкую. Девушка смывает холодной водой жгучую пену с лица и из последних сил несёт своё нагое тело в спальню.       Блондинка поменяла постельное бельё ещё перед сменой, поэтому, подойдя к кровати, она упала на остывшие серые простыни, зарываясь в тяжёлом жарком одеяле.       По металлическому козырьку больше не тарабанил дождь, чёрные тучи разошлись по горизонту, но порывы северного ветра бились в окна, сотрясая стекло в деревянных рамах. В комнате было пусто и неуютно, но Кира закрыла глаза, пытаясь провалиться в сон, как можно быстрее.       Только, пока подрагивающие веки были опущены, по дощетчатому полу словно ступали чужие холодные ноги, точно сашины: она ходила по старому паркету так же бесшумно и осторожно. Барменша распахнула глаза, будучи не в силах справиться с паранойей. В густом предрассветном тумане, наполнившем спальню, рисовался тонкий полупрозрачный силуэт, а по спине бегали мурашки, будто тёплые пальцы длинноволосой писали знак бесконечности на позвоночнике кареглазой. Кира уткнулась лбом в подушку, тяжело выдыхая от призрачного удовольствия и собирая свои мысли воедино.       Правая рука скользнула между хлопковой простынью и горячим телом, блондинка чуть развела ноги и собрала средним пальцем всю влагу, что выделилась лишь от одного представления такой Саши за спиной – ласковой и до одури любящей молочную кожу Киры. Девушка коснулась клитора, потирая его невесомо и медленно, дразня себя. Левой рукой она взялась за свою грудь, сжимая небольшое полушарие в грубой ладони.       Первый судорожный вздох сорвался с сухих губ, когда между худых бёдер стало совсем мокро. Блондинка ловко толкнулась средним пальцем в своё узкое влагалище. Левая рука опустилась к низу напряжённого живота, и барменша постаралась надавить на собственный пресс так же, как в первую совместную ночь это делала Саша. Раскрытая ладонь гуляла от пупка до побритого несколько дней назад лобка, и обратно в тщетных попытках найти ту самую точку.       Сдерживая в груди свои глубокие вдохи, смешанные с жалобным скулежом, девушка села на постели, собрав под себя согнутые в коленях ноги. К среднему пальцу не без труда скользнул безымянный, и Кира, проронив один удивительно тонкий сиплый стон, насадилась на них до самых костяшек. Держа руку неподвижно, она старательно садилась на тонкие фаланги, грубо лаская переднюю стенку влагалища.       Девушка почти прыгала на татуированных пальцах, чего прежде никогда не делали даже её раскрепощённые партнёрши на одну ночь, очарованные мертвецкой холодностью, вульгарностью и харизмой барменши. Но Кире было искренне плевать на ту похоть, синонимом которой она – тяжело вздыхающая, с дрожащими коленями, покрытым испариной лбом и перепачканными в собственной смазке ногами и ладонями – становилась. Блондинка была уверена: Саше такая картина бы точно понравилась, и это возбуждало лишь сильнее.       В опустевшей голове эхом отдавался её голос. Тонкий силуэт длинноволосой хвалил барменшу за каждый глухой стон, за каждое размашистое движение бёдер, за каждую попытку войти ещё глубже; Кира же повторяла за разыгрывшимся в тишине своего одинокого сознания образом, сладким шёпотом доводя себя до исступления:       – Умничка, ты умничка...       – Давай, сладкая...       – Ты можешь кончить...       Блондинка, задев запястьем пульсирующий клитор, взмолилась, и с побелевших губ сорвалось любимое имя – Сашенька, а следом – надрывный стон, застывший в стенах спальни оглушительным криком.       Кира рухнула на постель, лицом зарываясь в подушку и едва надохя в себе силы вытащить пальцы из плена сжимающихся мышц. В груди всё сдавило от наслаждения и от солнечного сплетения, когда девушка смогла сосредоточить внимание на своём тяжёлом дыхании, по телу разлилось тягучее тепло. Блондинка, будто тряпичная кукла, не смогла даже встать с кровати, чтобы вымыть руки, терпко пахнущие, наверное, лучшим в её жизни оргазмом. Смяв одеяло в ногах и проведя влажным пальцем по нижней пересушенной губе, Кира закрыла тяжёлые веки, крепко засыпая и отдавая своё голое тело на растерзание холодному ветру.