Солнечные дни дома Ралов

      — Мне очень жаль, Натан. Думала, ты знаешь.       Ей было жаль. Натан, не мигая, смотрел на Никки. Не то чтобы он не верил, что ей действительно было жаль. Но это ведь Никки — по ней никогда нельзя сказать наверняка.       — Знаю что? — пророкотал он.       Она отвела глаза. Натан терпеть не мог, когда кто-то отводил глаза, прежде чем ответиь на вопрос. Это значило, что ответ ему точно не понравится.       — Энн была убита.       Натану показалось, что на него обрушились колонны Народного Дворца. Все разом. А может, это орда Имперского Ордена наконец ворвалась и теперь в диком угаре сметала всё на своём пути. А может, это просто ломался он сам, его последняя опора где-то глубоко внутри.       Натан не любил Энн. Не любил так, как можно было не любить только любимого человека.       Она была виновата в том, что он состарился в плену. Энн и только Энн ответственна за более чем тысячу лет его мучений вдали от дома, который, когда Натан наконец вернулся в Народный Дворец, им вовсе не оказался. То был дом Ричарда. Он был Магистром. Это было его время. И Натан всей душой ненавидел Энн за то, что его время закончилось, так и не начавшись.       Однако Натан забрал у неё их сына. Это он обрёк их маленького Торана на смерть, он вложил их малыша в руки вероломному Зорандеру. Если бы он знал, если бы был чуть-чуть сильнее и увидел бы пророчество хоть немного чётче.!       Энн тоже имела полное право ненавидеть его. И Натан знал: она ненавидела. Также сильно, как любила. Также сильно, как любил её Натан.       Но они уже больше никогда друг другу об этом не скажут. Натан не сможет после окончания этой проклятой войны прийти к Энн и рассказать, что он всё ещё помнит, какой красавицей она была в молодости. Как сильно он восхищался её умом и твёрдостью её характера. Она не узнает, насколько Натан жалел, что те дни, когда она носила их малыша под сердцем, невозможно вернуть. Те единственные дни, когда они были счастливы. Когда она злилась, потому что Натан слишком сильно её опекал, когда капризничала без причиы и гоняла Натана по всему дворцу Пророков с самыми дикими поручениями. Дни, когда они спорили, выбирая имя для их мальчика, когда Энн подзывала Натана, чтобы тот прикоснулся к её животу и поразговаривал с их сыном. Все эти годы о так скучал по этому.       И никогда не говорил об этом Энн.       Натан думал, что когда всё закончится, он придёт к ней и всё расскажет. Он так устал держать на неё обиду: он был слишком стар, чтобы нести на себе такую тяжёлую ношу. Натан просто хотел наконец отдохнуть. Отдохнуть от ненависти, от вечных перепалок, от невысказанных претензий. Он так хотел выговорится и отпустить.       Но теперь уже поздно.       Энн больше не было.       - Как? - наконец прохрипел он. Это было большее, на что Натан был способен.       Натан плохо слышал ответ. Она правда старался слушать, но едва он услышал о трёх сёстрах Тьмы, объединивших силы, он просто не смог унять звон в ушах. Он почувствовал лёгкое прикосновение к своей руке.       - Она не страдала, Натан, - донеслись до него искажённые звоном слова.       Он кивнул, совершенно не задумываясь, с чем соглашался.       Энн страдала.       С тех самых пор, как Натан отобрал у неё Торана и после, когда он погиб - страдала ещё больше. Как она кричала, когда Натан сказал ей, что их сын был мёртв! Как она проклинала Натана! И она ведь выполнила обещание. Энн тогда сказала, что сидеть ему, пророку, в четырёх стенах до глубокой старости, до конца своих дней. Она сказала, что позаботиться, чтобы он до последнего не увидел внешнего мира за то, что свёл её сына в могилу. И мучилась виной за это обещание всю оставшуюся жизнь.       Натан посмотрел в от тоннель, откуда, как сказала Никки, пришли убийцы Энн. Они не оставили даже тела, которое Натан бы мог похоронить. Просто стёрли её из мира чёрными молниями магии Ущерба. Но никто больше не пройдёт этим путём. Он сожжёт этот тоннель до тла, обрушит его на головы тех, кто мог самонадеянно попытаться пройти по нему вновь. За Энн. И, может быть, когда Создатель заберёт и его, Натан сможет взглянуть ей в глаза в Его свете и сказать ей всё то, что не успел.