По кличке

Я не знал, что мне делать. Сидел на кухне, зажав сигарету зубами, и наблюдал, как Зоя целует Грега, а на душе у меня творился полный пиздец. Сердце болело, щемило прям под ребром. Я взгляд пытался деть куда угодно, лишь бы не наблюдать этого тошнотворного зрелища. — Люблю, люблю, люблю тебя, — шептала Зоя, пока я пытался подавить рвотные позывы. Меня всего мелко передёргивало. Я начинал интенсивно печатать какой-то текст в своём компьютере, лишь бы она меня не заметила. — Дей. Но она уже стояла рядом и протягивала ко мне свои руки, от которых мне нельзя увернуться. Вдруг заметит. — Малышка, я очень занят, — сказал я, чуть-чуть отклоняясь, но неизбежно оказываясь в её плену. Я так сильно палился, когда она развернула к себе моё лицо. Морда у меня сейчас по-любому напряжённая. Я не мог влезть с такой скоростью ни в одну из своих масок. — Дей? — Всё хорошо. — Я отвёл взгляд, медленно отстраняясь обратно к компьютеру. — Просто много дел. Доброе утро. — Я щёлкнул пальцами и указал ими в её сторону, выдавив из себя улыбку. — Люблю тебя. — И я тебя, — ответила она, улыбнувшись мне в ответ. Лето только началось, а тоскую я так, будто сейчас середина зимы. Меня раздражает невинный вид моей собственной девушки, к которой я ревную моего собственного парня. Чувствую себя бесконечно виноватым за это, но ничего не могу с собой поделать. Из-за того, что мы постоянно находимся в одном помещении, я постоянно сталкиваюсь с их заигрываниями и другими милыми моментами, ощущая при этом себя третьим лишним, грязным от собственных помыслов, жадным грёбаным эгоистом. Охуенный расклад. Меня никто и никогда не учил, как правильно любить. У меня даже не было достойного примера для подражания, не считая друзей-парочек, книжных героев и актёрской игры в фильмах. Я сам постигал эту несложную науку, в которой считал себя неподражаемым идеалом, о котором только можно мечтать. На меня точно что-то повлияло. Примерно в восемнадцать лет, когда я сменил уже не одну пассию, я принял для себя важное решение. Вне зависимости от того, как сильно бы я ни любил кого-то, я буду для него особенным. Отбросив нытьё, отбросив эмоциональные порывы, отказавшись от переживаний, держа марку, борясь, сражаясь, доказывая и добиваясь — я считал это единственным правильным способом проявления чувств. А вся подноготная — это только для меня. Пусть на карте денег недостаточно — займу. Пусть не в настроении — совершу над собой любое усилие. Пусть ревную — не покажу. Пусть обида заела в груди — в чужих глазах я претворюсь тем, кого невозможно задеть. И никакой правды, чёрт возьми, я принц в сияющих доспехах из паршивой книжонки, без единого изъяна. Любить только так. Тактично, бережно, самозабвенно, страстно или нежно, положив к чужим ногам всё, что у меня есть, до последнего куска мяса. До последнего зуба. Капли крови. Не чувствуя ни разочарования, ни боли. Я хотел любить только так. Пока не задумался о последствиях выбранной роли. Это было… чёрт, это было нелегко. Каждую зиму я впадал в какую-то невыносимую апатию. Мне в те периоды ничего не хотелось, только пробухать каждый холодный до дрожи день, но сейчас было лето, которое ощущалось как зима. Однако я не мог позволить себе прохлаждаться. Дела накапливались с космической скоростью. Всё началось с проблем на работе, где чихвостили за малейшую ошибку, а ошибался я часто. Это была первая приличная работа, которую я мог себе позволить. Приходилось учиться в процессе, но сил не оставалось абсолютно ни на что, так что с каждым днём я всё больше терял энтузиазм. Раз в неделю, и только потому, что я был рабочим человеком, у меня имелась возможность выбраться куда-нибудь. Как вы понимаете, желания выбраться куда-нибудь у меня не оставалось. Правда, я всё равно куда-нибудь да сваливал, ибо постоянно отсиживаться в четырёх стенах с Андреем и Зоей не было ни сил, ни желания. Очередной субботний вечер я решил провести в компании старой знакомой, о которой вы ещё не слышали. Назначение было следующим: Китай-город, пятое кафе от метро ровно в восемь часов вечера. Выбраться я решил после настойчивых двухнедельных уговоров попить кофе и попиздеть о прошлом, что поступали от моей подруги всю прошлую неделю. Я не любил вспоминать прошлое. К счастью, из моей памяти быстро вымывались любые события и люди. Я очень редко сохранял кого-то у себя под сердцем. Если кто-нибудь спрашивал: «Денис, а как звали твоих одноклассников?» — я не отвечал. Я не отвечал на вопрос: «а любимого учителя?» или «каким был твой отец?», потому что просто не помнил этого. Частенько приходилось выдумывать на ходу, во-первых, чтобы не показаться странным, а во-вторых, чтобы хоть как-то разбавить общение. Я ведь уже говорил, что люблю выдумывать? Моя плохая память играла мне на руку. Каждый новый человек в моей жизни узнавал то, чего не знал любой другой. Я как сборник сказок или анекдотов. Не хочу даже пытаться копнуть глубже, потому что это всегда заканчивалось плохо. Мы это уже проходили. — Опаздываешь! — Знакомая мне девушка махала рукой из-за стола. Я преодолел пространство кафе, подсаживаясь к ней. Мы обнялись через стол, и я ей слегка улыбнулся. — Давно не виделись, Даш. — Да-да, давненько. — Она обхватила ладонями чашку и слегка наклонила голову в мою сторону. — Я, конечно, тебе поражаюсь! Ты в школе был тем ещё кобелём. Я уже даже перестала запоминать в какой-то момент всех твоих парней, но что же я вижу сейчас? Семейный человек! — Да, есть такое, — я улыбнулся ещё шире и заглянул в меню. Даже если я сам никогда не поднимал речь о своих партнёрах, периодически всё-таки публиковал в соцсетях отрывки из нашей жизни или просто вбрасывал какие-то фотки. Именно на что-то из перечисленного Даша и ориентировалась, ведь лично ей об этом я ничего не говорил. Не то чтобы мы с ней были неебаться какими хорошими друзьями, просто так вышло, что в школе… у меня не было друзей, не считая Даши. Чёрт, говорил ведь, что ненавижу ворошить прошлое. — Ты счастлив? Вопрос хороший. Счастлив ли я? Я всё с той же улыбкой киваю ей, но не произношу ни звука. Дело в том, что я не уверен. Не то чтобы всё было плохо, не то чтобы у меня были какие-то проблемы, не то чтобы мне есть на что жаловаться. Всё хорошо. У меня всегда всё хорошо: есть руки, ноги, я вижу и слышу этот мир. Не на что жаловаться. — У меня всё хорошо. Сама как, уже планируете свадьбу со своим бойфрендом? — Вообще-то… — Даша ненадолго прерывает свою пламенную речь, пока я заказываю кружку пива, обратившись к подлетевшей к нашему столику официантке. Затем я вновь смотрю на Дашу, что от счастья аж изнутри светилась. — Я беременна, Денис. — Охуеть, — действительно удивился я. — Да, да, да! Второй месяц. Вот, пью этот дурацкий чай. — Она демонстративно сюрпнула и тихонько поставила чашку на стол, пока я глазел на её лицо, которое почти не изменилось с пятого класса. Всё те же щёки, всё те же губы, волосы, нетронутые ни одной подростковой примочкой, всё той же длины. Я смотрю на неё и испытываю невообразимую скуку от подобной стабильности, но при этом её довольное выражение лица так и заражает счастьем. Она удовлетворена своей жизнью искренне, без утайки, и это просто замечательно, наверное. — Ты уже сказала ему? — Конечно. Сейчас спорим над именем ребёнка. Думаем, в каком месяце пожениться. Хочу какую-нибудь красивую дату. — Она подпёрла щеку рукой и устремила взгляд в окно. — Было бы здорово пожениться этим летом, но мне не принципиально, главное — поскорее. Потом мы переедем. Мой отец обещал, что подарит нам на свадьбу машину. — Вы ведь знакомы с ним со старшей школы. — Я подхватил кружку пива, которая так вовремя оказалась передо мной на столе, и благодарственно кивнул работнице кафе. — Не думаешь, что ты поспешила? — Да нет, я думаю, что у нас всё будет хорошо. Он любит меня, а я люблю его. — А как же ваши ссоры? Я помню, как ты жаловалась на его измены и вспышки гнева. — Ты дурак, что ли? Прошло три года, он сейчас совсем другой. — Люди не меняются. — Ещё как меняются, дружочек. — Нет. — Щас подерёмся. — Она демонстративно закатала рукава, а потом неожиданно засмеялась. Снова отхлебнув из кружки и сложив руки на стол, она уставилась на меня. — Как зовут твою парочку? — Зоя и Андрей. — Андрей классный. — Зоя тоже. — Да не заливай. Тебе девчонки никогда не нравились. — Она приподняла брови и с большей внимательностью принялась рассматривать меня, будто пытаясь отыскать подвох. — Ты ж гей. — И что? — Особо не думая, я подался вперёд, произнося по слогам: — Люди меняются. — Ах ты засранец! — она охнула, легонько хлопнув по столу. — Я всё равно уверена, что с Зоей вам не по пути. Забавная проницательность моей подруги меня немного позабавила, ведь я и сам так считал. Правда, знать ей об этом необязательно. Ей вообще не стоило знать о том многом, чего бы ей хотелось услышать. Дашка любила собирать сплетни, только вот я не понимал, с какой целью. Обычно она их не разносила, да и с нашими одноклассниками связь не поддерживала. У нас обоих, меня и её, не было друзей в школе. Чёрт, ладно, когда я об этом думаю, то ненадолго переношусь воспоминаниями в девятый класс восемьдесят пятой гимназии. Ощущаю вкус мокрого табака, папиросной бумаги и пластикового колпачка во рту, отголоски гнусавого смеха, осуждающие взгляды, мерещащиеся где-то за спиной; даже живот прихватывает от нервов, и старые шрамы чешутся. Ненавижу всё это. Школьная жизнь в принципе не сахар, а у меня она сложилась и вовсе херово. Я об этом никому не рассказывал, да и вряд ли кто-то узнает, что на последней парте я сидел в одиночестве не потому, что продавал сигареты, а уроки прогуливал, не из-за того, что я крутой парень. — В общем, я рада, что ты остепенился. — Внезапно проявившийся голос Даши помог мне выбраться из тёмных воспоминаний. Я поднял на неё лицо и начал медленно качать головой, намереваясь улыбнуться. — Спасибо, — ответил я, но так и не улыбнулся. После того как я сделал пару глотков вкуснейшего живого пива и перевёл тему в другое русло, мы далеко отошли от любовных перипетий и ещё какое-то время обсуждали размытые планы. Иногда вспоминали школу. В основном хорошие моменты и никогда — плохие. Те самые, на которые мы оба закрывали глаза, считались табу, секретом, зарытым в школьном дворе. Не стоило этого ворошить, чтобы не терзаться чувством неловкости. Домой я вернулся в ночи. Зоя уже давно спала, зато Грег скрупулёзно ковырялся в своём компьютере. Это его любимое время суток. Ночью Грег был продуктивнее всего, предпочитая жить, творить и любить именно ночью. Я тихонько подкрался к нему со спины и сложил голову на его плечо, нарушив тишину честным и спокойным признанием: — Я соскучился. Грег молча убрал руку с клавиатуры и ладонью не оборачиваясь отыскал мой затылок. — У тебя патлы отрасли, — шепнул он, не отводя глаз от экрана, на котором в нашу сторону смотрел какой-то школьник. Точно, Грег рассказывал, что недавно у него была съёмка старшеклассников. Он даже показывал. На снимках все ребята смотрелись как пример хорошего класса, я по привычке искал изгоев и аутсайдеров на совместных фотках, но таких там не было. Я тогда обрадовался. — Как вечер провёл? — Нормально, — поделился я, уткнувшись рожей в его шею. — Эй. Андрей, вместо ответа, лишь коротко промычал, продолжая осторожно перебирать мои волосы, пропуская те через свои пальцы. Я знал, что он меня слушал, даже если не обернулся. Протупив ещё немного, я открыл глаза и приподнял голову, накрывая губами его скулу. — Ты мой кофе с молоком, — выдохнув почти бесшумно, я заметил, как у парня напряглась челюсть, проступили желваки на висках, и короткий судорожный выдох сорвался с губ. Принявшись неторопливо разгибаться, я добавил: — Пойду умою хлебало и на боковую. — Ага, — спокойно бросил Глущевский. Пробравшись в ванну, я на ходу стянул с себя футболку и швырнул ту в корзину с грязным бельём. Наклонившись над раковиной, я трижды, а то и больше, плеснул себе в морду прохладной водой. Во всём доме стоял стойкий запах сигарет, а ещё было дико душно и хотелось засунуть башку под струю, но я сдержался. Просто заглянул в зеркало, сцедив с лица остатки воды ладонью. Волосы и вправду отрасли. Уже доставали аж до подбородка. Я немного забил на себя с тех пор, как начал мутить с Зоей и Андреем. Мои вещи, будучи когда-то ухоженными, превратились в извечно мятые потрёпанные шмотки. Одежду новую я себе тем более давно не покупал, все деньги уходили на сотни других бытовых нужд. Тёмные круги под моими глазами в тусклом освещении ванной комнаты казались ещё больше, либо мне так казалось после четырёх кружек пива. На лице начали появляться странные пятна, но я не до конца понимал — это веснушки или пигментные. Патлы слегка завивались, так что мокрые передние пряди налипли на подбородок, точно сосульки. Я выглядел… как персонаж комикса, либо сильно потрёпанный, либо торчок. Меня от такого сравнения пропёрло, но сил любоваться собой уже не оставалось. В скором времени я вернулся в комнату уже полуголый и со слипающимися глазами. — Спокойной ночи. — Люблю тебя. — Грег обернулся, проносясь по мне беглым взглядом. — Нет, погодь. Он резко подскочил со своего места и приблизился ко мне, наклонив башку так, чтобы коснуться губами моей грудной клетки. — Крепких снов, тупой фиброзно-мышечный орган. — Затем Грег резко перевёл взгляд с груди на моё лицо. — И снов без кошмаров его хозяину, принадлежащему мне. Его широкие ладони несколько раз прошлись по моей голове, растрепав и уложив волосы на свой вкус. Затем он притянул моё лицо к себе и лизнул в уголок губы, точно животное. — А теперь пиздуй. С довольной рожей я зашёл в спальню и хмуро посмотрел на уже спящую Зою. Обречённо вздохнув, я всё же лёг рядом с ней, но заснул как по щелчку. На следующий день я понял, что уже не выдерживаю. Очередная умилительная картина целующейся Зои с Грегом вывела меня из себя. За завтраком я просто швырнул пустую чашку из-под кофе в раковину, чем привлёк внимание. — Всё нормально? — тревожно спросила Зоя. — Всё хорошо, — резко бросил я. — Не выспался просто. По правде говоря, нихуя не было хорошо. Тот самый переломный момент, изменивший моё отношение к Зое, настиг меня неожиданно. Я просто начал злиться на любую мелочь. У Зои прекрасно получалось выводить меня из себя, причём она делала это с таким невинным видом, что я начинал закипать лишь сильнее. — В детстве у меня был пёс. — Мы все втроём лежали на кровати. Зоя болтала ногами, разглядывая журнал, а я пил пиво, слушая рассказ Глущевского в оба уха. — Его звали Джуба. — Андрей решил рассказать об этом спонтанно. Он часто начинал свои захватывающие истории спонтанно, что меня полностью устраивало. — Чёрный лабрадор с белым пятнышком на груди, — рассказывая о животном, Андрей начал улыбаться. Его радостный вид поднимал мне настроение, так что на середине истории я и не заметил, как приподнялись уголки моих губ. — Он часто убегал и один раз устроился на работу сторожем на стройке. Учитывая, что лабрадоры очень дружелюбные, и Джуба даже не умел лаять, это было эпично. Но не так эпично, как то, что мужики со стройки назвали его Мухтар. — Эй, — прикрикнула Зоя, перервав рассказ. — Что? — Мне грустно, когда ты говоришь о нём, — заявила она, из-за чего я в буквальном смысле поперхнулся возмущением. — Это ещё почему? — решил уточнить ошарашенный Андрей. — Он же убежал! Это меня очень печалит. — Надув губы, Зоя добавила: — Не рассказывай о нём. — Но это же моя собака… — Глущевский провёл ладонью по своему затылку, пытаясь уловить связь между Зоиными чувствами и рассказом о его прошлом. — И это было двадцать лет назад. Я и сам не мог уловить связь, но Зоина просьба буквально вывела меня из себя. Я хорошенько стиснул зубы, чтобы не столкнуть её с кровати ногой, а этого мне тогда хотелось так сильно, что я не нашёл альтернативы лучше, чем просто допить своё пиво залпом. Это продолжалось. Моё недовольство, растущее с появлением Зои, каждый следующий день увеличивалось до тех пор, пока я просто не начал сходить с ума. Нечто ужасное нарастало, распаляя моё раздражение. Злость уже капала из ушей на пол, точно свинец. Я не справлялся. Не мог это контролировать. В один из вечеров просто сорвался и, хватая Грега за руки, не пускал к Зое в комнату, которая его ждала на очередную порцию нежностей. Да, это по-детски, но Грег не дурак, я знаю, хотя умело прикидывается. Он читает меня как открытую книгу. Видит, как я судорожно сжимаю его в своих руках, как жадно сгребаю, будто он — моя собственность. Я ужасный эгоист. Тычусь лицом в его затылок и не хочу делиться, потому что мне до усрачки ревностно. Потому что моё. У меня ведь из своего — ничего, нихуя, никогда, так почему же я должен с кем-то делиться тем, что наконец-то принадлежит мне? Я не понимал. Ужасно смешно. Вспоминаю слова матери, которая раньше часто говорила, что первая мною брошенная фраза, и по праву любимая в самом-самом глубоком детстве, была: «отдай моё». Так вот, ничего не изменилось. Я до сих пор, как псих, цепляюсь за всё, что моё. — Грег, — говорю я так тихо, будто вот-вот взорвусь от бессилия. — Я не хочу, чтобы ты уходил. — Куда же я уйду от тебя? — Нет, ты не понимаешь. — Я прижимаю его к себе ещё крепче. — Не ходи в ту комнату. Умоляю. Останься со мной. Ещё немного. Хотя бы на пару минут, мне большего не надо. Он действительно не дурак. Перехватывает меня сгибом руки за шею и разворачивается, чтобы обнять по-человечески. Мне чертовски противно от самого себя, от собственной слабости, от жадности, от того, что вообще прошу о таком. Я так сильно не хотел показывать ему свои недостатки, запихнув их как можно глубже, что сам не заметил, как эту платину прорвало. Пальцами я вцепился в его спину и с трудом сдержался, чтобы не вгрызться ему в шею. Моё. Не отдам. Ни в обиду, ни кому бы то ни было. Зоя не заслужила. Зое не понять. Никому не понять, что творится у меня на душе. Даже мне самому. Одно сплошное отчаяние, которое я наматываю на шею Грега всё крепче, в попытке привязать к себе как можно сильнее. Но для чего? Сам не знаю. В конце концов, Грег не ушёл и мы уснули на диване. Именно с той самой ночи что-то в наших отношениях дало трещину. Нет, не так. Я навёл смуту в этом союзе, поддал напряжения. Это читалось невербально каждый раз, когда Зоя тянула руки к Грегу на моих глазах, а тот отдёргивался от неё, как от огня, впадая в бесконечный поток оправданий. Сложно всё это. С одной стороны, мне приятно, что он держит дистанцию. С другой стороны, в груди сердце сжимается, когда я вижу, как Зоя искренне в него влюблена. А с ещё одной стороны — мне жаль Зою. «Она казалась хорошим человеком. Говорила нередко банальные вещи, творила глупости, вела себя, будто ребёнок, инфантильно, эгоистично и безответственно, но она — хороший человек. Тянет в дом бездомных зверей и у входной двери каждый раз выслушивает нравоучения Грега, мол, нельзя, у нас уже четыре кота, верни, где взяла. Её нос морщится, и она корчит самую печальную гримасу на свете, что даже мне хочется встать на её сторону. Но Грег так и не подпустил к своим животным новых. Он беспокоился, что этот необдуманный поступок приведёт к катастрофе, сами понимаете. Зоя была достаточно милой. Настоящей хрупкой девочкой. Она полна женственности, но при этом её переполняли высокие цели, к которым она пёрла, на таран, сквозь слёзы и переживания. Она была хорошей девушкой, к которой я не питал ничего, кроме сочувствия», — я говорю это себе перед сном каждый божий день с тех пор, как сказал: «мы расстаёмся». Уже две недели прошло, как мы официально с Зоей не пара. Только вот дышать от этого легче не стало. К моей злости и раздражению присосалось чувство вины, что я навязывал себе по непонятной причине. К тому моменту мы все спали по отдельности. Зоя ночевала на диване в гостиной, предоставленная сама себе, а Грег засыпал на раскладушке в спальне, но по ночам частенько перебирался ко мне. Андрей тянул с расставанием, из-за чего моё персональное напряжение по отношению к Зое продолжало набирать обороты. Грег хотел расстаться с ней как можно мягче. Разговоров о том, чтобы выбросить Зою из квартиры не было, но в действительности мы оба хотели, чтобы она съехала. Я был готов даже оплатить ей билеты, дабы ускорить этот процесс. В любом случае Андрею пришлось ненадолго покинуть Москву. Он взял большой заказ — свадебную фотосессию в Уфе — и уезжал на два дня. Один — на саму съёмку, а другой он планировал провести с отцом. Мне было тяжело расстаться с ним даже на два дня и оказаться тет-а-тет с Зоей, но вышло даже лучше, чем я думал. Как только Глущевский уехал, Зоя резко переменилась. Причём это изменение оказалось таким внезапным, что я даже ненадолго решил, что она действительно может остаться у нас и быть просто нашей соседкой, если ей не захочется переезжать. Передо мной на кухне сидела спокойная девушка, что спокойно пила чай и с кем-то переписывалась в своём телефоне. Обычно в это время Зоя уже начинала ныть, причём ныть она могла о любой херне: начиная с того, что у неё какая-то не такая грудь, до неправильной формы ногтей. Затем она шла в интернет, гуглила симптомы и устраивала истерику на несколько часов вперёд. Если этого не происходило, она просто канючила внимание. Сейчас же она спокойно залипала в телефон, как любой нормальный человек, и пила чай. — Слушай, — вдруг заговорила она, и я заранее напрягся. — Я в душ, — предупредила девушка, на что я кивнул башкой. Иногда мы предупреждали друг друга о своих бытовых потребностях, так что это было в порядке вещей. Затем она допила чай одним глотком и действительно направилась в душ. Я услышал шум воды и позволил себе отлипнуть от ноутбука, откинувшись на спинку стула. Тяжело это. Всё это. Я закрыл крышку компа и вернулся в гостиную, чтоб пощёлкать телек. Из-за того, что гостиная теперь принадлежала Зое, я больше не мог позволить себе развалиться на кресле, чтобы долго и увлечённо втыкать в телевизор. Это небольшая жертва ради моего душевного спокойствия, так что я мог с этим смириться. Перещёлкивая каналы, я залип на самой тупейшей во вселенной программе, пока не послышался щелчок двери, и тонкий голос Зои раздался со стороны прихожей: — Дей, ты не мог бы принести мне полотенце? А то я забыла. — Она часто забывала о полотенце. Я уже привык к этому. Она вообще часто забывала обо всём подряд: о деньгах, о тактичности, о сказанных ею словах. Я относился к ней в меру снисходительно, так что простые просьбы не вызывали во мне раздражения. Встав с дивана, я достал её полотенце из ящика и подошёл к двери ванной комнаты, стуча в дверь. — Заходи, — послышалось из ванной комнаты, и я неуверенно шагнул внутрь, отводя взгляд в сторону. — Вот. — Протягивая полотенце, я слегка удивился тому, что в ванной было темно. Горела только тусклая подсветка зеркала. Я всё-таки бросил взгляд на Зою и тут же застыл на месте. — Зоя, что с тобой? — спросил я тихо, натыкаясь на её пристальный взгляд. Девушка стояла у зеркала, обхватив руками кафельную раковину. Из её носа сочилась кровь, что стекала по губам и спадала с подбородка. Она ничего не отвечала, долго рассматривая то меня, то протянутое ей полотенце. Затем она отвернулась к зеркалу, зачерпнув ладонью немного бьющей из крана воды. — Что такое, сладкий, никогда крови не видел? — Умыв лицо несколько раз подряд, она перекрыла кран. — Забей, это искусственная. — Она подхватила пузырёк с раковины и покрутила им у меня перед лицом. — Но зачем? — недоумевал я. — Просто так, — Зоя буднично пожала плечами. — Захотелось поэкспериментировать с макияжем. — Она протянула ладонь, перенимая полотенце, которым промокнула собственное лицо. — Спасибо, можешь идти. Я вышел из ванной комнаты, оставив её одну. Нехорошее предчувствие поселилось где-то внутри меня, но тогда я ещё не понимал, в чём причина. Решив, что она действительно сделала это для каких-то экстремальных фоточек, я вернулся на кухню и выкурил несколько сигарет, продолжив свою работу. Всё оставшееся время она со мной не разговаривала, словно избегая даже моего взгляда. Ничего подозрительного, не считая её несвойственной молчаливости. Андрей вернулся только под вечер. Я понял, что это он, когда входная дверь со скрипом отворилась. Давно надо было смазать петли, или что там надо смазывать, когда дверь скрипит. Затушив окурок в пепельнице, я поспешил навстречу Глущевскому, натыкаясь на его хмурое лицо в прихожей. — Привет, — поздоровался я, сияя от счастья. Но Андрей лишь окинул меня странным взглядом, сбросив вещи на ближайшую тумбу. Он разулся и подошёл ко мне, внезапно сгребая мой воротник в своей руке. — Что ты наделал? — спросил он. Я не сразу заметил, как потряхивался его кулак, в котором он сжимал мою одежду. — Зачем? — О чём ты? — не понял я, пытаясь отступить. — Что ты сделал Зое? — спросил он в лоб, и мне на миг показалось, что он вот-вот накинется на меня. Вместо этого он просто тряхнул рукой, заставляя меня пошатнуться. — Ты бил её? — Андрей повысил голос, отстраняя меня и проникая глубже в комнату. Зоя в этот момент лежала на диване. Она резко села, встречая Грега мягкой улыбкой. — С возвращением, — поздоровалась она так, будто ничего не происходило. — Какого хера? — Я проследовал за Андреем, уставившись на Зою в ожидании ответа. — Почему он считает, что я тебя бил? — Где? — Глущевский махнул рукой в сторону Зои, тряся ладонью в воздухе. — Он бил тебя? Зоя отвела взгляд в сторону. Уже в этот момент я начал понемногу догадываться, о чём говорит Андрей и про что недоговаривала сама Зоя. — Он бил тебя или нет? — прикрикнул Глущевский, из-за чего Зоя вздрогнула. Её большие глаза посмотрели на него. Понадобилось всего несколько секунд, чтобы она начала жалобно плакать. — Зоя! — Это была просто шутка, — шмыгнула она, ныряя лицом в собственные ладони. — Я… нет, он этого не делал. Просто шутка. — Охуенная шутка, сука! — рявкнул Глущевский, дёрнувшись в сторону. Он громко вдохнул, запуская пальцы в собственные волосы. Затем он выкрикнул нечто неразборчивое. — Блядь, Зоя, таким не шутят, нахуй! Знаешь, что она мне прислала? — уже обратившись ко мне, Андрей судорожно пихнул руку себе в карман и вытащил телефон. Он его быстро разблокировал и протянул экран в мою сторону, показывая Зоину фотографию с кровавым следом под носом. — «Вот почему я не хотела оставаться с ним одна», — процитировал Андрей, отдёрнув руку с телефоном. — Зоя, блядь! — Ты не понимаешь! — выкрикнула она, уже рыдая. — Тебе плевать на меня! — Знаешь, после такого… — Глущевский вытащил пачку сигарет из кармана и с силой сжал её в своей ладони. — После такого — да. — Что? — Ничего, — пихая сигарету в рот, рявкнул Грег. — Больше ничего, Зоя. Забудь. Мы больше не вместе, — закончил он, в сопровождении громких шагов скрываясь на кухне. В этот момент Зоя начала плакать навзрыд. С тех пор слёзы стали её фишкой. Я буднично провожал её взглядом, когда она в абсолютно рандомный момент просто вставала с дивана, пока я смотрел телик, и запиралась в ванной комнате. Грег в это время работал за компьютером. Но мы оба не были дураками, и слух у нас обоих отменный. Зоины всхлипы за хлипкой дверцей доходили до каждого. Я бросал на Андрея задумчивый взгляд. Тот не оборачиваясь нервно трепал собственный затылок. Я прибавлял звук на телевизоре, чтобы заглушить плач девушки, но не потому, что он меня раздражал, а потому, что я был более чем тактичен и понимал, что она не нарочно. По крайней мере, я очень на это надеялся. Если честно, ситуация становилась всё более гнетущей с каждым днём. Если первым угас я, то после угасла и Зоя, которая начала точно также просыпать работу, найденную ею за неделю до всех этих событий, и в целом трудилась в полсилы. В какой-то момент я не выдержал. На очередном порыве Зои, сбежавшей в туалет, я подошёл к Андрею и предупредил: — В выходные я навещу маму и останусь у неё на какое-то время, ты не против? Он, конечно же, был против, но не стал препятствовать. Лишь кивнул и поцеловал меня, куда дотянулся. Дождавшись случая, я собрал те манатки, которые казались мне необходимыми, и позорно сбежал. Прочь, прочь, прочь от этой бесконечной тоски. Этим двоим нужно разобраться в себе, в собственных отношениях. Я лишний.