Heaven is falling in love

Черноводу было достаточно одного слова, чтобы описать характер его отношений с кем-то из демонов или небожителей. Хуа Чен – уважение. Ши Уду – ненависть. Се Лянь – интерес. Цзунь У – опасность. Ци Жун – отвращение. Ши Цинсюань… С ним как раз-таки было все сложно. Если в начале знакомства Хэ Сюань с уверенностью мог назвать "злость", то теперь… Теперь на языке вертелось слишком много слов. Обида, разочарование, радость, грусть, дружба, любовь. Ему то хотелось втоптать лицом в землю взбалмошного бога ветра, то покрыть это же лицо чередой коротких, нежных поцелуев. Он хотел видеть синяки на теле Цинсюаня, но не мог решить, какие: от ударов или в порыве страсти. Он хотел слышать крик Повелителя ветра, хотел, чтобы тот молил о пощаде, но не мог определиться, с какой интонацией: ужаса или наслаждения. Иногда в его голову приходила отвратительная, восхитительная, навязчивая мысль – взять Цинсюаня силой на глазах у его старшего брата. Показать, что тот самый "некто с большой силой и дурными намерениями" всегда был рядом, все время дышал в затылок. Растоптать, сломать самое дорогое, что есть у Ши Уду, при этом удовлетворить свои потребности и голод, более глубокий, чем от фантомно-пустого желудка. Но стоило взглянуть в яркие, лучезарные глаза Цинсюаня, услышать его заливистый смех, согреться теплом его светлой улыбки, как Черноводу самому себе хотелось голову оторвать за столь мерзкие мысли. Или кое-что другое, чем он, видимо, в такие моменты думал. Он не знал, желает ли теперь мести младшему Ши. Что ему нужно больше: слезы и мольбы о прощении, или робкие поцелуи и признание в любви? Он запутался. Еще никогда в жизни ему не было так сложно! Потому, когда пришло время, он оставил выбор за Ши Цинсюанем. Увы, выбор тот сделал неверный. И все же, когда Хэ Сюань сжимал в кулаке волосы Ши Уду, его рука дрогнула. Его сердце, что уже давно перестало биться, отозвалось на горькую мольбу Цинсюаня, прислушалось к его словам. — Пожалуйста, Мин-сюн! Остановись! Не надо! Мин-сюн, умоляю! Это моя вина! Это я виноват! Из-за меня это все… Пожалуйста! Я забрал твою судьбу, так забери меня! Делай со мной все, что хочешь! Вообще все! Я на все согласен! На самую жестокую расправу! Только не убивай его! Пожалуйста, умоляю… Мин-сюн… Хэ Сюань не знал, что в тот миг взяло над ним верх: что-то животное, демоническое, или светлое, человеческое. Ши Цинсюань открыто предлагал ему себя, так почему бы не принять столь щедрое предложение? Тем более, мертвый Ши Уду не так обрадует его черную душу, как живой и сходящий с ума от мысли, какая участь ждет его брата. О, Черновод заставит Цинсюаня сполна вкусить горе и боль, через которые прошел сам. Наверняка они похожи на стряпню Его Высочества Наследного принца. А может, у них вкус клубники, которой он хочет с рук накормить Цинсюаня. Хэ Сюань наполнит свой рот кровью Повелителя ветра, или же впустит туда его язык. Он обвяжет цепи вокруг шеи младшего Ши, а тело облачит в лучшие шелка, что только знал свет. Он станет его мучителем, мужем, другом, врагом. Он сделает все, чтобы Цинсюань лил слезы только по нему, улыбался только для него. Он заставит его шептать правильное имя с ужасом и счастьем: — Хэ Сюань! Как же сложно с этим мальчишкой… *** Для Ши Цинсюаня весь этот мир казался ужасно сложным и странным. Человеческие отношения, правила, желания – он совершенно не понимал их. Зато про две вещи мог сказать с полной уверенностью: у него самый лучший на свете старший брат и самый замечательный лучший друг! Рядом с ними Ши Цинсюань чувствовал себя невероятно счастливым. Он знал: его ценят, любят, заботятся. Он мог спрятаться за любую из этих сильных, верных спин. Он с радостью открыл каждому из них сердце. С какой же болью он увидел торчащий оттуда нож… Еще вчера он бы бросил камень в того, кто назовет Мин-сюна главным страхом в его жизни. Сегодня же ему в голову прилетел рикошет. Еще вчера он смотрел в глаза Мин-сюна с любовью и обожанием. Сегодня приходил в дикий ужас от мысли взглянуть в них. Страшнее всего было то, что руки, еще вчера с заботой укрывавшие его от опасности, сегодня отрывали голову его брату. Почему все стало так сложно? Почему судьба с ним так жестоко поступила? Наверное, потому что она чужая. И отчаянно хочет вернуться к хозяину. Тогда он вернет ее, и себя предложит в придачу. Все равно его жизнь потеряет смысл, если из нее исчезнет хоть один элемент: самый лучший на свете старший брат и самый страшный кровный враг. Ши Цинсюаня обуяли радость и ужас, когда Ми… Хэ Сюань согласился на его предложение. Он с грустной улыбкой навсегда простился с братом, которого Черновод вытолкнул в мир людей, покалеченного и униженного. Он с благоговейным ужасом смотрел, как медленно подходит к нему бывший друг. Он вздрогнул, когда Хэ Сюань провел ладонью по его щеке, и не мог понять, хочет этой ласки или боится. — Ты хоть понимаешь, на что подписался? – устало спросил его Черновод и освободил из проржавевших цепей. — Нет, - честно признался Ши Цинсюань. Его эмоции будто нашли самые большие качели в мире и полетели на них до того резво, что бывший небожитель не успевал ничего осознавать. Что он чувствует, глядя на Хэ Сюаня? Страх? Вину? Стыд? Или надежду найти в уголках его глаз былую заботу и нежность? Он шел вслед за Черноводом, не отставая ни на шаг. Боялся, что даже тень неповиновения усугубит его и без того плачевную участь. Страшился и жаждал расплаты, ведь незнание и ожидание – ужаснее всего. Само наказание, наверняка, окажется не настолько жестоким, какое придумал для себя Цинсюань. Его привели в большую, просторную и совершенно пустую комнату. Его поставили на колени, и он покорно взял в рот. В глубине души он даже обрадовался такому наказанию. Когда-то давно, будто не вчера, а тысячу лет назад, он мечтал разделить ложе с лучшим другом. Мечтал, что первым у него будет кто-то знакомый, кто-то, кому он может доверить свое тело. Можно ли считать Черновода знакомым? Знал ли он вообще "Мин И"? Он закашлялся, когда что-то горячее и влажное опалило рот. Он всхлипнул, когда его ткнули лицом в пол, а бедра дернули кверху. Он сжался от ужаса и отвращения, но все равно расставил ноги пошире. Он хотел вырваться и убежать так же сильно, как и почувствовать внутри себя член Мин-сюна. И плевать, что Цинсюань получал пощечину всякий раз, как произносил это слово. Мюн-сюн был для него чем-то большим, нежели просто именем. Это осколок прошлого, что грел и разрывал сердце. Это нечто сакральное и любимое. Это лучший друг, которого он не боится. Это человек, которому он готов подарить даже больше, чем свое тело. И он делал это сейчас, и будет делать до последнего вздоха. Потому что Хэ Сюань – это Мин-сюн, хочет он того или нет. Тем более, не просто так же его растягивали столь долго и бережно, не просто так брали нежно, стараясь уменьшить боль, доставить хоть немного удовольствия. Не просто так целовали в плечи, когда он называл правильное имя. И не просто так шептали извинения, роняли слезы на его лицо, когда он, без единого живого места на теле от синяков и укусов, лежал на полу, голый, испачканный чужим и своим семенем, и улыбался. С Мин-Хэ-сюном стало так сложно. Ну, ничего… У них целая вечность впереди, чтобы понять друг друга. Чтобы понять себя.