796 год от рождения нового бога.
С новой женой Рагнара Этельстан предсказуемо не поладил. Им обоим хотелось шипеть друг на друга, как двум змеям, самого ярла Каттегата это, кажется, больше забавляло, чем тревожило. По-крайней мере, их сдержанные перепалки по утрам он слушал с усмешкой. Аслауг так воняла дрянной магией (не дрянная пахла чуток получше), что sidhe не мог сдержаться и не повести брезгливо носом. В ответ женщина, которая не то чтобы догадывалась, кто он такой, а доподлинно знала это, презрительно цедила сквозь зубы что-то нелицеприятное. В этом Флоки-корабел и Аслауг были совершенно точно солидарны. Сам Рагнар же был в ожидании рождения своего второго сына (и Аслауг, и Этельстан знали, что будет именно сын). Это делало его более радостным, и более погруженным в дела Каттегата. Бремя ярла было ему по силам — никто не посмел бы этого оспорить. И все же Этельстан скучал по Лагерте и Бьорну. Несколько лет назад он даже не смог бы представить, что настолько сильно сумеет привязаться к человеческому ребенку. Их отъезд разбил сердце не только Рагнару, но и sidhe. Порой ему казалось, что держать оборону против геталандской ведьмы было бы куда проще, будь они рядом с ним. Редкими радостными событиями были случайные встречи с Провидцем, который иногда останавливался рядом с ним перекинуться несколькими фразами, суть которых никому из посторонних не была ясна. Разве что Аслауг могла бы вмешаться, но вот что забавно — Провидец избегал ее, выходя редко, видимо, только в случае крайней необходимости. — Чем ты планируешь сегодня заняться, Этельстан? — Рагнар нагнал его уже на выходе из медового зала, буквально перехватив за руку. — Хотел сходить к порту — рыбаки ранним утром вышли в море, если боги были благосклонны, хотелось бы рыбы. — Мясо наземных животных тебе не годится, м, жрец? — мягкая подколка, а грубые пальцы осторожно огладили запястье Этельстана. — Я давно не ел рыбы. Помнится дома, — и речь сейчас шла совершенно не о монастыре, откуда его так удачно украли, — готовили потрясающий рыбный суп. И жареную рыбу. Будешь благоразумен, ярл, и, возможно, я тебя угощу. Этельстан отказался жить рядом — ему было дурно от магии Аслауг, от ее взглядов, змеиного шипения. Достаточно было того, что каждый день он приходил сюда, наблюдал за делами ярла и, если была необходимость, помогал ему. Советом или делом — это было не так уж и важно. К тому же, не все относились к нему здесь как ярлова жена или Флоки. Вот, например, с Торстейном сложились вполне себе приятные отношения. Он был столоначальником Рагнара, а также просто хорошим человеком. Маленький домик на самой окраине Каттегата вполне устраивал Этельстана для жилья. Изнутри он был таким же простым, как и снаружи, и чем-то, если честно, напоминал тот, в котором когда-то он жил вместе с Лагертой, Рагнаром и их детьми. Под потолком висели небольшие пучки трав: немного розмарина, чуток шалфея, веточка вереска и очень много лаванды. Лавандой пахли волосы матери, она любила масло из этих цветов. Всегда говорила, что оно лучше розового. А еще это было место совершенно чистое от магии Аслауг. Sidhe потратил много времени на это, но добился успеха. И проводить в этом доме вечера (и чего скрывать — ночи) с Рагнаром было особенно приятно. — Это приглашение? — Этельстан любил эту улыбку на человеческом лице. Она немного смягчала хищные черты Лодброка. — Приглашение, а теперь отпусти меня, ярл, люди смотрят, — с этими словами sidhe все же был выпущен из цепкой хватки. — Удачной охоты, жрец! — от громкого выкрика Рагнара с крыши медового зала сорвалось несколько воронов, устремившихся за Этельстаном вслед. Он, кстати, ничего не делал для того, чтобы они привязались к нему. Просто однажды осознал, что рядом есть четыре птицы, которые рано утром с важным видом расхаживали у порога его дома, каркая на внезапных гостей и махая на них крыльями. Sidhe их очень любил. Они напоминали ему о матери, о ее стае воронов, о ее умении обращаться в эту птицу. Конечно, иной раз, гладя черное оперение, на него накатывала тоска по дому, но случалось это редко. Сложно не тосковать по близким, когда ты ничего не знаешь о их судьбе. Рынок Каттегата встретил sidhe людским шумом, и это всегда вызывало у него улыбку. Как же приятно было находится в потоке живых людей, после стольких лет заточения. Северяне не будили в Этельстане агрессии — слишком уж отличными они были от англосаксов, которые столько лет мучили и его, и его народ. Идти мимо торговых рядов, кому-то приветственно кивая и уворачиваясь от столкновений — было удивительно приятно. Не чувствовать под ногами колкой боли, не чувствовать жжения литании. Да, прошло уже несколько лет, и все же эта память не так скоро его оставит. — Этельстан! — громкий голос Торстейна очень сложно не услышать, а проигнорировать и вовсе невозможно — ухватит за плечо да как следует встряхнет. — Не так часто тебя здесь увидишь. — Сегодня меня приманила рыба, — sidhe ответил с улыбкой. Он был рад видеть этого человека. — Откуда ты знаешь, что боги послали в сети много рыбы? — О, считай у меня на нее чутье, — со смехом был дан ответ. — Давно не ел рыбы. Дома ее готовили совершенно изумительным способом. — Но, наверное, ваша рыба отличается от нашей, нет? — Торстейн важно вышагивал рядом, внимательно слушая «христианина». — Рыба — всегда только рыба, — философски ответил Этельстан, — и не важно в какой воде она плавает. Морская, кстати, должна быть вкуснее речной. — Жирнее — это точно. Да и кости проще вычищать, — они почти дошли до самого причала, где уже выгружали улов. — Хоть бы раз показал в зале, как рыбу-то готовят англосаксы, — это даже уже не резало слух и не вызывало приступов тупой головной боли. Назвался англосаксонским священником-христианином, терпи. Иначе устанешь объяснять… Если вообще дадут объяснить. За эти несколько лет жизни с северянами Этельстан так и не понял, как они относятся к нечисти. Называть себя так было неприятно в любом случае, но относительно привычно. С местной нечеловеческой фауной sidhe уже сталкивался и пришел к выводу, что находит ее ужасно забавной. Особенно нёкки — эдакая очаровательная смесь кельпи с гриндилоу (по вкусу жареных гриндилоу Этельстан все же немного скучал). Но жители водоемов севера все же имели одно преимущество (а потому еще ни разу не становились едой) — они были очень разумны и с ними было порой весело поболтать. Послушать про местные сплетни: кто у кого что украл, где беснуются тролли, а где бродит безумный медведь (и утром вложить в кое-чью голову, что от зверя надо избавиться), а где случилось что-то еще. Местная нечисть его боялась, поэтому была почтительно вежлива. Кого-то подобного себе Этельстан ни разу так и не встретил, а люди… Что же, северяне к своей нечисти, наверное, относились вполне себе равнодушно. Этельстан даже не был уверен в том, что Рагнар осознавал, что третьего дня дал смачного пинка цвергу, который замешкался немного в дверях медового зала. Аслауг, наверное, его приметила, уж больно довольным стало ее лицо. А Этельстан, улучив момент, выскользнул из зала, чтобы помочь цвергу. На этой земле он все еще был больше гостем, чем кем-то другим. Приходилось как-то вертеться. Цверг, кстати, в благодарность за помощь сладил совершенно чудесную печку в доме Этельстана, да рунами обил дом, чтобы дрянная магия не липла к нему. «Не лишним будет», — буркнул цверг, перед тем как исчезнуть, хотя дом и так изрядно фонил защитой. Рыбу, кстати, его тоже научили выбирать нёкки, справедливо решив, что пусть уж лучше Этельстан питается ею, а не ими. — Да как ты так рыбу-то выбираешь, — бухтел над ухом Торстейн, пытаясь понять. — Она же вся совершенно одинаковая. — Да ладно тебе! — возмущенно махнул на него рукой sidhe. — Смотри какие живенькие у этой глаза. Вот еще секунда и прыгнет обратно в воду. А жабры? Посмотри, посмотри, ни серые, ни черные. Красные! — рыба была потыкана в бок. — Упругий бок… Хорошую рыбу, Торстейн, ее довольно просто выбрать, если знаешь как. Делюсь с тобой этой мудростью. — Да… как-то больше люблю мясо наземных зверей, если уж на то пошло. — Рыба тоже хороша. Так и быть как-нибудь угощу ею. Ты сейчас в зал? — Да, есть что обсудить с Рагнаром. — Ну, что же, надеюсь, что хорошее. Торстейн как-то не очень определенно покачал головой, словно был не уверен в этом. — Бывай, Этельстан, — северянин снова потрепал sidhe по плечу и оставил его один на один с целой грудой рыбы. Этельстан же погрузился в размышления, хочет ли он только рыбный суп и жареную рыбу или еще сообразить что-то вроде пирога? Вместе с силами возвращался и аппетит. Поэтому, если честно, есть Этельстану хотелось практически постоянно. Десять лет он был во всем ограничен, и сейчас, казалось, вся его сущность срочно пыталась добрать то, чего ей не хватало. Этот день у него был абсолютно свободен, ну, кроме того, что Рагнар настоял, чтобы он присутствовал утром при разборе совершенно забавнейшего спора за корову и теленка. Уж непонятно, что в этом споре было смешного для ярла, но Этельстан, чуть не рассмеялся в голос, когда услышал суть претензий двух женщин друг к другу. Когда он был еще ребенком, его дядя решал точно такой же спор с точно такими же взаимными претензиями. Едва ли не слово в слово! И вот это было действительно забавно. Дом встретил тишиной, покоем и уютом. Разгружая свои покупки, sidhe попутно зажег небольшую масляную лампу. Аромат лаванды стал чуть-чуть сильнее — добыть лавандовое масло было не просто, но как-то свезло. Тушка отменного лосося и две тушки прекрасной сельди. Небольшой вилочек капусты, немного лука, репа и три жмени фасоли, а сыра он вчера немного увел из медового зала, как и несколько постных лепешек. В детстве у Этельстана не было нужды себе готовить — этому он научился уже монастыре. Пища, конечно, там была более чем простая, поэтому существенно свои познания в готовке sidhe расширил уже оказался в плену. Лагерта щедро делилась своими знаниями, ведь ему довольно часто приходилось ей помогать. Самым сложным, на самом деле, было привыкнуть к полутьме, что всегда царила в домах северян. Окон они почти не имели (и sidhe, переживший тут уже не одну зиму, прекрасно понимал, почему), и единственным источником света был очаг. Ну, еще и дымовое «окно», в которое уходил дым. Готовка еды, если честно, всегда напоминала Этельстану колдовство. В обоих случаях брались какие-то простые вещи и с помощью манипуляций преобразовывались в нечто великолепное. Каким бы скромным сам по себе sidhe ни был, но в своем кулинарном искусстве ему сомневаться не приходилось — всегда выходило очень вкусно. «Возможно, — подумал он, — просто еще и публика непритязательная». Рагнар был здесь частым гостем. Возможно, частым не настолько, насколько хотелось, но все же — чаще, чем должно было бы быть. Этельстан любил эти вечера, практически ночи, когда можно было поговорить обо всем на свете. Ярл все еще расспрашивал его о мире англосаксов, который был sidhe не так уж и знаком, но все же историй у него хватало. За подготовкой к приготовлению пищи, за ее готовкой, Этельстан пропустил звуки знакомых шагов, выпустил из виду приветственное карканье воронов и не услышал скрипа двери. — А у тебя гости, — ярл стоял на пороге: в одной руке белый котенок, в другой крынка, очевидно, с козьим молоком. От звука его голоса sidhe едва ли не подпрыгнул, чуть не уронив нож, которым резал капусту на пол. — Ты где его нашел? — котенок в грубых руках только таращил на Этельстана свои огромные зеленые глазища. — Около дома твоего вертелся. — А крынка с молоком тоже? — не мог не спросить sidhe. — Крынка была со мной изначально, а котенок и правда вертелся около твоего дома. Намерения мои чисты, — Этельстан, вытерев руки о лежавшую на столе тряпку, подошел ближе к Рагнару, забирая из его рук котенка. От животного чуть-чуть пахло магией старейших богов, и это вызвало у него улыбку. Кажется, он знал, кто принес к его дому это создание. Обживаться на новой земле, проникаться ею — это было удивительно. — Намерения — возможно, а вот руки и помыслы — нет, — снова не удержался Этельстан, осторожно почесывая котенка за ухом. Тот лишь начал тихо мурчать, дрожа всем своим маленьким тельцем. Что ж, крынка козьего молока — это было чудесно, но sidhe точно знал, что этому котенку для того, чтобы вырасти нужна будет и другая пища. Нечисть всегда жрала другую нечисть. — Опять что-то из христианских проповедей, м? — Не совсем, — котенок выбрался из этельстановых рук, забрался по рубахе наверх, да уселся, крепко держась когтями, на его плечо. Так животному было спокойно и sidhe ощущал это. — Просто… ну вот, я же говорил, что у тебя нечистые помыслы! Рагнар смеясь, жевал кусок сырой рыбы, который стащил со стола. Он мог есть ее любой: вяленой, сушеной, вареной, жареной и сырой — лишь бы была рыба. — Хуже кота, — котенок с плеча утвердительно мяукнул, мол, да, хуже. — Тебе жалко для меня куска рыбы? Мне вот для тебя ничего не жалко, — настроение у ярла часто менялось довольно быстро. Вот и сейчас он стал удивительно серьезным и собранным. А значит затевался важный разговор. «Как бы он под него не сожрал всю рыбу», — с этими мыслями Этельстан отправил ее в котелок, где уже кипела вода. — Что-то случилось? — Я планирую новый поход в Англию, — Рагнар подошел ближе, оперся ладонями о стол. — И я хочу, чтобы ты отправился со мной. Этельстан замер, стараясь не дать проступить хищному выражению на своем лице. Оно… не было человеческим в должной мере, а значит видеть его никому не полагалось. Но это было сложно. — Зачем? — Ты знаешь язык. Обычаи. Устройство. «О, — подумал sidhe, — они хотят разграбить новый монастырь». И эта мысль согрела его. Насколько он знал, еще несколько детей его народа так же томилось по разным монастырям, каждый со своей литанией. Было бы чудесно снова их увидеть, было бы чудесно их освободить. Многое было бы чудесно сделать. — Если ты того желаешь… — Желаю, но для этого нужно, чтобы ты лучше пользовался оружием. С этого дня я сам начну тебя тренировать. Торстейн уже научил тебя основам. Здесь Этельстану было о чем горько жалеть. Не попади он в монастырь в столь юном возрасте, возможно он был бы не настолько бесполезен в бою, как сейчас. Потому что сейчас он мог защитить себя только своими способностями, едва тлеющей на здешней земле магией своего народа. Но делать это было почти всегда небезопасно, поэтому sidhe порадовался, когда ярл сказал, что Торстейн займется обучением бывшего раба. Стоило отметить, что к выданной ему задаче рослый северянин подошел с огромным рвением. В первое время у Этельстана болело все, что только может болеть (хотя порой казалось, что и то что не может — тоже). — Я хочу быть уверен, что ты в состоянии защитить себя, — слова с двойным дном: и беспокойство, и желание поддеть. Больше беспокойства — его оттенок сильнее чувствовался в голосе ярла. — Учиться всегда нужно у лучших. — А ты быстро освоил науку лести, жрец, — Рагнар оттолкнулся руками от стола, обходя его, подходя ближе, почти вплотную, так чтобы дыхание касалось чужого виска. У ярла никогда не было проблем с физическим контактом. — Перенимаешь не только хорошее, но и плохое. Но здесь, скорее, констатация факта. Ты же ярл, а не кто-то другой. — Льстивый мальчишка, — прикосновение жесткого волоса бороды и усов к шее, вызвало у Этельстана нервную дрожь по всему телу, сметая возмущение от того, что его назвали мальчишкой. Возможно, он выглядел молодо, возможно, даже юно (и это несмотря на то, что на местный манер тоже отпустил бороду), но, честно говоря, для его народа возраст был все же некоторой условностью. Ему даже было страшно пытаться представить сколько человеческих лет было его дяде, Королю Дикой Охоты. — Рагнар… ну, подожди же… — Я не ждать пришел, — в этом ответе был весь ярл, а отказывать ему хоть в чем-то было не в привычке Этельстана.**
Тренировки давались тяжело. Рагнар был настойчив, беспощаден, словно пытался разом научить всему. Еще умудрялся ехидствовать и называть: «девой щита», в очередной раз выбивая из рук тренировочное оружие. «Не нужно бояться убивать», — как-то так говорил Рагнар. Этельстан не боялся убивать. Он опасался что первая пролитая кровь может его раскрыть. Сложные и сильные эмоции всегда мешали контролю над собственным обликом и что-то откровенно нечеловеческое могло проскользнуть в нем. А еще… Нортумбрия была вотчиной его дяди, как только он ступит на ее земли, вороны полетят ко двору, вся семья будет в курсе, что он вернулся… Или не будет? Sidhe очень волновал этот вопрос. Живы ли его родные? Все ли с ними в порядке? Встретятся ли они? Что случилось с сидом? Стало ли его освобождение нарушением Договора? Эти вопросы занимали его и сказывались на обучении. Рагнар ругался, но был непреклонен — ему нужен был этот «христианин» в отряде. Вот и сейчас, Этельстан сидел на берегу, отдыхая после многочасовой тренировки. Хотелось залезть в прохладные и темные воды каттегатского залива, но сил не было даже на это. — Итак, ты едешь вместе с моим мужем, — Аслауг умела подкрадываться не хуже Провидца. Или это просто Этельстан был настолько уставший, что не услышал шелеста ее платья по песку. Настроения ругаться с ведьмой не было, но женщина никогда не интересовалась есть ли хоть у кого-то настроение с ней ругаться. — Еду, — это была простая констатация факта. — Радуешься этому? — Аслауг подошла еще ближе, наклонилась к самому уху, сидящего на песке sidhe. И от такого рода близости к ней — его просто затошнило. Она пахла скверной, очень скверной магией. — А тебе-то что? — сейчас вокруг не было никаких свидетелей, и они могли говорить друг с другом как есть. — Ты когда-нибудь думал над тем, что я смогу сделать так, что удержать человеческий облик ты однажды не сможешь… Что скажет мой муж на это? Когда увидит тебя таким? Больше всего в своей жизни Этельстан ненавидел угрозы — особенно такие. В момент поднималась ярость, которую было очень сложно сдержать. Вот и сейчас вышло с трудом и не так чтоб до конца. Черная когтистая, явно не совсем человеческая рука, вцепилась в женские волосы, заставляя Аслауг наклониться еще ниже. — А что мой человек скажет, если я ему буквально покажу, кто виноват в том, что был потерян Лагертой ребенок? Что была чума? Что погибла любимая дочь? — Мне предначертано рожать ему сыновей… — Аслауг умела шипеть не хуже его самого, однако вступать в прямую конфронтацию с ним — боялась. — Да? — в голосе не было ни капли сомнений в том, что она врет. — А если нет? — Откуда тебе знать? — У меня свои источники, ведьма, — Этельстан разжал руку, выпуская ее волосы. Местная нечисть всегда приносила ему интересные новости. Иногда даже заглядывал тот цверг, что печку сладил. Жители Каттегата очень многое упускали из виду, вокруг них всегда что-то происходило, но примечали это немногие. — Прямо покажешь, а силенок-то хватит? — А мне много на что сейчас сил хватает, — эту улыбку на лице sidhe можно было бы назвать мягкой, если бы под ней не прятался совершенно нечеловеческий оскал. Все, чего ему хотелось — это вцепиться ей в глотку и просто загрызть. В детстве мама рассказывала ему, что когда-то они охотились на людей. Именно поэтому его дядя носил такой странный титул — Король Дикой Охоты. Люди были просто мясом когда-то. — Мерзкая тварь. — Поганая ведьма, — не остался в долгу Этельстан, выплюнув ей под ноги эти слова. — Иди отсюда, пока я не передумал и не сожрал тебя. И Аслауг, как и всегда, проявила благоразумие — пошла прочь, гневно подобрав юбки, а sidhe остался сидеть на берегу, пытаясь успокоиться и хоть немного продышаться. Он мог бы от нее избавиться так, что никто бы и не понял, отчего умерла жена ярла — это была бы, конечно, не самая приятная для Аслауг смерть, но жить стало бы спокойнее. Рагнар стал бы спокойнее — и это было важнее всего. Возможно, вернулась бы Лагерта с сыном. И тогда все стало бы как было — понятно и просто. Этельстан вообще любил, когда все понятно и просто. О, он совершенно точно мог бы… Вот только, не появилась ли бы какая-то другая женщина? Sidhe слышал пророчество про сыновей Рагнара и не мог точно сказать, о какой именно женщине шла в нем речь. Могла ли Аслауг перепутать нити судьбы настолько, что оно стало о ней, а не о Лагерте? Или же оно изначально было не о первой жене? Провидец ничего не отвечал на эти вопросы. Да и что привратник мог сказать? Он только видел. Порой Этельстану казалось, что именно потому, что Провидец видел так много, его предсказания порой были ужасно непонятными. Невозможно предсказать, какая нить судьбы будет ухвачена мозолистыми пальцами мироздания и вплетена в ткань реальности. Можно было только предположить. — Твоя семья жива, — от этих слов sidhe едва ли не подпрыгнул и испуганно посмотрел на взявшегося из ниоткуда Провидца. — Откуда?.. — Ворон принес, — существо, стоявшее рядом, казалось умиротворенным. — Ты опять ссорился с женой ярла? — Она первая начала. Я бы и рад не делать этого, но очень сложно удержаться. — Тебя беспокоит столько вещей, — странно было понимать, что создание, не имеющее глаз, сейчас смотрело на него очень пристально. — Семья. Предсказание. Магия. Потеря человечности. Кровь. Месть. Забавно, что я не чувствую переживаний о самом главном. — Тут… — несколько смутившись, ответил Этельстан, — не о чем переживать, — и это было правдой. — Да? — Да, — Провидец в ответ только едва заметно улыбнулся, словно знал что-то, чего не знал его собеседник. — Как новый друг поживет? — Я, полагаю, что это не простой кот, не так ли? — Подарок одной из старейших. Как решил назвать? У всего должно быть имя, не так ли? — Pangur Bán. — Твой родной язык? Что означает? — Эм… Белый валяльщик? — Белый… валяльщик? — Ну, он так смешно катается иногда по полу, потягиваясь… Белый валяльщик… — попытался внятно объяснить Этельстан, но почему-то, как ему показалось, ничего не вышло. Белый котенок был очень милый, очень ласковый, но мог внезапно развоплотиться в туман, чтобы появиться в совершенно неожиданном месте. — Главное, чтобы ему нравилось это имя, — ответил Провидец после некоторого молчания. — Он был не против. Они еще какое-то время помолчали, но вскоре Этельстан остался один, словно никого рядом и не было. На песке даже следов не осталось. Кем все-таки был Провидец — было большим для него секретом. И не так чтобы sidhe хотел его познать. С тяжелым вздохом он встал — нужно было идти домой. В конецов концов, ему и там было чем заняться. Однако около дома его ждал Рагнар, который играл с Пангур Баном какой-то веточкой. Белый котенок яростно молотил по ней всеми лапами, лежа на спине, выглядя при этом до нелепости мило. — На тебя похоже, — сходу начал ярл, вызывая этой фразой только вздох у Этельстана. Sidhe вообще не снимал с себя ни капельки вины за свою бездарность и бесполезность сегодня. Но он ничего не мог поделать с тем, что невольно начинал думать про свою семью. — Тебя что-то беспокоит. Это не было вопросом. Рагнар как-то умудрялся чувствовать все эти внутренние переживания. Правда, трактовал их совершенно по-своему, согласно той истории, которую для него придумал сам же Этельстан в отчаянной попытке спастись из монастырского плена. — Что тебя так беспокоит? Что тревожит настолько? — Пангур Бан пытался поймать веточку, а голос Рагнара звучал не слишком довольно. Он вообще не очень любил что-либо не знать. Жадность ярла Каттегата до любого рода знаний была хорошо известна Этельстану. — Я хочу знать. Еще не приказ, но уже и не совсем просьба. В ответ sidhe мог только вздохнуть и, проходя в дом, позвать ярла за собой. Тот, идя следом, подхватил и Пангур Бана на руку — зверек все еще был мелким писклявым котенком. — Все может быть иначе в этот раз, — первым делом пришлось развести огонь в очаге. — О чем ты? — Когда был совершен набег на… мою обитель, никто не знал о вас, а теперь вы уже несколько раз ходили к берегам Англии. — Ты боишься этого? — Я слышал разговоры, — Этельстан подкладывал в огонь сухие ветки, стоя на одном колене, — многие считают, что этот поход будет таким же простым и легким, как и тот, первый. — Многие из этих людей были и во втором походе, и в третьем — их сложно назвать легкими. — И все же я слышу разговоры, что это будет легко… — отчасти это было правдой. Этельстан действительно слышал такие разговоры, и они его всерьез беспокоили. Отчасти потому, что его поражала уверенность людей в том, что ничего на английской земле не изменилось. Он-то знал, чего и кого еще стоило бояться на родине, кроме англосаксов. Если люди и sidhe вышли в прямую конфронтацию, то Король Дикой Охоты мог свободно покидать сиды, ведя свой народ в бой. И была ли для него разница между англосаксом и северянином? Помимо родичей, в Англии и так хватало явной нечисти, которая могла отожраться на этой войне настолько, чтобы иметь наглость выйти пировать в открытую на человеческих останках. Этельстан одновременно и предвкушал месть, и боялся того, что может увидеть на своей родине. Боялся, что потеряет человеческий облик, что с ним что-то еще случится… — Успокойся, — тяжелая ладонь внезапно легла на макушку, чуть сжимая волосы, вынуждая посмотреть вверх, прямо в глаза Рагнару. — Ты тревожишься не о том… Иногда прямой проницательный взгляд ярла пугал sidhe до дрожи. Словно бы он знал, что перед ним не человек. — Разве волнение перед чем-то настолько серьезным — это не естественно? — голос Этельстана дрогнул, чуть оседая вниз. Грубая и довольно простая ласка, которой его сейчас одарил Рагнар вызывала волнение. Он любил эти руки, любил их касания — ощутимые, властные, порой чрезмерно грубые, но все же полные горькой нежности, которую иначе нельзя было высказать. — Ты не об этом волнуешься, тебя беспокоит что-то другое. Что-то, что ты не говоришь, — если бы sidhe мог, он бы сейчас просто начал мурчать, не хуже Пангур Бана, который всегда тарахтел настолько громко, что, казалось, мог даже гром заглушить. Рука сместилась с затылка к щеке, накрывая ее собой, оглаживая. — Расскажи. Тебя это гнетет слишком долго. Каттегат не стал для тебя домом? Коварный вопрос, на самом деле, на который сложно было ответить так, чтобы не раскрыть себя. Очень хотелось сказать правду, но как и когда-то в монастыре останавливал страх. — Стал. — И тебе хорошо здесь? — Да, если бы было иначе, я бы ушел. — Кто бы тебя отпустил. — Я свободный человек, Рагнар, могу идти куда захочу, — этот разговор всегда раздражал ярла. Он начинал нервно сжимать челюсти и щурится. И Этельстану это было приятно до одури — такая неприкрытая ничем, откровенная реакция просто на слова. — И куда же ты хочешь идти? — видно было, что он с трудом, но все же справился с собой. — К тебе, — ответ был простым, искренним и бесхитростным, таким же как и взгляд — глаза в глаза. Sidhe действительно этого хотелось. Другое дело, что не всегда это можно было. — Так иди же. Поцелуи на вкус как мед, дым и горечь можжевельника, которым окуривали помещения медового зала. Это не ответ на вопрос: «Что тебя так тревожит?» — форма ухода от него. Этельстану страшно говорить о себе после стольких лет лжи. — Ты же расскажешь однажды? — нет, о нет, Рагнар совершенно точно не зря ярл — его проницательность поразительна. И все, что может дать в ответ sidhe — это только кивнуть в знак согласия. «Возможно, — думал он, чувствуя нетерпеливые прикосновения горячих ладоней, — на моей родной земле ты и сам увидишь эту правду, какая она есть на самом деле». Времени, проведенного с Рагнаром, всегда было мало. В иные вечера, сидя, завернувшись в грубое шерстяное одеяло, наблюдая за неспешными сборами человека, Этельстан начинал сожалеть о том, что ему не повезло родиться собой. Родись он женщиной, насколько проще или сложнее была бы его жизнь здесь? Могло ли полотно мира сплестись так, что где-то в другом (а ведь как говорил Провидец — во всех вариантах мира и плетений судеб — они всегда вместе) узоре — это sidhe по имени Этель — мать всех детей Рагнара? Как бы тогда все было? Была бы тогда Лагерта? Было бы вообще все это? Этельстан всегда в таких размышлениях только зябко поводил плечами, сильнее кутаясь в ткань, что колола кожу. — Опять не о том думаешь, — Рагнар и не думал скрывать свое раздражение отвлечением Этельстана. Только sidhe и не собирался больше отвлекаться, успешно выкидывая уже порядком надоевшие мысли из головы. Снова и снова он сможет об этом размышлять и завтра — хоть весь день. А сейчас все время должно принадлежать только им двоим. Тело Рагнара — летопись его побед и поражений, история его стремления к чему-то лучшему. Шрамы, старые и новые, которых можно то едва коснуться пальцами, то провести по ним с усилием. Крепкие, развитые мышцы под гладкой кожей — много труда: и простого физического, и ратного. Но самое невозможно в Рагнаре — его глаза. Ярко-голубые, когда в нем сильна воля старейших богов и почти цвета моря в грозу — в моменты страсти. Как сейчас, например. Рагнар брал то, что хотел. Сейчас он хотел Этельстана. И лежа сейчас под ним, ощущая жар его тела, чувствуя его везде sidhe не чувствовал ничего кроме бесконечной любви. Он не был уверен в ответных чувствах, а здесь, на севере, о таком обычно и не спрашивали, наверное, полагая, что дело всегда говорит больше, чем слово. И все же иногда хотелось словесной нежности, высказанной, а не вычерченной грубыми пальцами по внутренней стороне бедра. На короткий промежуток времени весь мир сужался до маленького домика у самой окраины Каттегата. Крошечный мирочек, в котором были только они и бремя их страсти, их желания. Порой нежные слова любви готовы были сорваться с языка Этельстана, но он всегда успевал прикусить его раньше. Боялся разрушить этот уют, это ощущение единения, что было между ними, не только на физическом уровне в самый момент близости, но и после, когда лежали рядом, на очень узкой кровати, разгоряченные, вспотевшие. — Не тревожься из-за предстоящего, — прежде чем начать собираться, Рагнар всегда целовал чужое плечо с выпирающей косточкой. — Бахвалиться норма для нас. — Я заметил, — Этельстан неохотно сел на кровати. После близости ему всегда отчаянно хотелось спать, желательно в тепле рук его человека, но это было невозможно — не в Каттегате уж точно. Люди и так шептались из-за того, сколько времени ярл уделял своему бывшему рабу. Рагнар умел пресекать любые разговоры, однако всех не заткнешь. — И все же мне бы хотелось надеяться, что однажды ты мне расскажешь, что тебя так угнетает, — насколько sidhe нравилось смотреть, как раздевался Рагнар, настолько же больно ему было смотреть на его неспешные сборы. — Как только я найду нужные слова — обязательно, — Этельстан ответил раньше, чем осознал сказанное. А когда осознал, лишь принял это. — Стало быть, я не зря настаиваю. Ну что же, — видеть своего человека встревоженным было непросто. Но в самой глубине этого «непросто» Этельстан ощущал лишь бесконечно сытое довольство из-за чужого волнения, — надеюсь, что нужные слова придут к тебе как можно скорее. Обветренные сухие губы коснулись лба Этельстана. — Спи спокойно. И завтра, я надеюсь, ты будешь все же более собран, чем сегодня. От этого зависит твое выживание в Англии, понимаешь? — Да.