Кнайф, Курасан и LOVE ОтМетки

      — Ай! Поаккуратнее, дурак!       — Тц, а ты не дёргайся.       Курасан снова болезненно поморщился, но ничего не сказал. Нож в это время промывал рану перекисью водородом, а рядом с бревном, на котором они сидели, лежала упаковка пластырей.       Сейчас они находились на другой поляне, вдали от всех. И неспроста: все бы стали удивляться, что враги, которые только что подрались, теперь лечат друг друга от нанесённых своими же руками ран.       Вернее, лечит сейчас Кнайф, ведь он выиграл в этой драке. А ещё он больше всего нанёс ран Курасану. Он же нож. А у него самого лишь пару синяков.       Кнайфа стало настигать чувство вины, что цепкими когтями царапало сердце. Он точно этого не хотел.       Из-за чего они поссорились? Кажется, из-за какой-то мелочи. Оба не помнят причины, и оба не хотят об этом говорить. Всё, что они сейчас могут: это молча сидеть и переваривать в голове произошедшее.       Кнайф одновременно испытывает тревогу за врага и презрение. Это же насколько нужно быть цепким, чтобы начать ссору из ничего? Но он бы соврал, если бы сказал, что не хотел делать ему настолько больно. Между ними ощущалась неловкость, что словно невидимой молнией искрилась в воздухе. Оба молчали, не желая ничего комментировать.       Нож помнит тот самый день, с которого всё и началось. Курасан тогда его сильно потрепал и побил, что Кнайф даже присесть не мог, ибо всё тело болело. И вместо того, чтобы уйти с чувством гордости за самого себя, круассан взял и… помог ножу встать. Пока Кнайф стоял, скрючившись, в недоумении, Курасан огляделся по сторонам и повёл врага в куда-то в лес. Конечно, Кнайф начал вырываться, ведь не совсем было ясно, что затеяла эта булка, но рогатый был упрям и силён. И он приволок ножа к речке, где после привёл в порядок. А под «привёл в порядок» я имею ввиду неаккуратные вымывания холодной водой, которую он набирал в одну ладонь и грубо ополаскивал ею ушибы и синяки Кнайфа. Тот был в шоке, но ничего не говорил, и просто наблюдал за действиями Курасана. И после водных процедур Курасан просто оставил Кнайфа одного у реки и направился по своим делам. Нож даже не совсем понял, что это было: ещё один метод, как унизить врага или он так извинился?       После произошла ещё одна взбучка, на этот раз выиграл Найф. Он ощущал удовлетворение от победы, но вместе с ним и жалость к проигравшему. Смотря на потрёпанного Курасана, что морщился от боли и потирал ушибленный лоб, у ножа внезапно появилось огромное желание взять и позаботиться о нём.       «Это просто услуга за услугу», — думал тогда нож. «Он меня вылечил, теперь и моя очередь. Так поступают честные обджекты»       Теперь у них это является неким негласным правилом, что победитель в обязательном порядке должен подлечить проигравшего. И неважно, насколько серьёзной была причина их драки. Будь то большие различия во мнениях чего-либо или обычные придирки друг к другу.       В такие моменты Кнайф чувствовал себя… необычно. Когда его лечили, то было так странно ощущать такую заботу от врага. Да о нём в принципе редко кто заботился. Покопавшись в голове, он обнаружил лишь маленькие воспоминания, как за ним ухаживали родители, и, может, как его кормила Лампчка суши. А тут его враг.       Но можно ли назвать его врагом?       Когда он лечил Курасана, то не раз ловил себя на том, что старается как можно аккуратнее перебинтовать или нанести лечащую мазь.       Это так глупо. Сначала ты дерёшься с врагом, выбиваешь из него всю дурь, а потом залатываешь его раны.       И Курасан чувствует то же самое. И это показывает не только то, что он первый начал лечить после драки, но и заботливые и нежные прикосновения. Может булка пыталась это скрыть, но нож видел, как он осторожно перебинтовывал его руку, пытаясь не слишком туго затягивать ткань. И каким он сосредоточенным выглядел. Таким серьёзным Курасан не выглядел даже во время испытаний. Значит ли это, что…?       — Вот и всё, — кухонный закончил. Последний штрих – розовый пластырь с сердечками на ранке.       Курасан поднёс руку к лицу, стал внимательно разглядывать.       — М-да. И где ты нашёл такое?       — Одолжил у кое-кого, — усмехнулся металлический, почёсывая затылок.       — Ясно… — пробормотал тот, начав обводить пальцем рисунок сердца.       Вновь наступила неловкая тишина. В прошлые разы они просто разбегались по сторонам до следующей взбучки, но сейчас было по-другому. Курасан стал болтать ногами, уставившись куда-то в землю. Кнайф тоже предпочёл смотреть куда-то в сторону. Оба молчали, но и не хотели уходить. Одному из них хотелось что-то сказать, нужное слово вертелось на языке…       Раздался кашель от круассана.       — Спасибо.       Кнайф затаил дыхание, в ожидании продолжения, но Курасан больше ничего не сказал. Нож стал раздумывать, как, собственно, ответить? Тоже поблагодарить? Сказать, что ему было не сложно?       Мир вокруг словно замер, нож остался наедине со своими мыслями и чувствами. В горле как будто что-то застряло, появились тиски на шее, а сердцебиение замедлилось. Он пытался понять, что с ним происходит. Почему Курасан вызывает у него такую реакцию? Что в нём такого особенного?       Сам он       Курасан особенный. Эти его рожки, хитрый взгляд, походка, манера речи… Всё было в нём особенным.       Вместе с воодушевлением Найф ощутил и страх. Во рту пересохло, а мысли стали путаться. Резкие перепады настроения навалились на него большой волной, морально сбивая ног.       Единственное, что он смог сделать – это положить ладонь на рог Курасана, тем самым привлекая его внимание. Булка подняла бровь, находясь в недоумении, но не было видно, что он против. Это заставило Кнайфа начать говорить.       — Я… слушай… мне… — в глаз словно что-то попало, и в силу своего характера нож готов был заплакать. — Мне жаль… Прости меня.       За что он извиняется?       Много за что. За ту самую большую ссору, за драку, за все оскорбления, за всё. Но он не мог всего этого озвучить. Он тоже смог вытолкнуть из своего рта только одно слово, на большее он и не способен. Оставалось только мысленно молиться, чтобы Курасан всё понял.       Чужое прикосновение к своей руки словно электрическим током отдалось по всему телу. Кнайф замер, а после медленно повернул голову в сторону. Курасан накрыл чужую ладонь своей, и посмотрел немигающим и умиротворённым взглядом, отчего Кнайф нервно вздохнул.       — И ты меня. Радость стрелой проникла в тело ножа и расцвела, как цветок, в груди. Стало очень приятно, и даже тепло. Кухонный пару секунд поглядел на Курасана, прежде чем опустить взгляд вниз.       — Можем ли мы… Прогуляться где-нибудь вечером?       — Конечно, — незамедлительно ответил булочный.