салюты были фоном;

Она видит его в Лисе. Нет, не так. Она видит их в Лисе. Его и эту его новую жену. Мисария замечает его случайно, врет себе, что не искала отель, в котором они остановились, не выискивала взглядом пепельно-белые волосы, ставшие значительно короче с их последней встречи. Она замирает как припечатанная к месту, а он ее даже не замечает. Смотрит на эту свою новую девчонку — она точно младше него, младше них, хотя никаких их между Деймоном и Мисарией теперь нет. На гладкую кожу без изъянов цвета молочного шоколада и кудрявые, пушистые волосы. Но видит не ее. Мисария видит, как он на ту смотрит. Как улыбается, отправляет ягоду клубники молоденькой жене в рот и улыбается так, как никогда не улыбался ей. Внутри что-то тупо болит, но она не может отвернуться. Не может перестать смотреть на истинную причину того, почему он не отвечал ей. Почему не брал трубку, когда она рыдала на полу туалета какой-то забегаловки с перепачканными кровью ладонью и бедрами, теряя их ребенка. Почему забыл о ней, как о пластиковой кукле, которая вдруг разонравилась. Она видит. Видит, как держит эту девчонку — Лейна, ее зовут Лейна, вдруг вспоминает Мисария, но почему-то хочется мысленно звать ее девчонкой — за руку, как заглядывает ей в глаза. Она не узнает его. Не узнает холодного и своенравного мужчину, который никогда не любил ее, но которого она позволила любить себе. Он другой, понимает Мисария. Мягче, счастливее. И тупой ржавый нож бьет под дых, когда он тянет ладонь своей этой жены к губам, целует ее руку, а Мисарии хочется умереть на том самом месте, лишь бы не терпеть эту боль. Он любит ее. Болезненное осознание бьет арматурой по затылку. Он любит ее, а она, мягко улыбаясь ему, что-то говорит, и Мисарии не обязательно слышать, о чем конкретно они говорят. Та тоже его любит, вдруг понимает она. И даже подойди она прямо сейчас к этому столику на веранде, сядь рядом с ним и заговори, он бы все равно ее не заметил. Даже голоса бы ее не услышал. Ей бы возненавидеть его за это. Собрать остатки достоинства, давно растраченные в стрип-клубах, притонах и их — нет, его — квартире. Просто встать и уйти. Вместо этого она продолжает смотреть. Делать себе больнее и больнее. Они никуда не торопятся. Пьют вино, заказывают еще и десерт. Он что-то увлеченно ей рассказывает, а Мисария все понять не может, почему на том стуле напротив него сидит другая. Почему он заглядывает ей и в глаза, и в рот. Почему тянет в объятия, прижимая к своему боку, когда они наконец собираются уходить, целует ее в висок так трепетно-нежно, как никогда не целовал ее. Хочется убедить себя, что это все вранье. Очередная уловка и выгодная сделка, но он что-то шепчет своей этой девчонке на ухо, она смеется и коротко чмокает его в губы. Мисария готова поспорить, что он тянется за чужими губами. Мимолетно, всего на мгновение, но она-то видит. Она знает его так хорошо, что сомнений быть не может. Он любит свою эту девчонку Веларион, а ей остается лишь смотреть им в спины. Кормить себя враньем, что скоро все пройдет. Все пройдет, и он вернется. Не может не вернуться, правда? В тот вечер она напивается вусмерть и пытается отмыть все его прикосновения со своей кожи, запрещая себе думать о том, что теперь его руки, губы, все тело касаются другой. Не просто другой любовницы — с этим Мисария еще может посоревноваться. Но другой женщины — женщины, которую он любит. А такой ей, кажется, никогда не стать.