Их восхождение на трон было
предопределено, но своё будущее
они должны были сотворить сами
С самого утра Уён пребывал на грани нервного срыва. До коронации всего сутки, а он никак не мог прийти в себя после вчерашнего вечера. Справедливости ради надо сказать, что гипернервозность стала мучать Уёна с того момента, как он узнал, что на церемонию его коронации должны съехаться молодые монархи из пяти дружественных стран, включая Ирландию. На той недели король Дании Фредерик прислал ему письмо с извинениями, написав, что не сможет лично присутствать на церемонии, по причине обострения у него в этот период хронической астмы, он заверил, что его младший брат Христиан со своей свитой должны прибыть в срок, как было оговорено ранее. Да, все остальные гости действительно смогли прибыть в срок, и уже заняли приготовленные для них покои. Однако накануне вечером, когда Уён приветствовал чуть задержавшихся, но долгожданных гостей из Ирландии, и среди них не оказалось самого желанного, он впал в глубокое уныние. И чуть ли не пытая главного королевского советника Чонхо, еле сдержался, чтобы не закатить прилюдную истерику, когда тот мучительно медленно объявил, что у его Величества появились неотложные дела, и, скорее всего, он задержится, и прибудет уже после начала церемонии. «Его Величество король Сан, — произнёс Чонхо с самым скорбным выражением лица на которое только был способен, — просил передать вам свои глубочайшие извинения по поводу своего вынужденного опоздания». «Что?» — не веря собственным ушам и нервно переминаясь с ноги на ногу, будто какой-то подросток, а не будущий король Англии, переспросил принц, готовый наброситься на Чонхо с кулаками. — Как он может опаздывать на мою коронацию? Это вообще на него не похоже! С ним что-то случилось? Он заболел и не хочет, чтобы я знал? Что стряслось?» «Король в полном здравии, — вынужден был признать тот, кусая губы и глядя себе под ноги, — просто… — протянул Чонхо, не зная, что ещё сказать, — у Его Величества действительно появились дела, которые, увы, не терпят отлагательств. Я ещё раз приношу глубочайшие извинения от его имени», — протороторил он, виновато глядя на Уёна исподлобья, готовый провалиться сквозь землю, лишь бы не видеть боль отчаяния в глазах напротив. От таких слов бедный Уён напрочь забыл как дышать, задыхаясь от гнева, отчаяния и безысходности. «Неужели для него дела государства теперь всегда будут на первом месте?» — с горечью подумал он. Его разум соглашался с тем, что это справедливо, что и ему, как королю, тоже придётся мириться с таким приоритетом, однако его душа отчаянно кричала, а сердце разрывалось от горького разочарования. Всё это было слишком жестоко и нереально. Уёну не хотелось верить в то, что Сан настолько безразличен к нему, чтобы спокойно может решать сейчас какие-то государственные дела, зная, что он ждёт его больше всех остальных, что нуждается в нём гораздо больше, чем в ком бы то ни было из присутствующих тут. И что будет сходить с ума из-за того, что его не будет рядом на таком важном для него мероприятии. Уён готов был поверить, что Сан тяжело заболел и поэтому не может присутствовать. Хотя этот вариант был ничем не лучше, чем дела государства, а наоборот, только добавлял внутренней тревоги, провоцируя истерику. Принц чувствовал себя так, будто его ударили ножом в спину. В последнем письме, полученном всего каких-то пять дней назад, Сан ничего не упоминал, ни о делах, помешавших бы ему приехать, ни о болезни. «Хотя о последнем, зная Сана, он мог и умолчать, — подумал Уён. — Но и в этом случае он всё равно постарался бы приехать», — лихорадочно соображал он. Естественно, что Уён пытал и Коун, но, увы, также безуспешно. Принцесса лишь подтвердила, что Сан не болен, а занят важными делами. Также как и Чонхо, опустив глаза в пол, она умоляла Уёна простить Сана, и её, потому что она не знает, чем именно он занят, ибо он никому не назвал причину своего спешного отъезда. Из слов Коун Уён только и понял, что Сан, получив письмо из Дании от короля Фредерика, в тот же вечер, то есть четыре дня назад, сорвался с места, приказав немедленно приготовить экипаж. Он торопился отправиться в Исландию, но ни слова не сказал о причине столь спешной поездки, а то письмо он забрал с собой. Эта информация не помогла пролить свет на происходящее, а лишь ещё больше запутала Уёна. Потому что получалось, что за день до того, как получил своё послание Сан, он тоже получил письмо от Фредерика, в котором тот извинялся, что не сможет приехать, но это не объясняло ровным счётом ничего. Поэтому-то с утра у Уёна и гудела голова, словно пчелиный рой от множества всевозможных теорий. Но ни одна из них не могла претендовать на внятное, правдоподобное объяснение произошедшего. И на репетиции церемонии он выглядел абсолютно подавленным, витая где-то в скорбных мыслях о предательстве Сана. Ёсан, тщетно пытаясь вывести его их ступора, встал напротив и, положив руки ему на плечи у основания шеи, хорошенько встряхнул. — Уён, хватит вести себя как капризый ребёнок! Прекрати витать в облаках и возьми себя в руки! — грозно прикрикнул он, начиная терять терпение. Уён резко встрепенулся, соображая, где он и что происходит, но затем, поняв, что перед ним Ёсан, снова загрустил, печально глядя на брата. — Сан обязательно приедет, как только уладит дела. Пойми, что теперь он король и не может пренебрегать важными делами, ты же должен это понимать. И если не будешь каждые пять минут впадать в ступор, то тоже станешь королём. Ты же не хочешь завтра перед ним опозориться, верно? — Почему ты так уверен, что он приедет? — резко спросил Уён, игнорируя ехидную издёвку брата, зацепившись за его твёрдый голос. — Скажи, тебе ведь должно быть что-то известно?! Умоляю, просто скажи, что он задумал? Разве не видишь, я схожу с ума от того, что все вокруг молчат и смотрят на меня с жалостью. Он обо мне забыл, да? Он что, больше не хочет меня знать? А может, он вообще предпочёл мне Фредерика, раз так спешно отправился к нему, узнав о его болезни? — сорвался на крик Уён. Его истерика всё-таки вырвалась наружу, захлестывая бьющими через край эмоциями и не оставляя ни единого шанса разуму. — Чёрт! Я так не могу! Что происходит? — чуть успокоившись, тяжело вздохнул Уён, заглядывая Ёсану в глаза. Но увидев в них отражение всё той же глубокой жалости, не выдержал: — Боже! Хоть ты не смотри на меня так, будто тебе меня безумно жаль! Просто скажи правду! Лучше так, чем я продолжу сходить с ума от горьких догадок… — Печально вздохнул Уён, стукнув кулаком в спинку кресла на которое он должен был сесть, чтобы на него водрузили корону монарха. Он ещё раз с надеждой заглянул в глаза брата и, не дождавшись ответа, опустил голову, окончательно сникнув. — Разве ты не должен доверять тому, кого любишь? — несколько отстранённо, сдержанно спросил Ёсан, также опустив голову. — Должен, — согласился Уён, — вот только… похоже, что меня уже разлюбили. — Прекрати пороть чушь! И веди себя достойно! — снова прикрикнул на него Ёсан. — Твой возлюбленный, уладив все дела, завтра примчится к тебе, как ни в чём не бывало, даже не подозревая о том, что ты от ревности, заранее, уже целый спектакль закатил. Это же смешно! — снова попытался вразумить он брата. — Ладно, будь по твоему! — согласился вдруг Уён, садясь-таки в кресло, следуя сценарию. В словах Ёсана снова проскользнула твёрдая уверенность и... сарказм? Уён не понял почему, однако именно он придал ему уверенности в том, что всё и правда будет хорошо. Он уже не сомневался, что тот знает гораздо больше, чем говорит. Но решил, что то, что от него скрывают, это не что-то совсем плохое и ужасное, но всё же что-то, что сейчас может его ещё больше взволновать. Хотя Уён и не понимал, куда уж больше, но решил, что это было то, что так или иначе просто вынудило Сана так с ним поступить.