Мертвые цветы

— Итак, — сержант внимательно смотрела на Джеймса, и тот под ее взглядом почувствовал себя ужасно неуверенно. Настолько, что начал компульсивно тереть шею, — как долго ты собирался молчать, Кормак? — Это несущественно, — попытался запротестовать он, но тут же умолк, Чжан молча посмотрела на него взглядом: «Правда?» — Это не нарушает никаких правил. Тем более в этом деле. Тем более так… — О, господи, Кормак, дело не субординации, а в том, что мы не только коллеги, но так-то и друзья, — она не казалась обиженной, скорее обескураженной подобным ответом. — Я не прошу никаких подробностей, но мог бы хотя бы сказать, что О’Ши… твой бывший? Джеймс снова нервно огладил свою шею. Ему ужасно хотелось встать и уйти, но сержант была права — их взаимоотношения уже давно вышли за пределы того, что можно назвать рабочими. Впрочем, назвать их дружескими он тоже не мог. Они остановились ровно по середине. Точнее, это Джеймс остановил — отчаянно боясь сближаться с кем-либо. — Или нет? — выражение лица Чжан стало по-настоящему лисьим, а он начал откровенно нервничать, приглаживая ладонями брюки на бедрах. — Всё, иди. Мне кажется, что еще чуть-чуть, и у тебя инфаркт случится. «Не исключено», — подумал Джеймс, но лишь кивнул в ответ, благодаря за понимание и проявленную тактичность. Они уже не первый день приезжали с Джи вместе. Не просто одновременно, а именно вместе. Так или иначе, но на них обращали внимание. И дело было в нём самом. У Джеймса в управлении была не лучшая репутация, скорее наоборот, максимально неприятная. Но Джи, кажется, совершенно не замечал ни взглядов, ни разговоров за спиной, отголоски которых так или иначе, но долетали до детектива. «Ну, еще бы, — думал он, — я-то свое болотцо знаю от и до». Впрочем, если откинуть все эти мелочи, то, пожалуй, впервые за долгое время Джеймс начал чувствовать себя относительно полноценным человеком. И Джи, и медикаментозная терапия делали свое дело. Галлюцинации практически сошли на нет, как и тревожность с кошмарами. Если сравнить с тем, что было, то кошмары про яму со змеями теперь почти не снились. Они медленно разбирали старый семейный дом Кормаков, который много чего пережил. Сейчас в гостиной уже можно было посидеть вечером или пригласить кого-то (не то чтобы Джеймсу этого хотелось, но исключать этого нельзя было — Джи всегда был довольно социально активным). Горы мусора исчезали — пусть и не в один момент, как этого хотелось. — О чем задумался, красавец? — он несколько раз моргнул, а потом перевел немного растерянный взгляд на Джи. Тот стоял рядом, держа в руках папку с документами, и смотрел с мягкой улыбкой. Прядь волос выбилась из низкого пучка, который он, чертыхаясь, собирал сегодня утром. Джеймс заправил прядь ему за ухо. Жажда прикосновения была нереальной, словно являлась основой для существования. — О тебе, — этот бесхитростный ответ вызвал только короткое: «О…», и улыбка Джи стала немного смущенной. — А сержант?.. — мягкий кивок головой в сторону кабинета Чжан, и прядка снова выбилась. — Э… — Кормак замялся. Все-таки разговоры о личном давались ему с большим трудом. Даже с тем, кто входил в это понятие: «личное». — Понятно, — рассмеялся Джи. — Однако, вот… — он протянул Джеймсу папку. Пальцы соприкоснулись на прохладном пластике. «Кстати, передай привет Этельстану. Ты предал нас», — но этого тот почти и не услышал. — Хм… Это тот человек, о котором говорила миссис Риттенберг, не так ли? — Джеймс смотрел на фотографию. Лицо на ней было отвратительно знакомым. Оно не вызывало ничего кроме раздражения и… ярости, что поднималась из самых глубин души. Такой ярости, что человека с фотографии хотелось придушить. — Да, это… Эд О’Ида, — и не смотря на всю бурю испытываемым чувств, он был более чем полностью уверен, что имя, которое сказал ему Джи, ему совершенно не знакомо. — Ого, — Джеймс присвистнул, переворачивая листы в папке. — Интересный субъект… — Особенно в части нестабильной психики и отказа от прохождения лечения. — Ты думаешь, он мог? — несмотря на необъяснимую злость, Кормак был уверен, что этот полный мужчина с фотографии мог бы справится, пусть и с инвалидом, но все же полным сил молодым парнем. — Сам? Не знаю, — голос О’Ши прозвучал задумчиво. — Люди на всплеске гормонов способны на многие вещи, которые от них сложно было бы ожидать до этого… Но с ним точно стоит поговорить. Он, скорее всего, последний, кто видел Ивара живым. — Потрясающий субъект, — Джеймс бегло просмотрел остальные бумаги. — Даже интересно, кто ему вообще выдал лицензию. — Ну, некоторые вопросы можно решить… разными способами. Кормак ничего не ответил на замечание, лишь нервно дернул плечом. Он признавал правоту Джи, однако это не значило, что он относился к подобному спокойно. Ситуация, когда: «кто-то равнее» — всегда раздражала. Возможно, его не жаловали в управлении и за это тоже. В первые три года особенно часто это было причиной для конфликтов. — О’Ши! — окликнул кто-то из коллег профайлера. — Там к тебе внизу курьер. Спустись и забери доставку. — Ты?.. — Джеймса курьер заинтересовал больше, чем бумаги. — Нет, — Джи отрицательно покачал головой. — Но… Может быть, что-то прислали из центра? Странно, тогда бы предупредили. — Не посмотрим, не узнаем, — папка была брошена на стол очень небрежно, и это вызвало короткий смешок у Джи. Сам же Джеймс понимал, что ему нужно немного выдохнуть. Слишком большой скачок в эмоциях — от растерянности во время разговора с сержантом до ярости просто от взгляда на фотографию потенциального убийцы. — Знаменитое любопытство Джеймса Кормака. Пока они спускались, он не мог не заметить, что встреченные по пути коллеги здоровались или пытались перекинуться парой слов с Джи в основном. На него самого обращали внимание в самую последнюю очередь. Это не было обидно, просто забавно, насколько быстро Джи влился в коллектив. Насколько он знал, профайлер вел несколько дел. И это было удивительно. Ведь они из Канберры приехали специально, чтобы вести одно конкретное дело, но… «Всегда любил помогать», — мелькнуло в голове, когда очередная коллега мягко улыбнувшись, потрепала Джи по плечу, с коротким: «Спасибо». — А ты все также любишь заниматься благотворительностью, да? — двери лифта закрылись за ними. Редко когда такое случалось, чтобы в лифте никого не было. — Мне несложно им помочь. К тому же, переключение между делами позволяет… отвлечься. И когда возвращаюсь к основному — замечаю некоторые детали, которые мог раньше упустить. Взгляд все равно замыливается. Тебе ли не знать? — Мне-то откуда? — Кормак… — Джи не успел договорить, двери лифта открылись на первом этаже, и они вышли в толпу: детективы, сержанты, простые постовые — все куда-то спешили и чем-то занимались. На входе действительно стоял курьер. — Джордж О’Ши, — тот любезно показал свой пропуск курьеру, который лишь бегло посмотрел в него. — Вам доставка цветов. — Что?.. — изумление на лице Джи всегда выглядело восхитительно. Однако сейчас Кормак ощущал острый приступ тревоги. Ему не нравилось, что происходило. Доставщик поставил огромную корзину с цветами на стол: розы, маки, лилии, — но с ними что-то было не так. — Искусственные цветы? — подал голос дежурный. — Распишитесь в… — курьер осекся, заметив, какую реакцию вызвала посылка. Джи был не просто бледным, он практически посинел. Одна рука его была прижата к рту. — Мертвые… цветы… — Джи отшатнулся на несколько шагов от стола на котором стояла корзина, а потом и вовсе кинулся прочь, резко свернув за угол. Там дальше по коридору был туалет. Джеймс перевел растерянный взгляд обратно на «букет». Смотря на него он не ощущал ничего кроме тоски, одиночества, страха и… потери. «Рагнар…», — шептали маки. «Ра-а-агнар», — звали лилии. «Я вернусь за тобой», — трепетали бумажные лепестки роз. — Что это?.. — подошедший О’Нил выглядел заинтересованным. — Да, Дж…орджу пришли искусственные цветы… — чего Джеймс не ожидал, так это того, что на лице Кристиана проступит паника. — Блядь, — только и выругался О’Нил. — Кто-нибудь распишется?.. — Нет, — рявкнул Кристиан, — забирай на хрен это отсюда. Пока О’Нил разбирался с курьером, Джеймс развернулся и направился за Джи. Возле двери в туалет он на несколько секунд замер, не уверенный, что ему стоит заходить. И все же рука легла на дверную ручку. Джеймс замер — он никогда не видел Джи плачущим. «Похож на лик святого», — бледное лицо, трагично изломанные брови и яркие голубые, как чистейшие озера, глаза. У него как-то само вышло притянуть Джи к себе. Сам не понял, как. Еще одна жизненная, важная потребность — защитить и утешить. — Ты расскажешь мне?.. — Как только найду нужные слова, — глухо ответил в любезно подставленное плечо Джи. Кто-то попытался войти, но Джеймс рявкнул: «Занято, блядь» и тут же удивился собственной агрессивности. Но почему-то это казалось верным — чтобы никто не видел этих слез.

**

Джеймс, конечно, подозревал, что у них будут гости, но не думал, что это случится настолько быстро. Однако сейчас на стареньком диване (который обязательно нужно будет заменить) сидел Кристиан и сверлил взглядом любезно поставленную перед ним банку с холодным пивом. Он опирался локтями на колени, носом упираясь в сложенные в «замок» кисти. Вид у него был максимально мрачный. И Кормак ощутимо нервничал — он пропустил целых десять лет жизни Джи. Это очень большой срок и многое могло случиться. И наверняка случилось. — Как он? — наконец-то нарушил тишину Кристиан, потянувшись к банке. — Нехорошо, — по другому состояние Джи, что заперся в спальне и лежал там в темноте, отказываясь выходить и разговаривать, описать нельзя было. Все, что он сказал: «Дай мне время» и Джеймс послушно отступил. — Пять лет назад, — неожиданно начал говорить Крис, — в первый раз в центральное управление Канберры пришли искусственные цветы — для Джорджа. Сначала даже как-то не придали этому никакому значения. Он тогда активно преподавал, мало ли кто… Но через месяц снова пришли цветы, вместе с конвертом, где были фотографии Джорджа, сделанные в разных местах. И вот это уже настораживало. Естественно, была проведена проверка, которая по сути ничего не дала. Случайный номер телефона, случайный адрес отправителя, случайные данные… — голос О’Нила звучал очень устало. Джеймс невольно задумался: «А как долго они работают вместе?» Видимо, очень долго. Внезапно, понял — его даже не беспокоит мысль, что, возможно, между Джи и Кристианом могло что-то быть… По большому счету, он почему-то испытывал странную благодарность к этому человеку, что присмотрел за Джи в такой сложной, действительно сложной, ситуации. — Это продолжалось год, — продолжил Кристиан. — Даже заходила речь об отстранении Джорджа. Мы работали тогда с очень сложными делами и многие сомневались, что в такой ситуации можно считать его работу компетентной. А потом прекратилось, также внезапно как и началось.Чтобы через год начаться снова. Всегда одни и те же цветы: розы, лилии и маки — из бумаги и ткани. Ткань очень качественная, дорогущий натуральный китайский шелк. Бумага тоже элитная… Но не уникальная. Никаких отпечатков, ничего. Второй раз был самым страшным, потому что фотографии, которые присылались вместе с этими «цветами», были сделаны уже в управлении, — Кристиан откинулся на спинку дивана, прикрывая глаза, наконец-то делая глоток пива. Джеймс внимательно слушал, стоя напротив. «Почему?.. Может ли это быть связано с делом, что сейчас мы ведем?» Последняя мысль казалась удивительно верной и правильной. Внутреннему чутью он предпочитал доверять, особенно если оно касалось работы. — Я думаю, что это связано с нынешним делом, — Джи появился совершенно внезапно: растрепанный, бледный, — на нем была старая темно-синяя футболка Кормака и, переделанные в шорты, видавшие виды джинсы. И Джеймс, несмотря на ситуацию, ощутил прилив огромной нежности к нему. — Мне тоже так кажется, — согласился он. — Не похоже на простое совпадение. К тому же, второй раз тоже продлился год? — Да, — садиться на диван Джи не стал, просто подошел ближе к Джеймсу, словно искал защиты, а буквальной или нет — было не так уж и важно. — Плохо, — Кристиан сделал еще один большой глоток пива. — Может снова пойти речь об отстранении от дела. Могут начать трактовать как попытку оказать давление на сотрудника… И что-нибудь еще приписать… — В этих букетах… очень много от флориографии, — Джи подошел еще ближе и положил подбородок на плечо Джеймса. — Язык цветов?.. — он уточнил, даже не борясь с желанием слегка приобнять и мягко поцеловать того в висок. Волосы были чуть влажными — умывался видимо. Кормак не испытывал никакого смущения при этом. Почему-то Кристиан казался… своим, давно знакомым. — Да. Мак обыкновенный — это вечный сон, забвение, фантазия. Оранжевые лилии — ненависть и презрение, а розы…синие розы — это таинство, достижение невозможного… — Джи говорил очень медленно, тщательно подбирая слова. — То есть, исходя из набора — это что-то личное? — Кристиан выглядел встревоженным. И Кормак эту тревогу разделял. Личные мотивы — одни из самых частых и самых… уродливых. — Да. На секунду в гостиной повисла тишина. — Сколько резонансных дел было раскрыто тобой? — Я не думаю, что причиной стал рабочий успех, — ответил спустя минуту Джи. — Это совсем личное. — Почему ты так решил? — Цветы не купили, они не были сделаны где-то на заказ. Отправитель сам их делал, своими руками. На некоторых бумажных цветах были видны следы… переделывания. Линии пересобирались несколько раз, чтобы итоговый результат был идеальным. Я не уверен, что… подобное стремление может быть вызвано тем, сколько дел я помог раскрыть. — Обратного тоже не можешь отрицать, — Джеймс согласно кивнул словам Кристиана. — Цветы пришлют еще раз… — Ты думаешь? — Двадцать четыре букета за два года, раз в месяц. Второй букет всегда с фотографиями, — на этом моменте голос Джи дрогнул. — Ты… отправил обратно букет? — Нет, конечно, — Кристиан отрицательно мотнул головой. — Но очень хотелось. — Что сказал курьер? — Дал информацию по отправителю. Но я думаю, что когда мы проверим снова, окажется, что по указанному адресу указанный человек не проживает, а номер телефона принадлежит кому-то третьему. — Мне бы хотелось осмотреть его. Разобрать цветы… Возможно что-то… Нельзя постоянно делать все идеально. Где-то… может быть ошибка, которая… даст подсказку. И я думаю, что стоит сообщить сержанту об этом. — Ты уверен? — Тогда можно будет инициировать лабораторные проверки. — А если она решит отстранить тебя? — Джеймс и Кристиан задавали вопросы по очереди. Это выходило ужасно естественно. — Имеет право, но я надеюсь, что у меня получится убедить ее не делать этого. — Что ж, — Кристиан поставил банку обратно на журнальный столик, а затем встал. — Отдыхай, Джордж. Завтра с утра поговорим с сержантом. Надеюсь, что получится прийти к соглашению… Кстати, я слышал, ты подал прошение о переводе? — Да, — впервые за этот день Джи улыбнулся. — Поздравляю, — улыбка Кристиана была удивительно приятной и очень дружелюбной. Так действительно улыбаются, когда рады. Однако провожать О’Нила Кормак пошел один. У двери они обменялись крепким рукопожатием. В гостиной Джи сидел на диване, поджав под себя ноги, обнимаясь с небольшой подушкой. Он выглядел очень усталым, словно прожил не одну сотню лет. Но стоило только Джеймсу сесть рядом, как он тут же перебрался к нему под бок, перекидывая свои босые ноги ему через бедра. — Разберемся, — его пальцы моментально зарылись в темные кудри Джи, притягивая ближе к себе, буквально укладывая головой на плечо. — Да, — тот лишь жмурился. Несмотря на мрачную беседу, вокруг все дышало умиротворением и единением. И уверенностью, что сейчас все получится, и они со всем справятся. Все будет, а не как — тогда. — Ужин? — Возможно. — А что? — Кто. — Мы становимся каннибалами? — легкий смешок проскользнул в голосе Джеймса. — Возможно, — точно такой же слышался в ответе Джи. Они замолкли, каждый думая об одном и том же. — Это целесообразно? — Кормак, ты еще скажи, что мне придется тебя уговаривать… Я тогда действительно задумаюсь над тем, чтобы обидеться на тебя, честное слово. — Но… — Без: «но». Я нуждаюсь в этом, давай исходить из этого. Немного утешения. Много любви. Потом, возможно, паста карбонара. — Звучит как хороший план, — пальцы Джеймса переместились с чужого затылка — на шею. — Мои планы, — горячее дыхание коснулось шеи, — всегда хороши. Просто чтобы ты знал. — Прямо на диване? — Сломается, будет повод купить новый, — тихий смешок. Люди часто говорили, что найти любовь, которую описывают в сказках, легендах или любовных романах, невозможно. Но скажи это кто-то Джеймсу Кормаку в лицо, он бы поспорил с этим человеком. Возможно, в довольно грубой форме. Любовь всей его жизни сейчас жадно дышала ему в шею, крепко хватаясь за плечи. Возможно, это звучало наивно. Возможно, это звучало глупо. Но как-то иначе описать всю гамму чувств, что вызывал в нем Джи, было невозможно. Разве что банально и избито сравнить себя с путником, который бесконечно шел через пустыню к дому и, наконец-то добравшись, припал к студеной воде. Джи и был этой водой, утоляющей жажду, омывающей, очищающей, смывающей все. «Я — голос Неверленда», — клубилось по углам гостиной, но ближе даже и не думало приближаться. Момент принадлежал другому. С близкого расстояния глаза Джи казались нереальными, неземными, а радужка казалась не совсем естественного цвета, как если бы он носил линзы. — Хорошо, что зажили, Эттэ, — Джеймс осторожно целовал раскрытые ладони. — Действительно, — старая темно-синяя футболка была уже снята и отброшена в сторону, — хорошо. Джеймс знал все эти шрамы, что сейчас ложились под его пальцы: этот из Винчестера, этот из Уэссекса, а вот этот — с бойни в Каттегате. Остановись он сейчас и попытайся осознать, что именно вспоминает, испугался бы. На правом запястье был когда-то след от креста — и он сошел тоже. Но Джеймс его помнил наизусть — оттого и целовал перекрестие сейчас. Джи — это острые локти, острые коленки, мышцы и жилы. Джи — это темные кудри на темной и немного грязной обивке старого дивана. Джи — это лаванда, море и запах старой библиотеки. Едва заметный туман клубился по полу гостиной, менял свою форму, появлялся и исчезал, оплетая ножки дивана. Но его никто не замечал. Джи — это трогательные ямочки на пояснице. И след от удара кнутом чуть ниже лопаток. Джеймс его помнил очень хорошо — плохо заживал, рана начинала гноиться вновь. Лагерта тогда сильно переживала, что все может кончится очень плохо. Впрочем, сейчас и этого шрама не было. Но Кормак слишком хорошо его помнил, чтобы не провести по нему. — На сухую не… — А… кто?.. — под джеймсову руку лег, кажется совершенно сам по себе, тюбик со смазкой. Была бы возможность, поклялся бы, что тот появился просто из тумана. Но мозг даже не зацепился за это. Слишком уж сосредоточен на другом был. Впрочем, другой так же был сосредоточен на нем. Глаза Джи всегда темнели в порыве страсти, становясь из голубых темно-синими, с едва заметными зелеными вкраплениями, но чтобы их увидеть, нужно было смотреть прямо в глаза. — Какое прекрасное грехопадение… — Мхм… Я же не священник. — Действительно, — Джи мелко дрожал: и снаружи, и изнутри, и это всегда почему-то завораживало. Эта мелкая дрожь, полная отчаянного желания и предвкушения, подталкивала только к тому чтобы еще больше затягивать прелюдию, бесконечно растягивая, чувствуя чужое дыхание буквально на кончиках пальцев. — Блядь, — слышать это от обычно вежливого и крайне корректного Джи было приятно, — Кормак, я тебя сожру, если ты сейчас же не!.. — Что не?.. — в ответ только шипение, почти что змеиное. — Нет, ты скажи. — Да…чтоб тебя… Да, трахни ты уже меня… — смущение и злость в одном румянце — это самое ценное, что он мог когда-либо увидеть в своей жизни. Отказывать в столь четко выраженной просьбе у Джеймса не было никакого желания. Джи — это выступающий последний шейный позвонок, который можно не только поцеловать, но и укусить, вызывая тихий вскрик. Первый толчок всегда ощущается неприятно, сколько не растягивай. Туман по полу становился все плотнее и плотнее, словно начинал жить какой-то своей жизнью, сплетаясь около дивана. Если бы хоть кто-то прислушался к происходящему, то наверняка бы услышал легкий цокот когтей по ламинату, с таким обычно ходят собаки крупных пород. Если бы хоть кто-то вгляделся в туман, то увидел бы смазанные силуэты двух псов с красными ушами. Но до этого всего никому не было никакого дела. Вокруг них был свой собственный мир, созданный из влажного дыхания, коротких стонов и тихого шепота, а все остальное, кажется, тонуло в тумане. Каждый раз Джеймсу казалось, что еще ближе стать уже просто невозможно, но каждый раз он ошибался в этом. Они всегда становились еще ближе, словно, это было единственным их предназначением — раствориться друг в друге. И секс был просто инструментом для полного единения. Приятным, конечно, инструментом, волнительным, чарующим, но… Каждый раз, как первый, — так было всегда, так есть и так будет. Всегда будет что-то новое: родинка ли под коленкой, едва заметный след от царапины на голени или что-то еще — всегда будет что-то новое. Где-то за окнами четыре ворона важно сидели на заборе, словно охраняли что-то или кого-то. Где-то еще дальше темноволосая женщина смотрела в небо и мягко улыбалась, не пряча свое лицо от ветра. Где-то… Джи перед оргазмом выглядел всегда как настоящее божество. Едва ли не светился изнутри, со слезами в уголках глаз. Чувствительный, отзывчивый, готовый отдать всего себя, словно прошло не десять лет, а десять веков. Трогательно дрожащие темные ресницы. Сильные цепкие пальцы. Трогательное: «Рагнар». — Эттэ… «Лишь ты и я, далеко за морем», — пожалуй, это все, что когда-либо хотел в своей жизни Джеймс. Плодородная земля. Маленькая, но хорошая, крепкая ферма. Чтобы просто встречать ранние рассветы с Эттэ. Английская земля могла бы стать для них домом. В сути своей, он никогда не стремился именно к власти, он просто хотел, чтобы его народ обрел новые земли, где смог бы жить. Жизнь на севере не была легкой и простой. Впрочем, и это уже не имело никакого значения, все могло обождать, все могло исчезнуть, кроме Эттэ, тяжело дышащего под ним. — Сердце мое… К черту, к цвергам, к кому угодно, весь мир пусть ждет.

**

В спальне у лежавшего на тумбочке телефона Джеймса Кормка вспыхнул экран, уведомляя о сообщении, которое состояло только из одной буквы: «h».