По кличке

В течение нескольких дней я выходил на связь исключительно с Грегом. С Зоей контактировал минимально и только в переписке, особо не вдаваясь в подробности ни её, ни моей жизни. Я оставался в гостях у матери довольно долгий промежуток времени, поэтому быстро начал тосковать по свободе, когда уже позабытые правила снова вступили в силу. — В квартире не курить! — напомнила мне мать. — Хорошо, — покорно согласился я, хотя, конечно же, не собирался её слушать. — И вещи не разбрасывать. Посуду мыть сразу. Она набивала сумку аккуратными стопками, готовя себя к очередной командировке. Вещи складывала идеально ровно, так, чтобы всё ценное точно поместилось в её чемодан. Она вообще скрупулёзно относилась к вещам. Лишь благодаря ей все восемнадцать лет моя одежда, которую она стирала, гладила и складывала лично, сохранила идеальное состояние. — Своих сумасшедших сюда не водить, — строго предупредила она. — Они нормальные. — Ага, — мать усмехнулась и застегнула чемодан, навалившись на него всем весом. — По тебе заметно, какие они нормальные. Куда жизнь-то твоя катится, сам ещё не понял? — Куда? — В пропасть, Дениска, в пропасть. Бросал бы ты этих шизанутых и занялся учёбой… обратно. Всё как по одному месту пошло, когда ты в эту дурацкую Уфу поехал. Нет бы, блин, хорошими делами заняться, так он намылился на блядки. Она продолжала причитать, даже когда уже стояла в коридоре, обутая и одетая, рассматривая собственное отражение в зеркале. — Нет, правда, выглядишь отвратительно. — Зато ты прекрасна. — Я наклонился, чтобы прислониться к её щеке губами. — Как и всегда. — Ой, подлиза ты, а. Глупостей тут мне не наделай, понял? Иначе я тебя за яйца подвешу. — О боже, мам, что за средневековые пытки. — Не выделывайся. Она ещё раз крепко обняла меня, принудила посидеть с ней молча на дорожку, после чего бодро выскочила в коридор, цокая каблуками до тех пор, пока я не захлопнул дверь на щеколду. Не наделать глупостей? Как же. Сегодня у меня по плану встреча с Зоей, и, если честно, я ужасно боюсь этой встречи. Собравшись с мыслями, я шумно вздохнул, стоя всё в том же коридоре. Нужно было привести себя в порядок. Прошлой ночью я выпил порядка семи банок пива, так что с утра у меня был адский сушняк. Я кое-как помылся, поел, приоделся и ближе к вечеру выбрался из квартиры, направившись прямиком к метро. Доехал минут за двадцать. Наше тайное свидание походило на Выхино. Там мы договорились встретиться в кфс, который ещё исправно работал даже в такое неспокойное время. «Я на месте», — читаю последнее сообщение Зои, уже взбираясь по крутой лестнице внутри закусочной. Сердце у меня беспокойно пританцовывало в груди, но внутрь заведения я постарался проникнуть с непроницаемым и абсолютно беззаботным видом. По крайней мере, я надеялся, что выглядит моя рожа именно так. Аккуратная ладонь мелькнула у меня перед глазами. Я двинулся ей навстречу, через пару шагов останавливаясь рядом с нужным столиком. — Давно ждёшь? — спросил я. — Да нет, — Зоя медленно покачала головой. — Всего пару минут. Хочешь есть? — Кофе взял вот. — Я показал ей чашку с логотипом другой кофейни и упал напротив. Ненадолго между нами повисла пауза. Зоя что-то упорно искала в своей сумочке. Сегодня она была при параде, что случалось нечасто. С мейкапом и в красивой одежде. Она провела по губам гигиеничкой и взглянула на меня, непонятно улыбнувшись. — Грег действительно порвал со мной, — с ходу призналась она в том, о чём я уже был осведомлён. Тем не менее я оказался абсолютно не готов к этому разговору. Я не накидал свою речь, не подобрал реакцию на поступившие новости, так что для вида решил копнуть глубже. — Почему? — Остыл, — она пожала плечами и отвела взгляд в сторону, но её опухшие глаза дали мне с ходу понять, что внешнее спокойствие девушки лишь напускное. — Я не понимаю, за что он так со мной. Ведь я ничего не сделала. Это… ещё тяжелее, чем то, что происходило в квартире. Вообще-то, было бы честно, с моей стороны, вывалить на неё всю правду сразу, но я колебался. — Вы ведь тоже расстались? — спросила она. Я помолчал все те секунды предоставленной мне роскоши, пока делал глоток кофе. — Да. Конечно. Это была ложь. Самая откровенная и осознанная в моей жизни. Я не хотел ей врать, но и правды говорить не хотел. Понимаете, это очень глубокая — по крайней мере, для меня — штука. Получить по лицу от Зои или ощутить вкус выплеснутого содержимого её стакана в лицо не казалось мне чем-то страшным, я боялся другого. Её потускневшего взгляда. Её разочарования на надломленных губах, искривлённых в улыбке. Я боялся, что для неё правда будет сравнима с ударом под дых. Поэтому я соврал. И я не хотел больше оставаться здесь ни секунды, однако, она продолжила. — Я так сильно влюблена в него. Это разрывает мне сердце, Денис, — она впервые позвала меня по имени. — Как до него достучаться? — Ну… — Совесть болезненно царапнула по моим рёбрам, из-за чего у меня охрип голос. — Может, попробуешь сохранить вашу связь? — я прокашлялся. — Общайся с ним. Будь сама собой. Думаю, это лучшее решение. — Но он так резко всё оборвал. Я не понимаю, что произошло и по какой причине всё разрушилось. Почему он так жесток со мной, я же просто пошутила. Ты-то понимаешь это? — она тихонько всхлипнула, но не заплакала. В этот момент я почувствовал себя куда более ущербным, хотя, казалось бы, хуже уже некуда. И кстати, я не понимал. Это было отвратительно. Мало того что я оказался втянут в чужие разногласия с обеих сторон, так мне же приходилось выслушать обе версии. Я хранил в себе чужие тайны под семью печатями, как чёртов сундук с сокровищами. И мне от этого становилось херово. С одной стороны — разбитый угнетённой человек, Зоя, оказавшаяся в незнакомом городе резко в одиночестве, потому что ко мне, по сути, как я понял только после нашего расставания, не было никаких ни привязанностей, ни чувств, ровно как и у меня самого. С другой стороны — Андрей, в которого я влюблён как двинутый, что винит себя и которому также нельзя раскрывать всех Зоиных душевных истязательств, иначе его будет съедать совесть. Меня припёрли к стене и прислонили нож к горлу — буквально. Я уже не понимал, где корень зла и с чего всё началось. Я убеждён, что это моя рука сдвинула первую фигуру на этой шахматной доске. А ещё уверен, что всё началось с меня и из-за меня. Только поэтому я оставался участником данной партии, пускай и не хотел этого. — Никто не запретит тебе любить, — вдруг сказал я, опуская глаза в стол. — Если ты любишь его, люби бескорыстно. Иногда это срабатывает, иногда нет. Выбор. У тебя всегда будет выбор. Продолжать любить кого-то, отбросив надежды на взаимность, или же переключиться на кого-то другого и начать всё с чистого листа. Не мне давать советы, уж поверь, я так плохо разбираюсь в этом, что лучше бы тебе меня не слушать. Но если бы я кого-то любил, а меня нет, то, наверное, из кожи бы вылез, просто чтобы показать человеку свою любовь. Или убил себя, не знаю. Хотя не думаю, что я бы умер, если бы в конце концов не добился взаимности. Всё подавляемо, и всё проходит со временем. Зоя смотрела на меня неотрывно, когда я наконец-то поднял на неё глаза. — Ты любишь Андрея? — Не меньше, чем ты. — А меня ты любил? — Я… — Обхватив стакан пальцами, отвёл взгляд в сторону. — Был влюблён в тебя, — солгав, сделал глоток. Правда, в стакане кофе уже давно не осталось. Вернув картонный стаканчик на стол, я решил перевести тему и поинтересовался, как у неё дела. Зоя как будто бы смекнула и легко соскочила с напряжённого обсуждения на обычный разговор, довольно детально рассказав о том, как поживает в своём одиночестве. Она поделилась историями о своих новых друзьях из необычной компании, про работу, в принципе о своей жизни. После долгих двух часов беседы мы крепко обнялись, и каждый из нас пошёл своей дорогой, но ненадолго. Через неделю я вернулся в нашу квартиру и наткнулся на обоих сразу. Позабытая ситуация возобновилась, правда, в этот раз дышалось проще. Мы с Андреем скрывали от Зои наше притяжение. Целовались судорожно, пока она не видит. Уединялись на кухне и в целом следовали друг за другом, точно помешанные. Это было очевидно. Но, оставаясь втроём, каждый из нас держал дистанцию. Правда, Зоя всё ещё пыталась невзначай прикоснуться к Грегу, и, честно говоря, меня это до сих пор раздражало. — Думаю, стоит сменить занавески, — постукивая пальчиком по своим губам, сказала Зоя, когда мы откисали в выходные на одной кухне только вдвоём. — В смысле? — недопонял я. — Ну, они не очень, разве нет? — Она развернулась в мою сторону и сделалась крайне беззаботной. — Думаю, в следующем месяце мы их поменяем. Ладушки? Нихуя себе, подумал я в тот момент, дожёвывая свой завтрак. В одно ухо влетело, а из другого вылетело — иначе никак нельзя было описать то, что произошло в тот момент. Примерно на днях Грег попросил Зою переехать. Сказал, что торопить не будет, но попросил ускорить процесс и даже был готов оказать ей помощь. А на следующее утро она в буквальном смысле обесценила его просьбу, попутно уплетая какие-то мои запасы из холодильника. Не то чтобы мне было жалко еды, но когда это повторяется из раза в раз без какого-либо запроса, это немного напрягает. И это ещё мягко сказано. Короче, я ждал дня, когда она наконец-то покинет дом. И вот, спустя ещё месяц, который Андрей чуть позже более жёстко ограничил ей на определение с жильём, этот день наступил. — Ну что ж, — начала Зоя, заклеив последнюю коробку. — Обнимашки? — она раскинула руки в стороны и пригласила нас в свои объятия. Первым пошёл Андрей, которого она обняла гораздо крепче. Потом я подошёл к ней и мягко прихватил девушку за плечи. Она скопировала мой жест. Мы принялись выносить коробки на первый этаж. Их было около четырёх штук. Все поместились в такси. На улице Зоя ещё раз обняла каждого из нас. — В общем, удачи, моё солнце, — сказала она, смотря на Андрея. Затем её взгляд перекочевал на моё лицо, и я заметил, как её губы дрогнули. Она глубоко вдохнула и широко улыбнулась, произнеся следующе: — Прощай, Денис. Попрощавшись с нами, Зоя молниеносно запрыгнула в такси и тихо прикрыла за собой дверцу. Её массивная тачка неторопливо скрылась из виду, после чего Грег радостно всплеснул руками. — Ура, блядь! Я покосился в его сторону, но и сам уже едва скрывал улыбку. — Наконец-то, сука. — Грег дёрнулся, сгрёб меня за затылок и страстно засосал прям так, прям там. Я опешил от его непоколебимой решительности, которая только возросла, когда он подтолкнул меня к двери подъезда. — Быстро, нахуй, в дом. Я хочу тебя, как в первый раз. Штаны, блядь, расстегнёшь на ходу, — заявил он, также на ходу разбираясь со своим ремнём. Я даже не стал спорить, бегом по лестнице расстёгивая ширинку и стягивая с себя футболку. Мы жили на втором. Дверь была не заперта, так что внутрь квартиры мы ввалились уже полуголые и дохуя заведённые. Трахались прямо в прихожей. Несколько раз на полу и один — у стены. Тактильный голод за этот месяц превысил все допустимые нормы, а прикасаться друг к другу хотелось постоянно. Нам приходилось сдерживать все эти порывы, зато теперь, когда квартира наконец-то только для нас двоих, мы можем позволить себе что угодно.

***

Закинувшись таблеткой ранним утром, Денис замер в центре кухни и ещё долго наблюдал за тем, как дрожь в его руках постепенно унималась. С этого начиналось каждое его утро. Каждое долбаное утро он открывал глаза и заставлял себя жить. Если раньше это казалось просто проверкой на прочность, осознанным насилием, то сейчас это просто привычка. Он не мог позволить себе сдвинуть график, не продумав всё заранее, иначе бы синдром отмены выбил почву у него из-под ног. Он не мог пропустить дневной приём таблеток от тревоги, не мог уснуть без двух таблеток снотворного по двести миллиграмм, и уже просто неспособен был существовать без нейролептиков, которые принимал дважды в день. Он не чувствовал удовлетворения от того, что подавлял нечто, чему позволял вылезать наружу только во время боя или когда пил. Тем не менее Денис слишком сильно хотел походить на нормального человека. Не так важно, сколько ещё ему придётся пичкать себя колёсами, главное, чтобы его окружали важные люди, которым он не причинит вреда. Вплоть до тех пор, пока он может дышать и быть нужным, всё остальное, что происходит с ним, не имеет значения. Шахов готов убивать себя каждое утро и каждый вечер, лишь бы не представлять угрозы для тех, чьего доверия смог добиться. Сжимая ещё потряхивающиеся ладони в кулаки, он выставил те перед собой. Денис попытался ударить воздух резким прямым ударом, так и застыв после в тишине квартиры, что нарушалась лишь монотонным движением секундной стрелки в часах. — Раз. Он нанёс ещё один удар невидимому врагу, перенося вес на заднюю ногу. — Два. Но даже после нескольких ударов в воздух, а под конец и в оконную раму, что незримо пошатнулась, Дей так и не смог низвергнуть в нокаут то нечто, с которым вёл бесконечную войну. — Сука. Сколько бы сеансов ни было отведено теме того, как сильно Денис ненавидел тишину, ему так и не удалось побороть одну свою давнюю привычку. Он уже мог засыпать без шума телевизора, но до сих пор продолжал врубать тот ящик, что висел на кухне, по утрам. Чуть позже в доме начинал работать и телек в спальне. У Дениса в квартире даже стояло мини-радио в ванной, которое также периодически гремело просто так. Он ненавидел тишину, но нуждался в одиночестве. Он не любил выпивать в компаниях, но обожал засыпать в людных местах. Он всю свою жизнь был полон противоречий, которые в двадцать восемь лет так и оставались для него загадкой. Денис тянулся к созиданию, но при первой же возможности был готов разрушить что угодно вплоть до основания. Ему нравилось, когда от него зависели, но он не переварил ответственности. Если он любил, то до смерти. Если кричал, то только внутренне. Если протягивал ладонь, то всегда бескорыстно. А если лгал, то чаще бессмысленно. — Ты чё такой шумный по утрам? От размышлений его отвлекла девушка, лёгкой поступью проникшая внутрь кухни. Она стряхнула чёрные вьющиеся волосы с плеча и приблизилась к столу, подняв пульт и вырубив шумный телевизор. Затем она подхватила со стола помятую пачку и извлекла из неё сигарету. Её тонкие губы обняли фильтр. Она подкурилась, почёсывая пяткой собственную ногу под коленкой. Её безразличный карий взгляд мазнул по Денису, которым она смотрела на него ровно столько, сколько нужно было смотреть, чтобы привязать к себе на тонкую ниточку разрушенного человека. Выпустив дым ноздрями, она стряхнула пепел в кружку, где уже скопилось множество разных бычков. В выборе сигарет она всегда оставалась непостоянной, говорила, что ей без разницы. Она курила розовый мальборо, ментоловый кент, арбузный ричмонд, парламент с кнопкой и даже ягодный кисс. Она затирала о потребительстве, устремив холодной ночью пустой взгляд в приоткрытое окно. Она часто напоминала, что им с Денисом не по пути. Она никогда не говорила своего имени вслух, чтобы тот никому не мог о ней рассказать. Шахов пообещал ей, что никто и никогда не узнает ни её возраста, ни её лица, ни фамилии. Она останется его мимолётным временным увлечением. Она останется стикером на стене с номером без имени и отчества на случай, если прижмёт. Она ничего к нему не чувствовала, и это обоих устаивало. Ни обещаний, ни клятв, никаких попыток пролезть глубже в душу, ничего человеческого. У них только «потребительство». Только на одну бессонную ночь, чтоб кошмары не мучили, или чтоб не врубать телек на кухне с утра. — Тебе как обычно? — спросил Денис. — Да. — Она снова затянулась дымом. Спустя минуту перед девушкой стояла кружка растворимого кофе. Она любила всякую дерьмовую дрянь, вроде этой. Сделав несколько глотков, она добила сигарету, а затем покинула комнату. В следующий раз, когда она в ней появилась, то уже была полностью одета. — Пока. — Поставив чашку на стол, она накинула капюшон толстовки на голову. — Спасибо за кофе. А затем она ушла, не оставив после себя ничего, кроме следа от прикосновения губ к керамической кружке. — Пока. Шахов допил остатки вместо неё и снова включил телевизор. Сегодня в программе весьма насыщенный вечер. Лис предложил всей их компании завалиться на тематическую вечеринку. Ни для кого не секрет, что Лис время от времени практиковал тему, но из компании действительно увлечённых практиками, кроме самого Лиса, никого больше не было. Тем не менее намечалась небольшая компания из четырёх человек. Одеться ребят Лис побудил во всё чёрное. Из чёрного в гардеробе у Шахова имелась пара футболок и джинсов, так что принарядиться труда не составило. Часам к девяти Денис заехал за Лолой. Девушка была при параде и вся светилась от предвкушения. Кожаная мини-юбка едва прикрывала её прелести, а волосы она собрала в тугой высокий хвост, видимо, чтобы какой-нибудь мачо за него потянул. Хотя с её характером удержать мачо будет тяжело, если не невозможно. Лола запрыгнула на заднее и резко перегнулась вперёд, оставив след от своей помады на щеке друга вместо приветствия. — Готов оттянуться? — Она раскрыла зеркальце и в очередной раз оценила свой внешний вид. — Спрашиваешь, — хмыкнул Денис. — Как тебе мой лук? — Лола снова показалась в проёме между кресел, начиная кое-как позировать. — А? — Её палец мягко уткнулся Денису в щеку. — А? — Затем ещё раз. — Дал бы? Или не дал? — Детка, если бы я тебе дал, Зак двинул бы мне кулаком в рожу. — И то верно, — разулыбалась она, возвращаясь на своё место. — Ты тоже заметил? — О чём ты? — выруливая из подворотни, уточнил Денис. — Ну, что между нами что-то наклёвывается. — О, нет, что ты. Это так незаметно. Вообще. Ни я, ни кто-либо из наших, никому это не, — он подчеркнул, расслабленно крутя баранку руля. — Очевидно. — Издеваешься, да? — Она пнула его сиденье коленом сзади. — Ну, правда, заметно или нет? — Да заметно, заметно. — И чё ты думаешь? — Сейчас я не думаю. — О нас чё думаешь? — Она пнула ещё раз, только слабее. — Выгорит? — Блядь, Лола, да откуда ж мне знать. — Ты же пацан. Мужик. Спроси его, так сказать, по-мужски. Вытащи из него информацию. — Что мне за это будет? Лола задумалась. Проворачивая в пальцах смартфон, она размышляла ещё несколько минут, прежде чем заявить: — Выполню одно твоё любое желание. Не то чтобы у Шахова имелось много желаний, а даже если они и были, то Лола точно не являлась тем самым человеком, который мог их исполнить. В любом случае Денис согласился. Иногда реально легче согласиться, чем спорить с этой женщиной. — Ладно. Но не проще ли спросить у него самой? — Ничего ты не понимаешь, малыш, — девушка цокнула, словно вела беседу с идиотом. — В любом случае ты уже согласился, так что смотри на дорогу и не отвлекайся. Минут за двадцать они добрались до места проведения вечеринки. Лис и Лео уже были на месте. Оба в чёрных рубашках, только Лео свою застегнул до последней пуговицы, как джентльмен, а Лис расстегнул и забацал узел из краёв на животе, будто намылился отдыхать на пляж. Хотя загорать тот определённо не любил, если судить по его бледной роже. Денис припарковался в отдалении и вышел из тачки, после чего распахнул дверь для Лолы. Обворожительная девушка выбралась из машины, уверенно выпрямившись. Она подхватила Дениса под руку и уже вместе с ним приблизилась к Лео и Лису. — Опа, — выпалил Лис. — Почём цыпа? — он обращался к Шахову. — Сотка в час. — Ты, блядь, обалдел, — Лола шлёпнула его в плечо, демонстративно взбунтовавшись. — Я стою дороже! — Ладно, ладно, — угомонил её парень. — Сотка баксов. — Вот говнюк, — она ещё раз шлёпнула его ладонью, только теперь по щеке. — Идём? — прервал их перебранку Лео, который кивнул башкой на железную дверь неподалёку. Их солидная компания распахнула металлическую дверь и оказалась в уже знакомом Денису пространстве. Изнурительный повторяющийся стон в глубине помещения тут же перебил лёгкий ненавязчивый трек. Но войти глубже им пока не позволила выросшая фигура охранника, что принялся изучать содержимое их сумок. Затем их клички были проверены по спискам милыми дамами за столиком по соседству. Каждому на запястье одели соответствующий браслет, которых всего имелось три типа: синие означали то, что люди пришли познакомиться; красные — то, что человек здесь лишь ради практик; а жёлтые намекали на то, что чувак просто пришёл выпить и расслабиться. В итоге все четверо оказались облачены в жёлтые браслеты. Только после этой небольшой процедуры их компания смогла шагнуть за занавеску. В тёмное пространство, где в конце располагался подсвеченный бар, а всё остальное оказалось залито лучами светомузыки. У Лиса тут же загорелись глаза. Он заметил поблизости стол с иглами и прохлаждающихся мастеров порки. Хлысты были развешены на выбор, каждый можно использовать по необходимости. — Я к иглам, — предупредил их Лис и тут же метнулся к заветному столику. Лео проводил его долгим, внимательным взглядом, после которого резко отвернулся и понуро сообщил: — А я на бар. — О боже, я с тобой. — Отлипнув от Дениса, Лола перехватила Лео, и они вместе стремительно унеслись в сторону заветной выпивки. Денис меланхолично обвёл помещение взглядом. Спускаясь по лестнице, он рассматривал гритеров, что стояли прямо на спуске с флаерами. Одна из таких бумажек угодила ему прямо в руку. — Рассказать вам о практиках? — спросила его одна из работниц данного мероприятия. Денис беспристрастно прошёл мимо неё, рассматривая полученный листок. Не почувствовав особой заинтересованности, он обогнул бар, за которым Лола и Лео уже активно определялись с напитками, и угодил в длинный коридор со свисающим с потолка блестящим дождиком. Этот ебучий дождик — визитная карточка любого подобного мероприятия. Шахов протянул ладонь, едва касаясь пальцами то гирлянды, то ближайшей стены с неоновыми надписями. Что-то про «свободу», про «самовыражение» и ещё немного о том, что «своих страстей боятся лишь убогие». Преодолев узкий проход, он вышел в комнату, отведённую для связывания. Казалось, время шло, а лица в подобных местах совсем не менялись. На секунду ему почудилось, что в воздухе пахнуло знакомым цитрусовым ароматом, но он отмахнулся от наваждения и двинул дальше, минуя моделей для бондажа. Из соседней комнаты пробивался сочный золотистый свет, привлёкший его внимание. Денис смело шагнул внутрь ещё одного помещения и тут же поморщился от яркой подсветки. Когда он открыл глаза снова, то перед ним предстали картины. Их там было примерно пятнадцать. По пять или шесть штук на каждую стену. Гости в разнообразных нарядах гуляли по помещению, рассматривая шедевры искусства. Они все тематические. В неоднозначной гамме и без конкретного стиля. Казалось, эти картины создали абсолютно разные люди, но почему-то Денису почерк художников показался смутно знакомым. Шахов замер напротив картины, чей стиль отдалённо походил на старого доброго Ван Гога. Только тогда он додумался заглянуть в брошюру снова, ища информацию про эту чудо-инсталляцию. Глаза в ускоренном темпе пропускали прозвища мастеров, ненужную информацию о программе, бесконечный перечень предоставляемых девайсов, а затем в самой последней строчке, крупным белым шрифтом… Он пробормотал это вслух, ощутив отчётливее, чем при взлёте, как его внутренности приподнялись и столкнулись с рёбрами. — Закрытая выставка начинающего художника, — одними губами произнёс Шахов, — ворвавшегося в бдсм-культуру со своим необычным взглядом на тему относительно недавно… — Сердце в грудной клетке замерло. Кровь застыла, схлынув волной от всех конечностей. Денис с трудом проглотил воздух, чтобы дочитать до точки. — Автор: Андрей Глущевский. Денис так и застыл напротив картины с обнажённой девушкой, прорисованной небрежными жёлто-синими мазками. Мир вокруг него начал медленно пульсировать. Вся музыка, чужие разговоры, стоны, крики, рассекающие воздух плётки, шум вспыхнувшей зажигалки — всё это превратилось в ультразвук. Сколько лет прошло с тех пор, как Денис похоронил все свои воспоминания? Врач сказал, что триггером может послужить любая мелочь, поэтому ему пришлось избавиться от всего, что могло вернуть его на ступеньку вниз, прямиком в болото имени Андрея. Денис считал, что он уже давно отпустил, что забыл, что переболел. Но если Андрей — болезнь, каковы шансы на рецидив? На проработку воспоминаний он потратил не год, не два, а пять ебучих лет, чтобы одно-единственное долбаное упоминание могло с невообразимой лёгкостью реаниматологического инструмента встряхнуть его изнутри, побудив сделать первый настоящий вдох. Денис избавился от всего. Он спрятал вещи, вплоть до мелочей, в целлофановый пакет, а пакет — в коробку, обмотав ту скотчем в десять слоёв. Он прижёг воспоминания и чувства паяльником, когда пытался работать с металлом. Он пропил и проиграл все свои юношеские светлые воспоминания в карты. Он забыл как страшный сон о своём прошлом и начал жизнь с чистого листа, изменив даже собственный почерк. И ради чего? Денис вдруг почувствовал себя так, будто простыл: тело охватило жаром, а голова закружилась. Он вспомнил, какой страх охватил его, когда он отчаянно пытался сбежать, и какое облегчение испытал, когда ему всё-таки удалось это сделать. Флаер приземлился на пол рядом с его ногой. Он обвёл взглядом соседнюю картину и двинулся вдоль стены, рассматривая все остальные. Ярость замылила непроницаемый взгляд, поэтому примерно к последней картине Шахов просто перестал их различать. Они все перемешались в одно расплывчатое изображение знакомого силуэта, на самом деле не покидавшего его голову ни дня за все эти пять лет. Сколько бы Денис ни бежал, сколько бы ни пытался бороться, сколько бы таблеток ни принимал и сколько бы женщин и мужчин ни сменил, человек из прошлого пророс в его внутренности, точно корнями. Там больше не было почвы ни для кого другого. Он заболел, и оправиться от этой болезни не помогли ни одни лекарства. Когда Шахов осознал, что произошло, то уже не мог разглядеть ни одну картину. Слёзы сплошным потоком стекали по его щекам, но он не проронил ни звука. Все эти тёмные похороненные воспоминания обратились в систему процентов, на которой проявилась чёткая единица. Это всё, что вам надо знать.