Воришка

      Спаивать коменданта Бастилии Безмо оказалось не только приятным занятием, но и очень веселым, ибо Рене давно не слышал столько занимательных историй про узников самой большой и известной тюрьмы Франции. Подливая коменданту вино, глава ордена иезуитов сам в основном отдавал предпочтение вкусной еде, но для виду делал несколько глотков, улыбался и продолжал расспрашивать Безмо про заключенных.       За тем ужином, который состоялся на следующий день после визита епископа к Мазарини, монах принес Безмо приказ от короля, и тот был настолько пьян, что даже не удивился тому факту, что приказ принес монах, а не посыльный офицер. Под натиском Рене комендант Бастилии посмотрел приказ, хотя изначально зашвырнул его на стол нераскрытым, ибо рассердился, что их ужин прервали, и зачитал распоряжение освободить Филиппа Марчиали.       Безмо удивился, так как знал, что молодой человек за какие-то особые грехи сидит в тюрьме с самого детства, но долго по этому поводу раздумывать не стал, пожал плечами и вложил приказ в большую тюремную книгу. И в тот момент Рене действовал оперативно. Когда Безмо орал на слугу, приказывая принести еще вина, он быстро вытащил из высокого сапога другую бумагу и вложил ее на место приказа в книгу, а сам приказ сжег в камине. А когда пришло время показать приказ начальнику охраны, то епископ легко разыграл акт возмущения, что как такому человеку, как господин Безмо, могут не доверять. Зачем лишний раз показывать бумаги какому-то охраннику. Да над этим весь двор будет хохотать до упаду. Рене так возмущался, что все расскажет королю и Его преосвященству, что легко разжег чувство гордости и самолюбия в опьяневшем коменданте, что тот не стал ничего показывать начальнику охраны, а сам пошел за Филиппом Марчиали, позвав за собой главу иезуитов. — Клянетесь ли вы, — спросил тогда Безмо в камере Марчиали, держа в руках деревянный крест, — что вы никогда и ни при каких обстоятельствах не будете разглашать то, что видели и слышали в стенах этого замка? — Клянусь, — ответил Филипп и поцеловал крест. — Вы свободны, сударь, — вздохнул Безмо, обдав бывшего узника перегаром. — Вы можете полностью располагать собой. Перед вами открыты все пути, даже те, которые ведут вас обратно. — Он рассмеялся и вышел из камеры. — Ваше величество. — Рене вывел Филиппа во двор замка и накинул на его плечи черный плащ. — Я здесь, чтобы исполнить свой долг. — Да хранит вас Господь, сударь.       В тот же вечер Рене отвез брата короля в свой монастырь и укрыл на нижнем этаже, подальше от монахов и даже своего сына, который хоть и проводил большую часть времени в Париже, но все же иногда возвращался в монастырь, и Рене решил, что будет лучше, если они не будут общаться. Внешность Филиппа могла неоднозначно повлиять на Жюля, и он не ошибся, когда пришло время осуществить их план. Он позвал сына и Марчиали в свою келью, и когда Жюль увидел брата-близнеца короля, то в его глазах отразилось столько ненависти и презрения, что Филлип отпрянул в сторону от молодого шевалье, не понимая, чем вызвал такую реакцию. — Жюль, сын мой, держите себя в руках, — спокойно произнес Рене. — Сегодня вы нужны мне с холодным разумом, помните, что перед вами не Людовик, а его брат Филипп Марчиали, который с божьей помощью сегодня вечером станет настоящим королем Франции. — Да, отец, — тяжело вздохнул Жюль, стараясь не смотреть на Филиппа. — Где Рауль? — спросил Рене. — Рауль уже во дворце, ждет нашего прибытия, отец. После того, как вы показали ему короля и Луизу в саду, где он собственными ушами услышал ее признание королю в любви, он жаждет мести так же сильно, как и я, но при этом таит надежду, что как только на трон взойдет новый король, Луиза к нему вернется. — Очень хорошо. — Губы епископа дрогнули. — Вы принесли нам маски? — Держите. — Жюль протянул отцу черную маску, а Филиппу — синию. Король в очередной раз устроил маскарад, что стало идеальной возможностью для осуществления их плана. — Пора, господа, — сказал Рене. — Помните, мы должны четко придерживаться всех обговоренных ранее деталей. Малейший неверный шаг — и к утру мы все будем болтаться на виселице. Идемте.       В темном небе сверкали залпы салюта, весь двор веселился на большом маскараде, когда недалеко от дворца остановилась черная карета, запряженная двумя лошадьми. Их встретил Рауль в красной маске и сообщил, что в главном холле дворца никого нет, путь свободен, ибо все во дворе смотрят салют. Все, кроме короля, который задержался в своих покоях, тщательно выбирая костюм и готовясь к празднику. — Прекрасно, — кивнул Рене. — Идемте быстрее, у нас не слишком много времени. Король скоро закончит свои приготовления. — Все четверо быстрым шагом устремились во дворец, никого не опасаясь, ибо на маскараде никто не обращает внимание на людей в масках. Они поднялись на этаж, где находились покои короля, и Рауль вошел первым. Он встал рядом с королем, сидевшем в кресле напротив большого напольного зеркала, а вокруг него хлопотал цирюльник, прикрыв собой Рене, который подлил усыпляющий раствор на белый платок на небольшом столике, стоящем рядом с зеркалом. Этим платком цирюльник завершал туалет короля, освежая его щеки, а Жюль тем временем сторожил у входа Марчиали.       Как только платок оказался на лице Людовика, тот потерял сознание. — Вы отравили короля! — воскликнул Рене. — Эфир… — прошептал побледневший цирюльник. — Запах эфира! — закричал он и побежал на выход, но не успев добежать до двери, был застрелен Раулем. — Жюль, быстрее! — Рене открыл дверь. — Помогите королю переодеться! Рауль, берите Людовика под руку с одной стороны, а я возьму с другой. Жюль, Ваше величество, быстро переодевайтесь и выходите к придворным! Жюль, позаботьтесь о цирюльнике! — с этими распоряжениями Рене и Рауль утащили через второй выход из покоев Людовика, накинув ему на лицо черный капюшон.       Уводить под руки мужчину с праздника было явлением обычным. Для всех это выглядело так, словно кто-то перебрал вина на маскараде, а его верные друзья помогают ему добраться до кареты. Но когда Рауль и Рене запихивали Людовика в карету, они не заметили, что за ними издалека наблюдал граф де Ла Фер, который без труда признал в одном человеке своего сына, а в другом — лучшего друга. — Монсеньор, что случилось, на вас лица нет! — воскликнул Безмо, нисколько не удивившись столь позднему визитеру, ибо в последнее время епископ Ваннский навещал его очень часто. — Друг мой, боюсь, что произошла чудовищная ошибка, — ответил Рене. — Вы освободили совсем не того, кого должны были освободить. — Не может быть… Нет, этого не может быть! — Вы помните, я приходил к вам, и как раз за ужином пришел приказ об освобождении? — спросил Рене. — Кого вы освободили тогда, вы помните? — Марчиали! — воскликнул комендант. — Филипп Марчиали! — А где он? Где приказ на Марчиали? — Сейчас, сейчас. — Безмо подошел к большой книге. — Я узнал, что мне отказали в помиловании Марчиали, — добавил глава ордена.       Безмо развернул приказ. — Ну читайте же, что там написано! — Сэлтон… О, Боже! Сэлтон! — закричал Безмо. — Написано Сэлтон! — Вот именно, Сэлтон, как вам могло прийти в голову, что это Марчиали! — выговорил Рене, но секундой позже спокойно добавил: — Спокойствие, мой друг, спокойствие. Еще не все потеряно. Марчиали со мной. Сейчас мы вернем его в камеру, освободим Сэлтона, и никто ничего не узнает, если мы с вами будем молчать. Но я должен вас предупредить. Похоже, что после стольких лет заточения пребывание на свободе для Марчиали не прошло даром. Бедняга сошел с ума. Он думает, что он король, — усмехнулся Рене, на что комендант Бастилии громко расхохотался, освобождаясь от пережитого минутой ранее напряжения.       Жюль вернулся в монастырь в тот момент, когда отец седлал коня. Он собирался доложить, что все прошло гладко. Филипп Марчиали вышел ко двору, и все признали в нем короля, он ни у кого не вызвал подозрений. — Хорошо, — улыбнулся Рене, хлопнув сына по плечу. — Вы уезжаете, отец? — спросил шевалье. — Да. Дела ордена, мой мальчик. — Когда вы вернетесь? — В конце недели. Но могу немного задержаться.       Жюль вздохнул. — Что-то случилось? — обеспокоенно спросил Рене. — Нет, ничего. Я просто хотел поговорить с вами, но этот разговор может подождать до конца недели. Я вижу, что вы очень торопитесь, отец. — Вы в этом уверены? — Конечно. — Жюль улыбнулся и вдруг обнял отца, опустив голову ему на плечо. Обнял крепко и трепетно, как обнимал в детстве. — Я люблю вас, отец. И я соскучился по нашим вечерам в вашей келье. Ведь я так и не выиграл у вас ни одной партии в шахматы. — И я люблю вас, сын мой. — Рене прижал Жюля к себе. — Когда я вернусь, обещаю, мы целую неделю будем сидеть в моей келье, играть в шахматы и пить лучшее вино из монастырского погреба. Вы расскажете мне о Мадлен и обо всем, что вас беспокоит. Теперь, когда мы осуществили наш план, у меня будет больше свободного времени. А сейчас мне пора. — Он выпустил сына из объятий и вскочил на коня. — До встречи, сын мой. — До встречи, отец. А может быть, прощайте… — добавил он, смотря, как человек, давший ему шанс на лучшую жизнь, скрывается за темным горизонтом.