Лучшие недотёпы всего Ривервуда. Том 1. Вайтран

       — Что значит, «Ой, всё?» — Свен был не слишком доволен открывшейся маленькой тайне Лиры, — откуда у Фэндала взялось моё письмо?        — Я просто захотела посмотреть, кто же такой этот Фэндал. Я его никогда не встречала, вдруг он был красавцем, который с женщинами обращается как с королевами? — про красавца-эльфа с непонятно откуда взявшейся лютней девушка говорить уже не стала.        — Правда? Кто-то действительно мог думать о нём такое? — Свен явно не понимал наивности Лиры.       И ему, честно говоря, стало как-то неприятно из-за того, что его заклятому сопернику от кого-то могла перепасть такая хорошая и тёплая вещь, как чья-то симпатия и чьё-то сочувствие, причём из-за чего бы то ни было. И неважно, что сам Фэндал об этом не знал. Или уже знал? Последнее было как-то по-особенному неприятно, можно даже сказать, обидно. Ведь все её, Лиры, чувства и намерения теперь должны принадлежать ему, Свену, — и не только от того момента, когда она согласилась помочь ему и отнести подложное письмо Камилле. Причём при таком раскладе каким-то образом казалось, что виновата была сама Лира, — а вот проклятый лесной эльф в кои-то веки уже виноват не был. Странно. Раньше Фэндал был виноват во всём, как обычно, — причём даже в том, на что никак повлиять не мог. Как же такие чувства могли получаться? Ну почему именно так — и не иначе? Парень раздумывал над своими новыми эмоциями и ощущениями и не мог понять, откуда это вообще берётся, не говоря уж о том, как он, оказывается, не знал до сих пор собственного характера. Спросить у мамаши совет, что ли? Но нет… Что-то подсказывало ему, что в этом он должен будет разбираться сам. И дело вовсе не в том, что он уже взрослый, — или что он мужчина.       Потому что существует, наверное, на свете так много вещей, в которых надо разбираться самим, — и независимо от того, кто ты. Перед этим все равны, — и мужчины, и женщины, и если оно с тобой случилось, — значит, ты для этого уже достаточно взрослый.       Самому Свену в этой истории был гораздо проще, пусть даже он сам об этом и не подозревал. Он-то уже не раз имел счастье видеть Фэндала, своего заклятого врага и соперника в борьбе за сердце прекрасной имперки… Пусть даже он сам своего сомнительного «счастья» и не осознавал. Действительно, какое было дело норду до того, как ведёт себя Фэндал с женщинами — и красивый он или нет? Это только женщины обращают внимание на мужскую внешность и их поведение с женщинами, — а Лира, собственно, женщиной и была. И пусть у неё не было особого опыта в общении с мужчинами абсолютно никакого — в любовных делах, — есть очень много ситуаций, когда опыт и не нужен, а нужна только собственно женская интуиция. Однако никто и не говорил, что быть женщиной легко, — равно как и действовать согласно своей женской интуиции.       «А почему, собственно, я выбрала именно Свена? — спросила себя Лира. Не было печали… — А я, что, когда-то думала, что вся эта история потом как-то пройдёт мимо меня? Или всё устроится само? Ривервуд, если я вдруг забыла — маленькая деревня, здесь все друг друга знают, и знают, кто где живёт. И вчера Свен, Фэндал и Камилла встретились все вместе; хорошо хоть, меня рядом не было, я в реке после подземелья отмывалась. Возвращалась в мир живых после драужьего… тьфу, драугарского общества. Короче, мылась после того, как мы наконец из Ветреного пика вышли и подходили к Ривервуду. Вот ведь скамп. Значит, надо будет как-то объясняться — сначала со Свеном и прямо сейчас, а со всеми остальными… — А вот когда такое случится, тогда и подумаю.» — малодушно решила чародейка. Но что-то ей подсказывало, что и это тоже придётся. Такого рода вещи не пройдут без чьей-то помощи, и само по себе оно не рассосётся никак. Ну, и к кому теперь вольно или невольно потянутся все облагодетельствованные и обиженные твоей помощью, а? Называется: угадай с одного раза. Лира была умной девушкой, — поэтому и угадала с первого раза. Даже не так: с первой попытки.       «А что, полезла со своей помощью в любовный треугольник? — подумала Лира с невесёлой усмешкой — Теперь ты стала тоже частью истории. Историческая личность, дремора бы её побрал. Это теперь уже любовный прямоугольник или квадрат, пусть даже ты и не чья-то соперница или возлюбленная. Они ведь не только ждали, как всё решится и чьё письмо ты отнесёшь, они и как-то продолжали жить всё это время. И пока тебя не было, для них жизнь продолжалась всё равно, даже с учётом твоей помощи, по степени изящества вполне себе… медвежьей. Скамп побери, ну почему меня никто раньше не учил решать такого рода проблемы? Может, там был единственный правильный вариант — это или отдать Камилле оба письма, тем самым «сдав» обоих соперников — или, ещё проще, не вмешиваться в это дело вообще. Ага, и все жители Ривервуда поступили точно так же, — но к ним теперь, по крайней мере, никаких вопросов не будет. А я почему-то всегда хотела помогать всем, кому нужна помощь, — и не особенно привыкла говорить «нет». Ну да, теперь-то уже поздно думать, как надо было делать, потому что уже сделано. Причём с наименьшим стыдом за совершенное, скажем так.»       Ну, почему Свен не выбрал для такого дела какого-нибудь мужчину? Ах, да, уже все в Ривервуде были в курсе их «любовного треугольника» и всем уже порядком надоела эта история… И не факт, что это любовное противостояние кто-то воспринимал всерьёз. И потом… Это только для них с Фэндалом эта история была не только очень важной, но и вообще важнее всего на свете, а для всех остальных — просто очередная история, каких много, свидетелями которой они стали. Стал бы кто вмешиваться, чтобы решить проблему, которая для него и не проблема вовсе, — причём приняв какое-то решение, если тебе оно всё попросту безразлично, вместе со всеми её тремя участниками! Выходило, конечно, очень даже плохо. Хорошо, конечно, судить непредвзято, — но судить так равнодушно, что даже судить не хочется, это, наверное, один из вариантов того, что называется «ещё хуже».       А Лира мало того, что была совершенно новым лицом, ещё ни с кем не знакомым, так ещё и — кто бы мог подумать! — женщиной. Вернее, ещё девушкой, — но суть от этого не менялась. Но что теперь надо было всё рассказать откровенно, Лира поняла и так. И плевать, что, согласно каким-нибудь неписанным законам девушка не должна никогда говорить то, что сейчас скажет Лира — с ней за последнее время и так случилось слишком много такого, что с девушками случаться не должно. И не случается. Главным было то, что несмотря на все свои недостатки — очень даже маленькие, на самом деле, и не лишённые некоторого очарования, если, конечно, не считать недостатком недотёпистость, — Свен был порядочным человеком, и далеко не дураком. А потому не было риска, что он что-то неправильно поймёт — случайно или намеренно — и уж тем более начнёт рассказывать о признаниях Лиры направо и налево.       А, как ни крути, признания делать придётся. Причём самые что ни на есть разнообразные. Раньше девушка и представить себе не могла, что это, казалось бы, просто дело с подсовыванием подложного письма от одного парня незнакомой девушке и демонстрация другого письма сопернику так… так тесно свяжет её с тремя участниками этого «любовного треугольника».       Прямо здесь. Прямо сейчас.       И после этих признаний уже будет как-то без разницы, женщина Лира или мужчина. Потому что существует очень много вещей, в которых быть женщиной — не причина для чего-то, не повод и не оправдание.       На этом самом месте, — пока они ещё стоят на дороге, выходящей из Риверуда в огромный окружающий мир, где ещё вчера они со Свеном путешествовали вместе.       Девушка решила остановиться сама, словно из-за того, что Свен задал ей этот вопрос, который он рано или поздно и должен был ей задать, — а на самом деле она просто хотела, чтобы ему не пришлось, в случае чего, возвращаться обратно в Ривервуд издалека. Так он сэкономил бы время и вернулся бы к себе и в свою привычную жизнь быстрее, сделав всего пару-тройку шагов до своего дома — и со стороны это не выглядело бы так, словно они по дороге из-за чего разругались так, что он решил оставить её и вернуться домой. Пусть даже Лира потом никогда в Ривервуд не вернётся, всё-таки не хотелось, чтобы кому-то померещилась такая некрасивая вещь. Нет уж, пусть лучше всё выяснится прямо здесь и сейчас, а не позже и не когда-нибудь.       Вокруг было тихо, Солнце ласково пригревало землю, и там, за пределами Ривервуда, теперь уже где-то в недосягаемой дали, — подумать только, они пришли оттуда ещё вчера! — расстилалась дорога. Дорога, ведущая в неведомую даль, туда, куда только ни захочешь пойти, где будут ждать новые приключения, весёлые и не очень.       Дорога, ведущая в будущее.       Только чья это будет дорога — и чьё будущее?       Лира сама не могла понять, откуда у неё такие чувства и такие мысли. Конечно, она уже привыкла к обществу Свена, но что-то ей подсказывало, что объяснения она обязательно получит, — и их ей даст жизнь. И для этого ей придётся пройти гораздо больше дорог, чем ей хотелось бы, — и не всегда тех, какие она выберет сама, и не всегда в приятной компании. И лишь потом, когда снова повернётся колесо судьбы, она обязательно поймёт, о чём были её ещё смутные догадки, — и вспомнит этот день.       До мельчайших деталей вспомнит.       Где-то на границе сознания мелькнула, на мгновение застилая Солнце, огромная крылатая тень. Где-то Лира уже видела похожую, — но никак не могла вспомнить, где именно. Мелькнула — и исчезла, оставив после себя странное ощущение лёгкой тянущей тоски и глубокой тихой грусти, как о чём-то так давно забытом, что теперь оно казалось уже чьим-то, а не её.        — Лира, ты хорошо себя чувствуешь? — обеспокоенно спросил Свен — Мне показалось, что я сейчас что-то увидел… нет, забудь. Мне просто показалось. Так просто не бывает. Но Лира была слишком занята внезапно — или не совсем — свалившимся на неё «делом», что даже особенно не обратила внимания на то, то ей сказал её спутник.       «Интересно, а как в таких случаях решают вопросы драконы? — почему-то возникла мысль. — У них ведь тоже, наверное, есть знакомые драконы, и эти, как их там, драконихи, или драконицы, они ведь не всегда легендами были! И они ведь должны были сделать хоть что-то если не полезное, то хотя бы просто интересное и значимое, чтобы их потом легендой сделали! У них, наверное, тоже были свои семьи, и дракончики маленькие… ну, или не совсем уж маленькие, но были. Вряд ли они нерешительными были, или прятались за кого-то, от кого-то, куда-то, — вместо того, чтобы отвечать за свои поступки. Да и за чужие, наверное, тоже. Драконья жизнь длинная, достаточно долгая для того, чтобы ответить на все вопросы, — а потом дождаться, когда возникнут новые вопросы к уже готовым ответам.        — Послушай, мы с тобой уже взрослые люди, да и я не маленькая девочка, чтобы мне можно было сказать «дядя Фэндал плохой, но тётя Камилла об этом не знает. Пожалуйста, отнеси ей письмо со всякими гадостями про дядю Фэндала». И ты тоже уже не маленький мальчик, чтобы говорить «хороший» и «плохой». Речь ведь шла о любви и о будущей семейной жизни, а не о том, с кем из вас двоих Камилла вместе играть будет. Так или иначе, эльф потом вручил мне своё письмо, такое же, но про тебя, и я честно отдала Камилле твоё письмо. В смысле, то письмо, которое было якобы от Фэндала. А письмо Фэндала, якобы написанное тобой, — я передала Камилле сказав, что Фэндал написал это письмо от твоего имени. Ещё и в стихах, для большей убедительности. Как ему казалось, барды все письма только в стихах пишут. И я ясно дала Камилле понять, что тот эльф решил тебя очернить.       Лучший бард всего Риверуда, да и просто лучший (потому что единственный) спутник Лиры молчал и внимательно слушал. Очевидно, пока ему всё нравилось, — за исключением того, что своего мнения о Фэндале он так и не поменял, но для него это уже было привычно. Собственно, от такого поворота дела они оба ничуть не пострадали, — важнее было совсем другое. И — слава Девяти! — оказалось, что Свен не обманулся и его тоже никто не обманул. И шансы завоевать Камиллу у него вроде бы есть, даже больше, чем раньше, — и его спутница, или даже подруга, и правда не предала его, не обманула, и вообще не разочаровала. И от этого осознания почему-то становилось очень приятно. Наверное, так же приятно, как и от того, что Камилла получила всё-таки нужное письмо. Или, возможно, даже ещё приятнее.       — Ну… В общем, я ввела Фэндала в курс дела, — продолжала Лира, — мне это как-то показалось логичным, нужно было посмотреть на него и узнать, что он за человек, вернее, эльф, — и я выбрала тебя, Свен. Ну да, по-другому и не скажешь, похоже. Но со своей стороны я сделала всё для того, чтобы Камилла выбрала тебя — а на Фэндала и смотреть больше не захотела. Тогда я сказала тебе правду, что Камилла получила твоё письмо, и на этого эльфа она даже смотреть не захочет. Она сама мне сказала, что пусть он ей теперь на глаза не попадается и что ноги его в её лавке больше не будет, прежде чем бросить подложное письмо в огонь. А в таких случаях, похоже, судить непредвзято и не вышло бы, — разве что взять у вас обоих письма, отнести оба Камилле и отдать их, не думая вообще ни о чём.       Объяснительная речь Лиры закончилась.       Свен внимательно слушал её, и казалось, что даже время остановилось от такого подробного и развёрнутого ответа. Кажется, теперь всё было ясно, и никаких вопросов больше не было. Девушка внезапно почувствовала какое-то облегчение и странную, наполняющую её изнутри силу. Интересно, что это такое могло быть? Она ведь не сделала ничего особенного, — просто рассказала всю правду. И теперь не жалела абсолютно ни о чём, что бы ни случилось с ней дальше, — ни сегодня, ни вообще за всю её прошлую, хоть и не такую долгую жизнь.        — Извини, я не подумал, что со стороны оно выглядело настолько нелепо, — неловко извинился Свен, — но зато теперь я точно уверен, что ты не из военных.        — Мне кажется, это было чем-то похоже на комплимент, — пошутила Лира, — но если я когда и буду военной, то присоединюсь к братьям Бури, если ты не против. Просто, ты лучше знаешь, к кому нужно примкнуть, чтобы сражаться против Талмора. Кстати, если уж говорить о ребячестве, на него больше походила вся эта история с письмами. И, как ты заметил, она мало на что повлияла.        — Вот именно, — добавил бард, — вчера вечером Фэндал и Камилла выглядели подозрительно довольными, и вряд ли такое блаженство они ощущали из-за нашего предстоящего ухода.        — Ты хочешь сказать, что они… — начала было Лира, но Свен её перебил.        — Не хочу. Я понятия не имею, что их так обрадовало, но вряд ли наше отбытие. А почему ты решила остановиться? Я только сейчас заметил, что мы вообще-то на месте стоим. Нам надо бы успеть в Вайтран до темноты, а то ночью по дорогам ходить всё-таки опасно.        — Ну… Просто мне удобнее говорить о чём-то серьёзном, когда мы стоим на месте. — ответила Лира — Во время ходьбы отвлекаешься, и к тому же, сбивается дыхание, — и тогда говорить уже неудобно.       Про то, из-за чего Лира тогда на самом деле остановилась, она предпочла промолчать. Эту тайну Свену знать было вовсе не обязательно, — и она была твёрдо уверена, что он её не узнает никогда, как и никто другой. А Свен подумал, что сейчас для него важнее всего было проводить Лиру до Вайтрана, убедиться что с ней всё хорошо — а потом сдать её с рук на руки какому-нибудь достойному порядочному норду, который сможет сопровождать её и дальше во всех её приклчениях и прикрывать в бою. Для этого, конечно, ему понадобится некоторое время, — но не оставлять же её одну, да ещё и в такое смутное время!       «Надо будет потом присмотреть ей кого-нибудь хорошего, кто захочет пойти с ней… — рассуждал про себя Свен, пока они направлялись к Вайтрану. — Не бросать же мне её здесь одну? — почему-то при этой мысли что-то неприятно шевельнулось в душе, словно он случайно ушиб что-то совсем не важное и находящееся глубоко в душе, и теперь это «что-то» неожиданно заболело, глухо и тоскливо, как шрам от старого ранения, и напоминало о себе глухой ноющей болью. Странно но раньше ничего такого никогда не болело, и теперь юноша сам удивился такому непонятному болезненному ощущению — Я подойду к выбору её будущего спутника очень ответственно, на это много времени уйдёт, но не могу же я доверить её не пойми кому — и кто вдобавок будет сражаться хуже, чем я? — от этой мысли парню почему-то сразу стало приятно, наверное, от того, что он лишний раз вспомнил, какой он хороший воин, да и вообще талантливый во всём — А потом я вернусь в Вайтран и займусь своими делами. Все ещё увидят, как потом всё будет по-новому, совсем по-другому, а не так, как сейчас!»       Свен и сам не до конца понимал, что именно он имел ввиду, но ему казалось, что потом, когда он пристроит Лиру в хорошие руки, совсем как глупого и несмышлёного щенка, а сам вернётся в Ривервуд, всё станет по-другому и начнёт налаживаться уже само по себе. А уж как именно — он и сам пока не знал, но непременно узнает, как только оно начнёт налаживаться. После того, как его возлюбленная Камилла всё-таки получила его письмо, и он лично участвовал в сражениях, многое изменилось; парень сам чувствовал это, хоть и не мог сказать, ни что это было, ни как оно называлось. Может, это было возмужание? Превращение в настоящего воина, как пристало каждому норду? Или так пришла зрелость, несмотря на молодой возраст? Или… или там примешивалось и ещё что-то другое? Но мысль о «другом» была настолько непривычной и словно залетевшей по ошибке, что тут же исчезла, не понятая и не пойманная своим «обладателем».       От настоящих нордов требуется много чего, помимо доблести в сражениях. Например, решать все свои проблемы самостоятельно, вместо того, чтобы доверяться первой встречной, пусть даже это и милая улыбчивая молодая бретонка, горящая желанием всем помочь. Ну, кто бы мог подумать, что простая просьба со стороны Свена и её готовность немедленно помочь ему закончится совершенно непредвиденным образом? И, как оказалось, лучший бард всего Ривервуда и сам не понял, как именно оно всё получилось — и почему, во имя Девяти, ему это даже начало нравиться. А может, не нужно было рассказывать об этом, вообще-то, личном деле всем желающим, а взяться за дело самому? Глядишь, и ничего бы не было. А это было бы хорошо — или всё-таки плохо? Ну, что ему мешало тогда пойти к Валериям, объясниться Камилле в любви, попросить её руки у заботливого старшего братца, после смерти родителей опекавшего сестру так, словно она всё ещё была маленькой девочкой, боящейся остаться совсем одной в этом опасном большом мире и цепляющейся за руку взрослого старшего брата, поговорить по-мужски с Фэндалом? Ведь настоящие норды не сдаются?       «А я вовсе и не сдался, — одёрнул сам себя Свен, — просто я, в отличие от некоторых (кого именно он имел ввиду, Свен и сам не до конца понимал. Фэндала, наверное, которого бард имел привычку поминать в дело и не в дело в любой трудной ситуации, словно лесной эльф и правда был виноват во всём, а не только в том, что он вообще есть), знаю, как правильно обращаться с людьми, и вообще, зря я, что ли, в коллегии бардов учился? Правда, недолго: такой талант, как мой, они всё равно уже никак не смогли бы развить ещё больше. А эта девица, Лира, она показалась мне очень доброй, и сама предложила мне помочь! И ведь помогла же, не обманула!»       «Кстати, так вы с ней и познакомились.» — в подтверждение его мыслей шепнул внутренний голос, словно чтобы напомнить парню о том, что тот и сам хорошо знал.       Свен хорошо помнит тот день, когда его старая маменька переполошила весь Ривервуд криками о пролетевшем драконе, — а потом почти сразу же после дракона появилась и эта странно одетая незнакомка. Он был потомственным бардом, — лучшим бардом во всём Ривервуде, а не солдатом, — но её странный наряд, сочетавший в себе элементы формы легионеров и братьев Бури удивил даже его. Он ещё подумал, что девица, скорее всего, вырядилась так для провокации то ли кого-то из воюющих сторон, то ли и тех, и других, что, вообще-то, оказалось бы очень вредно для здоровья, и ей несказанно повезло, что в их деревне в основном все были мирными жителями, принципиально не ввязывающимися ни в какие распри, пока не трогали ни их самих, ни их друзей и близких.       Из агрессивных был только Эмбри, — и то, только тогда, когда напьётся, ну, или недостаточно много выпьет, но её странный наряд вызвал бы определённые упрёки, вопросы и подозрения и у братьев Бури, и у имперских солдат тоже. Она, что, с закрытыми глазами одевалась — или в спешке?       Для полноты картины незнакомка была одета в мантию какого-то мага, выгодно подчёркивающую её тонкую, но женственную фигуру. С этим всё вроде бы было ясно — норды в большинстве своём магов не особо любили и не слишком-то жаловали, но было хотя бы ясно, кем была эта таинственная незнакомка, таинственная уже только тем, что была в Ривервуде совершенно посторонним, незнакомым лицом.       Хотя Ривервуд и находился относительно недалеко от Вайтрана, жизнь здесь была очень тихой и спокойной, — а прибытие любого незнакомца надолго становилось новостью и темой для разговоров. Слава Девяти, не слишком-то изменилась ситуация и с началом войны, хотя это могло только обрадовать. Ну, не считать же, в самом деле, чем-то опасным, непривычным и особенным пару-тройку вконец обнищавших разбойников, которые время от времени проходили неподлёку от Ривервуда или просто околачиващихся втихарца где-то за пределами деревни, или ту же обнаглевшую и вконец берега попутавшую рыбу-убийцу, непонятно как оказавшуюся в реке около лесопилки, — или пару-тройку разнесчастных волков, которым, очевидно, так надоело жить, что они сами решили выйти к людям! Это и не проблемы вовсе, и не что-то новое, что могло бы всколыхнуть спокойную, как стоячее болото, жизнь маленькой лесной деревни, и там не то, чтобы обсуждать с кем-то — самому уже к вечеру вспомнить будет не о чем.       Странным было совсем другое, и к мантии мага оно отношения не имело; с мантией-то как раз не было никаких проблем, — за исключением того, кому она принадлежала, но и скамп бы с ними, с волшебниками. Это-то хотя бы понятно. Но сапоги братьев Бури и легионерские наручи, — вот в чём была самая главная загадка. И, учитывая политическую ситуацию в Скайриме, мало кому захотелось бы вот просто так взять и эту загадку рискнуть разгадывать. Потому что могло получиться и так, что при разгадывании «загадки», — возможно, и не такой уж и интересной вовсе — можно оказаться по уши увязнувшим в проблемах. Потому что простые люди в такой смешанной броне не ходят, а сейчас и особенно.       Эбмри, правда, такие вещи уже давно не интересовали. Его вообще ничего не интересовало, кроме возможности выпить — ну, и самого поила, разумеется. Конечно, когда-то у него была семья, и сам он был если не в числе самых уважаемых жителей деревни, то хотя бы среди тех, кого все называют и по праву признают нормальными и достойными. А потом… А мало кто уже помнит, что случилось потом и как так вышло, что Эмбри стал простым деревенским забулдыгой и горьким пьяницей. Вряд ли он сам ещё о чём-то помнит, поэтому спрашивать его теперь о чём бы то ни было просто бессмысленно, — хоть пьяного, хоть трезвого. Он сам приложил все усилия для того, чтобы больше ничего не помнить из своей прошлой жизни, раз уж её всё равно больше нет. Жизни больше нет, — а он почему-то остался, и даже огромные дозы крепкого пойла не могут ни убить его, ни причинить хоть какой-то вред — вот он и стал обычным забулдыгой, трепетно следящим за тем, чтобы — не дай Девять! — случайно не протрезветь.       Впрочем, внимание Эмбри бретонская волшебница и правда привлекла, но только на следующее утро, и не своей странной воинской формой, а… А неизвестно чем. Старый пьяница слонялся без дела и задирал всех проходящих мимо. У него была серьёзная проблема, требующая немедленного решения: он неожиданно для самого себя протрезвел и ему во что бы то ни стало нужно было устранить это досадное недоразумение. А именно — выпить. И немедленно. И чем больше, тем лучше: непривычное для него и нормальное для других, но только не для него, состояние трезвости было для него просто болезненным, из-за чего где-то внутри ощущался быстро нарастающий жар и болезненное тепло во рту, как во время горячки.        — На что это ты пялишься? — спросил он странную девушку глубоко нетрезвым голосом, который ему самому казался убедительным и грозным.       Девчонка тогда вышла из «Спящего великана» с изрядно похудевшим и словно уменьшившимся в размерах рюкзаком, а от неё сильно пахло свежими травами, как на лугу после сенокоса. К тому же зелёные пятна и размазанные крошки ярко-желточного цвета пыльцы на пальцах и на синей мантии не оставляли никаких сомнений в том, чем она только что занималась. Девчонка варила зелья. И, судя по её радостной, мечтательной улыбке, осталась довольна результатом. В руке она держала потрёпанную и толстую тетрадь; интересно, что она там записывает? Может, она тоже — бард, и в свободное время записывает туда придуманные песни? Хотя, вполне возможно, можно было и предположить, что ей просто очень нравился процесс. Нелепо одетый «воин», сочетавший в своей форме элементы амуниции имперских легионеров и Братьев бури, — это скорее уж алхимик, чем боец. Ни один мало-мальски годный на что-то воин не будет делать всё возможное для того, чтобы настроить против себя всех без разбору. Как ни крути, а времена были смутные, и только Девять знали, сколько оно всё может ещё продлиться.       После вопроса, адресованного ей местным забулдыгой, Лира открыла свой рюкзак и достала две тёмных бутылки какого-то вина, тускло блестящие на Солнце.        — Вот, возьми, выпей за моё здоровье. Надеюсь, тебе понравится, — приветливо сказала она, уважительно отдавая свою находку Эмбри в трясущиеся крупной дрожью руки.       — Мой любимый собутыльник… — растроганно произнёс Эмбри и сразу же присосался к горлышку, чтобы утолить мучающую его жажду. И заботливо добавил мгновенно протрезвевшим и нормальным голосом странной незнакомке, явно беспокоясь о её состоянии здоровья:       — А чего это ты двоишься? Болеешь, или чего?       После этого благородного дела можно было точно сказать, что больше ни для кого в спокойном и тихом, открытом для всех новых людей (и не только людей) Ривервуде Лира не казалась странной или подозрительной. Эмбри, который не стал терять время зря и сразу же напился, хорошо запомнил свою благодетельницу и не спутал бы её ни с кем и никогда… Ни её саму, ни её сестру-близняшку; как оказалось, она не двоится, просто иногда, когда Эмбри особенно много выпьет, со странной девушкой-магом приходит и её сестра, потому что потом, когда он мастерски достигал состояния полнейшего умиления, он не отличил бы Лиру даже от, допустим, драугра-военачальника, называя обоих новым почётным титулом «любимого собутыльника». А это, на его взгляд, много значит. А кто уж он там, — мужчина, женщина, человек, эльф, каджит или хоть сам лорд дремора — значения не имеет.       У таких пьяниц, как Эмбри, которые сделали из постоянного поглощения спиртного и такого же состояния сильного опьянения не только образ жизни, но и какую-то форму прозрения, сродни просветлению от вековых медитаций на острове Артейум, все живые существа делились на два типа: «любимый собутыльник» — и «все остальные».       Тогда Свен и не догадывался, чем (непривычным, неожиданным и, как оказалось, временами опасным) обернётся это дело. И, судя по всему, его очаровательная (что есть, то есть, но всё равно, Камилла лучше, хоть он и вспоминал о ней всё реже и реже. Наверное лучше.) спутница тоже сама не подозревала, какой неожиданный оборот примет всё это дело. Так. Она, что, сама не знала, что из этого всего выйдет?! О чём она вообще думала?       «Нет, странно, конечно, всё это получается, — думал Свен, шагая за Лирой по лесной дороге, — сначала моя мать кричала на весь Ривервуд, что она видела дракона, который был огромный и чёрный, и обижалась, когда ей сначала не поверили, а потом пришла эта странная девица, Лира. Это что, совпадение? Почему-то мне кажется, что здесь должна быть какая-то связь…»       Но вот как пролетевший неподалеку дракон, когда все думали, что драконы уже давным-давно вымерли и больше не вернутся, мог быть связан с этой странной незнакомкой, он не знал. Но что-то ему подсказывало: они каким-то образом вернулись вместе, и это всё было неспроста. Тогда, в момент их первой встречи, около самого входа в Ривервуд, Свен и понятия не имел, насколько его догадки тогда были близки к правде…       Но что Лира не владела магией достаточно, чтобы навести морок, равно как и то, что она не была сумасшедшей, Свен знал совершенно точно. Ему вообще казалось, что он знал Лиру уже очень и очень давно, и даже не мог представить себе, как он мог жить раньше без их постоянных совместных приключений, — весёлых, нелепых, интересных и опасных. Интересно, как вообще могло так получиться, что он, Свен, смог так быстро изменить свой привычный уклад жизни, оставить свою работу в «Спящем великане» и на лесопилке, забыть про неприступную красавицу Камиллу, о которой так долго мечтал, и без слов предложить Лире сопровождать её повсюду?       «Что-то мне это не нравится…» — подумал Свен, следуя за своей беззаботной и весёлой спутницей, которая, словно прогуливаясь, шла по дороге из Ривервуда в сторону медоварни Хоннинга, улыбаясь и вдыхая аромат уже начавшей увядать веточки пушицы.       Если бы он только знал, как часто ему придётся ещё повторять эту фразу!..       «А мне казалось, что нравится. — шепнул внутренний голос — С письмами дело сделано, ты вполне мог бы остаться дома, в Ривервуде… Петь в таверне, работать на лесопилке, ухаживать за красавицей Камиллой, которая, на самом деле, не такая уж и неприступная… Ну, и что, скажешь, тебя кто-то заставляет?» ***       Свен и Лира шли по дороге от Ривервуда в сторону Вайтрана, — а дальше, судя по всему, куда глаза глядят, потому что у двух искателей приключений редко когда выпадал совершенно свободный день, обычно дела и задания появлялись просто из ниоткуда, равно как и приключения. Они не видели и не могли знать, как после их ухода из Ривервуда к уже достигшему полного умиления Эмбри подошёл какой-то незнакомец в лёгкой чёрно-красной неброской броне, словно появившись из тени. Он что-то шёпотом сказал пьянице, но потом, очевидно, поняв, что на того уже ничто не произведёт должного впечатления, кивнул своим мыслям и исчез в тени, словно слившись со стеной даже посреди солнечного ясного дня. Никто не видел, чтобы тот сделал хоть один шаг, — но неизвестный, казалось, просто растаял в воздухе, даже не применяя заклинание невидимости.        — А что это ты невидимый, а? — пьяным голосом спросил Эмбри — Болеешь, что ли?       Неизвестный, одетый в полный комплект хорошо зачарованной брони, ничего не ответил, да и вообще никак не выдавал своего присутствия. На улице было ясно и солнечно, познавший вершины или глубины алко-просветления Эмбри смотрел прямо на него; проходящие мимо горожане и редкие стражники, лениво патрулирующие единственную улицу лесного поселения, могли дотронуться до незнакомца, только протянув руку, но никто не только не видел его, но даже не подозревал о его присутствии.       Стражники, привыкшие к рутинной и неинтересной, безопасной работе, давно уже злокрысов не ловили, только делая видимость, что денно и нощно защищают крохотное поселение, — а старый пьяница давно уже был готов зелёных дремор гонять, так что он уж точно не представлял никакой опасности ни для кого, кроме бутылки с крепким пойлом. Конечно, если бы потерявшие бдительность и разленившиеся ривервудские стражники умели рассматривать тех, кто мастерски скрывается в тени, и сделали бы вполне логичное заключение, что такая способность принадлежит тем, кто давно и серьёзно не в ладах с законом, и незнакомцу точно не поздоровилось бы…       Помогала многолетняя привычка оставаться в тени и наносить удар из полной или частичной невидимости, помогала большая и дружная Семья, которая была сплочена намного лучше множества других семей, и броня была как раз под стать незнакомцу, защищая его, как вторая кожа. Что и говорить, Тёмное Братство оставалось той силой, с которой нельзя было не считаться, хотя о нём редко когда и кто говорил вслух.       Ассасин незаметным движением вытащил из потайного кармана и развернул свернутое в четыре раза письмо. «Ваша цель — Лира Сорелль. Подлежит уничтожению любым способом. Было проведено Чёрное таинство — видимо, кому-то эта личность очень мешает». И хотя заказанная цель, ничего не подозревая, только что ушла из Ривервуда, причём не одна, ассасин не беспокоился: у Тёмного братства никогда не было ошибок и они не знали поражений. Возможно, выполнения этого заказа могло занять только чуть больше времени, чем обычно…       Тёмное братство никогда не знало поражений. И оно никогда не оставляло после себя свидетелей. Асассин уже продумывал, как он сможет подкараулить Эмбри и спрятать труп, но его размышлениям и планам помешала хозяйка таверны, вышедшая на балкон с мрачным и суровым видом, от которого даже наёмному убийце стало дурно.        — А ну пошёл отсюда, талморский прихвостень! — приказным тоном крикнула Дельфина убийце, держа руку на каком-то узком изогнутом мече на поясе. Эта женщина явно была намного опаснее, чем казалось. — Проваливай, пока я тебя в капусту не порубила!       Сама того не зная и, возможно, даже не желая, Дельфина в тот момент спасла жизнь Эмбри. Наёмный убийца не до конца был уверен, что пьяница, сидящий на ступеньке и глядящий прямо перед собой обманчиво-внимательным взглядом, вряд ли видел и различал ещё хоть что-нибудь, что мелькало у него перед глазами. Нет, наверное, пьяница уже забыл про него, пусть даже душитель и стоит практически перед ним; у давних пьяниц такое бывает. А вот эта странная женщина, которая вышла из таверны… кто она такая? Ассасин решил, что она вовсе не так проста, как кажется, — и что с ней лучше не встречаться без нужды второй раз. К тому же, она, к счастью для неё, никогда не слышала о Тёмном Братстве, потому что иначе кем же нужно было быть, чтобы спутать представителя почётного тайного ордена служителей Ситису с каким-то талморцем? Конечно, если бы на неё было проведено тёмное таинство, — тогда другое дело. А убивать просто так, да ещё и бесплатно, члены Тёмного Братства не любили.       Прикинув свои шансы, ассасин быстрым, но бесшумным шагом скрылся за околицей, а Дельфина, убедившись, что незваный гость не вернётся, прошла обратно в таверну, во всегда пустую комнату для посетителей и вытащила из старого сундука кожаную кирасу. Доспех был новым и обманчиво простым на вид, в неярком освещении потайной комнаты он переливался сложным двойным зачарованием; но для незнающих людей это будет просто обычная кожаная броня. Чтобы рассмотреть чары, да ещё и двойные, нужно было или учиться, или иметь талант, а ещё лучше — и то, и другое. Предстояло ещё одно путешествие, — да и камень, который она недавно увидела у Лиры, казался подозрительно знакомым… ***       После того, как Лира и Свен ушли из Ривервуда, Камилла Валерия вернулась в свою комнату с очень странным чувством. Снова ей казалось, что что-то идёт не так; но вот что ей нужно было делать с этим всем и как полагалось разобраться — она понятия не имела. А ведь утро начиналось совсем не так уж и плохо; когда девушка только проснулась, у неё возникло странное ощущение, что сегодня должно произойти что-то особенное. И она ждала его, — что бы там ни оказалось. Камилла была совсем не избалована, — ни жизненным опытом, ни чьим бы то ни было вниманием, ни интересными вещами, происходившими в её жизни, поэтому в тот момент для её радостным известием стало бы, наверное, если не всё, то почти всё. Кроме, конечно, серьёзных проблем с магазином или с её старшим братом, Луканом. А ни с ним, ни с магазином ничего случиться не могло, да и с чего бы это?       Девушка оделась и спустилась вниз.       Завтрак, приготовленный заранее, остывал на столе, а в лавке никого не было. Собственно, такое уже случалось, и не раз, — но у Камиллы всегда возникало ощущение какой-то неправильности ситуации, что так не должно быть.        — Вот как случается, когда живёшь в магазине, — сказала она вслух, — с одной стороны, ты у себя дома, а с другой — ты постоянно ждёшь чужих людей. Плохо, что у нас дверь закрывается только на ночь — и плохо, что мы всегда кого-то ждём. И не знакомых или друзей, а просто кого-то.       Её голос странно разнёсся в пустоте большого дома, служившего ещё и магазином. почему бы это? Возможно, это из-за того, что девушка редко когда бывала одна — и ещё реже разговаривала сама с собой?        — Мне кажется, что сегодня произойдёт что-то интересное. — снова сказала девушка, будто пытаясь убедить саму себя в том, что ей было ради чего просыпаться сегодня утром и ради чего спускаться в магазин, ждать покупателей и вести с ними пустые и ничего не значащие светские разговоры. — Может, Фэндал сегодня придёт?       Пустой дом молчал и никак не отреагировал на звуки эльфийского имени. Возможно, ещё и потому, что ещё вчера вечером босмер ушёл на охоту и пообещал ей зайти, как только вернётся. Значит, он сегодня не зайдёт; но что же тогда?       Камилла села на стул и задумчиво уставилась на пылающий в камине огонь.       Огонь горел так жарко и ровно, сухо стреляя угольками, что девушке показалось, что абсолютно у всех, даже у огня, было какое-то занятие в жизни, какое-то дело, которое каждый из них считал важным — и которое другие считали важным тоже, признавая за ними всеми право на жизнь. По крайней мере, у них всех было своё место; а какое место было у неё, Камиллы? В магазине рядом с братом — или за прилавком торговца вместо него? Девушка понимала, что это не вариант, — встать вместо брата и заняться торговлей самой. Ей вовсе не хотелось покупать и продавать, хотя она и знала, как это делать. Знала и то, что её старший брат ничуть не расстроится, порадовавшись за младшую сестру, которую наконец заинтересовала торговля — и тут же найдёт себе другое занятие. Он-то уж точно не будет сидеть без дела.       Или же её место здесь, на стуле около очага? Никто её здесь не потревожит. Никто её не прогонит. Никто её не заметит. А место в магазине около очага — самое лучшее для того, чтобы ждать, когда к тебе кто-то придёт, и чтобы при этом не подавать виду, что ты на самом деле живёшь только ожиданием.       «Хорошее место, чтобы наблюдать, как жизнь проходит мимо тебя. — шепнул внутренний голос — Все эти зеваки, покупатели, продавцы, искатели какой-то завалящей штуковины, если лень идти сразу в Вайтран, искатели приключений и просто странники в поисках особенного или специального товара приходят и уходят, идут дальше по своей дороге… А ты всё время остаёшься здесь. И останешься здесь и дальше. И подняться в комнату не поможет — ты просто перестанешь видеть, как все проходят мимо тебя. Все и всё. И как ты снова остаёшься одна».       Мысль была такая неожиданная, болезненная и яркая, как вспышка, что Камилла зажмурилась, опустив голову. А потом, когда она убирала с лица упавшие волосы, не сразу поняла, почему у неё лицо и руки мокрые.       Девушка быстро поднялась наверх, в свою комнату, торопливо открыла маленький сундучок, в котором она хранила как память свои маленькие драгоценности: маленькая и засохшая от времени, уже чуть розоватая, а когда-то ярко-розовая конфета, когда-то подаренная ей отцом, ленточка для волос, которую ей вплетала в косы мать, когда ещё была жива, и маленькая кукла, которая была с ней ещё со дня её рождения. Там же лежала и маленькая тетрадь, в которую она время от времени записывала то, что не могла рассказать никому другому.       «Мой дорогой дневник.       Сейчас я совсем одна, мой брат куда-то ушёл. Казалось бы, я должна радоваться свободе — но я совершенно не знаю, что с ней делать. Я никогда не жила одна, не была хозяйкой своей жизни, поэтому просто не знаю, ни что это — ни для чего это нужно. Раньше я хотела уйти от брата и начать жить самой, но потом поняла, что совершенно не знаю, как это делать. Жить своей жизнью и быть самостоятельной — для меня это равно полному одиночеству и разлуке с братом. Кроме него, у меня никого нет, — и потом, наверное, тоже не будет. Я всегда буду одна, потому что за восемнадцать лет просто не научилась жить — а Лукан будет один из-за меня: кому я буду нужна в придачу к нему, если никому не нужна сама по себе? Но мой брат живёт спокойно и не жалуется, значит, я тоже должна не жаловаться и терпеть.       Раньше мне всегда хотелось стать счастливой, быть любимой и любить. Мне было приятно, когда за мой ухаживали Фэндал и Свен. Так я чувствовала себя не одинокой. Они оба заходили в наш с Луканом магазин, и мы разговаривали обо всём. А потом появилась эта мерзавка предательницабретонка. Я сидела, как обычно, в магазине, когда пришла мерзавка эта обманщица и принесла мне письмо, которое передал мне Фэндал. К счастью, потом я узнала, что на самом деле то письмо написал не он. Не удивлюсь, если это письмо написала она сама, с целью разлучить нас. Зачем ей это нужно? Об этом надо спрашивать её саму, только она, наверное, соврёт. Поэтому я даже узнавать ничего и ни у кого не буду. Я даже не знаю, как спрашивать о таких вещах — а посоветоваться мне не с кем. Кроме Лукана, у меня никого больше нет.       Хорошо, что вчера я встретилась с Фэндалом; мне сразу стало гораздо легче. Мне было так тяжело и одиноко, что я обрадовалась бы ему в любом случае, даже если бы то письмо написал он. Мы много разговаривали, шутили и смеялись. Потом Свен вернулся с бретонкой; похоже, она заболела, потому что выглядела даже хуже, чем обычно. Они были вместе в Ветреном пике. Интересно, почему Свен был там с ней, а не со мной? А я смогла бы, захотела бы — или нет?       Свен ушёл с этой бретонкой, и мне его очень не хватает. С Фэндалом мне очень хорошо, но хотелось бы, чтобы оба они были рядом, и чтобы всё было, как раньше. Неужели теперь больше ничего не будет? Как же так? За что? Таверна опустела, и он больше не посвящает мне свои песни. Больше меня никто не называет прекрасной. Странно поучилось, неожиданно и очень одиноко: сначала я поверила, что Фэндал написал мне гадкое письмо с целью оклеветать Свена — а потом Свен ушёл с этой девицей. А я ведь надеялась, что мы с ней станем подругами… И всё это время я была совсем одна, пока Фендал не пришёл ко мне и не рассказал, что произошло на самом деле. Подумать только, а я ещё не хотела его даже видеть!       Я снова сижу и жду.       Надеюсь, скоро я дождусь кого-нибудь и не буду одна, хоть ненадолго.       Во имя Восьми, кто-нибудь, придите за мной, пожалуйста…»       Камилла не знала, что ещё сегодня, когда Свен собирался уходить с Лирой, он думал о ней — и серьёзно планировал вернуться потом в Ривервуд и открыто признаться ей в любви, а до этого жалел о том, что не попросил её руки у её брата, оставшегося ей за мать и за отца.       Фэндал не знал, что в этот самый момент Камилла вспоминала его, сидя в одиночестве в своём магазине.       Камилла не знала, что Фендал, решив, что она теперь потеряна для него навсегда, решил отомстить виновникам своего одиночества за то, что его надежды на счастье и любовь не сбылись. И что он теперь намеревался прожить в полном одиночестве всю свою очень долгую жизнь. И что за все годы, прожитые здесь, в Ривервуде, он чувствовал себя изгоем, которого не то, чтобы не приняли, а просто не заметили.       Свен не знал, что со стороны Камиллы его поведение в последние дни выглядело более чем странно — и что ей было очень тяжело переживать расставание с ним. И что девушка вообще не поняла, что тогда произошло, решив, что подложное письмо от его имени на самом деле могла сочинить только сама Лира. И что у неё, Лиры, всё получилось — не зря же Свен потом с ней вместе ушёл.       Камилла не знала, что тогда, когда она получила от незнакомой волшебницы письмо, подписанное именем Фендала, лучшим вариантом было просто пойти к нему лично и спросить, что всё это значило. И в таком случае всё разрешилось бы гораздо раньше — и совсем по-другому.       Ни Фэндал, ни Свен не знали, что вместо того, чтобы писать подложные письма, нужно было самим пойти к предмету их воздыханий и признаться в любви. И уж точно не нужно было впутывать новое действующее лицо в уже существующий «любовный тругольник». Потому что вместо любовной фигуры с тремя углами получилось что-то ещё более странное, — но с четырьмя.       И никто — ни Фендал, ни Камилла, ни Свен, — не подумали о том, что в любви нам не поможет никто, кроме нас самих и любая даже самая доброжелательная помощь, окажется только во вред. Потому что есть вещи, в которых должны разобраться только мы сами, и больше никто. ***       Удивительно, но до Вайтрана двое искателей приключений дошли без проблем. Они пришли уже затемно, и поэтому по приходу в город решили остановиться в уже хорошо знакомой таверне «Гарцующая кобыла».        — Какой всё-таки ночной Вайтран красивый… — задумчиво произнесла Лира, рассматривая улицы, освещённые редкими светильниками. Ночной полумрак делал всё каким-то загадочным, сказочным и таинственным; вода в водопаде неподалёку от рынка поблёскивала в неярком свете, и если закрыть глаза, то могло показаться, будто они были где-то в лесу, во время привала. — А тебе нравится?        — Я раньше нечасто бывал в Вайтране, поэтому не знаю. — ответил Свен — Конечно, город не такой большой, но уютный, и он всё-таки гораздо больше Ривервуда.       В таверне Свен снова снял им с Лирой комнату на ночь. И, как ему показалось, с обоюдного согласия это опять была одна комната на двоих. С большой двухспальной кроватью — и, судя по всему, тот же самый номер, в котором они провели ночь в прошлый раз, когда впервые прибыли в Вайтран. Свен снял этот номер на двоих, скажем так, «по старой привычке», — и видя, что его спутница вроде бы не возражает. А Лира просто сделала вид, что занята чем-то совершенно другим, потому не обратила внимания на выбор комнаты, потому что полностью доверяла Свену. Ей показалось, что для того, чтобы ничего не говорить, не комментировать и в случае чего не отвечать на вопросы, это будет самый лучший выход. А, как показала практика, иногда для того, чтобы не искать выход из какой-то ситуации, просто не нужно искать в неё вход. Ну, — или можно просто сделать вид, что ты совершенно не при делах и тебя это всё ну совершенно не касалось. Тоже неплохо работает. Иногда. И в качестве отмазки. И если обоим участникам эта отмазка нравится, как в данном случае — или подходит. ***       Когда они пришли утром к Фаренгару, отдавать ему драконью скрижаль, Лиру и Свена ждал небольшой сюрприз. Оказалось, у него были посетители. Вернее, это была посетительница, — какая-то женщина в простой кожаной броне, а её лицо было закрыто низко опущенным капюшоном.        — Видишь? Терминология явно времён Первой эры, а то и раньше. — увлечённо рассказывал Фаренгар незнакомке. Они оба внимательно рассматривали содержание какого-то массивного древнего фолианта — Я уверен — это копия гораздо более древнего текста. Возможно, написанного сразу после Войны Драконов. Если так, я мог бы сверить имена с более поздними текстами.       «Да, похоже, Фаренгар ещё и книгами занимается, — подумала Лира, — причём, судя по всему, старинными, ценными. Интересно, что это могло бы быть?»       Нет, конечно, она не думала, что Фаренгар не мог увлекаться книгами, но всё равно это показалось как-то странно. И снова захотелось найти в Скайриме, а именно — в Вайтране — библиотеку, и в свободное время зайти туда. В последнее время она слышала так много новых увлекательных вещей, что так и тянуло прочитать об этом побольше. Интересно, а там книги по алхимии тоже должны быть? Хорошо, конечно, прочитать о том, как правильно варить зелья, об искусстве зачарования, о котором девушка пока знала только очень приблизительно, — и о растениях, растущих здесь, в Скайриме. О том же самом корне Нирна, например. У него было явно больше свойств, чем только четыре.        — Хорошо. Я рада, что твоя работа не стоит на месте. Моим нанимателям не терпится получить более… материальные ответы на свои вопросы. — ответила незнакомка. Она то ли не заметила прибывших, то ли делала вид, что не замечает их, будучи слишком увлечённой разговором с придворным магом.        — А, не беспокойся. Сам ярл наконец-то этим заинтересовался, так что теперь я могу уделять исследованиям всё своё время. — уверенно ответил Фаренгар.        — Но время на исходе, Фаренгар, помни об этом. Теперь это уже не голая теория. Драконы вернулись. — ответила женщина, причём так буднично, словно речь шла не о драконах, а об обычных волках, которых видели в лесу.        — Да, да. Не волнуйся. Хотя увидеть живого дракона своими глазами было бы чрезвычайно ценно… но позволь показать тебе ещё кое-что… весьма любопытное… думаю, твоих нанимателей это тоже заинтересует. — продолжил маг. Кажется, драконы интересовали его только как нечто абстрактное и отвлечённое, будто это был просто камень душ, вещь с новым зачарованием или интересная книга, которую ему наконец удалось достать. Тот факт, что драконы, если они и правда вернулись, представляли опасность, до мужчины просто не доходило. Интересно, он и правда в упор не видел исходящей от драконов опасности — или просто хорошо притворялся?       Лира уже приготовилась было слушать, о чём таком интересном там пойдёт речь, но «прекрасная незнакомка» наконец заметила новоприбывших. Или же просто дала понять, что она в курсе их присутствия, причём уже давно. Почему-то стало неприятно. К тому же, о предполагаемой «прекрасности» неизвестной можно было только догадываться, потому что она так и не сняла капюшон, и кроме несомненно хорошей фигуры ничего другого у неё отметить не удалось.        — К тебе пришли. — сказала она Фаренгару, чтобы тот не сказал ничего лишнего в присутствии посторонних.        — Хм? — наконец Фаренгар заметил Лиру и Свена, стоявших неподалёку и ожидающих своей очереди приёма — А, протеже ярла. И как там на Ветреном Пике? Надо же, ещё дышишь.       В этот момент Лира очень пожалела о том, что тогда всё-таки вылечилась после того, как вернулась из Ветреного пика в Ривервуд. Конечно, болеть было очень неприятно и тяжело, — но в таком случае она сейчас с удовольствием обняла бы Фаренгара и поцеловала. И обнимала бы и целовала до тех пор, пока не убедилась бы, что не только заразила его, но и первые симптомы уже не заставили себя ждать.        — Драконий камень из храма Ветреного Пика! — возглас Фаренгара отвлёк Лиру от её внезапно возникшей любви к бестактному магу — Он у тебя! Ты из другого теста, чем все эти дуболомы, которых мне присылает ярл.       Под действием комплимента желание зацеловать придворного чародея прошло. Но взамен ему появилось желание слегка заехать ему по голове этим самым драконьим камушком. Несильно, но ощутимо — и чтобы прояснить кое-какие моменты. Если не вообще, то хотя бы в голове у этого мечтателя в мантии. Девушка почему-то была уверена, что если она не знает всего, за что волшебника следовало бы побить, то он сам точно знал, причём гораздо лучше её самой. От них со Свеном явно что-то скрывали. И, более того, от неё даже не пытались скрыть существование этого секрета. Почему-то это было неприятно.        — А что насчёт моей награды? — спросила Лира. В конце-концов, ни Фаренгару, ни его таинственной посетительнице было вовсе не обязательно знать, что они со Свеном тогда не остались без ничего и вышли из Ветреного пика далеко не с пустыми руками, да и потом тоже неплохо заработали, продав излишек того, что им удалось забрать из нордских руин. И — да, это было не разграбление гробницы, а компенсация, именно та, о которой её тогда предупреждал Свен.        — Поговори об этом с ярлом. — ответил Фаренгар — Или с его управителем Авениччи. Наверняка кто-то из них тебе хорошо заплатит. Моя… коллега будет рада увидеть твою находку. Это она обнаружила её местоположение, но даже мне не говорит, каким образом.       «Интересно, почему она тогда сама не пошла туда за этой находкой?» — чуть не спросила Лира, но вовремя сдержалась. Услышать правду, что они со Свеном были теми единственными людьми, которыми было не жаль пожертвовать, ей совершенно не хотелось. Но всё равно было неприятно.        — Выходит, твоя информация всё-таки оказалась правдой. И нашей подруге выпала честь добыть её для нас. — Фаренгар всё-таки продолжил разговор с посетительницей, то ли забыв её намёк-предупреждение, то ли решив, что здесь никакой тайной или ценной информации нет.        — Значит, это из кургана на Ветреном пике? — с нечитаемой интонацией спросила незнакомка — Неплохо. Когда всё расшифруете, пришлите мне копию.        — Фаренгар! — перебила их Айрилет.       На голос хускарла ярла Балгруфа обернулись они оба. Свен и Лира и так стояли лицом к Фаренгару, так что всё действие разворачивалось прямо перед ними.        — Фаренгар, ты нам нужен. — продолжила эшлендерка — Неподалёку видели дракона.        — Ты там тоже понадобишься — сказала Айрилет Лире, которая, как ей в тот момент показалось, просто не успела вовремя уйти.        — Дракон! Поразительно! Где его видели? Что он делал? — взволнованно спросил Фаренгар, словно речь шла о каком-то редком виде животных, представляющих огромный интерес для науки.       Перед глазами Лиры снова возник Хелген, стремительно исчезающий в огне и чёрных клубах дыма, застилающих Солнце. Похоже, Фаренгар был не только козлом, но и глупее, чем девушке изначально показалось.        — На твоём месте я бы вела себя посерьёзнее. — сказала Айрилет Фаренгару. То ли придворный маг был вдобавок ко всему редкостным недотёпой, то ли хускарл опекала его, как заботливая старшая сестра. На какой-то момент Лира задала себе вопрос, могла ли у них быть какая-то связь, но быстро выкинула это из головы. Какое её дело, есть у Фаренгара любовь или нет? А вот что за ним постоянно кто-то присматривал, чтобы тот, например, дорогу из своей лаборатории в столовую нашёл — это уже могло быть похожим на правду. — Если дракону вздумается напасть на Вайтран, не знаю, сумеем ли мы ему помешать. Пошли.       Айрилет с Фаренгаром и каким-то стражником поднялись на второй этаж по широкой лестнице справа от трона ярла; Лира и Свен молча последовали за ними. Балгруф уже ждал их наверху.        — Итак, Айрилет мне сказала, что ты был в западной дозорной башне? — спросил ярл только что прибывшего стражника.        — Да, мой господин. — ответил запыхавшийся стражник, настолько чётко и внятно, насколько мог. Очевидно, там, за стенами города, происходило что-то непредвиденное и ужасное.        — Расскажи ему то, что ты говорил мне. Про дракона. — стараясь говорить спокойно, сказала Айрилет.        — А… ну да. Он летел с юга. Очень быстро… никогда не видел, чтобы кто-то двигался так быстро. — выдал стражник. Его можно было понять: быстрее драконов двигались только сами драконы, и других тварей, похожих на них, вряд ли кто видел.        — И что было дальше? Он напал на дозорную башню? — ярл старался говорить спокойно и держать себя в руках, понимая, что с его стороны дурной пример может оказаться даже более заразительным, чем любой хороший.        — Нет, господин. Когда я убежал оттуда, он летал над ней кругами. Никогда в жизни так быстро не бегал… Ой… я думал, он точно кинется за мной.       Очевидно, всё оказалось даже ещё хуже, чем казалось на первый взгляд. Стражники так-то сами по себе не особенно пугливые, и для того, тобы произвести на них должное впечатление, нужно что-то особенное. А уж если стражники спасаются бегством вместо того, чтобы исполнять свой долг…       Все понимали и так, что это самое «особенное» только что пришло. Вернее, прилетело. И это был дракон. Уже совсем близко от города.        — Молодец, сынок. Дальше мы справимся сами. Ступай в казарму, поешь и отдохни немного. Ты это заслужил. — спокойно обратился Балгруф к стражнику. Он понимал, что бессмысленно чего-то требовать от насмерть перепуганного мужчины, и было бы жестоко заставлять его вернуться туда, к дозорной башне. Ярл умел жёстко требовать и добиваться своего, пусть даже и какой-то ценой — но он всегда знал меру во всём. Более того, самодуром, злодеем и дураком он точно никогда не был.        — Айрилет, собери-ка стражников и приведи их сюда. — попросил он своего верного хускарла. В глубине души он был готов к тому, что она откажется, или же неуставно скажет, что она боится, и ей просто страшно идти на верную смерть, забирая с собой других людей. Конечно, раньше ничего такого не было, — но и драконы раньше были только легендой. Хорошо и старательно забытой легендой, о которой даже из древних книг мало что знали и к встрече с которой совершенно не были готовы.        — Я уже приказала своим людям построиться у главных ворот. — ответила Айрилет, и Балгруф испытал странное чувство. Глухое, тянущее беспокойство, смешанное с облегчением. С одной стороны, не пришлось уговаривать Айрилет, хотя он сам знал, что ни за что не стал бы уговаривать её отправляться в бой с драконом, — а с другой он был раз, что его любимая и верная хускарл не подвела в трудную минуту. Не потеряла присутствия духа и уже готова выступить против дракона.        — Отлично, не подведи меня. — коротко ответил Балгруф.       Он хотел сказать ей ещё многое, — и прежде всего попросить вернуться, живой и невредимой, но не смог сказать этого. Что он ещё мог добавить? Сказать что-то вроде «всё будет хорошо»? Ярл оптимистом не был, пессимистом тоже; в трудную минуту он предпочитал не только верить в Восемь богов, но и что-то делать самому, заботясь одновременно обо всех. И только при таком раскладе, как неоднократно показывала практика, Восемь помогали. Или по крайней мере не мешали. Поняла ли Айрилет, что он хотел ей сказать, но почему-то не смог? Неизвестно. Но она ничего не стала уточнять и спрашивать, и уже за это ярл был ей почти благодарен. И когда Айрилет уходила, из какого-то суеверия Балгруф не стал смотреть ей вслед. Чтобы не проскользнула противно сосущая под ложечкой мысль, что сейчас он в последний раз видит её живой, потому что когда такая мысль закрадётся, она быстро обоснуется и начнёт ткать соответствующие предчувствия. Когда вокруг происходит такое, трудно сидеть и ничего не делать — но ярл не бездельничает никогда. И не бездействует тоже.        — Нет времени на церемонии, друг. — обратился ярл уже к Лире, которая, как уже поняла до этого, явно не успела вовремя уйти из дворца. — Мне опять нужна твоя помощь. Я прошу тебя пойти с Айрилет и помочь ей в битве с драконом. Тебе удалось пережить Хелген, так что у тебя больше опыта в этом деле, чем у других. И я не забыл, что тебе удалось добыть для Фаренгара Драконий Камень. В знак моего благоволения я разрешаю тебе приобретать дома в городе и уже отдал соответствующие распоряжения Авениччи.       «Да уж, «мне разрешили покупать дома в Вайтране» будет отличной эпитафией. С чего он вообще взял, что у меня есть опыт боёв с драконами? — подумала Лира. — К тому же, я совершенно не чувствую у себя никакого драконьего имунитета, как будто его и нет. А это связано только с тем, что его и правда нет, но никто, разумеется, не обращает внимания на такие мелочи. Дракон, твою мать. Кажется, тот факт, что я выжила в Хелгене, мне простят ещё нескоро».       Ей Хелгена хватило с избытком, и совершенно не хотелось снова попасть в такое же пекло, тем более теперь, когда ей нужно было беречь не только себя, но и Свена.        — И, пожалуйста, прими этот дар из моей личной оружейной. — добавил Балгруф, передавая девушке подарок. В другое время этот подарок непременно обрадовал бы её, — но сейчас было как-то не до этого, а любой подарок, даже тот факт, что теперь она имела право приобретать дом в Вайтране, не вызвал ничего, кроме очень нехороших подозрений.       И зря. Потому что подарок был более чем хорош. Кожаная броня с зачарованием, позволяющим дольше держаться под ударами врагов. Но когда есть определённые предчувствия того, что эти самые удары в ближайшее время можно будет получить, и много, — и не факт, что не все сразу, — почему-то на ум приходят только крамольные мысли о том, во что заворачивают мёртвых перед погребением. А такое озвучивать никак нельзя, — да и не хотелось. Но, скамп побери, оно от этого думалось, к сожалению, ничуть не меньше. С другой стороны, Лира не могла не заметить, что ярл разве что не упрашивает её пойти с Айрилет, и что даже в этой ситуации он делает всё, что только может. Ярл-то никак не виноват в том, что рядом с Вайтраном завёлся какой-то дракон! А обращался он со всеми более чем по-человечески, хотя ему, скорее всего, тоже могло быть страшно. А то и было.        — Мне бы тоже стоило пойти. Я очень хочу посмотреть на этого дракона. — совсем не к месту встрял до сих пор благополучно забытый всеми Фаренгар. Очевидно, так обычно просятся дети со своими родителями, когда те, как кажется детям, отправляются на очень интересную прогулку, а их с собой не берут из чистой вредности.        — Нет. Вами обоими я рисковать не могу. Без тебя здесь не обойтись. Ищи способы, как нам защитить город от драконов. — ответил Балгруф. Не факт, что придворный недотёпа мог найти что-то в этом роде, если, конечно, в его библиотеке не было книг с описанием какой-нибудь противодраконьей баллисты, — но так он хотя бы останется в безопасности.        — Так точно — отчего-то обрадованно ответил Фаренгар, очевидно, уверовав в своё великое предназначение и свою исключительную полезность. Скорее всего, как воин он был немногим лучше Лиры — да и не факт, что в качестве мага он был гораздо лучше. И отчего-то снова вспомнился тот отряд боевых магов в Хелгене, добросовестно пытающихся сжечь с земли огненного дракона… Как девушка помнила, тогда из них скорее всего, не выжил никто… Так что не факт, что Фаренгар такой уж слабый маг: всё-таки быть живым лучше, чем доказать всем, и прежде всего противнику, свою силу. Балгруф точно должен это знать.        — И последнее, Айрилет. — обратился ярл к своеу уже уходящему хускарлу — Я посылаю тебя не на смерть и не за славой. Мне надо знать, с чем мы имеем дело.       Кажется, он сказал ей всё то, что намеревался сказать… ну, или почти всё. И она хотя бы услышала, если и до конца не поняла.        — Не тревожьтесь, господин. Я буду воплощением осторожности. — ответила Айрилет, и ярл почувствовал такое облегчение, будто самая сложная и самая важная часть дела уже была сделана. Молодец, девочка, всё поняла… ***       «В момент опасности надо спасать первыми женщин, детей и стариков… — подумала Лира, выходя вместе со всеми из дворца ярла и направляясь к выходу из города — Но здесь что-то пошло не так. Обидно, что ярл меня за женщину не считает, — от этой мысли девушка хихикнула, — потому что я, видите ли, выжила в Хелгене, и никто даже не удосужился спросить меня, что я тогда делала. И тот дракон-то улетел, чтоб его! Я в него даже камнями не бросалась, тоже мне, нашли великого воина…»        — Что ты там говоришь? — спросил её какой-то стражник, когда они уже разномастной гурьбой выбежали из ворот города и направились в сторону дозорной башни.        — Я говорю — дракон Твою-Мать! — чётко и со вкусом произнесла Лира, словно принося торжественную присягу. И в этой фразе было всё, что она думала о текущей ситуации и о самом драконе.       Небольшое войско, состоящее из вайтранских стражников во главе с Айрилет, кажется, почувствовало от этого ответа глубочайшее удовлетворение. Кажется, в этот момент перед грядущей битвой девушке удалось найти именно те слова, которые воодушевили всех присутствующих на подвиг.       Кажется, не всегда нужны красивые слова для того, чтобы найти путь к сердцам и умам других людей.       В этот момент из-за туч выглянуло яркое Солнце, словно для того, чтобы будущая битва проходила при ярком свете.       «Кажется, я из тех немногих людей, которым удалось узнать точные даты их жизни, от рождения и до смерти, — подумала Лира, — причём это были вовсе не больные, и даже не старики. И не военные. Я вроде бы никогда не хотела стать военной, и не была ей… да кто меня спрашивал. 19-е Огня Очага 181 года 4 эры — 5 число Последнего Зерна 201 года 4 эры. Девятнадцать лет — это далеко не старость. Надо будет потом спросить, сколько лет Свену… если выживем.       Что-то это Лире напомнило, но теперь было уже не до этого. Некогда думать. Некогда отступать. Некогда бояться.       Сейчас она снова увидит дракона.