***
Встречи становились всё более редкими, а Кира с каждой из них – всё более пьяной и непредсказуемой. Блондинка, подобно первым умам человечества, вывела свой собственный закон, который сероглазой пришлось выучить наизусть, – закон Медведевой. "Чем ближе к рассвету Кира приезжала к Саше, тем более ласковой она была, и тем меньше её интересовало тело длинноволосой девушки."24 июня 17:40
пятница
Кира приехала к Саше буквально за восемьдесят минут до начала смены, предвещающей запару и очень достойную выручку. Длинноволосая ушла на кухню, оставив гостью посреди тесного коридора. В момент, когда бутоны полевых цветов и листья коллекционного зелёного чая распускались в кипятке, а тонкие пальцы неторопливо вскрывали картонную упаковку чёрного шоколада с грушей, миндалём и карамелью, сероглазая ощутила позади себя безмолвное присутствие барменши. Саша обернулась, и блондинка тут же прильнула к её губам, делясь горечью вкуса своей ментоловой жвачки. Конечно, гостеприимство – последнее, что интересовало кареглазую в этом доме. Кира, нелепо оттянув девушку от столешницы, не разрывая жадный поцелуй, пошагала в сторону спальни, придерживая длинноволосую за талию. Барменша отстранилась, лишь когда в лёгких зажгло от нехватки воздуха, словно она сделала глубокий вдох под толщей солёной воды Средиземного моря. Кинув один короткий взгляд на аккуратно застеленную кровать, она сказала: – Давай-ка я кое-что попробую. Блондинка отодвинула хлипкий деревянный стул к подоконнику и, взяв ничего не понимающую Сашу за руку, подвела к нему. Кира ничего не просила – всё делала сама, словно сероглазая – её послушная молчаливая кукла. Девушка подняла левую ногу длинноволосой, сгибая в колене и ставя его на сиденье, повторила то же с правой и, уместившись позади потерянно оглядывающейся на неё девчонки, обхватила её ладошки своими, укладывая те на спинку стула и крепко сжимая её чужими холодными пальцами. Кира осторожно надавила на поясницу, заставляя Сашу прогнуться, и сразу же горячо зашептала: – Я всё сделаю сама, не переживай. Тесно пристроившись сзади, барменша обвила своими руками талию, ища пуговицу на чужих джинсах – расстегнув, стянула до упора. Следом по стройным бёдрам скатилось чёрное хлопковое бельё, и сероглазая наконец заговорила: – Ты приехала ради секса? – Сегодня – да, – Кира нагло врёт. Это далеко не первый день, когда она появляется на пороге этой квартиры, будучи заинтересованной лишь в теле безотказной подружки. Для Саши эта мысль обиднее всех грязнейших оскорблений, что она получала в свой адрес. Стать личной подстилкой начинающей наркоманки – худшая из перспектив, даже если оргазмы, подаренные ею опускают на глаза чёрную непрозрачную пелену и кружат голову сильнее, чем низкий уровень гемоглобина в крови. В это время блондинка провела средним и безымянным пальцами по сухим складкам и разочарованно выдохнула, когда не ощутила на ледяных подушечках теплоту желанной влаги. Она надавила на клитор и грубо обрисовала вокруг него несколько размашистых кругов. После пары минут настойчивых ласк девушка вернулась ко входу, тут же почувствовав долгожданное возбуждение на кончиках своих длинных пальцев. Кира размазала беловатую смазку по фалангам и вошла почти до костяшек, наслаждаясь Сашей, что прогнулась чуть сильнее прежнего и опустила голову, упираясь лбом в сложенные на спинке стула руки. Барменша прижалась костлявыми бёдрами, обтянутыми грубой джинсовой тканью, к нежной коже, двигая ими вслед за размашистыми глубокими толчками. Кира умело имитировала секс с парнем, получая от этого удовольствия не меньше, чем испытывала сейчас длинноволосая, изнывающая от тяжести внизу живота, протяжно всхлипывающая и едва держащаяся на грани истерии, что пришла с очередной волной пробивающего током наслаждения. Кира так несдержанно тяжело выдыхала воздух, что, если бы Саша была способна ясно мыслить, она бы точно подумала, что на подушечках двух кириных пальцев, умещающихся внутри её влагалища, нервных окончаний в разы больше, чем у обычных людей. Вскоре сероглазая кончила, задыхаясь в своих коротких вдохах и сжимаясь вокруг грубых татуированных пальцев, по-прежнему активно двигающихся внутри неё. Кира резко вышла из девушки и, положив мокрую от выделений ладонь на её подрагивающий живот, усадила ту на деревянный стул. Блондинка выглядела так, словно сама только что испытала ярчайший в жизни оргазм: губы были искусаны, из неаккуратно собранного перед выездом из дома пучка выбилось несколько тонких белых прядей, а карие – при свете вечернего солнца почти янтарные – глаза одурманено сияли сквозь прозрачную пелену её собственного блаженства. Кира оставила один короткий сухой поцелуй на сашиных бледных губах, сладко и благодарно прошептала: «Увидимся,» – и спешно вышла из квартиры, громко захлопнув за собой дверь.1 июля 03:27
пятница
Всю эту неделю Кира о себе не напоминала. Она не звонила и не писала, не появлялась на пороге сталинской однушки сероглазой и не звала в свою квартиру на седьмом: сутками отсыпалась, отходя то ли от загруженных ночных смен, то ли от своих способов разнообразить проведённые за баром часы таблетками и порошками. Сегодня, сразу после шести часов работы, блондинка приехала к Саше, по дороге собрав, кажется, все красные светофоры столицы. Длинноволосая крепко спала в момент, когда по квартире разлилась надрывная механическая трель дверного звонка. Встав с прохладной постели, девушка двинулась в коридор, перед этим закрыв окно. На московские улицы снова стеной обрушился прохладный проливной дождь. Хозяйка квартиры лениво открыла дверь, с великим трудом разлепляя сонные глаза. На пороге стояла насквозь вымокшая Кира. Её пепельные волосы, которые она распустила пять минут назад, сидя в своём автомобиле, от воды приобрели почти чернильно-голубой оттенок и повисли обломанными волнами, прилипнув к вискам. Блондинка долго кружила по узкому двору, забитому машинами жителей этого дома, но, так и не найдя свободного места, была вынуждена оставить свою старенькую чёрную иномарку за ближайшим поворотом и пройти под пробирающим до костей ливнем около трёхсот метров. Незамысловатая причёска, что вызывала у Саши нескрываемое восхищение, гревшее кареглазую чистой искренностью, превратилась в копну растрёпанных ветром волос, с кончиков которых на фарфоровую шею падали крупные холодные капли. Вся одежда была такой же мокрой, но девушка стояла посреди подъезда, пристально глядя в серые глаза и будто не ощущая дискомфорта, лишь коротко вздрагивая, когда очередная леденящая кожу дорожка стекала по спине. – Проходи. Длинноволосая боролась с желанием поскорее сомкнуть веки и проклинала потревожившего её сон, но не впустить блондинку не могла. Устроившись на кровати у стены и завернувшись в тяжёлое одеяло, она уставилась на дверной проём, следя за лениво выпутывающейся из мокрой джинсы Кирой. Когда гостья прошла вглубь спальни, Саша, собравшись с последними силами, спросила: – Тебе вещи сухие дать? Девушка на секунду задержала взгляд на сероглазой, а после ловко вынырнула из чуть влажной тёмно-синей футболки, оставшись в спортивном топе. – Не, я так. Кира тут же завела разговор о каком-то особо надоедливом парне, что пришёл буквально через пятнадцать минут после начала сегодняшней смены и просидел до самого закрытия, хотя мог бы и дольше, если бы уставший охранник не выволок его пьяное тело на улицу. Девушка возмущалась тем, сколько бреда ей пришлось услышать этой ночью, параллельно снимая с себя всю промокшую одежду. Саша, склонив голову к едва вздымающейся груди, засыпала под тихий монотонный голос блондинки. Из полудрёмы её вывел ставший неожиданно громким тон барменши: – Ты меня вообще слышишь? – девушка кинула полный недовольства взгляд на встрепенувшуюся хозяйку квартиры. – Я не приезжаю к тебе каждый день, не обрываю тебе телефон и не ебу мозги постоянными сообщениями. Меня можно хоть раз внимательно послушать?! Или я тебе нужна только, чтоб красиво выебать?! Саша мысленно смеялась, а Кира закипала. Спать теперь уже не хотелось. Длинноволосая внимательно смотрела в стену за спиной блондинки, игнорируя все пустые обвинения, что летели в её сторону и с треском разбивались о немое безразличие. В глазах усталость, в голове – мысль: «Скоро перебесится.» Кареглазая несдержанно колотила кулаком старые, покрытые десятком слоёв белой краски, деревянные двери и надрывно выкрикивала все самые извращённые ругательства. Злость в миг оказалась материальной, и места для неё в полости бледного кириного тела резко стало не хватать. В горле собрался ком, внутренняя агрессия тяжёлым прессом сдавила желудок и грудную клетку, в лёгких вспыхнуло пламя, дыхание участилось. Всё, что на протяжении недели притуплялось эйфоретиками, в одну секунду потребовало выхода наружу. Блондинку буквально разрывало от стихийного бедствия где-то в области солнечного сплетения. – Сука, ну не молчи! Хули ты свой рот закрыла?! – Саша вдруг поймала себя на мысли, что ей становится страшно. Кира рвёт и мечет, находится на грани истерики и едва ли не плачет от собравшейся в душе злобы и собственного бессилия перед холодом тёмно-серых глаз. – Блять куда ты уставилась?! Блондинка подлетает к длинноволосой, хватая её за подбородок в попытках поймать равнодушный взор. Комната, словно заполненная метаном, взрывается в момент, когда тяжёлая ледяная ладонь со звоном опускается на сашину чуть румяную щёку. Голова резко отворачивается вправо, а в носу начинает щипать от желания заплакать. От боли физической, разумеется. Кожа вспыхивает огнём, и в ладошку вонзаются тысячи тоненьких игл; Киру, наконец, будто окатывает холодной водой, и она замирает, расслабляя хватку на чужой челюсти. – Оделась и вышла вон из моей квартиры, – в голосе по-прежнему звучит хорошо знакомая сталь, и это блондинку, пожалуй, даже радует. Уйти под слёзы Саши и жалобные всхлипы, её душераздирающие крики, полные жгучей ненависти, и попытки в ответ полоснуть ногтями по лицу было бы в разы сложнее. Кареглазая натягивает омерзительно холодные брюки, футболку и джинсовку, судорожно распихивает по карманам ключи от собственных квартиры и машины, пачку любимых сигарет Винстон с двумя вишнёвыми в самом углу и телефон. Стараясь скрыться от пристально глядящих висмутовых глаз, лёд в которых не растопила даже горючая смесь кириных эмоций и болезненно сильной привязанности, она выходит в коридор, обувается и покидает квартиру, впервые в жизни абсолютно неслышно закрыв за собой дверь.