Figurehead in the Darkness

Джон выглядел ужасно: спутанные волосы, горящие глаза и одежда, испачканная в чужой крови. Он медленно бродил по пустым коридорам, идя на еле слышный запах своей цели. Все, что было в нем человеческого вытеснила генетическая программа. Под воздействием "лечения" появились галлюцинации, ему везде чудился Харрисон, но когда он подходил поближе, все исчезало и так сотни раз по кругу. Стены его темницы плавились и пылали, по крайней мере ему так казалось, потому что каждые пять минут он шарахался от любого угла. В глубине души он не соображал, что делает, не понимал, зачем нужно убивать своего друга и наставника. Когда он успел настолько погрязнуть во лжи?! Блуждая во тьме, он чувствовал, как наркотик огненной лавой разливается по жилам, ощущал кожей душную гарь от пожара в своей душе. Это горели его моральные устои под воздействием терапии. Все, что было важно испарилось, а все, что еще вчера казалось невозможным обретало новый смысл и краски. Абстракция чувств ярко вспыхивала в сознании, давая понять, что теперь он никуда не денется от темного безумия, которое было так давно скрыто внутри него. "Нужно признать свою сущность! Открой глаза и оглядись - мир рушится, так почему же мы должны быть правильными?!" Джон пытался послушать сердце, уловить хоть что-то доброе и светлое, частичку воспоминаний из далекого детства, когда он мог чувствовать страх. Теперь страх казался недопустимой слабостью, наваждением, запретным плодом. Он попросту не мог отказаться от своего сумасшествия, всего то нужно было принять себя таким, какой он есть, увидеть и осознать свою истинную природу. - Джон, - тяжелый, хриплый голос вывел его из задумчивости. Хан был здесь. Он видел его таким, читал как раскрытую книгу. Подняв мутные глаза, в которых зрачки полностью закрыли радужку, отчего казалось, будто он под сильным наркотиком, Джон криво улыбнулся, мрачно торжествуя. Его настоящие желания были спрятаны глубоко внутри, остались лишь обнаженные инстинкты, вырванные из недр души и выставленные напоказ. Это был не тот верный помощник, которого знала и любила вся команда. Но скорее безжалостный убийца, скрывавшийся под маской главного помощника. Это было предрешено, Джон был самым сильным из своих людей, лишь он мог сравниться с Ханом по физической силе, умственных способностях и умении убивать не задумываясь и не сомневаясь в правильности решения. И лишь он в свое время смог бы убить Харрисона. Он не кинулся на цель сразу же, потому что недооценивать Хана было исключено. Они стояли и молча смотрели друг на друга, один тяжело дыша и глядя исподлобья, второй несколько огорченно, оценивающе. Оба понимали, что сейчас в данный момент, человеческие чувства не имели право взять вверх, но в то же время ощущали их острее, чем когда либо. Вдруг Джон резко откинул голову назад и завыл, его плечи сотрясались от рыданий, которые уже через секунду превратились в демонический хохот, раскатываясь по стенам, он причинял физический дискомфорт, заставляя барабанные перепонки лопаться, а воздух звенеть, накаляясь до предела. Это не битва, это - противостояние двух умов, драться, разбивать в кровь кулаки бесполезно, ни к чему было тратить жизненные силы на безрезультатный бой. Хан пытался выжечь дыру в теле Джона, а тот опустил голову, не прекращая дикий, безумный смех. Один из них уже слетел с катушек, второй собирался это сделать. Вдох... Напряжение росло и, когда стало казаться, что еще секунда и воздух в этой комнате воспламенится сам собой, Харрисон принял решение не убивать члена своей семьи. Он понимал, что достучаться до друга в такой момент невозможно, но все равно попытался. - Вспомни, кто твой настоящий враг, - тихий шепот, как молитва, в которую было вложено все, ради чего мучились люди Хана, ради чего он до сих пор стоит здесь. ...и выдох. Распахнулись легкие, воздух с шипением проникает в них, заставляя согнуться от боли. Джон стоит, шокировано раскрыв глаза, с которых постепенно спадает кровавая пелена. Воистину, никакой дурман не в силах сравниться с зовом дикой природы, в которой тебя растили. Джон понимает, что он как будто заново родился, смех обрывается и он лишь молча и испуганно глядит перед собой, словно очнувшись ото сна. Ни к чему слова, когда можно обойтись без них, Харрисон подходит и тихо берет его за руку, глядя в родные голубые глаза. Джон в ответ вгляделся в его ясные, зеленые с бирюзовыми вкраплениями, и понял: отныне он дома.