Одна улыбка до счастья

      Ксавье тонул в удивительно мягкой обивке дивана из крокодильей кожи, наблюдая издалека за взволнованной беседой всех членов семейки Аддамс. Хотя больше их разговор напоминал гротескное представление в театре — но из-за этого Ксавье в полной мере ощущал гамму чувств этих людей, которые смогли признать, что Уэнсдей не просто отправилась искать себе приключений, путешествуя галопом по всему миру. И почти что чистосердечное признание в этом так просто хранилось в комнате девочки, на самом видном месте. Но родители, не желающие лезть в творчество своей дочери, не имея на то её разрешения, — чему Ксавье поразился в хорошем смысле, — упустили важные несколько дней после её пропажи.       Только младший брат Уэнсдей не волновался за неё совсем. Из его уст слетали слова лишь о том, как он сочувствует её похитителю. И хотя остальные члены семейки частенько кивали, обсуждая, что в сущности ещё волноваться рано и действительно её похититель в большей опасности, они всё-таки допускали возможность, что девушка могла оказаться и в смертельно опасной ситуации. И как бы Аддамсы о смерти ни отзывались, они заметно не хотели потерять свою дочь. В их разговоре мелькали и предположения о похищении ради выкупа и для всяких извращений.       Фантазия Аддамсов о том, куда могла деться их дочь, заметно разыгралась. Особо фантастические теории срывались с пальцев Вещи, безостановочно жестикулирующего и ведающего, кажется, сюжеты всех романов и повестей о похищениях, какие только существовали в мире. Только зомбиподобный дворецкий глупо кивал и иногда бормотал нечто неразборчивое.       А Ксавье, хотя и сидел, облокотившись на расставленные широко колени и сцепив руки меж них в замке, с каждой секундой всё сильнее ощущал, как раздражение возрастает в нём. Ведь единственная толковая деталь, которую Ксавье успел вырвать из их бесед — Уэнсдей пропала в воскресенье ночью-утром. Или в субботу вечером. Её отсутствие обнаружили, когда она не пришла на завтрак. А в последний раз видели в восемь вечера, перед тем, как Уэнсдей ушла писать книгу.       Остальные же реплики — не более чем теории, да волнения то за Уэнсдей, то за её похитителя: не разобрать, за кого переживали больше. Почему-то Ксавье стал склоняться к мысли, что за похитителя. Хотя сердцем прекрасно понимал, что для этих людей благополучие Уэнсдей стояло впереди всего.       Но продолжать молча за всем этим наблюдать парень не смог: он резко выпрямился и встал.       — Можно минутку вашего внимания? — Аддамсы на мгновение оцепенели, но повернулись к нему.       Воцарилось выжидающее молчание, настолько невыносимое, что Ксавье услышал даже предсмертное жужжание мухи, застрявшей в паутине под потолком. Её отчаяние примерно совпадало с чувствами, бушующими в его сердце. Но дни незадачливого насекомого были сочтены, а он ещё мог выбраться из тины неведения и спасти Уэнсдей Аддамс. Маловероятно, что эта мрачная девочка уже где-то медленно гнила, зарытая в землю меж корней деревьев в лесу, или взбухала, безжизненно болтыхаясь в какой-то реке или канаве.       Кажется, молчание — знак согласия.       — Вы не хотите вызвать полицию?.. — предложил он наконец, на что Мортиша театрально схватилась за сердце, а Гомес покачал головой. Пагсли лишь хмыкнул.       — Малыш, они нас скорее всех засудят, чем помогут. У меня предостаточно счётов с этими людьми. Притом, в каждом штате.       — Есть счёты или нет — задача этих людей помочь. Это их обязанность.       — Ты говоришь, как нормис, Ксавье. Мы можем обратиться к полиции… вот только мой муж прав. Скорее это бед навлечёт, нежели чего-то хорошего.       — Ох, cara mia, — Гомес расплылся в широкой улыбке, полной безграничной любви к жене, и медленно провёл рукой по её волосам, вынуждая наклониться к его губам.       — И всё-таки я бы вам посоветовал обратиться к полиции. Даже если это вам неприятно, — опустив взгляд в пол, чтоб не наблюдать за парочкой, преисполненной нежности друг к другу, Ксавье постарался максимально ненавязчиво и спокойно подтолкнуть чудную семейку к правильному решению.       Но даже в случае, если они не придут к здравомыслию, Ксавье собирался сам написать заявление о пропаже Уэнсдей. Оставалось только прочитать в интернете, имел ли он на это права или всё-таки только родственникам было положено обращаться в правоохранительные органы за помощью.       — В прошлом году эти остолопы посадили папу в тюрьму. Я против, — выступил Пагсли, сложив руки на груди.       — Но, быть может, Торп и прав. В конце концов, от простого заявления в полицию мы ничего не потеряем, — после минуты лобызаний, от которых у Ксавье глаза на лоб полезли, Гомес обратился к гласу рассудка.       Полиция и правда могла никак не помочь, но заявление о пропаже — не лишний атрибут, они могли и найти ненаглядную мрачную девочку где-нибудь.       — Приятно, что вы согласились со мной, — после минуты размышлений Ксавье улыбнулся, хотя выдавливать эту мимику оказалось непривычно трудно: не каждый день какие-то ненормальные похищали его подруг.       Это несчастье приключилось в жизни в принципе впервые. До этого всевозможные похищения смотрелись чем-то исключительно из киноиндустрии и детективных романов. Хотя после событий прошлого семестра… похищение человека и близко не стояло с тем, какую бурю эмоций всем неверморцам пришлось испытать, когда вокруг школы сновал монстр. А затем и вовсе воскресло нечто, которое было несколько сотен лет мертво. После стольких приключений Ксавье стоило и к похищению человека относиться буднично.       Но пропала Уэнсдей. Мириться с жизнью без неё он не собирался.       — Можно ещё раз осмотреть её комнату? — спросил он. Ксавье считал важным привлечь к делу полицию, но оставить все поиски на их плечи не смог: Уэнсдей Аддамс стоило искать каждую свободную минуту своей жизни, доколе две пустоты красивых глаз не будут взирать прямо на него, готовые словно поглотить его целиком, увлечь в глубины бескрайней бездны, где стоило рождаться только чувству отчаяния, но не в случае Ксавье. Его бы ожидало вечное упоение и счастье в этом мрачном плену.       — Конечно. Вещь тебе поможет, — кивнула уже Мортиша и утёрла платочком новоявленные слезинки на уголках глаз.       На плечо Ксавье тотчас взобрался прыткий придаток и стал что-то ему активно вещать, но столь быстро, что вскоре Ксавье потерял нить разговора. Впрочем, ничего важного Вещь не рассказывал, иначе бы отыскал способ привлечь к себе внимание.       В комнате Уэнсдей всё так и витала удручающая атмосфера покинутого и брошенного жилища, где все предметы, уже слегка припорошённые пылью, которая от открытия двери взметнулась в воздух, так и стояли на своих местах. Или не все.       Стремительно темнело, и пришлось включить свет. Удивительно — но в комнате у Уэнсдей Аддамс были нормальные лампочки, даже рабочие. И их яркости хватило, чтоб осветить даже самые дальние углы помещения.       — Отсюда что-то пропало? Кроме телефона?       — Сумка Уэнсдей, где она хранила всё самое необходимое, — отозвался Вещь, спрыгнув с плеча на стол.       — Что входит в список необходимого?       — Пилка, канцелярский нож, нож-бабочка, бумажная карта окрестностей, блокнот для заметок, ультрафиолетовый фонарь и бутылка воды. Ещё кошелёк с деньгами.       — Это с таким набором она всегда ходит? — удивляться не стоило, но чувства оказались сильнее разума.       — Когда ищет себе приключений.       — А это уже хоть что-то, — сообразил Ксавье и подошёл к окну. Оно состояло из монохромных витражей, но по конструкции — самое обыкновенное окно с поднимающимися створками. Он приподнял его — изнутри оно не заперто. — Я слышал, вы говорили, что Уэнсдей пропала после того, как пошла писать. Она больше не выходила?       — Нет. Я бы заметил, я же не сплю. Целую ночь всё было тихо.       — И никаких звуков борьбы или ещё чего-то?       — Если бы они были, я бы сразу обратил внимание, — заметил Вещь несколько даже обиженно.       Ксавье кивнул и выглянул за окно. Стена снаружи никак не подходила для скалолазания: выпирающие камни находились слишком далеко друг от друга, а сколы на них и в вечернем полумраке бросались в глаза. Без царапин по ним было не взобраться и не спуститься. Но в метре от окна — полумёртвое, но крупное дерево, чьи раскидистые почерневшие ветви переплетались в надёжные подобия гнёзд и лестниц. Вполне удобный вариант, чтоб спуститься.       А Уэнсдей, вероятнее всего, вышла из дома по собственному желанию. Звуков борьбы не было, а спящую её тоже украсть не могли — уж больно далеко располагались ветви, чтоб кто-то с ней на руках мог допрыгнуть. Ксавье так казалось — конечно, он мог и ошибаться. Но он попытался представить эту картину… и не получилось. Слишком трудно для исполнения, если не невозможно. А Вещь клялся, что ночью всё было тихо — значит, никто не мог вынести спящую Уэнсдей просто по коридорам особняка Аддамсов.       Оставался вариант, что девушка самостоятельно зачем-то вышла из дома. Взяла свой рюкзак со всем «необходимым» и отправилась за приключениями. Вероятно, её похититель выманил… или она просто ушла по своим никому не объяснимым делам. Но исход один — она пропала.       Но можно было попытаться отыскать её следы, а заодно поискать подтверждения или опровержения теории.       — Я попробую смоделировать ситуацию, — произнёс Ксавье Вещи, на что придаток тотчас всё понял, — наверное, — и прыгнул ему на плечо, крепко обхватив воротник.       Становилось ещё темнее, и ветки старого дерева грозились в любой момент пропасть из виду, затерявшись во тьме. Стоило действовать быстро.       Неведомым образом извернувшись, Ксавье впервые в жизни проклял свой внушительный рост, но справился с преодолением окна. А затем, обхватив пальцами наружную стену, медленно приподнялся. Тотчас бросило в головокружение — с обратной стороны окна высота, на которой располагалась комната Уэнсдей, по-настоящему пугала. Одно неправильное движение — и вместо продолжения поисков девушки его будут ожидать мучительные недели в больнице с многочисленными переломами. И если Уэнсдей найдут или она спасётся, то она с ним уж точно никогда не заговорит: будет им разочарована.       Закрыв глаза, Ксавье поборол себя, и мир мигом прекратил вертеться. Когда открыл глаза — ничего не изменилось. А после всего один рывок, бездумный и сделанный лишь интуитивно, но руки ухватились за чёрные ветви, обняв их, как некого святого спасителя.       Ноги исступлённо опустились на совсем разные ветви, неуверенно касаясь их носками. А Вещь на плече что-то возмущённо стал отбивать.       — Да знаю я, что так себе приземление, — буркнул Ксавье, медленно в полутьме отыскивая на ощупь возможности спуститься вниз.       И только пока он сползал вниз, в голове промелькнул один очень важный момент, о котором он не задумывался. А ведь это могло перевернуть весь ход расследования…       — Вещь… — придаток обратился в слух, а Ксавье же поморщился, наткнувшись рукой на занозу, — а откуда вы узнали, что Уэнсдей сбежала? Какая-то записка?..       Чтоб узнать ответ, пришлось повиснуть почти на вертикальной ветви и прищуриться в попытках разглядеть в тусклом свете луны и окна комнаты Уэнсдей жесты верной конечности.       — Нет, на телефон Пагсли пришло длинное письмо, — рассказал Вещь.       — А я не волнуюсь, — и что за чепуха срывалась с его языка? — Но, понимаете… я оставил Уэнсдей свой… телефон. Она обещала его вернуть по окончании каникул. Я бы хотел его забрать, — изнутри его стал сжигать пожар стыда, заставляя щёки полыхать. Он мог придумать что угодно, любую причину проведать их занимательное мрачное семейство, а наплёл ерунды про телефон…       — По-моему, Уэнсдей забрала этот агрегат для пыток над разумом с собой. Но можешь поискать. Тебе ведь этого хочется? — пронеслось воспоминание в голове.       Неудивительно, что Мортиша тогда заявила, что Уэнсдей забрала этот «агрегат для пыток» с собой.       — А во сколько было отправлено сообщение?       — Рано утром, где-то в шесть утра. Но Пагсли увидел его только после, когда мы поняли, что Уэнсдей нет, — продолжил придаток, а Ксавье ещё сильнее прижался к ветви, едва не обхватив её ногами. Казалось, что ещё чуть-чуть, и сила притяжения заставит его пролететь вниз и, если не повезёт застрять меж каких-то ветвей, упасть на землю и разбиться.       — Я понял… — Ксавье медленно стал переставлять ноги и руки, постепенно приближаясь к земле. Хотя вниз он старался всё равно не смотреть, чтоб не пугать себя.       Вскоре под носками он ощутил одной ногой примятые колосья травы, а второй и вовсе вытоптанную землю. Обрадоваться удачному спуску он не успел — уже стало любопытно. Наверное, Уэнсдей часто использовала дерево как способ выйти из дома.       Достав телефон, Ксавье осветил себе путь фонариком. Меж травы и правда виднелись голые проплешины с вытоптанной землёй. И уходили они далеко — Ксавье шёл и шёл по ним, а конца всё не было. Уже даже Вещь стал возмущаться, что слишком долго они идут.       Но Ксавье не останавливался.       Пока рваная тропа не закончилась — за узким рядом деревьев, взявшихся словно из ниоткуда, пролегла трасса, по другую сторону от которой — густой лес. Наверное, Уэнсдей переходила через дорогу и направлялась дальше, вглубь…       Ксавье собрался сделать шаг на дорогу, но вдалеке увидел стремительно приближающийся свет фар. Безрассудно мчаться через дорогу не стал и решил просто подождать. Рисков и без безрассудных попыток пробежать перед машиной хватало.       Но после он обратил внимание, что автомобиль снижает скорость. Наверное, водитель его увидел и решил затормозить, на всякий случай.       А после автомобиль встал прямо перед ним, преградив обзор на лес. Ксавье не успел ничего предпринять, хотя Вещь благоразумно удрал куда-то за ближайшее дерево.       — Кто по вечерам разгуливает в двух часах езды от школы, Ксавье? — окно медленно опустилось, открывая лик директрисы.       Ксавье облегчённо выдохнул. За те пару секунд, что перед ним просто стоял неизвестный автомобиль, он успел напридумывать всевозможных будущих исходов событий, вплоть до тех, где его тоже похищают.       — Решил прогуляться, — вполне уверенно отозвался он.       — Ага, в лесостепи. Но поговорим об этом потом. Садись, — директриса отперла ему дверь и возражений явно терпеть не собиралась.       Ладно, поиски Уэнсдей он беспрепятственно продолжит завтра.       Кивнув, Ксавье сел в автомобиль к Ларисе Уимс.