Имение / The Estate

— В целом да, если ты не надумаешь снова воткнуть в меня иглу. Тебе же не потребуется делать мне уколы? — невзначай поинтересовался Уилл, проверяя Ганнибала на прочность. Каждый раз, делая это, он подспудно ожидал, что к его горлу приставят скальпель. Но скальпель не появлялся и это смущало Уилла еще больше. — Думаю, мы уже миновали этот этап, — задумчиво произнес Ганнибал. Миновали этап чего? Лжи? Медикаментозного сна? Манипуляций? Если они уже миновали этот этап, то куда они движутся теперь? Ответа на этот вопрос у Уилла не было. — Пока ты отсутствовал, я успел убрать в гостиной и столовой. Гостиная как раз напротив кухни, подожди меня там, пока я принесу бинты. Ганнибал не оставил Уиллу времени отказаться или согласиться и просто вышел из комнаты, оставляя Грэма одного. Уилл некоторое время просто стоял на месте, недоумевая, как он умудрился вляпаться в подобную ситуацию. Застрять с Ганнибалом Лектером в доме его детства, в окружении призраков прошлого, которых Ганнибал, казалось, попросту предпочитал не замечать, и вести себя с ним нарочито язвительно и грубо, прекрасно зная, что это основная причина, по которой доктор Лектер убивал людей. Он, должно быть, выжил из ума и, возможно, не только он. Все в этом импровизированном лимбе казалось настолько диким и странным, что Уилл действительно не знал, может ли стать еще хуже. С Ганнибалом Лектером ничего нельзя было сказать наверняка. В конце концов, Уилл вынырнул из глубин своего разума и двинулся в гостиную. Когда он вошел туда, то на секунду запнулся на пороге — Ганнибал уже был в комнате, причем в полной боевой готовности, – он сидел на диване с аптечкой в руках. Черт возьми, сколько же Уилл простоял столбом на одном месте, блуждая в перепутьях своих фантазий? Видимо, куда дольше, чем ему казалось. — Я уже было начал переживать, что ты передумал. Уилл оторопело моргнул. — Эммм.. нет, я не передумал, — Уиллу не хотелось извиняться за опоздание. Извиняться перед Ганнибалом казалось неправильным и излишним, так что он решил просто сказать как есть. — Просто задумался и, очевидно, потерял счет времени. Не ожидал, что застряну так надолго. Грэм намеренно избегал смотреть на Лектера, блуждая взглядом по книжным полкам. Они казались пыльными даже отсюда. Интересно, там вообще были книги на английском? Хоть одна? — Иди сюда, — позвал Ганнибал, хлопая по сидению рядом с собой, — садись. Уилл проглотил едкое замечание о том, что он все-таки не собака, чтобы ему указывали жестом куда сесть, и занял предложенное место. Немного поколебавшись, он снял с себя рубашку и отбросил ее в сторону, изучая бинты. Повязка выглядела несвежей, бинты испачкались и пропитались кровью. — Черт, наверное мне следовало раньше попросить тебя о помощи. — Наверное, мне следовало самому предложить тебе ее, — в тон Грэму произнес Ганнибал, доставая нужные инструменты. — Я был неправ, пустив все на самотек. Не хотелось оказывать на тебя давление, но, как оказалось, мое бездействие в итоге повлияло на санацию твоей раны. Я упустил этот момент. Уилл почувствовал себя ребенком, что решил отморозить уши назло родителю. Он ощутил себя полным дураком. — Я тоже не подумал об этом, иначе попросил бы тебя о помощи гораздо раньше, — еще раз промямлил Грэм. Несколько секунд они просто молчали, глядя друг на друга, а потом Ганнибал грациозно скользнул на пол, вставая перед Уиллом на колени. Он намеренно двигался очень медленно и плавно, чтобы не создавать угрозы, но Уилл все равно дернулся, заметив ножницы у Лектера в руке. — Воу, а это еще зачем? Если бы Ганнибал закатывал глаза, он бы непременно их закатил, но он был выше этого, поэтому сардонически изогнул одну бровь. — Я не смогу нормально обработать рану, сидя на диване. Поэтому просто не дергайся и разреши мне срезать бинты, — Лектер выразительно поднял ножницы к плечу, обозначая свое намерение. — Ты позволишь? Уилл замер на месте, усилием воли подавляя желание отпрянуть. Он уже достаточно страдал от рук Лектера, чтобы иметь в отношении него обоснованные подозрения. Но в этот раз… в этот раз Лектер не стал бы возиться с ним так долго ради того, чтобы в итоге просто пырнуть его ножницами. — Ага, — кивнул Уилл, запуская пальцы в обивку дивана. Он усиленно смотрел на стену напротив, избегая наблюдать за коленопреклоненным Ганнибалом. Ганнибалу не шла эта поза, он был не из тех, кто подчиняется и встает на колени. Напротив, доктор Лектер был хищником высшего порядка. Он доминировал над людьми и ситуацией, и сейчас его коленопреклоненная поза не изменила этого ощущения ни на грош. Уилл тихо выругался, понимая, что его по-прежнему пугает человек, стоящий перед ним на коленях, даже несмотря на уязвимую позу и благие намерения. Когда Лектер щелкнул ножницами, начиная срезать повязку, Уилл только поморщился и крепче запустил пальцы в диван. Ганнибал был целиком сосредоточен на задаче, источая профессионализм опытного врача, посвятившего много лет медицинской практике. Он методично срезал повязку, отложил использованные бинты на стол и взял флакон с антисептиком. Смочив марлевый тампон в обеззараживающем средстве, Ганнибал, не думая, взял Уилла за бицепс, чтобы он не дернулся, и приложил тампон к ране. Уилл зашипел, вторя раствору перекиси водорода, пенящемуся на коже, но жест Лектера удержал его на месте. Более того, он придал Грэму достаточно уверенности, чтобы тот рискнул посмотреть вниз. Сегодня пулевое отверстие выглядело намного хуже. Края раны казались красными и воспаленными, а само отверстие сочилось сукровицей, намекая своим видом, что после заживления оно оставит после себя уродливый шрам. — Ну и как тебе? Ганнибал только хмыкнул, продолжив заниматься делом. Он промывал рану Уилла, невесомо поглаживая его пальцами по обнаженному плечу, и Грэм не мог не думать об этом. Доктор Лектер был не из тех, от кого ожидаешь утешения. Все его напускное сочувствие и сострадание всегда были лишь способами манипуляции, средствами добиться своего, так зачем он делает это теперь? — В смысле… Разве оно должно так сильно пениться, если рана заживает? — спросил Уилл, зная, как глупо прозвучал его вопрос. На самом деле ему не нужен был ответ, ему просто было нужно отвлечься. Ганнибал был слишком близко, между ними было слишком много контакта, много голой кожи и прикосновений, от этого у Грэма гудело в голове. — Рана действительно заживает, — подтвердил Ганнибал, склоняясь еще ближе, чтобы как следует изучить ранение. Он пальпировал кожу и прощупал мышцы, проверяя подвижность лопатки, — но прошло слишком мало времени. Перекись всегда пенится, вступая в контакт с кровью, так что это нормально. В любом случае, я прижег рану, но она по-прежнему может мокнуть, выводя излишки жидкости, ведь я не стал накладывать швы. Первые признаки исцеления будут видны через пару недель, когда начнет заживать кожа. Мышцы будут восстанавливаться дольше, до нескольких месяцев. Главное – следить за чистотой. Ганнибал взял очередное средство и начал втирать его в кожу вокруг раны Грэма подушечками пальцев. Это заставило Уилла поежиться. Обилие тактильных ощущений буквально сводило его с ума. Тупая ноющая боль в сочетании с мерными движениями деликатных пальцев приводила профайлера в странное состояние, и Уилл пока не мог понять, нравится ему это или нет. — Может быть… — он сухо сглотнул, щелкнув горлом. — Может быть, имеет смысл носить перевязь? Если Ганнибал и заметил смятение Уилла, то не подал вида, привычно подробно отвечая на вопрос. — В принципе да, если хочешь, но в этом нет особой нужды. Пуля не задела кости, и ты вполне справляешься без подобной конструкции. Безусловно, я попросил бы не поднимать руку вверх и не нагружать ее лишний раз, но в ограничении нагрузки — боль лучший советчик. Ты сам поймешь, если сделаешь что-то не то. Единственное, что я бы рекомендовал – чаще менять повязки, чтобы избежать инфекции. Вот, в общем-то, и все. Закончив наносить антисептик, Ганнибал сделал нечто совершенно невероятное. Он склонился ниже и мягко подул на рану, словно пытаясь быстрее высушить влагу, и Уилл замер, забыв, как дышать. Он медленно опустил глаза вниз, натыкаясь взглядом на Лектера, который, казалось, был ошеломлен произошедшим ничуть не меньше, чем Грэм. Они были ужасно, непростительно близко. Уилл к тому же еще был обнажен выше пояса, и ловкие пальцы Ганнибала цепко держали его за предплечье, в то время как другая рука для равновесия упиралась Грэму в живот, ровно в то самое место, где на его коже виднелся шрам. Шрам, оставленный ему Ганнибалом Лектером. Доктор проследил за взглядом Уилла, и его пальцы дернулись, будто он не ожидал обнаружить их в столь интимном месте. Но вместо того, чтобы просто убрать руку, Лектер аккуратно провел кончиком пальца по всей длине рубца. Это было сравнимо с ударом поддых, так резко воздух покинул легкие Грэма. Он застрял между настоящим и прошлым, между ощущением теплых твердых пальцев, нежно гладящих «улыбку» чуть выше пупка, и холодным лезвием ножа, вспоровшего ему живот. Уилл не мог отпрянуть, даже если бы захотел, и он совсем не был уверен, что хочет именно этого. Он просто ошеломлённо сидел и смотрел на пальцы поверх старого шрама, оставленного ими же, не в силах даже вздохнуть. — Ты видишь его впервые, да? — хрипло спросил Уилл, с трудом узнавая собственный голос. Он облизал губы, наблюдая за тем, как палец Ганнибала мерно скользит по коже, лаская шрам. Так, словно доктор сейчас тоже провалился в воспоминания о том дне и не может найти дорогу назад. Лектер убрал руку и склонился к коже, любуясь оставленным им следом. Он и не подумал отодвинуться назад. — Так и есть. Часть меня наивно полагала, что порез зарастет, не оставив следа. — Значит, когда ты переодевал меня накануне, ты решил не смотреть? — недоверчиво спросил Уилл. — Мне казалось, что я не имею на это права, — тихо произнес Ганнибал, снова принимаясь ласкать выпуклый шрам кончиком пальца. Все это было невыносимо интимно, тяжесть их взаимного прошлого давила на сознание, кутая обоих в тягучую патоку момента. Казалось, что время и вовсе остановилось. Остались только мерные движения и тяжелое дыхание их двоих. — Я подарил его тебе. Значит, теперь он только твой. — Это твой способ сказать, что тебе совершенно не жаль? — снова спросил Уилл, прикусывая губу. Он так и не остановил Лектера, позволяя ему гладить свой живот, словно это самая нормальная из вещей. — Или способ убедить меня в том, что вспоротый живот – это дар? — Ты ведь и сам знаешь, что я не испытываю сожалений. Это бессмысленная эмоция, она не приносит никакой пользы в текущий момент твоей жизни. — Значит, тебе повезло. Не всякому дано выбирать то, какие именно эмоции ему хочется испытывать. — Я не выбираю то, какие эмоции хочу испытывать, — повторил Лектер и давление на живот Грэма усилилось. Фактически, он вжал Уилла в диван, вынуждая оставаться на месте, — но я могу выбрать, испытывать их или нет. Уилл еще раз облизал губы и на секунду позволил себе просто провалиться в глубины глаз Лектера. Потом он прищурился и внимательно всмотрелся в Ганнибала, пытаясь понять выражение его вечно бесстрастного лица. Попытка, как и всегда, оказалась провальной. Уилл не стал бы спрашивать об очевидном, о том, что Лектер испытывает к нему сейчас, это было бы слишком глупо, невежливо и банально. Поэтому он задал другой вопрос. — Ну вот, теперь ты, наконец, его увидел. И что ты по этому поводу чувствуешь? — По поводу шрама? — лицо Ганнибала стало абсолютно нечитаемым, губы сжались в тонкую линию, а пальцы, лежащие на животе, напряглись. Теперь это было уже не случайным жестом. Грэму казалось, что он чувствует когти чудовища, притворяюшегося человеком, жаждущие собственнически вонзиться в его плоть. — О, я испытываю очень много эмоций. Уилл с трудом расслышал сказанное, оглушенный грохотом собственного сердца в ушах. Ему было жарко, ему было трудно дышать. Но хуже всего было то, что он возбуждался. Уилл отчетливо чувствовал, что член начинает наливаться, натягивая ткань узких брюк, и у него не было никакой возможности скрыть эту внезапную реакцию, ведь он был зажат между Ганнибалом и диванными подушками. Уилл знал, что он в состоянии все прекратить, достаточно было просто сказать слово, но… Это было территорией, на которую они вступили в самый первый раз, это был совершенно иной танец, иной уровень доверия, и Уиллу не хотелось это прекращать. Отчего-то он был уверен, что стоит только ему перестать задавать вопросы, прекратить следовать за Ганнибалом след в след, и Лектер прекратит эту игру. Он отступит и сделает вид, что ничего не произошло. Уилл не мог этого допустить. — А что... — пальцы Лектера дрогнули, и Уилл поперхнулся начатой фразой, — что бы ты хотел по этому поводу предпринять? По тому, как расширились зрачки Лектера и совершенно непроизвольно приоткрылся рот, Уилл понял, что только что дал ему своего рода вербальное разрешение продолжать. В следующую секунду ладонь Ганнибала скользнула от живота к здоровому плечу, и Уилл оказался вжат в спинку дивана. Без лишних слов Ганнибал склонил голову и широким мазком лизнул Грэма вдоль всего шрама на животе. Уилл захлебнулся вздохом и резко дернулся, вызывая всплеск боли в раненом плече, но Ганнибал крепко держал его за другое, не позволяя сбежать. Вторая рука Лектера каким-то невероятным образом оказалась у Уилла на бедре, и Грэм хотел бы возмутиться по этому поводу, но не смог, потому что Ганнибал вжимал его бедра в диван по одной единственной причине — чтобы они не толкались наверх в интуитивной жажде неизвестно чего… Это было настолько непристойно и неожиданно, что Уилл не знал, чего ему хочется больше – накричать на Ганнибала, простонать в ответ или двинуть ему кулаком в скулу и позорно сбежать. Но ничего из этого Уилл сделать не успел. Лектер жадно всосал кожу на животе в рот, целуя одну из половин длинного шрама, и Грэму оставалось только дрожать. Когда он посмотрел вниз и увидел все происходящее собственными глазами, с его губ сорвался такой непристойный стон, что он не смог бы забыть его до конца своих дней. Его тело пылало, а разум был оглушающе пуст. Ганнибал крепче всосал в себя кожу, сдобрил поцелуй укусом и выпустил ее обратно, оставляя поверх шрама мокрый багровый засос. Несколько секунд они по прежнему сидели неподвижно, и в тишине комнаты не было слышно ничего, кроме сбившегося дыхания обоих. Потом Ганнибал последний раз сжал бедро Уилла и убрал руки, принимаясь собирать бинты и антисептик. — Я не буду накладывать повязку, чтобы рана могла подышать, — совершенно спокойно и ровно произнес Лектер, тем самым тоном, который Уилл ненавидел больше всего. Потом он взял в руки аптечку и просто вышел из комнаты. Уилл остался сидеть на диване, чувствуя, как у него на животе медленно высыхает чужая слюна. Он тщетно пытался осознать то, что сейчас произошло, но не мог. Его что, только что действительно поцеловал другой мужчина? И не просто мужчина, а Ганнибал. Причем с таким видом, будто для него это совершенно естественно и нормально, будто он делает это каждый день! Хотя… в ситуации с Ганнибалом ничего нельзя было сказать наверняка. Возможно, Лектер просто был привычно эксцентричен. Но его вид слишком ярко отпечатался на сетчатке глаз Уилла, чтобы он мог перестать его вспоминать. Эти встрепанные волосы, лихорадочный румянец на скулах, припухшие влажные губы и горящие желанием глаза. Нет, Ганнибал не был просто эксцентричен, вопреки всякой логике и здравому смыслу, он выглядел так, будто он… Нет! Уилл мотнул головой, вытряхивая из кудрей непрошенные мысли, и сел на диване, стиснув снятую рубашку в руках. Он подумал было надеть ее снова, но рубашка была уже изрядно несвежей, а у Уилла была открытая рана на плече, которой следовало подышать. На этот раз Уилл решил прислушаться к совету доктора и не стал надевать рубашку, несмотря на то, что свежий засос мозолил ему глаза. Черт подери, Лектер оставил ему этот засос так же уверенно и спокойно, как некоторое время назад отдал ключи от машины. Уилл не мог понять, злиться ему на это или паниковать. Одно он знал точно – он не сможет выкинуть произошедшее из головы, особенно сейчас, когда эрекция настолько ему мешала, что он не мог ровно идти. Было ли это неожиданным поворотом событий? Возможно. В глубине души Уилл знал, что между ними что-то происходило, он замечал намеки на подобное и раньше. Ожидал ли он, что это в конце концов произойдет? Откровенно говоря, нет. Не то чтобы он вообще не допускал мысли или был так уж категорически против. Скорее, он был просто удивлен. Уилл простонал, с остервенением растер лицо ладонями и наконец поднялся с дивана, забирая грязную рубашку с собой. Он слишком поздно осознал, что еще не принимал душ. Направляясь к себе в комнату, Уилл все же нашел в себе силы заглянуть на кухню. Ганнибал предсказуемо был именно там и уже приступил к приготовлению ужина. — Эм… Ганнибал? — Да, Уилл? — последовал полный дружеского участия спокойный ответ. После всего, что он только что сделал, Ганнибал даже не повернул в его сторону головы, слишком поглощенный нарезкой овощей. Уиллу нестерпимо захотелось кинуть в него грязной рубашкой, чтобы привлечь внимание. Впрочем… Что еще Ганнибалу оставалось делать? Было очевидно, что Уилл не хотел ни вспоминать о произошедшем, ни говорить, и уж тем более он не хотел это повто… гм… Мысли Грэма опять свернули на опасную дорожку, и он упрямо стиснул зубы и глубоко вздохнул, пытаясь от них избавиться. — Я бы хотел принять душ, но не знаю, можно ли мне, — Грэм указал на рану в плече. Ганнибал не обернулся, угадав его жест по паузе. — Старайся лишний раз не мочить рану и не мой ее с мылом. Если кожа намокнет, в этом нет ничего страшного, я могу нанести антисептик еще раз, — все это было сказано так же спокойно и ровно под непрекращающийся стук ножа о разделочную доску. Уилл промычал нечто среднее между «спасибо» и «окей» и пошел к себе в комнату, чтобы все же принять душ. После душа Ганнибал действительно нанес на плечо Грэма вторую порцию антисептика и наложил легкую повязку. В этот раз все прошло быстро и легко. Доктор Лектер вел себя абсолютно профессионально и, закончив, пригласил Уилла к столу. Грэм ощутил неприятный укол разочарования. Не то чтобы он ожидал повторения произошедшего, скорее просто тянущее чувство предвкушения плотно засело у него в животе. То, что произошло сегодня в гостиной, открывало совершенно новую сторону их отношений. Сторону, о которой Уилл никогда даже не подозревал. И сейчас его мысленный поток менялся, как в свое время менялся Дворец памяти Ганнибала, достраивая общие комнаты для Уилла Грэма. Теперь река Уилла, в которой он обычно скрывался от мира, рыбача, тоже содержала в себе место для Ганнибала. И Уилл понятия не имел, куда приведет их этот новый, изменившийся поток. — Обычно я не приветствую за своим столом гостей без рубашки, но, учитывая, обстоятельства, сегодня я, пожалуй, не стану возражать, — поддразнил Ганнибал, уходя в кухню за основным блюдом. — Как это щедро с твоей стороны, — без особого запала огрызнулся Грэм, все еще дрейфуя в своих мыслях. Он не знал, на что именно намекал Лектер, на его рану или на возможность полюбоваться своим засосом со стороны. Какой странный вечер. Грэм никогда не думал, что между ними возможен роман. Это было бы просто нелепо. Они оба были совсем не из тех, с кем возможно все это банальное «долго и счастливо», они были людьми совершенно иного толка. Уилл продолжал размышлять о произошедшем даже тогда, когда Ганнибал расставил на столе вереницу своих привычно великолепных блюд. Уилл хотел быть уверен в том, что он обдумал все тщательно и полностью. И, обдумав, он убедился в том, что не испытывает к Ганнибалу романтического интереса. В то же время он уже не испытывал к нему и враждебности. У Грэма и так ушло слишком много времени на то, чтобы осознать этот простой факт – он не считал Ганнибала своим врагом. Никогда. Но Уилл понял это только сидя с ним бок о бок в галерее Уфицци, когда впервые за долгое время ощутил, что он на своем месте. Что он именно там и с тем, где ему хочется и положено быть. «Я никогда не знал себя лучше, чем тогда, когда я был с тобой» Нет, это была не романтическая влюбленность. Не извечная битва добра со злом, не попытка совершить правосудие, и даже не дружба. Все, что приходило Грэму в голову было слишком простым и банальным, чтобы описать всю гамму испытываемых им чувств. Уилл посмотрел на мужчину, занявшего за столом место справа от него, понимая, что все это было ему слишком знакомо и даже привычно. Именно так они всегда рассаживались, ужиная в доме у Лектера в Балтиморе, и Ганнибал точно так же деликатно улыбался, предлагая Уиллу продегустировать его блюдо. Нет, Уилл не испытывал к Ганнибалу какого-то отдельного чувства, он испытывал все чувства сразу. И даже сверх того. Решив больше не мучить себя раздумьями, Уилл взял вилку и приступил к еде. Разумеется, Ганнибал выжидательно приподнял одну бровь. Заметив до боли знакомый жест, Грэм не выдержал и улыбнулся. Это была первая по-настоящему искренняя улыбка, адресованная им Лектеру за долгое время. Уилл знал, что груз их прошлого никуда не исчез, просто он стал более выносимым. — Невероятно вкусно. После этой фразы выражение лица Лектера изменилось, взгляд стал более острым и пронзительным, будто он не верил в искренность улыбки на лице Уилла. Он успел положить в рот еще несколько порций еды, прежде чем поймал себя на том, как пялится и немедленно отвел взгляд. — Прости меня, Уилл. — Я сказал что-то не то? — Нет, — Ганнибал качнул головой, — скорее, наоборот. — Ладно… — пробормотал Уилл и снова уставился в свою тарелку. — Ты уже думал о выборе новой профессии? О том, чем хочешь теперь заняться? — спросил Ганнибал, деликатно меняя тему и доливая в их бокалы еще вина. Уилл немедленно уставился на него через стол. — Зачем мне об этом думать? — Я полагал, что ты не захочешь возвращаться к работе в ФБР. Безусловно, ты профессионал в этой области, но мне казалось, что тебе захочется перемен. — А ты, как я понимаю, будешь этому только рад, — ответил Уилл, засовывая в рот еду. — Тебе никогда не нравилось, что я работаю на ФБР. — Это не совсем так, — деликатно возразил Лектер, уделяя внимание вину. — Мне не нравилось то, что Джек использует твой дар не во благо делу, а во вред тебе. Он тебя разрушал. — Ну конечно. Ведь ты хочешь быть единственным, кто имеет право меня разрушать, — фыркнул Уилл, констатируя очевидное, ведь они оба знали, что он абсолютно прав. К чести Ганнибала, он даже не моргнул. — Да, хочу. Уилл сухо сглотнул, пытаясь игнорировать то, как жарко и тесно вдруг стало в комнате, и нервно дернул плечами, наигранно смеясь. — Что ж, тогда ты должен быть счастлив, я действительно не вернусь в ФБР, — Уилл пожал плечами и расслабленно откинулся на спинку стула, вертя в руках початый бокал с вином. — А что до того, чем мне заниматься теперь… Честно говоря, я не знаю. Я всегда любил рыбачить, но не хочу становиться рыбаком, ведь тогда мое хобби превратиться в обязательный труд. Возможно, я мог бы заняться мелким ремонтом, но я не хочу торопиться. У меня все-таки есть деньги, пусть я и не слишком богат. Думаю, я смогу найти способ свести концы с концами. — Значит, у тебя достаточно времени, чтобы осмысленно выбрать свой путь, — поддержал Ганнибал, поднимая бокал. — За твое будущее, Уилл. Грэм не оценил тоста. — Возможно, у меня нет будущего. Возможно, после всего произошедшего, я сам себя его лишил. — Почему? — просто спросил Ганнибал, продолжая смаковать вино. Уилл свой бокал осушил залпом. Он побарабанил пальцами по опустевшему бокалу и задумался, стоит ли признаваться в этом вслух. Возможно, разумнее было бы промолчать, но сказанное вряд ли могло сделать текущую ситуацию хуже. — После того, как ты исчез, — Уилл выдохнул и, собравшись с силами, продолжил, — Джек однажды заходил ко мне. Тогда я признался ему, что хотел убежать с тобой. Слова были сказаны, дороги назад не было. Грэму оставалось только гадать, как именно Ганнибал воспримет его слова. Лицо Лектера моментально потемнело, и когда он снова подал голос, его слова были не громче шепота. — Тогда почему? — Почему я не сбежал? — Уилл отставил бокал, глядя прямо на Лектера. — Я уже говорил тебе, почему. Все произошло бы на твоих условиях, на условиях, которые я был не готов принять. Если ты приглашаешь кого-то разделить с тобой будущее, ты должен позволить ему действительно его разделить. Дать шанс стать равноправным участником, а ты был не готов делиться, Ганнибал. Ты хотел просто взять меня с собой, как какую-то вещь. Лектер открыл было рот, чтобы с этим поспорить, но потом нашел ему иное применение и сделал еще глоток вина. — Я не хотел, чтобы это выглядело так. — Я знаю. Ганнибал моргнул и в удивлении поднял на Уилла глаза. Это был тот редкий момент, когда Лектер был абсолютно безоружен. У него не было для подобного откровения ни одного выверенного, отрепетированого или уместного выражения лица. Грэм скупо вздохнул. — Я знаю, что ты не хотел, чтобы все так вышло, но в итоге все обернулось именно так, — сказал Уилл, остро ощущая отсутствие на себе рубашки. — Когда я отклонил твое предложение, я не отвергал тебя, Ганнибал, я просто не согласился на те условия, что ты мне предложил. Лицо Ганнибала утратило всякое выражение, он перестал притворяться нормальным, а значит он стал по-настоящему искренним. Они оба внезапно забыли о еде. — Теперь я тебя понимаю. — Серьезно? — Грэм рассмеялся, — Потому что даже я не понимаю сам себя. — Что ж… — лицо Ганнибала снова смягчилось, обретая привычное выражение. — Признаюсь, я никогда не смотрел на произошедшее с этой стороны. Спасибо тебе, Уилл. Грэм покраснел и неловко отвел глаза. — Да ладно, я же просто был честен. — И я весьма тебе за это признателен. — Не стоит меня благодарить. — Договорились. Хочешь еще вина? — Господи, да! Это был идеальный способ сменить тему и забыть о смущении. Когда Ганнибал переключился с Уилла на бокалы, Грэм был благодарен ему как никогда. Покончив с непривычной откровенностью, они оба погрузились в собственные мысли, проводя остаток ужина в непривычной тишине. Вероятно, каждый из них хотел осмыслить сказанное, но, вполне возможно, они оба просто впервые осознали ту пропасть, которую им предстоит пересечь. Уилл нарушил тишину первым. Забыв о манерах, он положил локти на стол и склонился к Ганнибалу, чтобы задать мучающий его вопрос. — Вот так мы теперь и будем жить? Разговаривать, есть и снова разговаривать? Пить вино, пока не опустеет погреб, снова есть и снова говорить, и так без конца? Ганнибал улыбнулся. — В твоих устах это звучит так себе. — Нет, — Грэм тряхнул головой. — Я совсем не об этом. Я спросил только потому, что хотел услышать что-нибудь в ответ. Ганнибал не торопился с ответом, он медленно смаковал вино, обдумывая, что лучше сказать. — Ты не задаешь мне прямой вопрос потому, что знаешь, что у меня нет конкретного плана. Таким образом, твоя фраза либо является предложением обсудить наше общее будущее, либо способом избежать разговора о том, что произошло в гостиной… Уилла бросило в жар. — Либо попыткой заставить меня самому начать этот разговор. Ганнибал впрямую вызывал Грэма на беседу, и больше всего на свете Уиллу сейчас хотелось провалиться сквозь землю, чтобы избежать этого разговора. Уилл не хотел говорить о том, что произошло в гостиной. Не хотел обсуждать ни искрящее напряжение, ни неуместное возбуждение, ни рот Лектера на своей обнаженной коже. Он и думать об этом не хотел. Если бы не одно "но"… Его разум услужливо поставил этот момент на повтор и весь вечер показывал Уиллу произошедшее, заставляя без конца обдумывать, что это могло значить для него и для них. Это было чем-то настолько новым и непривычным, что разум Уилла не способен был переварить это в одиночестве. Грэм знал, что если они не поговорят, к утру он просто сведет себя с ума. Да, для человека не любящего психоанализ, Уилл слишком часто анализировал сам себя. Приняв непростое решение, Уилл дал себе время собраться с мыслями для неудобного разговора, укрепил решимость остатками вина и наконец посмотрел на Лектера. — Это было весьма неожиданно. Ганнибал позабавленно хмыкнул. — Неужели? Уилл нахмурился. — Не делай этого. Это тебе не теннисный матч. — Хорошо, — Лектер кивнул в знак согласия. — Это было импульсивно с моей стороны. — Безусловно, — поддержал его профайлер, — ты крайне импульсивен, но с этим ничего не поделать, ведь это составляет суть твоей личности. Несмотря на все твои планы и скрупулезно выверенные ситуации, все твое поведение – не более чем набор порывов и импульсов. Такой уж ты человек. Услышав это, Ганнибал сделал нечто настолько невероятное, что Уилл на секунду буквально остолбенел. Ганнибал расхохотался. Это был не просто смешок или полуулыбка, это был настоящий смех искреннего веселья. — О, Уилл, — смех растаял, оставляя после себя улыбку. — Меня всегда восхищало твое умение видеть меня насквозь. Ганнибал по-прежнему смотрел на Уилла, и его взгляд медленно менялся, становясь бритвенно-острым. Теперь он проникал глубоко внутрь. Уилл с трудом мог дышать, чувствуя себя бабочкой, приколотой к доске энтомолога. Лектер склонился чуть ниже и его взгляд стал еще интенсивнее. — Это было импульсивно, но не неожиданно. Я очень давно хотел попробовать тебя на вкус. Во рту у Грэма внезапно пересохло. Ему пришлось сглотнуть дважды, прежде чем он смог что-то сказать. — Да, я знаю. Ты говорил мне об этом, но я думал, что ты имеешь в виду немного иной смысл. Улыбка окончательно исчезла с лица Лектера, теперь его выражение стало таинственным и манящим. Его взгляд искушал профайлера загадочным обещанием, и Уилл не мог отвести от него глаз. — Я знаю много способов попробовать тебя на вкус, Уилл, — едва слышно промурлыкал Ганнибал, плотоядно скользя взглядом по обнаженной груди Грэма. — Меня устроит любой. Уилл подавился воздухом. — Для тебя нет принципиальной разницы между тем, чтобы есть чужую плоть, или ее… Грэм сжал зубы, отказываясь продолжать фразу дальше. В ответ, лицо Ганнибала стало откровенно хищным. — Нет, для меня ее нет. — Звучит не очень-то обнадеживающе, — произнес Уилл, стараясь, чтобы его голос дрожал не слишком заметно. Ганнибал снова застал его врасплох. В их общении с Лектером не было полутонов и нюансов, в нем никогда ничего не было наполовину. Выбор всегда был между «всё» и «ничего». Уилла утомляла острота этих отношений, но он все равно был зависим от них. Ганнибал стал катализатором его существования, и только рядом с Лектером Уилл чувствовал себя живым. Ганнибал прищурился и снова откинулся на спинку стула, оставляя Грэму пространство, чтобы он смог снова вдохнуть. — Тогда скажи мне, Уилл, что бы тебя обнадежило? — спросил Ганнибал, бездумно водя кончиками пальцев по поверхности стола. В нем все еще сохранялась хищность, но Уилл видел, как цивилизованность обуздывает зверя, таящегося внутри. — Обещание, что я не буду поглощать твою плоть вовсе… Уилл в отчаянии зажмурился. — Или… — вкрадчиво продолжил Лектер, — данное мною слово, что я буду делать это только так, как ты сам бы хотел? Подтекст, скрывающийся в этой фразе, обжег изнутри, по венам пробежал электрический ток и внезапно вспотели ладони. Уилл зажмурился, но сказанное Ганнибалом все равно звенело в ушах. Уилл не знал, что чувствует по этому поводу. Его раздирали противоречивые эмоции, с которыми не получалось совладать. Он не знал, хотел он этого или боялся? Он не был уверен, от чего именно сердце выпрыгивало из груди — от отвращения или от жадного предвкушения. От всего происходящего просто кружилась голова. — Мне... — голос Уилла сорвался, и он попробовал снова. — Мне давно пора спать. Ганнибал молчал слишком долго. Так долго, что Уилл даже успел испугаться, что Лектер не даст ему ускользнуть и в этот раз. Но потом раздался звук отодвигаемого стула и стук приборов — доктор поднялся и начал собирать все со стола. Уилл не знал, благодарить ему Ганнибала или корить за предоставленную возможность избежать дальнейшего разговора, но он однозначно собирался ею воспользоваться. Так что, не предложив Лектеру помощи даже из вежливости, Уилл попросту сбежал к себе. Он взлетел по лестнице наверх и выдохнул только когда крепкая деревянная дверь захлопнулась за его спиной. Тогда он прислонился к ней спиной и закрыл глаза, не понимая, что именно с ним произошло. Он вел себя, как глупый подросток, хотя давно стал взрослым половозрелым мужчиной. Он не понимал, почему он не может просто поговорить с Ганнибалом о произошедшем. В этом не было ничего сложного или страшного, не было ничего такого, ради чего стоило опрометью бежать наверх. Он не мог оправдать свое поведение кризисом идентичности – это он пережил давным давно, рассказывая Джеку Кроуфорду, что с удовольствием бы перерезал ему глотку и сбежал вместе с Чесапикским Потрошителем. Их связь с Ганнибалом Лектером прошла через множество испытаний, Уилл не мог сомневаться в ней, так же, как он не мог списать все на сложности с сексуальной ориентацией. Они были близки с Ганнибалом разными способами, могли стать близки еще одним, вот и все. Так от чего он бежал? Тяжко вздохнув, Уилл оторвался от двери и дошел до кровати, чтобы шумно на нее рухнуть, а затем забрался под одеяло и долгое время ни о чем не думал, бессмысленно глядя в потолок. Изучая по нему время, которое оставило на древесине свои следы, запоминая карту трещин, пятен и сколов, и прислушиваясь к пульсации боли в плече. На самом деле, ему было не от чего бежать. Уилл больше не испытывал страха. Ганнибал вырезал из него способность бояться, как иные врачи вырезают аппендицит. С точки зрения Лектера и то, и другое не несло человеку практической пользы, вот и тревожность Грэма просто выплеснулась из него на пол кухни вместе с кровью, когда нож рассек ему живот. Потом его подлатали и отпустили домой, но Уилл уже изменился. Он больше не искал оправдания своим поступкам, он не пытался вписаться, он просто искал того, с кем ему будет комфортно, того, с кем ему будет по пути. Или, как сказал бы Ганнибал Лектер, того, кто увидит его. С этим была связана вся эта странная бравада его экстремального путешествия через океан, когда у Уилла не было никакого плана, кроме точки на карте и парусов. Именно тогда он и вступил на новый для себя путь, а значит его изменит не то, что произойдет с ним в этом доме, а то, что уже случилось там, в Балтиморе. Его жизнь изменилась безвозвратно, пути обратно в нормальность для него уже нет. А этот дом, он просто станет для него коконом для трансформации, и выйдя из него снова, Уилл будет уже совершенно иной версией себя. Он очистит свое прошлое, освобождая место для будущего. Что бы здесь сейчас ни произошло, это было абсолютно неизбежно. Так что в сомнениях Уилла не было ничего необычного – он просто стоял на перепутье. Ему казалось, что он стоит посреди коридора, полного дверей, где только одна комната из всех действительно ему подходила. Но если он ошибется, сделает неправильный выбор и шагнет не в ту комнату, дверь просто захлопнется у него за спиной, лишая возможности выйти наружу. Запирая в неподходящей реальности до конца его дней. У Уилла не было права на ошибку. Именно поэтому он сбежал, прячась в темноте своей спальни от выбора, который висел над ним, словно Дамоклов меч. Уилл не был таким стойким, как Ганнибал. Он не мог снова и снова собирать себя заново и просто продолжать жить. Чрезвычайные события и сложные ситуации изматывали его. Он не мог восставать из пепла бесконечно. Он был той самой чашкой, которую можно было бы склеить раз или два, но потом она уже не подлежала восстановлению. Если сейчас Уилл снова позволит себе ошибиться, он просто не соберет себя заново. Если он поддастся соблазну и перешагнет в отношениях с Ганнибалом еще одну черту, он не сможет так просто все отменить. Это же не случайный партнер, от которого можно сбежать поутру, оставив на тумбочке фальшивый номер. Нет, это станет чем-то постоянным, обычным, чем-то, что войдет в русло их отношений. Уилл должен быть уверен, что он к этому готов. В любой другой ситуации Грэм не стал бы придавать физическому аспекту такого значения, но в случае с Ганнибалом все было иначе и о случившемся нельзя было бы просто забыть. Это не означало бы даже признания в симпатии, нет, все было бы намного хуже. Это бы означало полное и безоговорочное принятие. Разум, душа и тело. Это называется абсолютной преданностью, ведь так? Уилл знал, что несмотря на все безумие ситуации, он принял образ мыслей Ганнибала. Он понял логику его разума и разделил ее, как, впрочем, и Ганнибал единственный из всех людей смог взаимно принять нестабильный разум Уилла. Если же говорить о душе, то Уилл принял и ее. Он видел тьму в душе доктора, он знал его демонов и лицезрел его зверя, но он все равно выбрал его. Он пришел к Ганнибалу, несмотря на все им содеянное, а это говорило громче любых слов. Дело осталось за малым — нужно было принять тело. Уилл задумчиво прикусил губу. Это был волнительный шаг. Их отношения с Ганнибалом были слишком спонтанны и полны сюрпризов, так что Уилл не представлял, к чему это все может привести. Он помнил, как Ганнибал восхищался перспективой трансформировать Рэндалла Тира, как он трепетал от перспективы отведать Фредди Лаундс. Ганнибал хотел найти не просто компаньона или друга, нет, он искал партнера, который разделит с ним абсолютно все. Его наслаждение насилием, его восхищение страданием, его право карать и миловать так, словно он сам Господь Бог. Оставшись с Лектером в его имении, Уилл уже буквально расписался в своем соучастии, а ведь он всегда гордился тем, что представляет закон и справедливость. Грэм считал себя защитником слабых, но с Ганнибалом у него был шанс стать кем-то другим. Создателем. Творцом. Он закрыл глаза и вспомнил те моменты, когда он сам вмешивался в жизни других. Вспомнил темное, липкое как смола наслаждение Ганнибала, увидевшего труп Рэндалла Тира на своем столе. Снова ощутил ту вспышку трепета и возбуждения, которая пронзила его в момент, когда он понял, что удивил этим Лектера. Ведь в глубине души он жаждал его признания. Он вспомнил, как намеренно подтолкнул Чийо к убийству ее пленника, а потом собственными руками трансформировал его. Конечно, он вспомнил про Эбигейл и про то, как он не смог ее спасти, но это было не единственной проблемой. В глубине души Уилл знал, что лежа там на кухне и ощущая пальцами бегущую из ее шеи кровь, он испытывал не ужас и не страх, а ощущение глубокой беспомощности, замешанной на горьком осознании, что все это отчасти к лучшему. Уилл не должен был стараться сохранить в своей жизни Эбигейл, его мир был слишком отравлен присутствием в нем Ганнибала, чтобы она могла выжить в нем. Если бы он заботился об Эбигейл, он, в первую очередь, оградил бы ее от себя. Он уже был слишком переплетен с Ганнибалом Лектером. Он забрался к нему под кожу, поселился в его голове, повлиял на мысли и речь. Внутренний голос Грэма давно звучал в его голове голосом Лектера, и Уиллу казалось, что они пропитали друг друга настолько, что их уже просто не выйдет разделить. Они видели друг друга в худшие моменты, и это уже нельзя было отмотать назад. Уилл огладил ладонью простыни, пытаясь успокоиться. Он помнил то время, когда он стал бы до хрипоты отрицать свою склонность к убийствам. Он бы доказывал с пеной у рта, что любые проявления его внутренней тьмы – ничто иное, как реакция на манипуляции Ганнибала. И сейчас он готов был признать, что с его стороны это было просто трусостью. Он малодушно пытался переложить ответственность за свои поступки на кого-то другого, отрицая то, кем является сам. Но Уилл не был дураком. Он не был чьей-то марионеткой. Он с самого первого дня видел намерения Ганнибала, и сам позволял ему продолжать. Более того, он его поощрял, Уилл сам манипулировал Ганнибалом, провоцируя его продолжать их игру. Уилл участвовал в этой шахматной партии по собственной воле и с большим удовольствием. Он не был жертвой или наблюдателем, он был равным Лектеру игроком. Он взглянул безумию в глаза и понял, что это то, что он всегда искал. Уилл не был невиновен. Но он все же сожалел. Он тосковал об утраченной человечности и сожалел о том обществе, частью которого он так и не смог стать. Уилл чувствовал себя опустошенным и обновленным одновременно, к тому же, его глодал страх. Грэма пугало то, как легко и просто он отвергал нормы традиционной морали, но он не изводил себя этим страхом. Он принимал его. Возможно, Лектер изменил его сильнее, чем Уилл ожидал. Вопрос был в другом, насколько сам Уилл смог его изменить. Это был самый дурацкий вопрос, который Грэм когда-либо себе задавал. Потому что он знал на него ответ. Ради него Ганнибал сорвал с себя человеческий костюм и показал свое лицо всему миру. Ради него он бросил стабильную жизнь в Балтиморе и оказался на другом конце света в доме детства, в месте, в которое он никогда не собирался возвращаться. Ради Уилла Ганнибал был готов изменить свое поведение и предложить Грэму честность и открытость, он готов был попытаться идти с ним на компромис. И со стороны Ганнибала Лектера это действительно было беспрецедентным даром. Уилл тоже его изменил и изменил необратимо и теперь должен нести за это ответственность, ведь он сделал все это нарочно, он точно так же манипулировал Лектером, как делал это с ним сам Ганнибал. Возможно, Лектер в силу опыта давил на Уилла сильнее, но Грэм тоже не оставался в долгу. Это была честная дуэль. Единственная проблема заключалась в том, что Уилл теперь не мог оставить Ганнибала. Он не мог выйти из ситуации, не разобравшись во всем. Вот только сейчас, осознав взаимность их манипуляций, Уилл впервые допустил мысль о том, что Лектер тоже чего-то от него хотел. Хотел получить ответы на вопросы, хотел понять, как ему жить дальше и разобраться во всем. Это, конечно, было смехотворное допущение, но возможно, только возможно, что Лектер сейчас был так же потерян, как и сам Уилл. Возможно, не только Ганнибал был якорем Грэма, но и Уилл, в свою очередь, был якорем Лектера и уравновешивал его. Грэм скупо усмехнулся. — Вот же ж блять. Осознание этого выбило из его груди весь воздух, но у Уилла не осталось сил паниковать, поэтому он просто заснул.