По кличке

Доброе утро, мир, хотел бы сказать я, но как только открыл глаза, то тут же закрыл их обратно. Башка просто надвое раскалывалась, и во рту точно кошки нассали. Я потёр затёкшую шею и медленно принял вертикальное положение. Мой взгляд упёрся в противоположную стену, когда я стряхнул с себя одеяло одним коротким движением. — Проснулся? Я лениво обернулся и посмотрел в сторону дверного проёма, где, скрестив руки на груди, стояло моё солнышко. Только вот у моего солнышка сегодня совсем несолнечное настроение судя по хмурому ебалу. — Да, — медленно моргая, ответил я, пробуя сфокусировать взгляд на Глущевском. — Что вчера произошло? Андрей стоял молча, упёршись в меня этим своим невыносимым взглядом, полным осуждения, так что я быстро догадался, что что-то точно случилось. И это что-то очень ему не нравилось. Нервно сглотнув образовавшийся в горле ком, я начал ждать объяснений. Но их не последовало. Он просто стоял и смотрел на меня. Это было просто невыносимо, поэтому я снова задал вопрос: — Солнце, что произошло? — Да так, знаешь, — неестественно широко улыбнулся Глущевский, однако я заметил, как его челюсть нервно напряглась. — Мы приехали с Гретой домой и обсуждали всякое. — Затем он обхватил ладонью дверь и потянул на себя. — А потом ты охуел! — И со всей дури пнул несчастную дверь в сторону. Та с грохотом влетела в стену, заставив меня встрепенуться. — И потянул к ней свои грёбаные лапы. Начал обнимать. Щекотать. Лез целоваться. — Глущевский стиснул челюсть так сильно, что, кажется, раздался скрип его зубов. В этот момент я уже полностью расстался со сном и небрежно скинул с себя край одеяла, подскакивая на ноги. Я начал подбираться ближе к парню, протягивая руки, но Андрей остановил меня взмахом руки ещё на подступе. — Не смей, — почти зарычал он. — Прости, — вдруг начал извиняться я, чувствуя, как разгоняется мой собственный пульс. — Прости, пожалуйста. — Ты… — Он прислонил ладонь к своему лбу, но продолжил говорить: — Блядь. У меня на глазах заигрывал с ней. В нашем доме, сука. Человек, который уговорил меня выйти из полиаморных отношений, на моих глазах заигрывал с какой-то тёлкой. Лакота чуть от злости не сгорел. Мне пришлось засунуть его так глубоко, чтобы он позорно не разревелся, что… — Прости. — Тут уж я и сам не выдержал, хватая его за руки, и быстро оказался на коленях, стекая руками по всему его телу до ступней, поверх которых чуть позже оказался мой лоб. — Господи, прости меня. — Не передо мной тебе надо извиняться, — процедил Грег отступая. — Как ты вообще мог это сделать? Боже, Дей. Целовать какую-то бабу у меня на глазах. — Я не знаю, что на меня нашло, — уже буквально выл я, умоляя его о прощении. — Сам начал — сам расхлёбывай, — отрезал Андрей, сделав ещё шаг. — Вот не знаю как. Да и меня это уже не касается. Закончив говорить, Глущевский вышел в гостиную, а я пополз вслед за ним, постепенно поднявшись на ноги. Я проследил, как он, весь взвинченный, рухнул на диван и скрестил руки на груди, уставившись куда-то в сторону. — Ну и хули стоишь? — произнёс он раздражённо, после чего я пулей вернулся в спальню и наспех переоделся. Когда я вышел в гостиную снова, Андрей уже не обращал на меня внимания, листая ленту в своём телефоне. Я пронёсся мимо него и выскочил в коридор, быстро обулся и накинул на себя куртку, вылетая в подъезд. Спускаться по лестнице оказалось легко, пускай башка раскалывалась напополам, а желудок от голодных спазмов почти ревел. Под утренним палящим солнцем я добежал до магазина и начал хватать с полок первые попавшиеся на глаза вкусности: от простых чипсов до торта Наполеона, затем ещё несколько киндеров, какие-то орехи. В общем, всё, что нравилось им двоим, я поместил в корзину и подлетел к кассе. — Извините. — Оббегая женщину с коляской, что приближалась к той же кассе, я нервно высыпал всё на ленту и вцепился руками в пластмассовый бортик. Кассирша окинула меня странным взглядом, принявшись медленно пробивать продукты. — А можно побыстрее? — рявкнул я, после чего глаза женщины ещё больше округлились. Она поморщила рот и слегка ускорилась. Я же закидывал в пакет покупки. — С вас тысяча девятьсот восемь рублей, — гнусаво огласила женщина. Вытряхнув из кармана купюры, часть из которых разлетелась по полу, я швырнул в женщину две зелёные тысячи и подхватил пакет, стремительно покидая магазин под её неуверенный выкрик: «а сдачу?». На хуй сдачу. Тупая манда. Кучка алкашей у метро вывела ещё сильнее, когда подловила у магазина, прося отстегнуть пару монет на чекушку водки. Я послал их куда подальше — да хоть к той же мерзкой тёлке у кассы, которой досталась сдача. Идти обратно так же быстро у меня не вышло. Я дополз до подъезда на последнем усилии и ещё долго взбирался по лестнице, чувствуя, как горлу подступает тошнота. Ключи вот-вот обещали вывалиться из моей трясущейся руки, пока я тыкал теми в замочную скважину. Кое-как мне удалось отпереть дверь и ввалиться внутрь. Ещё несколько минут я пытался отдышаться, но обувь стряхнул с себя сразу, швыряя ту в угол. — Солнце моё? — позвал я парня, заруливая в гостиную, где до сих пор сидел Андрей. Тот поднял голову, и на меня обратился спокойный взгляд Грега. Вместе с пакетом я подошёл к нему, отложив покупки в сторону, и тут же сгрёб парня в своих объятиях, утыкаясь носом ему в шею. — Любовь моя, — прошептал я, крепко обнимая пальцами широкую спину. — Извини, — я выдохнул это на ухо, чувствуя, как к тошноте присоединились подкатывающие слёзы. Однако я сумел их подавить, как следует зажмурившись и сжав Андрея со всей силы. — Прости меня. Прости, пожалуйста, — ещё долго повторял я, чувствуя, как та сторона моей шеи, к которой прислонилась щека Глущевского, постепенно становилась влажной. Лакота снизошёл и решил почтить меня своим присутствием, громко шмыгнув носом. Только тогда я отстранился, обхватив его щёки собственными ладонями. Я попытался заглянуть парню в глаза, но тот отворачивался, пытаясь скрыть от меня свой заплывший взгляд. — Прости, — повторил я. — Ну вот зачем ты её целовал… и лапал, — полноценно расплакавшись, взвыл Лакота, пытаясь перехватить мои запястья. — Я не для этого её приводил. Я всего лишь хотел обсудить с ней тему, а ты так меня подставил. Мне пришлось краснеть и делать вид, что это у нас нормально. Что ты можешь к ней приставать, хотя это неправда. — Я не хотел, честное слово, — затараторил я, спеша смахнуть его слёзы. — Ты простишь меня? Простишь же? — Ты ужасный, — прохныкал он, склонив голову. Я потянулся за пакетом, ненавязчиво протягивая Лакоте всё то, что было куплено в магазине. В глубине души я осознавал, что это откуп, взятка, но я не представлял, как мне искупить свою вину здесь и сейчас. Если бы Грета не ушла в ночи, я бы, наверное, смог что-то ей сказать, чтобы отмыть Андрея в её глазах. Хотя, скорее всего, нет. В любом случае я был рад, что её здесь уже нет, и она не застала подобной сцены. — Было так неприятно, — продолжало ругаться моё солнце сквозь слёзы. — Грег сказал, что оторвёт тебе башку, — шмыгнув носом, Лакота без особого энтузиазма перехватил целлофановые ручки пакета, но так и не заглянул внутрь. — Я больше никогда так не поступлю, — пообещал я, обняв его и продолжив нашёптывать бесконечные извинения как ненавязчивую колыбельную. Ещё через полчаса, проведённых на полу, Лакота уже извлекал из пакета свои любимые шоколадки, изредка шмыгая носом. Я лежал башкой на его плече и только тогда заметил, что на улице резко потемнело. Остаток дня мы посвятили примирительному безделью. Лакота хотел рассказать в красках и подробностях, как я приставал к Грете, но я его остановил и попросил ни сейчас, ни когда-либо не рассказывать мне о тех вещах, которые я совершаю по пьяни. Вместо этого Лакота потребовал меня сократить количество употребляемого спиртного. Я согласился, но солгал. Алкоголя в доме действительно убавилось. Теперь, когда Грег заглядывал в мусорку, то мог наткнуться взглядом на от силы одну или две бутылки. Остальные четыре, выпитые мною за вечер, находились в разных местах квартиры. Сперва я залпом осушал банки в ванной, потому что при резком смещении железного колечка те создавали слишком много подозрительного шума. Так что на всякий случай я включал воду в душе. Или смывал воду в унитазе. Пустые банки оказывались под ванной, благо там достаточно свободного пространства. Ещё парочку я прятал в тумбе под раковиной, куда никто из нас всё равно не заглядывал. Потом я мог медленно и с оттяжкой смаковать то пиво, разгуливая по квартире, которое мне было разрешено пить публично. Чуть позже я выпивал в спальне, пряча бутылки за тумбой, если лежал на кровати и занимался своими делами. Преимущество бутылок в том, что они не издавали почти никаких шумов при вскрытии. Недостатки бутылок — слишком громко падают на пол. А ещё они массивные и могли греметь в рюкзаке в компании других бутылок, когда я вносил алкоголь в дом или выносил пустые тары. Мне удавалось ни разу не спалиться перед Андреем. По крайней мере, я всегда заметал следы и сдерживал свои телодвижения, а заодно любые, на мой взгляд, подозрительные порывы, притворяясь уставшим овощем. Повезло, что пить совсем мне не запрещали. Не надо было скрывать запах алкоголя. Хотя Грег иногда жаловался, что пахну я как хмельной бочонок. Не знаю, что послужило катализатором, мой крутой метаболизм или генетика, но от пива, а выпито его мною было уже довольно дохуя, веса я совсем не набирал. Вообще-то, я и не ел практически, лишь когда Лакота что-то кашеварил, или перебивался быстрыми перекусами вроде бутербродов, чипсов и другой всячины. Наверное, я ещё тогда в полной мере не осознавал, что занимаюсь какой-то хуйнёй. В любом случае я придерживался старых привычек вплоть до тех пор, пока время не подкралось к предстоящим дням рождения. Я говорю «дням рождения», потому что между моим днём и днём, когда родился Андрей, всего неделя разницы. Мы приняли решения отметить два праздника за один присест. Конечно же, никого из своих знакомых я даже не напрягся позвать. Андрей же сколотил банду из человек двенадцати. Он рассчитывал, что выйдет больше, и, уже стоя на пороге арендованного нами бара, я понял, что в своих предположениях Грег был безошибочен. Хотя мы долго спорили на тему того, сколько в итоге придёт народу. В баре уже тёрлось рож пятнадцать минимум. Ещё неопределённое количество гостей точно зависло на заднем дворе. Я с непонятным даже мне сомнением сжал руку на локте Андрея и отвёл его в сторону, прежде чем мы вошли внутрь, чтобы спросить: — Мне ведь можно выпить? Он окинул меня внимательным взглядом и тут же задал встречный вопрос: — А мне можно нюхать? Я призадумался. Вообще-то, в прошлом он был тем ещё… любителем экспериментировать. Андрей много чего перепробовал и остановился на одной конкретной штуке, от которой, как он мне признался однажды, слишком тяжело отказаться. Я не имел ничего против его старых привычек, но в груди как-то покалывало. Я неоднозначно кивнул, после чего Грег сгрёб меня за затылок и приложился лбом к моему собственному лбу. — Я бывший наркоман, — напомнил он шёпотом. — Бывших наркоманов не бывает, — ответил я. Хотя не имел никакого права его упрекать. У меня была моя собственная панацея в лице алкоголя, от которой я до сих пор не мог отказаться. Грег всего пару раз вскользь говорил, что хотел бы снюхаться со мной на пару и посмотреть, что произойдёт. Но после того как я ему сказал, что для меня это лишний риск подсесть, и после того как он с последнего моего пьяного закидона наконец-то столкнулся с моей алкогольной горячкой, он начал сомневаться. Я слишком легко поддаюсь искушению. Меня проще простого подсадить на наркоту, как мне кажется. Думаю, нет, правда, искренне думаю, что я сторчусь на раз-два, если однажды рискну. Хотя рискнуть под руководством Андрея мне очень хотелось. Думаю, мы обязательно попробуем чуть позже. В любом случае в компании алкоголя мне всё равно было как-то привычнее. Всегда можно бросить пить. Наркотики же казались мне чем-то более серьёзным, пускай за свою жизнь я видел лишь трёх наркоманов, включая Грега, и все они приличные. Так что, безмолвно поджав губы, пока смотрел своему парню в глаза, я с промедлением ответил: — Обещаю не перебарщивать с выпивкой. — Аналогично. Мы рассматривали друг друга ещё несколько секунд, после чего вошли внутрь. В баре царила атмосфера праздника. Та самая, от которой непроизвольно начинала кружиться голова и где-то под ребром разливалось приятное тепло. Словно сцена, вырванная из книг: деревянные стены залиты тёплым светом ламп, пахнет смолой и костром, а вместо музыки из колонок на гитаре играет бородатый бард у импровизированной сцены. Гости были разодеты в красочную средневековую одежду, даже я постарался над внешним видом. Один Грег припёрся как обычно. Он остался верен своим привычкам и нарядился в простой, но удобный пуловер со светлыми джинсами. Поверх его плеч болталась моя тёмно-синяя джинсовка. Но Грега не парило то, что все эти вещи абсолютно не сочетались. Он мгновенно принялся пожимать руки, пока я знакомился с новыми людьми, широко улыбаясь незнакомым лицам. Мне тут же налили пиво в стакан, и я мгновенно расслабился. Пока у меня есть алкоголь, а силуэт любимого человека маячит где-то поблизости, всё зашибись. Хотя в процессе вечеринки мы пересекались всего пару раз от силы. Первый — когда курили во дворе. Там я познакомился с очень близкими Андрею людьми, которые звали его исключительно по имени. Вообще-то, я редко пользовался его реальным именем, и только в тех случаях, когда ситуация не позволяла обратиться к нему иначе, или когда я позволял себе разозлиться, что огромная редкость. Звать друг друга по имени казалось чем-то чересчур интимным. В свою очередь, всем остальным я представлялся по кличке. Гости удивились, говорили, что у меня весьма необычное имя, иногда даже уточняли, правильно ли они расслышали. Но никто и никогда не расспрашивал, почему оно именно такое. Потом мы пару раз пересекались с Андреем у бара, где он не пил, а чревовещал. Я же заруливал туда лишь обновить стакан и лишний раз прикоснуться к своему партнёру или отпустить пару шуток в толпу. Мне нравилось курсировать по помещению, развлекая гостей выдуманными мною историями. Некоторые даже купились на те несусветные выдумки, которые мне приходилось импровизировать. В самом начале я заливался пивом. Исключительно им. Чуть позже перед моим носом на барной стойке оказывался джин, текила и даже водка в шотах. Мне хотелось, чтобы потраченная на этот вечер сумма окупила себя с носом. Резко прерывая разговор с какой-то девушкой, я направился со своим стаканом в сторону уборной. Там, напротив деревянной двери, сидела серая кошка и тщательно вылизывала лапы после навязчивых прикосновений одного из гостей. Я не успел к ней прикоснуться только потому, что дверца уборной открылась, и из туалета вывалился Грег, прислонив тыльную сторону ладони к носу. Он посмотрел на меня, и где-то между его пальцев обнажился широкий оскал. Его широкие зрачки целились в моё лицо, а челюсть ходила ходуном в разные стороны. Он ощупал пальцами свою переносицу, пока приближался ко мне, и только когда Глущевский застыл буквально напротив, я смог рассмотреть его своим расфокусированным взглядом: слегка ошалевший потерянный вид, помявшуюся рубашку, которая всё это время пряталась под моей джинсовкой, что Андрей оставил где-то на баре, след от помады на щеке от какой-то подружки. Его ладонь, точно в замедленной съёмке, схватила меня за щёки и притянула лицо вниз. Он смотрел на меня своими здоровенными глазами, а его губы быстро двигались, посвящая меня в нечто важное, непременно волнующее. Его слова затекали мне в уши и вымывались звуком интенсивного бренчания акустической гитары. Когда его губы прислонились к моим губам, мои веки потяжелели, и я прикрыл глаза. — А потом эта фифа начала заёбывать меня вопросами о последнем поединке, — как только Лис отстранился от Шахова, тот продолжал трепаться. Тыльной стороны ладони Лис протёр губы и пронёсся взглядом по Денису, что уже минут десять трещал о злополучном интервью двухдневной давности. Его конечности рассекали воздух, а взгляд рассредоточено перемещался по кустам. — А потом эта курица начала рыть глубже, пытаясь выяснить о слухах. — Господи, Денис, давай поспокойнее, — взмолилась Вэнди, потирая нос. — А с хуя ли? — возмутился Шахов. — Да с того. — Девушка раскинула руки, демонстрируя ребятам пространство под мостом, в котором они околачивались с закладкой на руках. — Лис, где это ёбанное такси? — Через две минуты подъедет, — ответил парень, активно шмыгая. — Пиздец! Пиздец! — продолжала ругаться Вэнди, неосознанно повышая голос. — Ради бога, давайте потише! — Бога нет, — прошептал Саймон, прислоняя сигаретный фильтр к своим губам. Он нервно затянулся и бесшумно выдохнул дым ноздрями. — Есть только приход. — Затем парень, поглядывая по сторонам, спрятал вес на самое дно кармана своей ветровки. Шахову невообразимо хотелось ляпнуть ещё что-нибудь, но Вэнди его перебила: — Пойдёмте быстрее, я не хочу, чтобы нас ненароком словили менты. — Подобрав подол платья, девчонка принялась взбираться наверх, проваливаясь каблуками в грязь. Лис почувствовал себя джентльменом, закинувшись дорогой, и быстро нагнал Вэнди, подхватывая её на руки. Та сперва возмущалась, но вскоре смиренно обхватила своего спасителя за шею, прижавшись к нему грудью. След в след за ними шлёпал Саймон, продолжая вертеть башкой во все стороны, чтобы убедиться, что никто их не видел. В такие моменты его паранойя обострялась. Иногда парню даже мерещились голоса из самой тёмной чащи леса. Всю их команду замыкал Денис, что с блаженным видом плёлся позади, увлечённо шлёпая по грязи. — Вот, вот она, четыреста восемьдесят первая, — взволнованно выпалила Вэнди, тыча пальцем в притормозившее у моста такси. Лис поставил её на землю, и девушка мигом ринулась к машине, открывая дверцу. Парни обрушились на заднее сиденье, а Вэнди запрыгнула спереди, приветствуя водилу милейшей улыбкой. Она тут же стряхнула сумку с плеча и запихнула руку в передний карман. — На Таганскую? — уточнил шофёр, бросая подозрительный взгляд на задние сиденья. — Ага, — подтвердила Вэнди, извлекая губную помаду. Девушка раскрыла зеркало и провела малиновым диором по своим губам, а когда тачка тронулась, та громко захлопнула зеркальце и оглянулась. — Ну и сволочи же они! — выпалила Вэнди. — И как только Коля мог нас высадить посреди трассы?! Денис неоднозначно приподнял бровь, а Саймон прижался плотнее к дверце, пытаясь срастись с прохладным окном, и только Лис придвинулся ближе к проёму между кресел, согласно кивая: — Ублюдки, — подтвердил парень. — Вот и я так думаю, — бодро закивала Вэнди. — Представляете? — обратилась она к водителю. — Ехали с другом, буквально школьным товарищем, на встречу выпускников, как тот притормозил из-за неудачной шутки на тему его члена и вышвырнул нас на трассу! И ладно бы одни парни с ним ехали, так и меня, девушку, хвать за волосы — и как выбросил! Ну точно, всё дело в его крохотном достоинстве. — А я ведь говорил тебе, — задрав палец, поддержал историю подруги Лис. — Не спи с хуесосами. — Думаешь, он ещё и хуесос? — Да жопу ставлю, — усмехнулся Лис. Шахов постарался как можно незаметнее прикрыть рот ладонью, пытаясь подавить смешок. — Боже, — поморщился Саймон, также пытаясь скрыть свой пробивающийся нервный смех. — В общем, мужчины такие подлые, просто кошмар, — продолжала заливать Вэнди, всё сильнее отвлекая водителя. — Ой, а вы кажетесь таким приличным, к слову, — решила добавить она. — Может, музычку включите? Мужчина молча щёлкнул по кнопке, врубая радио. — Вот, совсем другое дело, — Вэнди уставилась перед собой и незаметно протянула руку назад, прямо в проём, ловя ладонью отстёгнутую одним из парней пятюню. — Девушка, пристегнитесь, пожалуйста, — попросил водитель, и Вэнди поспешила последовать его просьбе.