О зимних цветах и весенней стуже

      Свет бьет в глаза.       Мэтт инстинктивно пытается прикрыть их ладонью, но руки ватные, он с трудом сжимает кулаки и оставляет всякие попытки сделать что-то еще.       Здесь тепло. Он шумно втягивает носом безвкусный воздух и рассеяно отмечает, что он жив. И тогда его догоняет реальность. Он помнит, как потерял координацию и завалился на пол, не способный двинуться. Как медленно заплывало зрение. Каждый знает, какого это — умирать от переохлаждения, каждую ступень вызубриваешь наизусть, чтобы знать, как спастись. Мэтт умирал на полу своей комнаты совершенно беспомощный.       Но тут было тепло. Привычно гудела вытяжка, гул разговоров отражался от толстых стен — все эти звуки были музыкой жизни, которую Мэттью уже не надеялся услышать.       Что произошло?       Он пробует пошевелиться еще раз. Тело подчиняется ему неохотно, вторая попытка оказывается не лучше предыдущей, но на этот раз он привлекает внимание. Он отчетливо слышит, как кто-то идет к нему.       — Очнулся. Слава Господи! Дорогуша, сходи-ка за профессором. Да побыстрей, пусть отложит свои бумажки.       Голос женский, его обладательница хлопочет совсем рядом с Мэттом: он слышит, как шуршит её одежда, и как позвякивает медицинское стекло.       — Вот так, выпей хотя бы глоток, — Мэтт послушно разлепляет спекшиеся губы и чувствует, как на нижней трескается корочка. Теперь у воды вкус крови, но для него это настоящие торжество. Он выжил, и теперь всё будет напоминать ему о триумфе.       — Помнишь, как тебя зовут?       Мэтт кивает. Осторожно, молясь, чтобы все происходящее не было предсмертной агонией его мозга, он открывает глаза.       Облегчение, которое он чувствует, когда окружающий мир набирает четкость, наверняка отражается у него на лице. Женщина, еще держащая в руках графин с водой, понимающе улыбается ему.       — Тебе очень повезло. Когда тебя привезли, ты был почти мёртв. Найдись ты на полчаса позже, вряд ли бы мы смогли что-то сделать. Твой второй день рождения.       Мэтт еще раз кивает, на этот раз более осознано. У него в голове сотня вопросов, но когда он открывает рот, чтобы начать расспрос, голосовые связки подводят его, он хрипит и заходится кашлем.       Медсестра сочувственно хлопает его по плечу.       — Не торопись. Вы, искатели, вечно куда-то торопитесь. Дай себе восстановиться. Сейчас придет профессор Аддамс, и вы вдвоем со всем разберетесь.       Мэттью даже не думает спорить. Он снова закрывает глаза, наслаждаясь теплом. Сестричка наверняка что-то перепутала, он совсем не искатель, ему просто чертовски повезло. Что бы ни произошло дальше, он жив, и он в безопасности. Эти мысли убаюкивают его, и он погружается в неглубокую дрему.       В следующий раз он просыпается, когда кто-то деликатно касается его плеча. Перед ним, помимо знакомой ему медсестры, стоят двое. Ближе к нему — маленький полный мужчина, он зачесывает волосы назад очками с толстыми линзами и дружелюбно улыбается Мэтту. Вторая гостья стоит поодаль. Мэтт не может рассмотреть её хорошо с его перспективы, но в позе незнакомки куда меньше радушия.       — Я глава отдела исследователей первого бункера, профессор Аддамс. Очень рад быть знакомым с тобой, Мэттью. Я, уж ты прости, порылся в картотеке. Нужно было установить твою личность до того, как ты придёшь в себя.       — Я тоже рад знакомству, — выходит чуть лучше, чем в первый раз, звуки становятся членораздельными, но язык во рту все равно ощущается распухшим и непослушным.       Ободренный его ответом, профессор Аддамс начинает улыбаться еще шире.       — Наверняка у тебя много вопросов. Я здесь, чтобы помочь тебе разобраться в произошедшем.       Эти слова настораживают Мэттью. Зачем главе исследовательского отдела тратить время на него, простого рабочего? И пусть он только пришёл в себя, он способен увидеть здесь подвох. Никто не собирается помочь ему разобраться в том, что произошло, это он нужен для того, чтобы узнать больше о случившемся.       — Вы правы, я совсем запутался, — он неловко усмехается. В конце концов, допрос — невысокая цена за спасение. И лучше подыграть, чем навлечь на себя проблемы.       Аддамс пересказывает ему случившееся. О подкреплении, прибывшем от первого бункера по запросу подстанции, и о том, как его нашли. О вирусе, стершим алгоритмы их системы.       — Я приношу свои соболезнования, — говорит Аддамс, когда история затрагивает произошедшее на станции, — наверняка у тебя там было много друзей.       У Мэтта перед глазами поддавшаяся животному ужасу толпа и умирающий учёный у него на кровати. Он едва заметно кивает. Его тошнит.       Его вторая гостья, до этого молчавшая, переступает с ноги на ногу и шумно вздыхает, привлекая внимание обоих.       — Может, хватит его мучать? Чем дольше ты будешь с этим тянуть, тем хуже.       Аддамс хмурится и поджимает губы.       — Тогда почему бы тебе не рассказать ему самой? Я не выношу говорить такое.       Женщина безразлично жмет плечами. Она отталкивается от стены, к которой привалилась до этого, и идет к ним. Она не торопится, и это дает Мэтту шанс рассмотреть её поближе. Она старше него, лицо тронули морщины, темные от воды кудрявые волосы зачесаны назад. Подшитый мужской комбинезон на незнакомке смотрится мешковатым, но это не мешает Мэтту отметить — она красива; и судя по тому, как она себя ведёт - она знает это.       — Мэттью Ллойд, — его имя она произносит так небрежно, что это заставляет его нахмурится, — совет бункера выдвигает тебе обвинение в саботаже. Ты единственный выживший на подстанции, в твоих данных не указана твоя толерантность к холоду, а член исследовательского отдела, работавший над устранением этой ошибки последним, найдем мертвым в твоей комнате. Удалось установить, что он умер задолго до того, как температура опустилась до критической для жизни отметки.       Что?       Ему нужно время, чтобы проанализировать сказанное. Он пострадавшая сторона, он чуть не умер, чёрт возьми, а ему выдвигают обвинение?       — Я понимаю, ты шокирован, — тараторит Аддамс, — у нас в бункере действует презумпция невиновности. Пока идет следствие, ты в безопасности. Информация конфиденциальная, так что никто кроме членов совета не знает об обвинении. На всякий случай.       — Чтобы ослепленные жаждой мести родственники погибших не прикончили тебя раньше приговора.       — Марта! — одергивание Аддамса совершенно на неё не действуют, — в любом случае, ты можешь свободно перемещаться по общественным помещениям бункера, пока идет следствие. За него отвечают наши лучшие люди, так что я уверен, очень скоро все разрешится с лучшим исходом.       Чтобы поддержать его, Аддамс сжимает его плечо. У Мэтта кружится голова и не хватает воздуха.       — А кто назначен вести мое расследование? — Он надеется, что его подозрения будут опровергнуты, потому что иначе…       Аддамс сконфуженно улыбается.       — Познакомься с Мартой Тельман. Она старшая искательница, и одна из моих самых доверенных сотрудниц.       Он труп.       На третий день он решается на свою первую вылазку. Как и обещал Аддамс, его никто не охраняет, и из медицинского крыла его выпускают так же спокойно, как и любого, кто заходит туда.       — Здесь легко потеряться, — на прощание говорит ему медсестра, — не стесняйся просить кого-нибудь проводить тебя.       Мэттью рассеяно кивает головой. Он надеется, что сможет найти такое место, где просить о помощи будет некого, потому что ему нужно уединение.       Он ненавидит одиночество. На подстанции Мэтт всегда окружал себя знакомыми, никогда не проводил вечер один и даже работать предпочитал в компании. Но сейчас от происходящего голова идет кругом, и ему жизненно необходимо некоторое время в тишине.       В бункере повсюду указатели: жилые и общественные комнаты, штабы отделов, производственные цеха и технические помещения. Ему нужно быть осторожным, чтобы не навлечь на себя еще больше подозрений, так что приходится исключить технические помещения. Надеяться на то, что в общественных комнатах будет немноголюдно — бесполезно, но у него нет выбора.       Он останавливается двумя этажами ниже, чтобы перевести дыхание. Он уверен, что смог бы обойти всю четвертую подстанцию за то время, что бродил по коридорам бункера. Теперь он не уверен даже в том, что идет в нужном направлении.       Вряд ли кто-то начал свою вторую жизнь хуже, чем он. В тот момент, когда он почти убеждает себя, что вернуться в медицинское крыло будет лучшей идеей, его окликают.       — Хэй, а мы не знакомы. Ты тот счастливчик с четвертой подстанции? Я Рене. Искательница.       Рене не больше двадцати пяти. Она рыжая и острижена по-мужски коротко, однако ничего не выделяется в ней так, как завязанный узлом правый рукав. Мэтту она протягивает левую руку. Он жмет её не задумываясь.       — Я Мэтт.       — Рада знакомству. Шёл в гостиную? Ты почти угадал с поворотом. Пришлось её перенести, тот зал подтопило, никак не можем наладить систему водооткачки. Хочешь, провожу тебя?       Мэтт кивает. К чёрту одиночество, думает он. В компании ему куда легче. Дорогу до гостиной Рене заполняет своей болтовнёй. Она рассказывает о последней починке ветряного генератора, о том, что снова затопило нижний ярус, объясняет, что скорее всего по той же причине у него пока нет комнаты, потому что жильцов нижних ярусов пока размещать негде.       В бункере всё оказывается не так радужно, как о нём говорили на станции. Мэтта это отчего-то успокаивает. Жизнь в бункере идёт своим чередом, это можно понять по тому, с какой легкостью искательница делится с ним последними новостями, а значит, нечего боятся того, что проснувшись следующим утром, он снова окажется последним выжившим.       Вскоре они оказываются перед большими двустворчатыми дверями. Рене толкает одну из них и пропускает Мэтта внутрь.       В гостиной многолюдно. Гул разговоров мгновенно стихает, стоит присутствующим обратить внимание на вошедших. Теперь Мэтт понимает, почему за ним не назначили охраны. В закрытой экосистеме бункера все знают друг друга в лицо, и чужак всегда привлекает внимание.       О нём шепчутся, кивают на него и обсуждают, совершенно не смущаясь его присутствия.       — Прости их, — не понижая голоса, говорит Рене, — мы все очень переживали, когда услышали о судьбе подстанции. Вот и…       — Все нормально. Я представляю, какого это — видеть новое лицо. Для меня каждый новый сотрудник на четвёртой подстанции был новостью недели.       Рене хихикает.       — А мне казалось искателям всегда привычнее видеть чужих. То доставка, то совместные работы, то экспедиция какая-нибудь. Привыкаешь к лицам.       Чёрт.       Мэтт никак не может смириться с мыслью о том, что он толерантен к холоду. Пока для него это всё ещё больше похоже на вымысел, чем на реальную правду.       — В моих документах что-то напутали. Всю жизнь я думал, что я, ну, знаешь, обычный. Так что никогда не покидал станцию.       Рене смотрит на него, не скрывая изумления.       — Я слышала о таком, но никогда не думала, что такое может произойти под нашей юрисдикцией. Кому-то из исследователей нужно задать хорошую трепку. Ты столько упустил! Хотя, наверное, для тебя сейчас эту звучит дико, прости.       К концу фразы она совсем теряется.       — Впрочем, ты здесь. Хочешь познакомиться со всеми?       У Мэтта все еще кружится голова. Он тяжело опускается на ближайший свободный стул и теребит ворот форменной рубашки: здесь чертовски жарко.       — Думаю, мне нужна минутка.       Рене не настаивает. Её окликают по имени, и она машет ему на прощание рукой. Здесь никто не собирается нянчиться с ним. Для Мэтта это большое облегчение.       Несмотря на окружение тайком разглядывающей его толпы, Мэттью вдруг ярко ощущает своё одиночество.       В его второй жизни всё нужно начинать сначала, и на это уйдет гораздо больше сил. В конце концов, он выжил, а значит, со всем остальным он разберётся.