Красное

POV - Бен Бекхен В норму прихожу дней через пять. Удивляет момент, что после моего возвращения никто лишних вопросов не задает. Косые взгляды от Чунмена не считаются, так как он единственный в курсе событий. Чанель лишь отмахивается, просит запомнить – болезнь причина моего отсутствия. Признаю, на первой же тренировке начинаю перегружать себя полностью. Конечно, мне страшно, поэтому необходимо приложить больше всего усилий, чтоб потом смочь за себя постоять. Но сейчас главным образом я пытаюсь забыться. Не хочу думать о Чанеле, о его непонятном ко мне отношении. Это же бесполезно: пытаться проанализировать то, чему нет возможности быть. Я не тот человек, который может стоять рядом с командиром, который может быть кем-то большим для него. Я всего лишь солдат, один из его подчинённых. Не для своего благополучия, я начинаю часто пропускать завтраки, убегая раньше всех на утреннюю разминку. Оттачиваю свои навыки в стрельбе, пока не приходят остальные. Потому что после этого нас поставят в пары, заставляя сражаться на кулаках или же на мечах. Когда заканчивается ужин, вместо отдыха, трачу время на очередные попытки научиться еще точнее попадать в цель с помощью ножа или кинжала (бросать последний оказывается намного сложнее). И лишь под самый отбой успеваю умыться, а потом без сил валюсь с ног. Чанеля обычно еще не наблюдается в комнате, как командир он тратит много времени на различные подготовки отряда. Иногда он рассказывает об очередном собрании, где пытаются прийти к единому плану, определяющего дальнейшую судьбу нашего подразделения. Сегодня Чанеля опять нет в комнате, когда я заваливаюсь в постель. Все тело ноет от усталости, но труднее мне дается спокойствие психическое. Я ненавижу эту слабость в себе, но стоит голове опуститься на подушки, как что-то щелкает внутри. Слезы начинаются литься из глаз без моей воли. Рот открывается в немом крике, но от этого все равно саднит в горле. Сейчас же все накатывает с большей силой: маленькая истерика сопровождается жалостливыми завываниями. Я уже не понимаю: мне страшно перед лицом войны, или перед лицом неизвестности. Неужели меня так сильно волнует недосказанность Пак Чанеля, а как же жизнь? Я сам себе не верю, что нет волнения за собственную бренную тушку! Хлопок двери и чужое вторжение не дают продолжить самобичевание. Я перестаю скулит, но слезы остановить не получается. Чувствую знакомый запах, правда появляется в нем странная кислинка. Волнуется, приходит мне мысль, но гоню ее сразу. - Ты как? Я не хочу слышать нотки переживания в его голосе, но они есть – это глупо оспаривать. Я даже не удивляюсь тем объятиям, что следуют практически сразу же. Да почему именно сегодня он приходит раньше, видит очередную мою слабость! От его горячих рук успокаиваюсь, практически сразу одолевает дремота. Только краем уха улавливаю его извинения. За что именно мужчина просит у меня прощения, я так и не понимаю. *** За все время разлуки с семьей я прекрасно осознаю одно: судьба любит шутить надо мной, причем жестко и безжалостно. В остальных странностях разобраться мне не удается, возможно, стоит также списать все на проделки той же печальной судьбы. Командир Пак доводит мой мозг до кипения каждый вечер, но разорвать образовавшуюся непонятную связь я не могу. Точнее, стоит признаться хотя бы себе, не хочу. Я уже привык просыпаться в теплой постели посреди ночи, обнаруживать чужие руки, пленяющие меня в объятиях. Утром же Чанель уходит раньше, чем я успеваю открыть глаза из-за раздражающего солнечного света. Я не дурак, чтоб надеяться на что-то большее. Но иногда становится до одури обидно, что все время, кроме ночи, практически не замечают, делая из меня пустое место. Всю эту непозволительную обиду приходится проглатывать с очередной ложкой похлебки, которая почему-то кажется совершенно безвкусной. - Не знаешь, сегодня нас собирают, чтобы вести в курс дела? Чунмен даже тормошит за плечо, в попытке привлечь к себе внимание. Кажется, мне задали вопрос. - Прости, задумался, – виновато улыбаюсь другу, пытаясь скрыть растерянность за долгим глотком воды. – Командир Пак не раскрывал мне никаких подробностей насчет этого. На самом деле я вру. Одним вечером Пак Чанель (возможно от усталости) проговаривается мне о настоящем лице нашего врага. Я даже удивляюсь, как государству удается все это время скрывать такую информацию от народа. Нет никакого варвара с северных земель, только собственный люд, восставший против сложившегося режима, прожившего не один век на этот территории. В моей голове правда не укладывается, реальна ли та причина, что мне также удается выудить из вечерних рассуждений Чанеля. Возможно, он даже не замечает за собой, как проговаривает мысли в слух, сам задает и сам же отвечает на вопросы. Чунмен пытается задать очередной вопрос, но зашедший командир в сопровождении незнакомого мужчины заставляет друга развернуться в их сторону, оставляя меня в недоумении. - Познакомьтесь, Ву Ифань – командир дворцовой стражи, в ближайшее время вы будете активно сотрудничать с его людьми. - Я бы рад поболтать с вами, но времени нет, – его голос тяжелый, практически скрипучий (наверное, это нервозность). – Недавно мы получили информацию о предполагаемом посягательстве на нашу территорию. Последнее расположение зачинщика сопротивления отмечается у западной границы столицы, следовательно, действовать нам надо как можно скорее, чтоб не дать им возможности получить преимущество перед нами. Представленный минутой раньше командир Ву начинает активно указывать на карту, что до собрания разложена на столе перед всеми. Она изрисована полностью предполагаемыми курсами передвижения врага, вероятными путями наступления. - Это наш запасной план – окружить их и практически поглотить. Я замечаю, как Ву Ифань переглядывается с командиром Паком. Их нервозность передается всем присутствующим, а меня одолевает какое-то смутное переживание. Как будто нутром чувствую – что-то здесь неладное. А брошенный взгляд в мою сторону от Пак Чанеля, тяжелый и тревожный, наводит на мысль – для меня тут есть какая-то загвоздка. - Первоначально нашей целью является только Сюмин – главарь сопротивления, - командир Ву смотрит прямо на меня. – Бен Бекхен, тебя выбрали для внедрения в вражеский лагерь на западе и убийства Сюмина. Сердце пропускает удар и как будто замирает. В крови бурлит масса эмоций: удивление, страх, недоверие и какое-то болезненное согласие с происходящим. В мыслях до сих пор повторяется слово «убить». Я так долго отгонял такие мысли от себя, проносится в голове, пока меня не отдергивает знакомый голос. - Бен Бекхен, ответь согласием или нам придется тебя принудить. Мой взгляд машинально ищет поддержки в Чанеле, но я натыкаюсь на его спину. Неужели он так просто отпустит меня? А почему нет? - Я готов. Мой голос дрожит, заламываю пальцы на руках, пытаюсь не обращать внимание на повисшую тишину вокруг. Это только больше наводит страху. Командир лишь удовлетворительно кивает, начиная теперь рассказывать о плане действий подробнее. Я пропускаю многое мимо себя, продолжая неверующе смотреть по сторонам. Что могло послужить причиной выбрать меня - остается загадкой не надолго. И даже беглая похвала моих навыков во владении ножом не смягчает тот шок, что я получаю от раскрытия личной информации. То, что я омега, теперь известно всем.

***

Уже ночью Чанель не облегчает мое состояние, пока я собираю небольшую кипу вещей (надо соответствовать выдуманной легенде, по которой я сбегаю от своего отряда, когда мою тайну узнают). Не зря говорят: лучшая ложь должна основываться на правдивых фактах. О том, что теперь всем известна моя сущность, противно, так как мысли все уходят в рассуждения - это командир Пак пользуется такой информацией, отправляя меня, возможно, на погибель. - Если ситуация выйдет из-под контроля – возвращайся сразу же. Чанель сидит на краю постели, наблюдает за моими суетливыми движениями. От его голоса дрожь по телу, так как слишком много беспокойства в нем. Но это никак не укладывается в моей голове. Я не понимаю: почему обо мне беспокоятся, но при этом отправляют выполнять столь сложное задание. - Я не брошу тебя, Бекхен. За это время, пока мы находимся наедине, я пытаюсь делать что угодно, но только не смотреть на Чанеля и не разговаривать с ним. Никак не могу избавиться от отвратительной злобы внутри себя. И тем более я понимаю – еще немного ласковых слов и я сорвусь. Реветь перед командиром не хочу, мне нельзя показывать слабость и сомнение перед ним. Наверное, поэтому до сих пор стою к нему спиной. - Перестань, - он переходит на шепот, но это действует безотказно. Я замираю перед маленьким мешком, еще больше пытаясь сдержать предательские слезы. - Прости меня. Я жду продолжения, но он молчит. И пока я вновь погружаюсь в собственные переживания, не успеваю заметить, как меня хватают за руку. Чанель тянет к себе, практически сразу же заключая в объятия. Лицом мужчина утыкается мне в грудь, продолжая также сидеть на краю постели. И стоит мне вдохнуть уже привычный запах можжевельника, прижаться к чужому телу сильнее – а нас прерывают. Резко открытая дверь в комнату пускает холод, а на пороге замечается злосчастный Ву Ифань. Его усмешка как будто не слезает с лица еще с нашей последней встречи. - Вижу, твои сборы идут полным ходом. – мужчина указывает в сторону брошенных вещей, как будто не замечая, что Чанель до сих пор прижимает меня к себе. – Извини, но оставь нас с командиром Паком наедине? Чанель встает, сразу же возвышаясь надо мной. Оставляет легкий поцелуй в макушку и выпускает из объятий. Мне же остается быстро проскользнуть через командира Ву, едва слышно прикрывая за собой дверь.