Медные трубы

I am my best friend I am my biggest enemy That is who I am That is nothing I can change Diary of dreams — The secret

20 января 2023 года Лос-Анджелес Отдел по работе с общественностью Netflix стоял на ушах. В зал совещаний согнали всю команду пиарщиков, юристов, даже продюсеров и сценаристов «Уэнздей». Битый час они уже разбирали и обсуждали обрушившийся шквал обвинений и ни к чему пока так и не пришли. Перси сидел, отгородившись кофейными стаканчиками, как забором, и уже даже не пытался вклиниваться в дебаты. Он не любил кофе, но спать хотелось невыносимо, а другой допинг на ум не приходил. Он уже забыл, когда последний раз нормально высыпался, и вообще — Перси не понимал, к чему вся эта суета и срочность. Этих чокнутых дамочек с их обвинениями надо просто послать, и он сам бы прекрасно с этим справился. А потом объяснил фанатам, что его оклеветали. Он всегда был открыт в общении с подписчиками. И он точно знал, почему эти девушки так поступили и какие цели преследовали. Но первое, что сделал адвокат, выслушав ещё в аэропорту его бессвязный поток возмущений, это в категоричной форме запретил делать какие-либо заявления. Вообще. И попросил позволить разбираться в данной ситуации профессионалам. Немолодой мужчина с непроницаемым лицом профессионального игрока в покер представился и внимательно окинул Перси взглядом (просто удивительно, на что порой способен его менеджер — сумел привлечь лучшего специалиста по репутационным делам меньше чем за 12 часов), а затем вкрадчиво спросил: — Мистер Хайнс Уайт, я уже ознакомился с обвинениями. Мы имеем минимум трёх девушек, которые подняли волну ненависти в Твиттере, обвинив вас в грубом обращении, принуждении несовершеннолетних к сексу, рассылке несовершеннолетним ваших обнаженных фотографий, а также расистских высказываниях на камеру. В этих твитах много несостыковок, некоторые выглядят как откровенный фотошоп, но всё это очень быстро запустило вашу отмену. Теперь я попрошу вас рассказать свою версию произошедшего. — Да не насиловал я никого и не принуждал, они сами на меня вешались! Расистские высказывания — это вообще просто смешно, это же видео со съёмок! Фото действительно подделаны! На этих девушек надо подать в суд за клевету! Ну да, я может и не вёл себя со всеми, как рыцарь, но я извинился, и вообще, где они были раньше? Это всё было несколько лет назад, мы ещё школьниками были! — Поздравляю вас, молодой человек, этими фразами вы только что закопали свою карьеру. Благодарите небеса, что их слышал только я. Если вы хотите сохранить свою работу, давайте договоримся, что дальше вы будете четко, неукоснительно следовать моим инструкциям. Иначе я не возьмусь за ваше дело, а сразу скажу — оно, как и все подобные дела, крайне сложное. И дело здесь не в том, что нужно разобраться, виновны вы или нет, это как раз не имеет особого значения, а в том, что работать с общественным мнением очень тяжело. Механизм запущен и остановить эту машину практически невозможно. Что бы вы ни сделали сейчас — будет только хуже. — Вы хотите сказать, что я должен молчать? Пока меня дальше будут поливать грязью? — Увы, да. Потому что их слова — это только сплетни из Твиттера, которые будут разноситься жёлтой прессой, а вот любые ваши слова приравняют к официальным заявлениям и растащат по всем СМИ. Мы, конечно, рассмотрим варианты с судом и официальным заявлением, но поверьте моему опыту, ваш друг — молчание. Пока мы будем ехать на совещание, которое собрал ваш работодатель, я подробно расспрошу вас о каждом из обвинений. Согласны? — Выбора у меня всё равно нет. — Тогда начнём. Вы говорите, что готовы подавать в суд за клевету. По опыту, это обычно имеет обратный эффект в подобных ситуациях. Чтобы обращаться в суд, нужна твердая уверенность, подтверждённая фактами, что вы непричастны. Полностью непричастны, то есть абсолютно всё, сказанное этими девушками — ложь. А теперь ответьте, вы устраивали вечеринки у себя дома? — Да, периодически устраивал. А что, это преступление что ли? — Нет, не преступление. На этих вечеринках собиралось много людей? — Ну да, обычно 20-30 человек. — Вы пили там алкоголь, возможно, курили травку или принимали какие-то наркотические препараты? — Ну пили, но насчёт остального я не уверен, людей всегда было много, я же не могу контролировать всех! Я обычно предупреждал, чтобы не тащили ничего запрещённого, но я не коп, чтобы проверять им карманы. — Вот видите, вы уже не уверены, а для расследования это будет важно, будут опрошены свидетели, и вы точно знаете, что они подтвердят, что ничего такого не видели? Перси замялся. Да бог его знает, он никогда не контролировал своих друзей на вечеринках, они же не в скаутском лагере! — Тогда копнём ещё глубже. Знали ли вы возраст девушек, которые проходили к вам домой? — Я думаю они врали про свой возраст, по крайней мере некоторые так точно, но мне самому тогда не было восемнадцати! — То есть вы подтверждаете, что гипотетически там могли быть девушки, не достигшие возраста согласия? — Ну, видимо, да. — Вы утверждаете, что не совершали акта насилия, но позвольте поинтересоваться, совершали ли вы какие-либо действия, которые могли быть расценены ими как негативные? — К чему вы клоните? Это вечеринки, там всегда кто-то с кем-то ссорится, все бесконечно мирятся и ругаются! — И теперь самый главный вопрос. Предположим, что мы идём в суд, подаем иск за клевету. Поднимается страшная шумиха, про это пишут все СМИ, пахнет минутной славой и деньгами. Вы точно уверены, что не найдется ещё девушки, или девушек, которых вы чем-то обидели? Были грубы, или как-то двусмысленно прикасались? Скажите мне правду. Это останется между нами. У Перси похолодело внутри. Он не думал о ситуации с этой точки зрения. В нём горело только желание разоблачить ложь, а о том, что помимо лжи может вскрыться не очень приятная правда, он не думал. Его отношения с девушками, за редким исключением, не были образцом благородства. Он никогда никого ни к чему не принуждал, девушки всегда приходили в его дом по собственному желанию, более того, многие из них любыми путями старались попасть на его вечеринки. Он был очень популярен в школе, поскольку снимался в кино и имел родителей из шоу-бизнеса, да и просто был душой компании и главным обаяшкой. Но постоянством он никогда не отличался, имел специфическое чувство юмора, и к концу школы обзавелся внушительным списком обиженных девушек, с чьими чувствами он обошёлся не очень… кхм… бережно. — Такие девушки могут найтись. Но послушайте, я был тогда ещё совсем подростком! Да и с каких пор расстаться с девушкой — преступление? — Я так и думал. Я хорошо понимаю молодых людей вроде вас и знаю, на что они способны. Дела о насилии — самые сложные дела. Я очень сомневаюсь, что девушки, которые сейчас обвинили вас, пойдут в полицию, чтобы написать заявление об изнасиловании. Их поведение как раз похоже на подлую месть и желание прославиться. А вот насчёт девушек, которых вы каким-либо образом обидели, я бы не был так уверен. Любой из них будет достаточно придти в суд и заявить, что вы нанесли им травму своим поведением. Если ещё приложат заключение и счета с терапии, то это точно конец. Абьюзер — немногим лучше насильника в современной шкале пороков. Есть ещё второй вариант — сделать публичное заявление, извиниться и сказать, что «сегодня мы многое поняли», пообещать в дальнейшем пройти терапию и быть милым котиком. — Я не считаю, что должен за что-то извиняться! Вы ещё скажите, что мне теперь на всех них нужно жениться, чтоб загладить вину! — Попытки публичных извинений в ситуациях, подобных вашей, предпринимались, но ни разу не достигли ожидаемого эффекта. Фанаты и их оппозиция будут ждать заявления в любом случае. Первые ваше будущее молчание расценят как оскорбление, ибо они за вас горой, не смотря ни на что, а вторые будут говорить, что отсутствие заявлений — попытка замолчать проблему. Но они не учитывают тот факт, что «отмена» уже живёт сама по себе. И питается она информацией. Это моя работа, я долго анализировал пути решения подобных проблем, и пришёл к выводу, что тишина — лучшее средство. Как человек, проживший на этой земле побольше вашего, без протокола могу сказать вам, что сам я не принимаю «культуры отмены», особенно в таком убогом облике, который она приобрела. Вся молодежь проходит определенные этапы взросления, это нормально. Среди нас нет святых. Вы актёр, и ваше дело — играть в кино. Никого не должно волновать, чем вы занимаетесь в личное время. Для любых вопросов, касающихся нарушений законов, у нас есть полиция, и разбираться должна она. В конце концов, презумпция невиновности — это одна из основ демократического общества. И никто не имеет права назвать вас преступником до приговора суда. Но имеем, что имеем, и приходится с этим разбираться. Ничего, молодой человек, мы с ними ещё посражаемся, но хитрым оружием. На это понадобится много времени, настраивайтесь на долгую игру. Вероятность положительного исхода мала, но она есть. У вас совершенно потрясающие фанаты — они уже делают бОльшую половину нашей с вами работы. А теперь давайте пойдём и постараемся во всём этом убедить вашего работодателя. Бьюсь об заклад, что Netflix будет настаивать на публичности. Пока его адвокат (его имя он, конечно же, тут же забыл, хоть и успел проникнуться доверием) спокойно, даже в какой-то степени безмятежно излагал представителям Netflix свою точку зрения, Перси имел возможность спокойно поразмыслить над сказанным по дороге в офис. И первой его мыслью было тихонько попроситься выйти, и записать таки чёртово обращение. И будь что будет. Он не привык скрываться. Руки так и чесались, он даже уже схватил со стола телефон, но размеренная, уверенная речь адвоката всё-таки удержала его на месте. Возможно, он прав. Если не кормить твиттерных шавок, рано или поздно всё утихнет само. Без масла лампа гаснет. Их обвинения высосаны из пальца, и, как сообщили Netflix, ни одно крупное издание не написало про это. А стоит ему высунуть нос — над болотами поднимется уже настоящий вой. Его очень сильно подмывало съездить в Торонто и заставить этих девушек сказать ему все обвинения в лицо, но это попросту невозможно — тогда сто процентов в дело вмешается полиция. Ему нельзя с ними контактировать, нельзя ничего комментировать, нельзя опровергать — ему ничего нельзя! И как они представляют себе его публичную жизнь? Как выполнять обязательства, связанные с продвижением «Уэнздей»? Тем временем адвокат закончил, и наперебой загалдели представители Netflix: — Что нам делать с приглашениями на мероприятия? Всё уже расписано до середины марта! — Что делать с журналами, которые уже готовят к выходу интервью? — Vogue Magazine уже удалил фото с Перси со своего канала. Коллеги, это отмена! Мы не можем молчать и не реагировать! — Звонят крупные издания, просят официально прокомментировать ситуацию, что нам делать? — А что по этому поводу думает каст сериала? Может они не захотят дальше работать с человеком с подобной репутацией! — Я требую рассмотреть вопрос увольнения Перси Хайнса Уайта. Репутационные риски для нашей компании слишком высоки. Последнее предложение повисает в воздухе. Перси выныривает из своих размышлений. Увольнение?! Они серьезно?! Он окидывает взглядом зал и впервые с начала всей этой истории понимает: да, всё серьёзно. Это не очередная однодневная сплетня. Эти люди не шутят. Его могут лишить любимого дела, единственного, которое он умел, и чем хотел заниматься. И, не смотря на всю нелепость и необоснованность обвинений, твиттерные истерички могут добиться своего! Общественная повестка такова, что его вышвырнут и не вспомнят. А они и дальше будут сидеть и хихикать, гордясь, что отменили «звезду Netflix». Но, похоже, мало кто всерьез рассматривает вопрос его увольнения. Какое счастье, что в основном здесь работают серьёзные взрослые люди. — Сценарий второго сезона практически готов, и вы знаете наработки на третий! Ксавье — слишком важная часть сюжета. Мы не можем его убрать, переписав всё заново. — Верно, большинство зрителей сериала вообще не в курсе происходящего. Как они отреагируют на внезапное исчезновение своего любимого художника? — «Уэнздей» — сериал про социопатку, которая творит вещи поужаснее тех, в которых обвиняют Перси. Но от неё все пищат в восторге и подражают, а стоило узнать, что один из актеров сериала — не святоша, так сразу кричат «отмена». Увольнение будет выглядеть как-то очень непоследовательно с нашей стороны. — Твиттерная оппозиция требует замены актера. — Нет, мы даже рассматривать этот вариант не будем. А ещё мы связывались с мистером Бёртоном, он сказал однозначно — рекастов в сериале не будет, в противном случае он из проекта выходит. В зале снова повисла тишина. Все прекрасно знали эксцентричность знаменитого режиссёра. Если он так сказал — так и будет. И понимали, что львиной долей своего успеха сериал обязан ему. Если они начнут сейчас все эти глобальные перетасовки со сценарием, с кастом, с режиссерами — второй сезон провалится, не надо быть пророком. Похоже, добавить им больше было нечего. — Будем голосовать. Спустя два часа, совершенно опустошенные и еле живые от усталости, Перси с адвокатом вышли из здания Netflix со следующим решением команды: никаких комментариев, никаких публичных заявлений по поводу ситуации. Участие Перси в любых мероприятиях исключается. На неопределенный срок он минимизирует своё присутствие в соцсетях — никаких постов, комментариев, историй. Перси продолжает трудиться над своими проектами в рамках контрактов. Любые сообщения, не связанные с официальными событиям вроде премьер фильмов с его участием, исключаются. Адвокат даже не пытался скрыть своё удовлетворение. — Это лучший исход, на который мы могли рассчитывать. Теперь у нас с вами появился шанс. Но он — единственный! Так что прошу вас — не испортите всё. Уйдите в тень и просто переждите. Время лучший лекарь. Всё утихнет само собой со временем. В ответ на отмену ваши фанаты уже раскручивают своё расследование, и весьма успешно. Честно, я восхищён. Должно быть, вы действительно хороший актёр, если они так вас защищают. Я знаю Netflix — скорее всего они ещё организуют собственное внутреннее расследование, но не думаю, что это уже что-то изменит. Я бы посоветовал вам пообщаться с кастом и объяснить им ситуацию, чтобы не возникло недомолвок. Но эмоциональное напряжение последних дней даёт о себе знать — Перси не хочет уже ничего. Ни играть, ни бороться, ни кому-то что-то доказывать. Он лишь хочет выкинуть свой телефон, закрыться в квартире и просто лежать, надеясь, что ему не будут сниться сны, и что он сможет не думать больше о Дженне и роковой поездке в Париж. Мама присылает ему билет в Сент-Джонс в надежде, что он пересидит накал страстей в их доме, и он всерьёз задумывается над этой идеей. В кармане снова вибрирует телефон. В сотый раз он готовится сбросить звонок, ведь наверняка это опять Дженна, или Джорджи, или Кэти, или кто-то из его друзей из Торонто. Он не хочет ни с кем разговаривать. Не сегодня. Но имя на дисплее заставляет его удивиться… и принять звонок. — Мой любимый «художник в муках»! Рад был узнать, что ты куда более чокнутый, чем я предполагал! — голос Тима Бёртона звенит от восторга. — Кстати, ты бывал когда-нибудь в Англии? Нет? Так вот, я приглашаю тебя в гости. В это время года я гощу у друга, он живёт в глуши, недалеко от Ньюмаркета. Подумай над предложением, мой юный друг, думаю, что тебе здесь понравится. Идеальное место для одиноких страданий и поисков себя. Перси вертит в руках телефон буквально минуту. Гори оно всё синим пламенем! — Мам, извини, но я не смогу приехать. Тем же вечером он буквально на полчаса разминается в аэропорту с Дженной и Джорджи, вернувшимися из Парижа. Самолёт уносит его в Лондон.