Smalltown Boy

Это не свидание. Так говорит себе Эндрю, надевая свои лучшие черные джинсы из всей кучи его черных джинсов. Это не свидание. Так он себя убеждает, когда сверху на черную майку накидывает легкую черную рубашку в светло-серую полоску с коротким рукавом в дополнение к неизменному атрибуту своего гардероба — черным повязкам на руках, скрывающих кожу от самых запястий и заканчивающихся чуть выше сгиба локтей. Это не свидание. Так он повторяет у себя в голове, когда подбирает многочисленные серьги в уши, меняет простой кликер в носу на циркуляр с шипами-накрутками, вешает на шею пару цепей, а на пальцы цепляет любимые кольца. Мать, а заодно и тетка с Лютером терпеть не могут его «цацки» и регулярно ему по этому поводу высказывают, но Эндрю в своем выборе непреклонен. Это они еще штангу в языке не видели и проколотые соски. Эндрю, в общем-то, глубоко плевать на то, что они все по этому поводу думают и чувствуют, но гораздо разумнее избавить себя от очередной часовой лекции о собственной распущенности и несостоятельности как адекватного члена общества, чем выслушивать предсказуемые обвинения. Итак, он определенно идет не на свидание. Образ дополняют черные высокие конверсы, и Эндрю готов спускаться. Очевидно, не на свидание. Нил ждет в общей гостиной, сидя с телефоном в руках и своей невозможно очаровательной улыбкой на губах. На нем вчерашняя толстовка с накинутым на голову капюшоном и, боже, это что, шорты?! Хлопковая серая ткань задралась почти до середины бедра, и Эндрю совершенно точно не смотрит на то, как перекатываются под кожей тренированные мышцы, когда Джостен дергает ногой. Великолепно длинной и невъебенно красивой ногой с едва заметным легким покровом рыжеватых волос. Блять. Эндрю задействует все свое самообладание, чтобы не драпануть по лестнице назад наверх в свою комнату, и не начать д… кхм, очень активно наслаждаться увиденным. Нил его замечает. Нил убирает телефон в передний карман на толстовке и поднимается с отвратительно полосатого дивана — край шорт опускается ниже, едва прикрывая колени. — Привет, — говорит это чистейшее произведение искусства, запихивая руки в карманы шорт. Серьезно, нельзя быть таким идеальным, это даже самую малость бесит. Впрочем, в голове свежо наставление Уокер, и Эндрю не собирается сдаваться чарам парня-на-девять-с-половиной так быстро, в конце концов, у него есть гордость. И каменный стояк с утра, ага. Ну, чтоб гордость сильно не зазнавалась. Они выходят из гостиницы на залитую солнцем улицу: на небе ни облака, только светящий до болезненной рези в глазах яркий диск. Эндрю надевает черные круглые солнцезащитные очки, до этого висевшие на майке на груди. — Куда пойдем? — спрашивает Нил, щурясь. Эндрю пожимает плечами. Ему вообще без разницы, куда тащиться, главное — с кем. — Я на утренней пробежке немного осмотрелся, здесь довольно мило. Особенно здания, — Нил тычет пальцем на их гостиницу с кремовым фактурным фасадом, круглой башенкой-крышей, похожей на шляпу волшебника, белыми карнизами и аккуратным рядом колонн у парадного входа. — Тут много старых домов, в том числе архитектуры викторианской эпохи, — говорит Эндрю, а про себя думает, что этот парень точно не может быть реальным, потому что он, блять, бегает по утрам, а не спит, как все нормальные люди. Он точно либо спортсмен, либо самоубийца. — Можем дойти до маяка, а оттуда решим, куда дальше. — Окей. Эндрю сворачивает налево, и они неспешно идут по Лайтхаус-авеню. Смотреть здесь, честно говоря, нечего. Эндрю вообще не особо понимает туристов, что-то забывших в их дыре, и, конечно, ни за что бы не поперся бродить по сто раз изученным вдоль и поперек улицам в одиночку. Разве только чтоб домашних не видеть. — Так, хм, вы с братом активно участвуете в семейном бизнесе? — спрашивает Нил несколько неловко, и Эндрю в глубине души ему благодарен за это, потому что сам он понятия не имеет, о чем можно завести разговор так, чтобы это не выглядело очевидным подкатом из разряда «твои родители случайно не пекари?». — Типа того. Не то, чтобы нас кто-то спрашивал. — У вас большая семья? Эндрю мимолетно морщится на автомате. — Я, мать, Аарон, сестра матери, ее муж и их сын, но он сейчас в отъезде, — «к счастью», думает Эндрю про себя, потому что Ники определенно распустил бы свои гомофлюиды в сторону кое-кого. — Была еще бабуля, но она померла в прошлом году. — О, соболезную. — Она была отвязной бабкой. С ней я раскурил свой первый косяк, — да, то были приятные воспоминания. Из всех замечательных родственничков она единственная на него не орала. Возможно, конечно, все дело в деменции, но она действительно была классной. И веселиться умела. — А еще она покупала мне выпивку. — Даже не знаю, как ты теперь справляешься, — хмыкает Нил. — Ищу иные пути, — Эндрю пожимает плечами. — Ты тоже еще в старшей школе, да? — Угу. Еще год потерпеть, и я съебу из этой тюрьмы. Нил кивает. Вообще Эндрю ненавидит такие разговоры. Этап знакомства всегда самый нудный и, по факту, бессмысленный, потому что вся входящая информация обычно тут же испаряется. Встретились, потрахались, разошлись — схема, работающая безотказно, исключающая пустой треп и всегда существующую опасность эмоциональной привязанности. Но сейчас ему даже немного… приятно чем-то поделиться. Наверное, это лето и правда пиздец какое скучное. Или у Нила слишком высокий уровень опасности. Эндрю надеется на первое. Медленно прогуливаясь, они болтают о школе, о каникулах и о друзьях. Нил и правда профессионально занимается спортом (кто бы сомневался!) — играет за школьную команду по экси. Мысли Эндрю сами собой убегают в сторону спортивной формы, вернее, как она бы смотрелась на Джостене, но ему приходится быстро вернуть себя в реальность. Образ помешанного на экси Кевина с клюшкой наперевес и постоянной мозгоебкой на тему «тебе тоже надо вступить в команду!» отрезвляют как никогда. Неужели его жалкая душонка — магнит для спортивных фанатиков? Еще Эндрю узнает, что у Нила два лучших друга: Мэтт и Даниэль, которые встречаются между собой. На этом моменте Миньярд выдыхает, потому что вопрос про ту самую разносящую личку Дэн отпадает. Однако, остается непонятно, есть ли у самого Нила кто-то, и это уже порядком удручает. У Нила внезапно звонит телефон, и он отвечает по фейстайму контакту «ДЭН», окруженному оранжевыми сердечками. На экране появляется улыбающееся лицо девушки, и она пронзительно кричит из динамика «ПРИВЕТ МИЛАШКА» едва ли не на всю улицу. Нилу приходится в срочном порядке убавлять громкость — Эндрю с каким-то затаенным удовольствием замечает, как у парня от очевидной неловкости розовеют щеки. — Чуть потише, Дэн, пожалуйста, — говорит он, смущенно улыбаясь, и, серьезно, если его обычная улыбка — верх залипательности, то смущенная версия готова вогнать Эндрю в многочасовой ступор на почве экзистенциального переосмысления жизненных ориентиров. В том смысле, что он, кажется, готов смотреть на эту улыбку вечно. — Рассказывай, как ты? Как новый город? Ты там гуляешь один или с кем-то? — Я отлично. Город симпатичный, и здесь хотя бы не так жарко. Я с Эндрю, это сын хозяйки отеля, в котором мы остановились, — Нил поворачивает в его сторону экран телефона, и Миньярд молча салютует в камеру. Нил продолжает болтать со своей подружкой, и Эндрю пока закуривает, отстраненно наблюдая за медленно сменяющимся пейзажем хорошо знакомой улицы. Дома в один и два этажа, идеально выстриженные кусты, раскидистые лапы эвкалиптов и сосен, пальмы на частных газонах. До безобразия унылая картина. В чужой разговор Эндрю не вслушивается, но улавливает, что речь о личных проблемах девушки. Нил заканчивает говорить как раз тогда, когда они почти подходят к маяку, а пейзаж перестает пестреть частной собственностью, открывая вид на кладбище с одной стороны и покрытые зеленым газоном поля для гольфа с другой. — Извини, у Дэн типа кризис в отношениях, они впервые за три года поругались, — говорит Нил, когда они подходят к огороженной территории при маяке. — А ты эксперт по отношениям? — Эндрю спрашивает как можно более небрежно и направляется к закрытым деревянным воротам. — Нет, но я хороший друг, который может выслушать. Интересно, это значит, что у него сейчас нет отношений или что он в них плох? Эндрю решает подумать над этим немного позже, хватаясь за край невысоких ворот. — Я думал, тут закрыто… — неуверенно тянет Нил сзади. — Просто делай, как я. Они перелезают через не очень внушительного вида ворота, которые стоят тут скорее для красоты, идут вдоль забора из широких, плотно приколоченных друг к другу досок, и выходят на большую площадку с пустующими припаркованными в ряд гольф-карами. Эндрю указывает вперед, где за очередным, но уже не таким частым забором виднеется белое здание, а над калиткой на перекладине написано «POINT PINOS». — Вон там маяк. — Ты точно уверен, что мы можем тут находиться? — Нил осторожно оглядывается, но вокруг ни души. — У них уебский график работы, а в сам маяк только по субботам и воскресеньям пускают на три часа. Не ссы, сейчас все будет. Они перелезают через очередной забор и идут к маяку — Эндрю первый, а Нил неуверенно крадется сзади. У тщательно выбеленного дома темно-зеленые рамы на окнах, коричневая крыша и выкрашенная в красный верхушка башни, в котором находится лампа. Они обходят домик и стучатся в заднюю дверь. Минут через пять активного перестукивания дверь резко распахивается, и на пороге появляется грозный седовласый дед. При виде Миньярда его сердитое морщинистое лицо разглаживается — теперь дед смотрит не враждебно, а с любопытством. — Ты чего тут шастаешь, хулиган малолетний? Еще и приволок с собой кого-то. — Это Нил. Нил, это Деннис Рид, смотритель маяка, — представляет их друг другу Эндрю, снимая с носа очки, складывает их и вешает на майку, отчего та немного оттягивается вниз. — Ага, смотрю, чтоб такие, как вы, тут не шароебились в неположенное время, — ворчит Деннис, но никуда не гонит — хороший знак. — Ты, Эндрю, гляди, матери настучу, что опять от работы отлыниваешь. — А он не отлынивает, — неожиданно вклинивается Нил и немного более смущенно добавляет: — Я его работа. — Эт как? — Деннис чешет затылок. — Я вчера только приехал, а Эндрю по просьбе мисс Миньярд показывает мне город. Я остановился в их отеле, — Нил слегка привирает, потому что, Тильда, разумеется, ни о чем таком напрямую не просила и согласилась-то только потому, что не хочет выглядеть плохой хозяйкой в глазах гостей. — А-а-а так ты турист. Как бишь тебя зовут, малец? — Нил Джостен. — Ну, добро пожаловать в Пасифик Гроув, Нил, — Деннис переводит взгляд на Эндрю. — Чего приперлись-то? У нас тут закрыто, как видите. — Пустишь нас внутрь? — Эндрю переходит к делу. — Минут на пятнадцать. Мы посмотрим и уйдем. — Еще чего, — Деннис упрямо складывает костлявые руки на груди, но Эндрю видит огонек интереса во взгляде. Старик Рид всегда предчувствует наживу. — А за бутылку скотча? — Две. — Бутылка скотча и один бесплатный напиток у нас в пабе. — По рукам, — Деннис довольно кивает и отходит от двери, приглашая внутрь. — Пятнадцать минут и ни секундой дольше. Потом пиздуйте так, чтоб пятки сверкали. А то вдруг полицию вызвать решу… Нил подходит к отведенному времени со всей серьезностью, осматривая экспозицию антикварной мебели, бегая глазами по информационным табличкам и изредка что-нибудь украдкой фотографируя. Внутри маяк напоминает обычный двухэтажный дом с кухней, ванной, гостиной и спальней — все мелочи быта скрупулезно расставлены по местам. То, что это все-таки музей, понятно по цепям-ограждениям, историческим справкам на настенных табличках и экспонатам осветительных ламп маяка в стекле. Когда Эндрю приходил сюда в детстве, ему особенно нравилась мансардная комната на втором этаже с низким потолком и стенами-крышей, идущими по диагонали. А крутая винтовая лестница делала подъем наверх удивительным приключением. Сейчас обстановка не вызывает абсолютно никаких эмоций — сплошное старье с налетом преувеличенной исторической важности. Но Джостену, кажется, искреннее нравится. Он особенно долго крутится у макета огромной керосиновой лампы, которую использовали до появления электрической, разглядывая ее механизм. Спустя ровно пятнадцать минут появляется Деннис и, напустив на себя преувеличенно грозный вид, выгоняет их, пригрозив Миньярду, чтоб тот принес обещанный скотч не позже пятницы. Эндрю бурчит под нос, что не забудет, и ведет Нила по зеленеющему газону поля для гольфа в сторону океана. Перебравшись через до смешного низкий деревянный заборчик и перейдя через дорогу, они выходят к скалистому побережью. Привычный запах соли и влаги становится совсем ярким, а ветер треплет волосы и рубашку. — Я впервые так ходил на экскурсию, — нарушает молчание Нил, усмехаясь, и разглядывает береговую линию. Переводит взгляд на Эндрю и несколько неловко произносит: — Спасибо, это было интересно. Эндрю стоически игнорирует всего на долю секунды участившееся сердцебиение и небрежно пожимает плечами, отворачиваясь, чтобы не смотреть на смущенную улыбку и покрытые легким румянцем веснушчатые щеки. Не думать. — Обращайся, — говорит он предельно ровным тоном и идет вперед, к паре крупных обломков отшлифованных морем камней, выступающих из земли. Забирается на один из них и, свесив ноги в сторону океана, усаживается на неудобной бугристой поверхности. Нил через какое-то время садится рядом, скрестив ноги по-турецки, и тоже смотрит на кажущуюся бесконечной толщу воды, сливающуюся с небом в размытой полосе линии горизонта. Эндрю достает из кармана пачку сигарет и закуривает, прикрывая постоянно затухающий огонек зажигалки ладонью. — Можно мне тоже? — Джостен кивает на пачку сигарет. — Ты ж спортсмен, — Эндрю не может скрыть удивления в голосе, но сигарету все равно достает, вкладывая в изящные длинные пальцы. Прикосновение выходит мимолетным, но Эндрю все равно кажется, что его чем-то шибануло по голове. Он почти моментально стряхивает с себя странное ощущение и подносит зажигалку к зажатой между зубами сигарете. Нил прикуривает со знанием дела, подтверждая, что делает это не в первый раз. — Я думал ты зожник и активист. Утренние пробежки, спортивное питание и все в таком духе. — У всех есть свои маленькие слабости, — Нил хитро улыбается и со вкусом затягивается. Эндрю наблюдает за тем, как розовые губы обхватывают фильтр, грудная клетка расширяется, принимая вместе с кислородом едкий дым. Он едва не забывает про собственную сигарету и прячет наваждение за долгой затяжкой, тем не менее, продолжая наблюдать. — Я, кстати, попрошу маму купить скотч, — он резко поднимает указательный палец, когда Эндрю открывает рот, собираясь отказаться. — Возражения не принимаются. Обеспечь дедуле бесплатный напиток в пабе, а я возьму на себя вторую половину. Все-таки ты из-за меня это провернул. — Не любишь чувствовать себя должным? — Скорее люблю, когда все честно. Хотя билет в любом случае стоил бы дешевле бутылки скотча, — Нил усмехается и затягивается. — Это не обвинение, если что. Мне все понравилось. Претензий к экскурсоводу не имею. На языке вертится «зато я имею целый вагон» с последующим перечислением всех претензий, среди которых и пиздецки целовабельные губы, и снова задравшиеся до середины бедер шорты, и куча чего еще, но Эндрю проглатывает все невысказанные слова и только молча крутит кольцо в форме цепи на указательном пальце. Он все еще не знает, как подойти к вопросу, не скатываясь в откровенные подкаты так, чтобы выглядело уместно, но не слишком глупо. Блять, почему он вообще об этом так печется? Конечно, искать себе мужика для взаимной дрочки, будучи геем в маленьком городке на пятнадцать тысяч населения — изначально затея тухлая. Не то, чтобы у него был большой выбор. Но обычно это происходит гораздо проще, естественнее и больше в лоб. Есть какие-то ебучие сигналы, по которым можно хоть примерно понять, бросать тут якорь или не стоит. Джостен похож на потухший маяк. Стоять — стоит, а с воды нихуя не видно. Они докуривают и молча сидят еще какое-то время, глядя на рябую от волн поверхность океана. Солнце яркими пятнами отражается в воде, играя переливами на постоянно движущейся водной массе, местами то поднимающейся выше, то прогибающейся вниз неровной дугой. На песок заезжает серебристый крузак и паркуется — из машины выходит пара с ребенком. К плеску разбивающихся о берег волн добавляются чужие голоса. — Мне всегда было интересно, каково это — жить на берегу океана, — нарушает молчание Нил, прижимая колени к груди и кладя на них подбородок. — В Балтиморе есть выход к заливу, но это совсем не то. Здесь возникает ощущение, что сидишь на краю мира. — Наверное, как и со всем, в этой жизни — в какой-то момент просто перестаешь обращать внимание. Это то, что я не понимаю в заезжающих туристах. Они все так восхищаются океаном, а ты смотришь на него каждый день и не видишь ничего, кроме огромного бассейна с соленой водой. — Это грустно. — Это просто соленая вода, — Эндрю отправляет бычок куда-то между камнями и спрыгивает на песок. — Дальше идешь? — Иду, — Нил тоже спрыгивает с булыжника, на котором они сидели, и они идут вдоль дороги дальше по побережью. В следующем песчаном кармане, в который ответвляется накатанная асфальтом дорога, уже больше машин. Люди гуляют группками, кто-то даже расстелил ближе к каменистому рифу большой плед, устроив пикник. Нил снимает океан на телефон, пока они медленно идут вдоль него. Эндрю бродил по этому побережью в определенные периоды своей жизни. Особенно когда не хотелось возвращаться домой и кого-то видеть. Здесь становилось немного спокойнее. Хотя вода и правда стала просто водой. Чем-то, что всегда можно увидеть, выйдя из дома и свернув налево по Лайтхаус-авеню. И свою уебищно-крошечную жизнь в уебищно-крошечном городе. Минут через двадцать Эндрю притормаживает и подходит к краю обрыва. Нил неотрывно следует за ним, послушно вставая рядом и оглядываясь куда-то назад. — Что это за трава на песке? Ее тут вдоль побережья так много. — Дрозантемум, — Эндрю тоже оглядывается на плотный зеленый ковер. — Он в мае цветет фиолетовым. — Серьезно? То есть, тут все… фиолетовое? — Только эта часть побережья, но, в общем-то, да. Вон там, — Миньярд указывает на неравномерно возвышающийся над водой риф, похожий на испещренную морщинами дряблую старушечью кожу с острыми буграми-наростами. Две соседние скалы будто тянутся друг к другу, встречаясь в поцелуе. — Называется целующаяся скала. Здесь всегда толпы сосущихся парочек, которые считают своим долгом сфотографироваться на ее фоне. В подтверждение его слов стоящие неподалеку девушка и парень начинают целоваться, делая селфи. Эндрю не сдерживает гримасу отвращения. — Судя по твоему лицу, ты в их число не входишь, — насмешливо замечает Нил, проследив за его взглядом. — Конечно нет, это же тупо. О, смотри, скалы решили пососаться, давай сделаем очередное гениальное фото, как и тысячи долбоебов до нас! — Возможно, они и не оригинальны, но это хотя бы забавно. Держи, — Нил вручает ему свой телефон, и у Эндрю на мгновение сердце уходит в пятки, потому что, блять, это же не то, о чем он думает, верно? Но нет, Джостен отходит чуть ближе к краю, становится в профиль и наклоняется, упираясь руками в колени, чтобы быть на уровне со скалой. — Скажи, как мне встать, чтобы получилось, будто я целуюсь со скалой. Сдерживая улыбку от того, как нелепо это выглядит, и стараясь сохранить бесстрастный вид, Эндрю делает пару шагов назад и настраивает кадр, указывая, как лучшее встать. Нил на экране телефона закрывает лицом правую скалу и вытягивает губы в трубочку. Эндрю делает несколько фотографий, и понимает, что не может оторвать взгляд от этой совершенно нелепой картины. И очень, блять, хочет быть на месте этой дебильной скалы. — Все, — произносит Миньярд слегка севшим голосом и возвращает телефон подошедшему парню. Нил довольно изучает получившиеся фотографии и удовлетворенно кивает. — Дэн будет в восторге. Пусть только попробует теперь мне высказать про целовательную девственность. Стоп. Эндрю не ослышался? Целовательная девственность? Осознание приходит резко, точно ему ебашат целенаправленно по виску. Размашисто так. С огоньком. Оу. Оу. Он что, с утра дрочил на невинный во всех смыслах цветочек? Видимо, замешательство так ярко отражается у него на лице, что Джостен это замечает, и его прекрасная улыбка вмиг слетает с губ. Он хмурится почти разочарованно. — Почему все так реагируют, когда об этом узнают? — похоже, реакцию Эндрю он трактует по-своему. Точно надавили на открытую мозоль. — Да, представляешь за свои семнадцать лет я ни с кем не целовался, и у меня не было отношений. К твоему сведению, я не считаю это чем-то зазорным или ужасным. У человека что, не может быть в этом возрасте других интересов или увлечений? — Нил запоздало понимает, что повысил голос, и глубоко вздыхает, явно пытаясь успокоиться. — Извини, это немного больная тема. Меня просто бесит, что все вокруг такие… озабоченные этими ярлыками. Не бери в голову. — Я не считаю это зазорным, — говорит Эндрю твердо. Нил приподнимает бровь, мол, непохоже. — Я уважаю чужую точку зрения. Если она адекватная. А твоя — более чем. Это нормально, не иметь отношений, не целоваться и не трахаться хоть в семнадцать, хоть в двадцать пять, если это твой собственный выбор. Хуже, если ты делаешь это из-за ебанутого общества или по принуждению. Нил серьезно кивает, явно не ожидавший такого ответа. — А почему ты тогда так сначала отреагировал? Потому что ты до умопомрачения красивый и горячий, и я с утра дрочил на образ твоего ангельского веснушчатого лица. — Это было неожиданно. — Почему? Да еб твою налево. Эндрю готов поклясться, что никогда в своей жизни не испытывал чувство неловкости. Даже когда творил полнейшую хуйню. Но вот эта ситуация и эти внимательные голубые глаза цвета ебучего океана, смотрящие так гипнотически, словно уже знают про все-все шаловливые мыслишки у него в голове, невольно заставляют подняться чему-то неясному из глубин живота. — Потому что, — Миньярд старается формулировать мысли с филигранной осторожностью, — ты не выглядишь, как человек с целовательной девственностью. — Звучит, как очередной стереотип. — А у кого их нет? — Тоже верно. — В общем, я не осуждаю. Просто не ожидал. — Ладно, — Нил, по-видимому, остается вполне доволен услышанным — напряжение полностью уходит из его позы, и спустя пару мгновений он выглядит привычно расслабленным и снова смотрит в телефон. — Добавишь меня в инсте? — он снова протягивает Эндрю телефон с открытой вкладкой поиска. — С чего ты решил, что я там есть? — спрашивает Эндрю насмешливо, но все-таки принимает телефон из чужих рук и вбивает свой ник. — Ты выглядишь как человек, который точно там есть, — хмыкает Нил мстительным тоном. Найдя свой аккаунт, Эндрю тыкает на кнопку «подписаться» и возвращает телефон хозяину. Они прогуливаются дальше вдоль побережья, обсуждая всякую хрень вроде предпочтений в еде и музыке. Скажи кто Эндрю еще пару дней назад, что он будет без скуки слушать чью-то тираду о ненависти к овощам, он бы определенно этого кого-то собственноручно задушил, чтобы не нес хуйню. Но посмотрите, где он теперь. К счастью, Нилу не нравится шоколадное мороженое. С фисташковым еще как-то можно сотрудничать. С музыкой все тоже неплохо: альтернатива, хип-хоп и старье из восьмидесятых. Сделав петлю до бульвара Дель Монте, Эндрю ведет их путем подлиннее. Возвращаться ужасно не хочется — нужно драить туалеты и готовить комнаты для въезжающих завтра гостей. Тоска смертная. А еще неплохо бы обмозговать полученную сегодня информацию. Вернувшись в отель к половине седьмого, они прощаются: Нил отправляется к себе в номер, а Эндрю — переодеваться и за дело. Перекусив найденными в холодильнике остатками пасты, которую вчера после смены притащил Аарон, Эндрю принимается за глубоко ненавидимую работу. За которую ему даже не платят. Потому что это «его долг». Бесит. Вообще-то Эндрю не предполагал, что события примут такой оборот. Он искренне надеялся незаметно выведать обстоятельства личной жизни парня-на-девять-с-половиной и исходя из этого уже решить, стоит ли предпринимать активные меры по сексуальному сближению, или забить хуй, если бы Джостен оказался в отношениях или убежденным натуралом. Два простых и ожидаемых варианта развития событий вдребезги разбились о затаившийся айсберг под названием «целовательная девственность», чья подводная часть представляет собой охуительно необъятных размеров НО. Которое вкупе с озвученным мнением на тему отношений делает ситуацию настолько скользкой, что Эндрю буквально может в любой момент ебнуться черепушкой о лед. С одной стороны, шансов у него примерно ноль целых, хуй десятых. То есть, вообще нихуя. Потому что он был совершенно серьезен, когда говорил, что уважает мнение Нила. С другой стороны — иных весомых причин нет. Ведь целовательная девственность не предполагает, что человеку нельзя понравиться, ведь так? Опять же, с тем «но», что Джостен не ждет ту самую единственную девушку, которую уведет под венец. Гип-гип да еб твою мать. Уже поздно вечером, закрывшись у себя в комнате и укутавшись в одеяло, Эндрю открывает чат с Рене и пишет: «У него целовательная девственность». Уокер не в сети, поэтому он переходит в инстаграм и заходит в профиль Джостена, заодно нажимая на кнопку «подписаться в ответ». С картинки профиля на него смотрит широко улыбающееся рыжее нечто с солнечным зайчиком на щеке. Эндрю хочется удушиться одеялом немедленно. В профиле целая куча фотографий. Последние в основном на фоне океана или с какими-нибудь достопримечательностями. Эндрю открывает фотографию, где Нил стоит на фоне холмов Лос-Анжелеса, на которых громадными буквами написано HOLLYWOOD. Выложено две недели назад. Эндрю листает ниже. На одних фотографиях Джостен позирует один, на других — только пейзажи или что-то абстрактное, на третьих — в компании разных людей. Он замечает знакомое лицо Дэн и еще одно, часто мелькающее, наверное, тот самый второй лучший друг. Попадаются и групповые фото людей в форме экси — вероятно, его школьная команда. Эндрю тыкает на фото, где Нил стоит посреди поля и поднимает вверх ракетку. На синей футболке белым выведен игровой номер 7. Волосы подвязаны синей банданой, а из-под свободных шорт выглядывают края черных компрессионных, плотно обхватывающих крепкие спортивные бедра. Эндрю роняет телефон на лицо и матерится сквозь зубы. Фотографии ставится лайк. Телефон вибрирует, извещая о входящем сообщении. «Ты точно уверен, что у него 8?» — пишет Рене. Эндрю молча скидывает ей ссылку на профиль в инстаграме и обновляет ленту. На экране высвечивается только что добавленное Джостеном фото, где он воображаемо целует скалу. В подписи стоит оранжевое сердечко и эмодзи с каменным лицом статуи моаи. Эндрю тыкает на фотографию два раза, и каменное и живое лицо перекрывает сердечко. «ТЫ ТОЧНО УВЕРЕН, ЧТО У НЕГО ЦЕЛОВАТЕЛЬНАЯ ДЕВСТВЕННОСТЬ?????» «Он сам сказал». «С каких пор ты веришь всему, что говорят люди?» «Он не врет». «Ладно, и какой план? В смысле, ты планируешь что-то с этим делать?» «Я не знаю». Немного подумав, Эндрю добавляет: «Мне кажется, это 9,5». «ЧТО». Эндрю откидывает телефон, слушая, как он, не переставая, вибрирует в тишине от нескончаемого потока сообщений наверняка охуевающей Уокер. Кажется, он в полнейшей заднице.