Лучшие недотёпы всего Ривервуда. Том 1. Вайтран

«Но одно с другим не вяжется, Кэп!» Фильм «Пираты Карибского моря».

      От вайтранских ворот дорога сначала шла на юг к медоварне Хонинга, перед которой в изобилии росли крупные ароматные цветы и текла мелкая, но бойкая речушка, затем на юго-восток, к месту первой совместной стоянки Свена и Лиры. Казалось бы, они впервые бывали здесь совсем недавно, но девушке уже казалось, будто они проходили по этому косогору как минимум несколько месяцев назад, если не в прошлую эру Тамриэля, а Вайтран уже стал немного своим. Возможно, дело было не в том, сколько времени они там пробыли, а в том, что их с этим городом уже что-то связывало? Разговоры с местными жителями, которые, как оказалось, не так уж и сильно отличались от жителей Ривервуда или Брумы, несколько пусть и не слишком близких, но всё-таки знакомств, пара-тройка выполненных вместе поручений, — опыт всегда весит гораздо больше, чем реально прожитое время, да и взрослит быстрее, чем годы.       По дороге двое путников собирали цветы, — причём Лира, в отличие от Свена, собирала преимущественно полезные ингредиенты, которые можно будет использовать для будущих зелий, или по крайней мере попытаться сварить что-то внятное. Девушка ещё хорошо помнила, как из, казалось бы, совершенно безобидных ингредиентов у неё получилось «супер-зелье», которое, учитывая состав, должно было то ли быстро восстановить запас магических сил, то ли основательно залечить раны, но взамен несильно и ненадолго, но неприятно и ощутимо травило ядом, или делало горе-алхимика особенно уязвимым к любым недружелюбным проявлениям окружающей среды.       Иногда у начинающего алхимика получались зелья с вполне приемлемыми свойствами, но имеющими какой-то нелепый и неуместный побочный эффект, вроде лучше подвешенного языка или способности извлечь из камня душ больше магии, хотя предполагалось, что это зелье надо было пить в бою, чтобы поправить пошатнувшееся вражескими усилиями здоровье. Что там должен был быть за противник, в момент сражения с которым можно было ещё и поторговать, Лира так и не поняла. Но и так было понятно, что в процессе боя с обычным противником такой побочный эффект будет излишним, потому что ни один враг не захочет сменить гнев на милость и приступить к торгам. А если напасть на обычного законопослушного продавца, обиженный купец скорее или попытается объяснить хулигану сам, насколько тот был не прав, или позовёт стражу, но всё равно не захочет иметь с таким буйным клиентом никаких дел, сколько зелий ни выпей.       Лира перед выходом из города отнесла все эти «чудо-средства» Аркадии. Причём каждый раз, принося на продажу новую партию жертв неудачного эксперимента, девушка старательно делала вид, что всё именно так и было задумано. Можно было, конечно, взять несколько уроков зельеварения у имперки, но на это было жалко тратить и без того немногочисленные накопления, тем более, что девушка путешествовала не одна, а с верным сэром рыцарем, ограничивать которого при случае в чём бы то ни было она совершенно не хотела. Поэтому бретонка подробно записывала все результаты опытов в стремительно разбухающий толстый дневник и училась в самом процессе и на собственном опыте.       Зачастую ингредиентов, необходимых для «чудо-зелья», было предостаточно, даже неприлично много, и все они добывилсь самостоятельно и, слава Девяти, бесплатно, но девушка решила подробно записывать в пухлую потрёпанную «тетрадь юного алхимика» рецепты, как именно НЕ надо было делать — и отдельно рецепты хороших, пускай и пока ещё слабых зелий, чтобы не ошибиться и не забыть. И, к её величайшему облегчению, по отдельности все те компоненты преотменно смешивались с другими, образуя хоть и слабые, но вполне приличные составы, которые можно было и для себя со Свеном оставить, и Аркадии продать и не стыдиться, задаваясь потом вопросами, как же она их потом реализует. Наверное, по окончанию рабочего дня она этими зельями полы у себя в лавке моет, не иначе. Причём сильно разбавляя водой: а то мало ли, вдруг полученным «чудо-зельем» можно было отравиться, даже просто вдыхая пары. Но так или иначе, пожилая имперка скупала у Лиры все зелья, которые та приносила для продажи, и хотя бы этот факт не мог не радовать. Возможно, она их потом как-то «исправляла» сама, хотя девушка понятия не имела, как именно такое было бы возможно. Но не работала же Аркадия себе в убыток, в самом-то деле!       Девушка вспомнила одно из самых нелепых зелий, которое она недавно сварила и, показав красивую разноцветную бутылочку Свену и вдоволь насмеявшись, понесла его Аркадии. Вспомнила — и снова подавила смешок. Весёлое зельеварение, кто бы мог подумать!        — Лира, а о чём ты сейчас вспомнила? — спросил Свен.        — Да вот, я вспомнила то зелье, которым, судя по всему, надо было плеваться, — уже смеясь, ответила девушка, — я так и не поняла, как эту дрянь надо было использовать. — Оно было, знаешь ли, так восхитительно бесполезным, таким превосходно дрянным, таким гармонично гадким что для себя, что для врагов…        — Ничего, Аркадия наверняка нашла ему применение, — весело ответил парень, — знать бы ещё, какое. Хотя я вроде знаю: она его понемногу выливает на тряпочку, а потом пыль в лавке протирает. А вторую бутылочку Белетору подарила, в знак старой дружбы. Или просто по соседски. Я перед уходом из Вайтрана в его лавку заходил, там так хорошо пахло, м-м… — Свен мечтательно зажмурился — Так вкусно…        — Свен, прекрати… — ответила Лира сквозь смех.        — Ну нет, почему же, — ответил бард со смехом, — такой, знаешь ли, аромат, даже духов таких вроде раньше не было. Так пахло в лавке старого барыги — закачаешься!        — Скорее уж занюхаешься, а уж потом и закачаешься, как только надышишься. А вообще, не надо было тебе голодным в лавку ходить, тогда бы и всякие ароматы не казались бы. А Белетор, мне кажется, за такой подарок ни за что не простит.        — Кого не простит? — с детским интересом, чтобы найти лишний повод посмеяться, спросил Свен — Аркадию или тебя?        — Ни Аркадию, ни меня. Вообще никого. И тебя тоже, кстати. Просто так, за компанию. Думаешь, старик Белетор не знает, что мы с тобой вместе в Вайтран пришли? То-то и оно. Хотя, с другой стороны… дарёному коню в зубы не смотрят. Если, конечно, этот «конь» вообще был нужен, так-то. И ему этого «коня» не дарили, — так, обманом подсунули.        — Как же всё оно непросто… — задумчиво протянул Свен, по ошибке срывая растущий ценный ингредиент вместо просто красивого сорняка. Похоже, в компании юного алхимика юноша невольно и сам начал невольно приобщаться к этой науке, хотя ещё и сам не подозревал об этом.        — А я про что говорю? — ответила Лира, смотря в карту, в которой, как ей казалось, она разбиралась на редкость плохо.        — А, кстати, это не тогда у тебя две маленькие бутылочки были? — смеясь, спросил Свен — Вытянутые, похожие на те, в каких Аркадия ещё яд морозных пауков продаёт… С тёмно-зелёным горлышком, пробочкой такой маленькой…        — Нет, не помню я таких. И вообще, ты это всё сам придумал. — сквозь смех ответила девушка.        — А они были такие маленькие, такие красивые… — Свен никак не мог успокоиться. То ли он был вообще был очень смешливым, то ли рядом с его юной спутницей всё становилось каким-то необычайно ярким, весёлым и каким-то непривычно живым, а любая, даже самая незначительная деталь, становилась какой-то особенной.        — Кто красивым и маленьким был? Бутылочки или пауки? — несмотря на смех, Лира пыталась говорить серьёзно, но у неё получалось очень плохо.        — Бутылочки, разумеется… И у них пробочки были такие маленькие, красивые — закачаешься. Такие подошли бы для флакончика с духами, с запахом горноцвета. Ещё пушица очень хорошо подойдёт, даже зимой она пахнет Солнцем и летом. А ниже там было что-то розоватое, как алинорское вино, и что-то синее там плавало.        — Неправда, ничего у меня там не плавало! — в шутку возмутилась Лира. — И вообще, ты всё выдумываешь. Не было ничего такого. А если ты не прекратишь, однажды ты проснёшься утром и найдёшь около своей кровати такую бутылочку, это будет мой подарок тебе, чтоб ты не плакал. Вот, смотри, это же наша с тобой первая стоянка, где ты, как заправский охотник, пытался даму в беде свежей волчатиной накормить! Конечно, мы тогда уже проголодались, но не до такой же степени! А там дальше вроде тропинка вверх была, её отсюда не видно, но она точно есть, я помню! Вот, посмотри на карте, я тебе её отдала. Чуть первую отметку на карте не пропустили, а всё из-за тебя, с твоей бутылочкой и пробочкой.        — Неправда, я вовсе не хотел есть волчатину, — ответил бард, — я просто хотел снять с них шкуры, а заодно и научить тебя, как это делается. К тому же, из шкур можно сшить броню, или просто продать кузнецу; выделанная шкура, кстати, стоит дороже.        — Ну, ты на тех волков тогда так смотрел… Ну, как-то по-особенному, — ответила Лира. — Я такого взгляда на волков ещё ни у кого не видела.       — Значит, я на волков как-то по-особенному смотрел? — удивился Свен. — Мне казалось, я на них смотрел просто решительно и сердито. Есть я их точно не собирался, ни сырыми, ни приготовленными. А волки как на меня смотрели, интересно?        — А они на тебя смотрели… волком. — ответила девушка. — На меня, кстати, тоже. А я смотрела удивлённо, потому что вообще не ожидала их там увидеть. Мы ведь совсем недалеко от города были, и вид внизу расстилался такой красивый… Волки там были ну совсем некстати. Такой, заразы, пейзаж испортили.        — Я помню, ты тогда ещё решила за цветами с дороги сойти, когда волки появились. И они тогда испортили бы не только пейзаж, но и нас тоже.        — Свен, я тебе уже сказала тогда, что ты герой? — спросила Лира совершенно серьёзно.        — Э… Спасибо. — пробормотал парень, отворачиваясь и краснея так, что даже кожу на лице начало пощипывать.       Всё ещё смеясь, двое юных путешественников взяли курс на юг, через нетронутый лесной бурелом к тропинке наверх, отмеченной старой каменной аркой, покрытой выщербинами от ветров и безжалостного Солнца. Там было тепло и тихо; пряно пахло разнотравьем и припекало обманчиво тёплое Солнце, и вокруг перезревших и словно отяжелевших лесных цветов медленно, словно в танце, кружились бабочки. Рядом, в драгоценной сочной изумрудной оправе, начинался мост в Ривервуд; а после потемневшей от времени и словно вросшей в землю арки начинался подъём к Ветреному пику по извилистой тропе, где вдалеке на фоне пронзительно-синего неба сумрачно темнела башня. Торжественно и гулко, словно в дупле старого дерева, гудели невидимые пчёлы, сладко пахло пушицей и растопленным диким мёдом, а где-то уже совсем недалеко впереди расстилались суровые и бескрайние снежные просторы с хлещущим наотмашь ледяным ветром, пахнущим морской солью и сырым мхом.       По мере того, как путники поднимались, становилось всё холоднее и холоднее; причём переход от тихой и даже временами тёплой осени к морозной и снежной зиме произошёл как-то внезапно. Где-то далеко внизу, под крутым подъёмом, остался тёплый и тихий солнечный Ривервуд, пахнущий свежеиспечённым хлебом и мирным дымом очагов с приятными древесно-еловыми нотками; девушка боялась, что её спутник вот-вот попрощается с ней и скажет, что он возвращается домой, пожелав ей удачи в её путешествиях, что было бы вполне логично, — но парень об этом даже не думал, идя за чародейкой и неся два рюкзака, — свой и её, — и она вздохнула с облегчением. Лира ни за что не призналась бы никому, в том числе и самой себе, что за то короткое время, которое они провели вместе, она так сильно привязалась к своему спутнику, что даже не понимала, как она раньше могла обходиться без его компании.       Вдали показалась старая башня, для которой было выбрано, казалось бы, самое ненадёжное место из всех — на краю высокого отвесного склона, после падения с которого костей не соберёшь. Издалека здание казалось заброшенным, но теперь Лира и Свен оказались вынуждены пересмотреть свою «гипотезу».       У входа в башню их уже ждал какой-то здоровый орк с татуировками на лице, одетый по пояс в меховую «юбку» и с булавой на поясе. Как он не мёрз на таком холоде, Лира не знала, и спросить вряд ли смогла бы, поскольку здоровяк явно не собирался с ней разговаривать и вести себя мирно.        — Плохое ты выбираешь время, чтобы заблудиться, дружище! — выдал такое сомнительное приветствие орк и, сняв с пояса булаву, бросился в атаку, заодно подзывая своих товарищей в башне.       За орком наружу выбежал какой-то норд, одетый в чуть более закрытую одежду из сыромятной кожи с дурацкой стальной нашлёпкой в районе солнечного сплетения и здоровенным топором в руках, а откуда-то из окна башни просвистела стрела, которая воткнулась в вовремя поднятый щит Свена.        — Кажется, нам тут не рады, — заметила Лира, отходя в сторону и готовясь выпустить искры в ближайшего разбойника. Почему-то наступила какая-то странная, тяжёлая заторможенность, словно всё тело девушки налилось горячим свинцом, и все мысли куда-то исчезли. Как тогда, в Хелгене, когда её голова уже лежала на плахе, и последнее, что увидела девушка, был огромный чёрный дракон, тяжело приземлившийся на башню Хелгена.       «Дракон больше не прилетит и никого не спасёт, — услышала Лира спокойный и уверенный внутренний голос, — теперь ты сама вместо дракона. И ты сама будешь себя спасать и других. И прежде всего — тех, кто пошёл за тобой и доверился тебе. Теперь ты — дракон.»       Мысли неожиданно прояснились, словно с головы сдёрнули тяжёлую, пропитанную каким-то больным дурманом шапку, и внезапно переставшая бояться чего бы то ни было чародейка увидела, как вместо ответа Свен отшвырнул оба рюкзака в сторону и, вытащив имперский меч, бросился в бой с криком «Я тебя убью и похороню!» Орк отвлёкся на барда и со всей силы ударил по щиту, заставив юношу потерять равновесие, но нанести следующий удар не успел — молнии Лиры, выпущенные прицельно с двух рук, мгновенно долетели до ближайшего неприятеля. Где-то в груди ощутился приятный, но в то же время леденящий и пробирающий насквозь холодок, напомнающий дуновение морозного ветерка на обнажённой коже, — наверное, это стремительно пополнялся запас магической энергии, вытекающий через пальцы смертоносным синеватым потоком, но раздумывать над тем, что за природа у этого непривычного чувства, девушка не стала. На какое-то мгновение разбойника окутало голубовато-белое свечение; он состроил зверскую рожу, стремительно налившуюся тёмной кровью, словно собирался наброситься на чародейку, и бессмысленно вытаращил один глаз, игриво зажмурив другой, словно подмигивая. Хриплый долгий стонущий вздох, напоминающий рык, заглушил сухой треск молний. Ноги орка, выгнувшись под каким-то неестественным углом, подогнулись, и противник медленно и тяжело упал на свежий снег, чтобы больше никогда не подниматься.       Впрочем, бретонка сама оказалась в большой опасности — норд с секирой уже успел добежать и замахивался для удара сверху. Почему-то в памяти возник риверудский фермер, рубящий дрова и заносящий колун для удара, и тут же исчез, уступив место новой и спокойной сосредоточенности. Противник двигался медленно, словно в плотной толще замерзающей воды, и его шаги казались неуверенными, словно он впервые встал на ноги после долгой и тяжёлой болезни; краем сознания девушка поняла, что это вовсе не бандит с двуручником движется медленно, а она сама видит всё гораздо быстрее, чем оно происходит на самом деле. С лёгкой и уже ставшей привычной щекоткой в глазных яблоках периферийное зрение расширилось, и девушка увидела одновременно и нападающего, медленно, словно лунатик, идущего прямо на неё, и какое-то вялое, еле заметное шевеление впереди, около тёмного провала выхода из башни.       В последний момент девушка подняла над головой одноручный имперский меч и, можно сказать, довольно успешно заблокировала удар, но всё равно по правой руке прошла волна из довольно сильной, словно гудящей и вибрирующей боли. Надо было слегка согнуть ноги. Встать боком, чтобы укрыться от пропущенного удара. Лучше было бы держать двумя руками. Надо было принимать удар на середину меча, а не ближе к острию. Секира всё равно тяжелее. В удар вкладывается ещё и вес падающей секиры. Главное — не отвлекаться. Не смотреть, как падает секира, которую здоровенный норд намеревался опустить девушке на голову.       Сдерживая крик и желание бросить оружие, бретонка неуклюже, но уверенно и сильно, чётким сухим движением ткнула разбойника куда-то в районе груди и только через несколько секунд, после отвратительного чавкающего звука и появления в воздухе солоноватого запаха крови, поняла, что её удар достиг цели. И видя, как противник с каким-то удивлённым лицом, глядя на неё стекленеющими широко раскрытыми глазами, оседает на снег, поняла, что нанесла ему смертельный удар. Правая рука, сжимающая липкий от крови меч, всё ещё болела и ломила, словно опущенная надолго в ледяную воду, а потом прижатая к чему-то горячему, но девушка была даже благодарна этому чувству, — равно как и тому, что она была живая и вполне невредимая, что снег, падающий на её разгорячённое лицо, стремительно таял. Боль мне больше не мешает. Мне не больно, потому что я могу приручить боль. Я могу причинять боль другим, чтобы спасти жизнь близких мне людей и чтобы не погибнуть самой. Мне больше не страшно, потому что в момент опасности мне некогда бояться. Боль просто говорит мне о том, что я жива, и чтобы я знала, что со мной происходит. Сама по себе она не имеет никакого значения. Я больше не боюсь боли. Я благодарна ей за то, что она меня бережёт и предупреждает. То, что должно было ослабить меня, делает меня предупреждённой и сильной. Боль — мой самый верный и лучший союзник, но она не часть меня.       Свен тем временем ворвался в башню и, судя по звукам, после непродолжительной борьбы столкнул лучника в пропасть, и теперь исследователи древних руин снова остались одни. Всё произошло так быстро, словно и не было недавней стычки с вооружёнными бандитами, которая при малейшей неосторожности могла закончиться преждевременной гибелью одного из них, а то и сразу обоих.       Казалось, наступила какая-то звенящая тишина.       С высокого ярко-голубого неба неторопливо падали крупные, невесомые снежинки. Светило яркое, но холодное Солнце.       «Кажется, я уже второй раз за эти несколько дней вижу, что самые ужасные вещи происходят не тёмной ночью, а при ярком солнечном свете. В такую хорошую погоду, когда невольно начинает казаться, что жизнь — это прекрасно и безопасно.»       Ледяной ветер приятно ласкал разгорячённые юные лица.        — Свен, если ты собирался похоронить этих разбойников, зачем ты сбросил одного из них со скалы? — пошутила Лира.        — Не его, а её. Это была какая-то каджитка, — поправил бард, — удивительно, кого только не встретишь среди разбойников. И как, интересно, они уживаются друг с другом? Кстати, я видел наверху какой-то сундук, может, там они хранили награбленное?        — Это была их разбойничья договорённость. — убеждённо ответила девушка, словно уже неоднократно сталкивалась с бандитами, ворами и прочими им подобными личностями. — Чтобы обеспечивать друг другу разбойничью удачу и злодейское везенье. А вот злодейского счастья не бывает. И не будет никогда.       Как выяснилось, сброс и правда оказался не лучшей идеей — сундук был крепко заперт, а ключей ни у одного из двух лежащих на дороге бандитов не оказалось.        — Ну, Свен, валяй, — с улыбкой сказала Лира — Это ты хозяйку ключа в пропасть скинул. И вообще, у тебя больше воровского опыта.        — Нет у меня никакого… — хотел было возразить норд, но потом вспомнил про кольцо карманника.        — Будет. — Оптимистично ответила Лира с очаровательной открытой улыбкой, которая рвалась наружу против её воли, хотя ничего смешного в данной ситуации не было. То ли молодые люди, сами того не зная, служили взаимной поддержкой друг другу больше, чем они признались бы самим себе и чем им пока казалось, — или же вдобавок сработала та счастливая мягкость и гибкость характера, которая бывает только у очень молодых, когда только что устранённая смертельная опасность так быстро забывается, словно организм таким образом избавляется от ненужного стресса. К чему помнить о том, что только что произошло, о том, что могло случиться и с нами… Не произошло же ничего? Значит, всё замечательно! — Кстати, у меня с собой есть несколько отмычек, вот, держи. — Лира протянула молодому человеку перевязанную какой-то верёвочкой пачку отмычек. Разве что аккуратного бантика не хватало, настолько неестественно-подарочно выглядела эта связка вполне, скажем так, неромантичных предметов, которые в приличном обществе лучше никому не показывать. Да и вообще в обществе лучше не доставать ни при ком, чтобы избежать упрёков и подозрений. — Я их ещё из Хелгена принесла. Правда, пользоваться я ими не умею. Один раз я пыталась взломать замок, но вместо этого сломала отмычку сразу же. Хорошо хоть, она тут же сама как-то из замка выпала, — а потом я просто нагрела замок заклинанием пламени и выбила дверь. Ломать, конечно, не строить, но всё равно было тяжело. Даже так.       — Мне кажется, здесь такое не подошло бы… — задумчиво сказал Свен, беря первую отмычку и пытаясь открыть ей замок. — так мы только сундук сожжём. И крышку отломать не получится, если, конечно, ломать будет не великан. Хотя я себе это тоже плохо представляю.        — Ну, у меня знакомого великана нет, — пошутила Лира, — так что попросить некого. Я вообще никого в Скайриме не знаю, кроме тебя. — неожиданно для самой себя добавила девушка и слегка покраснела, словно призналась своему спутнику в чём-то очень личном и важном — Надеюсь, ты всё-таки умеешь взламывать замки, потому что мне кажется, что там, впереди, будет ещё много других сундуков с сокровищами, — и не факт, что мы легко и быстро сможем подыскать к ним ключи. И… прости за мою дурацкую шутку, по поводу карманника. Надеюсь, ты на меня не обиделся.        — Да нет, что ты! — совершенно искренне ответил Свен и засмеялся — Я и не думал обижаться на тебя. Тем более, что можно купить кольца и прочие украшения с зачарованиями, и далеко не все даже догадываются, что там что-то есть, не говоря уже о том, чтобы определить, какие именно чары на них наложены. Мне это кольцо нравилось, потому что оно простое, не жмёт палец, и при этом красиво блестит. Там вообще могло оказаться какое-нибудь зачарование для колдуна, а я вообще колдовать не умею, и даже не знаю, в чём колдовство заключается. А вот кольцо взломщика мне бы сейчас пригодилось, но такого у меня нет, к сожалению. Вот, смотри, сейчас я поддеваю этим крючком стопор, который внутри замка; если он не поддаётся, но всё равно попытаться повернуть отмычку, она сломается. Тогда надо будет запомнить, где именно замок вообще не движется и искать другую точку, которая будет ближе всего. Надо действовать аккуратно и мягко, тогда ты сама почувствуешь, в каком направлении замок поддаётся. Вот так…       Раздался тихий щелчок, вместо известного Лире с Хелгена треска, замок повернулся, и сундук со скрипом открылся. Путешественники заглянули в тёмные недра сундука и увидели там потёртый приятно тяжёлый мешочек с золотыми монетами, а также десяток слабых зелий лечения и магии. И те, и другие, судя по всему, были куплены у какого-то алхимика, потому что как Лира ни пыталась рассмотреть у них побочные вредные эффекты, она не обнаружила ни одного. Девушка попыталась себе представить разбойников, стоящих со зверскими рожами перед алхимической лабораторией и бережно толкущих и смешивающих ингредиенты в превосходные, достойные лучших алхимических лавок зелья — и у неё ничего не вышло. Зато тут же перед глазами почему-то встала вездесущая малышка Дорти, дочка риверудского кузнеца. Как и положено любой маленькой девочке, живущей в деревне, она бережно держала перед собой скромный букетик полевых цветов, а потом задорно подмигнула, засмеялась и исчезла. Почему-то Лире это показалось добрым предзнаменованием. Сама того не зная, Дорти в неё верила и вселяла уверенность в удачу.        — Вот, это тебе, держи, — девушка не колеблясь отдала барду мешочек с золотом и все нежного цвета, однородно-розовые бутылочки лечебных зелий, оставив себе только голубые, на восстановление и повышение магических сил, — кажется, золотого когтя, о котором говорил Лукан, здесь нет. И никакой скрижали для придворного чудика с драконьими мемуарами я тоже нигде поблизости не вижу. Зря я, конечно, надеялась… Придётся идти дальше.       — Поверить не могу. — задумчиво сказал Свен, с благодарной улыбкой аккуратно укладывая свою часть первых трофеев в рюкзак и снова забирая потяжелевший и местами выпирающий рюкзак своей спутницы, куда та уже аккуратно сложила все лучшие трофеи, отнятые у поверженных разбойников, — я никогда раньше особенно не учился взлому. Ну, при случае я мог взломать замок в погребе, когда мамаша ключ теряла, или когда замок ключом не открывался… Конечно, лишних умений не бывает, но я всегда думал, что вообще чист и невинен, как ягнёнок. А я, оказывается, вполне неплохой взломщик.        — Давай, двигай копытцами, невинный ягнёнок! — засмеялась Лира — И отдельное спасибо твоей мамаше, потому что благодаря ей ты теперь в совершенстве искусство взлома освоил. Да ещё и меня научил. Что-то мне подсказывает, что нам надо будет вон туда! — девушка указала рукой вперёд, где виднелась какая-то странная арка, напоминающая ту, которая была в Драконьем Пределе, перед дворцом ярла. — Если не ошибаюсь, это через два поворота после башни, — Ветреный пик. И я почему-то не верю, что нас там хорошо встретят. Народ там не тот. Так что оружие, зелья и броня нам пригодятся. Жаль, не такие уж они и хорошие… Надеюсь, потом найдём что-нибудь гораздо лучше. («Если выживем», — подумала Лира, но тут же прогнала от себя эту мысль).        — Что-то мне не особенно льстит, что я тебя взлому научил. — с сомнением ответил Свен. — Так что если ты не будешь никому рассказывать, что это я тебя научил плохому, я буду рад, как самой искренней благодарности.        — Эх, Свен, скромный ты парень, однако… — притворно вздохнула Лира — А я-то думала, что ты о всеобщем признании мечтаешь…        — Конечно, мечтаю. Только о признании моего таланта барда, а не взломщика. Я — лучший бард всего Ривервуда, а про то, что я ещё и хороший взломщик… будем считать это моей профессиональной тайной.       Против ожиданий, большая часть пути прошла благополучно, но на подходе девушка заметила, что на огромной, покрытой снегом площадке, начинающейся после высокой лестницы, было какое-то движение. Похоже, их пока никто не заметил, но это был вопрос времени. Конечно, всегда можно было подкрасться с луком наготове, — но такой расклад мог запросто обернуться против них самих. Да и любой другой расклад тоже. Разбойники, стоявшие перед дверями Ветреного пика и занимающиеся там вообще не пойми чем, были в заведомо лучшем положении, чем двое искателей приключений уже тем, что их было заведомо больше — и они вообще прохлаждались на этой площадке, хотя явно не были простыми добропорядочными гражданами, которые пришли просто полюбоваться открывающимся внизу восхитительным видом.       Обо всём этом Лира шёпотом поведала своему спутнику, показав, где, на её взгляд, могла оказаться засада, которая пока ещё не являлась таковой, но в которую могла превратиться с минуты на минуту. Главное было — не дать противнику опомниться, чтобы те не смогли воспользоваться своим выгодным положением, — а заодно и численным преимуществом. Свен внимательно выслушал её, бесшумно взял в руки свой охотничий лук и кивнул.        — Вот паразиты… — прошептала Лира, увидев уже двух разбойников, стоящих перед костром, потому что ветер донёс до неё запах едкого дыма, от которого неприятно засвербило в носу и лёгкие заполнились запахом пожарища — Да откуда же вас вообще столько берётся. Давай, бери лучше щит, — сказала она Свену, — а я попробую подобраться к ним поближе. Если удастся снять хоть одного из лука, будет совсем неплохо.       — Я тебя прикрою, — кратко сказал он своей спутнице, взволнованно глядя, как та, опустившись почти на корточки и словно перетекая, с упором на руки, медленно, но незаметно подбиралась к лестнице.        — Я тебя тоже, — ответила Лира, вкладывая в эти слова, произнесённые так же шёпотом, весь возможный в такой ситуации смысл, и еле заметно улыбнулась.       С серых, словно призрачных, туч как-то удивлённо и рассеянно рваными хлопьями посыпался снег. Казалось, будто небо наблюдало, затаив дыхание, за разворачивающимися на Земле событиями, и уронило котомку с рассыпавшимися снежными хлопьями, бесформенными, огромными и белыми, как перья.       Глядя на свою бесстрашную напарницу, медленно крадущуюся к лестнице и прячущуюся в тени, которая словно укрывала её призрачным сероватым одеялом, Свен вспомнил, как они ещё не так давно, болтая и смеясь, шли вдвоём по лесной дороге в сторону Ветреного пика. Далёким эхом, словно стремительно тая и удаляясь, слышался затихающий заразительный смех его спутницы, с которой они обсуждали и зелья, и вайтранских торговцев, и их лавки, которые были какими угодно, но уж точно не весёлыми, интересными или смешными, и всё на свете… Вот Свен забирает у девушки её рюкзак, и когда их пальцы случайно соприкасаются, девушка отчего-то очень мило краснеет. Вот он спасает незадачливую травницу, когда она, совсем как ребёнок, не думая об опасности, поднимается на косогор вглубь леса и доверчиво тянется за крупными цветами, и в этот момент перед ней появляются два матёрых волка. Хорошо, что он всё время шёл за ней по пятам, пока она собирала все цветы и травы в округе, — а потом, совсем как маленькая, смеялась и гонялась за бабочками. Интересно, сколько ей лет? Временами Свену казалось, что Лире должно быть лет десять, а иногда — ещё чуть поменьше. Тогда она совершенно серьёзно назвала его героем.       Вот они уже подошли к той башне на краю скалы; юноша поморщился, вспомнив, как тот здоровенный орк ударил его по щиту, и Свен чуть не упал, понимая, что следующий удар он просто пропустит, — и Лира убила врага, который был выше её чуть ли не на две головы и гораздо крепче и сильнее, почти в упор, не дрогнув и сжигая противника изнутри. Он вспомнил её побледневшее лицо, сравнявшееся цветом с выбеленной до какой-то нереальной, белее снега, мамонтовой костью, плотно сжатые губы и отблески молний, пляшущие в широко открытых серых глазах и на мертвенно-бледном лице, и ему не верилось, что это была та самая девушка, которая шутила и смеялась над всеми его шутками, как никто другой раньше до неё. Вот она бросается вперёд него навстречу здоровенному бандиту, вооружённому секирой и, даже не вполне удачно заблокировав удар мечом, всё равно продолжает стоять. И всё ещё стоит, пристально глядя в глаза здоровенному бандиту, которого, сама того не заметив, удерживала на своём мече за рукоять, словно наколотое на иголку гигантское насекомое, который умер стоя и продолжал некоторое время стоять после смерти, глядя уже мёртвыми глазами.       Интересно, пока он, Свен, разбирался с последним бандитом в этом флигеле, с разбойницей-каджиткой, у которой он даже не знал имени и которую даже не успел рассмотреть перед тем, как отправить в пропасть на камни, сколько она невольно играла в гляделки с мертвецом? От этой мысли у барда по спине пробежал отряд хорошо обученных и специально подготовленных беговых мурашков, топча внезапно вспотевшую спину сотнями ледяных лапок. «Она не отступит никогда, — промелькнула мысль, — особенно когда ей есть за кого сражаться». И эта мысль была неожиданной, какой-то тяжёлой и тревожной, с быстро промелькнувшей лёгкой летней ноткой приятности.       Незаметным и плавным, словно перетекающим движением девушка поднималась по высокой лестнице, пытаясь сравняться с камнями и пока ещё нетронутым тонким снежком, про себя ругая ни в чём не повинный элемент старой архитектуры уже за то, что он вообще был. Как ни крадись, рано или поздно бандиты всё равно её увидят, а заклинание невидимости она пока ещё не выучила, только знала, что такому можно было научиться, — и оно относится к школе иллюзии, причём не из простых. А её, Лиры, опыт в магии иллюзии начинался и заканчивался умиротворением злокрысов, и сейчас, ясное дело, никакой возможности стать в прямом смысле слова невидимой не получится. Правда, существовали ещё какие-то умельцы, которые могли при должной степени подготовки и невидимок разглядеть, но об этом девушка предпочитала даже не мечтать. Разбойничий сброд, стоявший на верхней площадке перед входом в Ветреный пик, не смог бы рассмотреть невидимку под заклинанием иллюзии — а Лира не смогла бы это заклинание применить. Замечательный расклад, ничего не скажешь. Гармоничный от и до.       «Думай, Лира, думай, — шептала девушка самой себе, — как можно подкрасться незаметно к четырём бандитам, когда у них есть существенное численное преимущество, да ещё и неизвестно, чем они вооружены? Вряд ли дубьём или вилами, хотя это тоже было бы неприятно.»       Можно попробовать бросить вверх и в сторону камешек, подобранный до этого на дороге; так он ударится о металлическую дверь. Разбойники обернутся на звук, и тогда у них со Свеном будет преимущество в выигранные несколько секунд — плюс возможность атаковать первыми.       Итак: камень, брошенный девушкой в сторону двери, не долетел, но зато гарантированно привлёк к ней внимание одного бандита, стоящего с бессмысленным выражением лица и огромным двуручником, до этого упирающимся в свежий снег. «Глядите-ка, кто к нам пожаловал!» — глумливо поприветствовал он девушку, подхватывая секиру, как пушинку, и бросаясь навстречу Лире. Она пробует снова заблокировать летящий ей навстречу «оглобельный» удар, но на этот раз удаётся плохо, и лезвие с размаха задевает её по голове. Оглушённая девушка делает непроизвольный шаг назад и пропускает ступеньку, сталкиваемая вниз, на лестницу, силой инерции…       Вместо изначального «четверо на двоих» теперь имеется «четверо на одного».       Чародейка лежит внизу, у самого подножья лестницы, и крупные снежинки, падающие ей на лицо, тают очень медленно, словно нехотя.       «Думай, Лира, думай давай!»       Тонкий снег под руками, тонким покрывалом укрывший каменные плиты, кажется, раскалённым и быстро тает. Вот уже видно троих бандитов; четвёртый где-то слева, прячется за колонной. Нет, пока он ещё только стоит, прятаться будет сразу же после того, как поймёт, что что-то пошло не по плану.       Вот тот, с тяжёлой секирой, стоит ближе всех; его можно попытаться снять из лука. Не факт, что удастся убить его с одного выстрела, — главное просто ранить, а потом, если он ещё сможет секирой размахивать, просто успеть встать так, чтобы избежать удара. Секира очень тяжёлое оружие, — и не только для того, кого им могут ударить, но и для того, кто им замахивается. Тем более, каким бы грозным ни был и ни казался противник, в момент мощного, но медленного замаха такой махиной он полностью беззащитен. К тому же, в открытой броне разбойников даже не надо специально искать зазоры: там весь доспех — один большой зазор. Очевидно, бандиты потеряли всякую чувствительность к холоду тогда же, когда и совесть и хоть сколько-нибудь выдающийся ум.       В это время разбойники, то ли почувствовав, что к ним кто-то подкрадывается, то ли просто устав стоять на одном месте, решили разгруппироваться, рассыпавшись по площадке, показавшейся девушке огромной.       «Идея!»        — Глядите-ка, кто к нам пожаловал! — тот самый ближе всех стоящий бандит уверенно направляется навстречу Лире с неизменной двуручной «оглоблей».       Совершенно не по плану откуда-то слева под ноги девушке с печальным звоном, разбросав свежий снежок, упала железная стрела. Значит, где-то там, слева, притаился лучник. Тот самый, которого Лира не увидела. Знает, паразит, как выбирать выгодную позицию. И ведь выбрал же, злокрысий скамп. Тоже мне, снайпер.       Пока остальные бандиты куда-то разбегаются, здоровенный бугай с секирой направляется прямо к Лире. Она поспешно делает шаг в сторону, подальше от лестницы, и натягивает тетиву лука, целясь в ту часть тела, которая ожидаемо не закрыта «дырявой» бронёй. Проблема в том, что раненый противник, ожидаемо расхотев стоять на месте, бросился куда-то в сторону и там удачно — для него — скрылся из вида.        — Да стой ты смирно! — слышится откуда-то сзади голос Свена — Да сдохни ты наконец!       Очевидно, то ли Свен не имел никакого, или же почти никакого опыта общения с разбойниками, бандитами и прочими «работниками ножа и топора», потому что он, похоже, и правда верил, что бандит будет прислушиваться к тому, что ему говорят. Слушать и, что особенно тяжело, слышать обращённую к тебе речь, да ещё и идти на контакт — задача, кажущаяся непосильной для вольного разбойника, привыкшего слушать только самого себя и собственные желания. Особенно когда эти самые желания возникали так неожиданно, что даже сам бандит не всегда был точно уверен в том, что ему может приспичить в следующую минуту.       «Интересно, где так красиво выражаться учат. — с уважением подумала Лира про своего спутника, выбегая навстречу раненому здоровяку, прикрываясь щитом и петляя, как заяц, чтобы в неё не могли попасть из лука. — У меня тоже такая же проблема: не хочет стоять смирно, гад — и в своих ошибках признаваться не хочет. А его у них ну очень много. Я это просто чувствую».       Вполне ожидаемо, бандит, раненный метко пущенной стрелой, оперение которой торчало где-то между полосками меховой куртки, увидев девушку, взревел саблезубом и бросился на неё, размахивая огромной секирой. Очевидно, он тоже понял, что если вложить всю силу в один-единственный прямой удар верху вниз, по мелкой и вёрткой цели, одетой в лёгкие доспехи, можно попросту не попасть. Наученная прошлым опытом, Лира предпочла не подходить к противнику ближе, чтобы не попасть под удар, и отправила в цель вторую стрелу, после чего здоровяк на секунду опустил сразу потяжелевший двуручник, и, перехватив одноручный меч за рукоять обеими руками, коротким резким ударом вонзила клинок под рёбра, усиливая производимый удар весом своего тела.       Совершенно неожиданно меч вошёл легко, как нож в деревенский сыр, и когда девушка выдернула меч из какой-то маленькой раны в каком-то тёмно-красном обрамлении, крови почти не вышло. Очевидно, вся она тут же потоком устремилась внутрь. Бандит с недоумением посмотрел невидящим взглядом на Лиру, затем — последний раз в своей жизни на безразлично белеющий снег у себя под ногами, и медленно упал лицом вперёд.       Девушка вытащила как-то скользяще и неровно идущий клинок из мёртвого тела и осторожно, стараясь не запачкаться в ещё тёплой крови, стала вытирать его о снег перед тем, как повесить себе на пояс. На какое-то мгновение она отвлеклась и потеряла бдительность, и сначала услышала ни с чем не сравнимое жужжание стрелы, и только затем почувствовала сильный толчок, после которого с удивлением заметила словно со стороны, что её как-то разворачивает и наклоняет вправо, переламывая в поясе, словно тряпичную куклу, — а свежий и кажущийся синеватым, ещё чудом не затоптанный снег, становится бледно-зелёным и приближается к её лицу.       Боли не было.       Невидимый лучник, занявший слева снайперскую позицию, очевидно, был хорошим стрелком. В этот раз он уже не промахнулся.       «Так вот, оказывается, что они видели перед смертью…» — отстранённо подумала девушка, пока каменные плиты, припорошенные снегом, медленно приблизились к ней, отчего-то встав на дыбы, как лошадь. Справа от неё зеленоватый снег быстро окрашивался красным.        — Лира! Нет!.. Нет, только не так! — услышала чародейка крик Свена, и словно проснулась.       «Зелья! У меня ведь есть зелья!» — вспомнила она, ища в подвешенном к поясу кошеле знакомые бутылочки с розоватым содержимым. Тем самым, которое она сварила сама и у которого неизменно оставался осадок, по вкусу ещё более мерзкий, чем само зелье. Как же холодно, и как быстро коченеют руки… Девушка прижалась спиной к стене, показавшейся ей какой-то тёплой и мягкой, вытащила пробку из стремительно тяжелеющего флакона, который уже почти не ощущала руками, и поспешно опрокинула в рот содержимое склянки, запрокинув голову вверх, к стремительно меняющемуся небу, из бело-голубого и высокого становящемуся красноватым и бурлящим, с какими-то новыми, никогда раньше не виданными чёрными планетами.       К счастью, зелья, оставленные девушкой заранее для этого путешествия, и правда были действенными, хотя почти все они и обладали одним общим свойством. Если не качества, то вкус точно мог бы поднять даже мёртвого, который сразу встал бы, но только для того, чтобы как следует отплеваться и сказать всё, что он думает о горе-алхимике. А что ещё вылеченный таким варварским способом мог бы сказать о том, у кого, судя по результатам от приёма даэдрического пойла, руки предположительно растут оттуда, откуда должны были расти ноги? После уже непроизвольного, судорожного сглатывания зелья вместе с кровью, где-то под сердцем разорвалось от стремительно возвращающейся жизни, резкой боли сращивания тканей с последующим выталкиванием стрел, — а также жуткой гадости, чей вкус теперь явственно и торжествующе ощущался во рту.       Жить было больно до чёрных мушек в глазах и жаркого пота на лбу, и жизнь имела непередаваемый, ни с чем не сравнимый, ужасный вкус.       Жизнь забивала снова ожившие и расправившиеся лёгкие навязчивым запахом дыма, заставляя их неприятно саднить.       Жизнь возвращалась.       Девушка закашлялась и открыла глаза. Небо снова было обычным, высоким и голубым, и по нему стремительно убегало белоснежное одинокое облачко, похожее на барашка. Во рту ещё оставался металлический тёплый вкус крови, который быстро перебился хорошо знакомым вкусом то ли зелья, то ли его осадка, то ли и того, и другого. Ветер доносил «аромат» чего-то окончательно и бесповоротно несвежего, и точно так же подгоревшего, и девушка с радостью вдыхала эту незнакомую адскую вонь. Поморщившись от тупой боли, уже уверенными движениями достала и осушила второй пузырёк «чудо-зелья», после чего с лёгкостью вскочила на ноги. Она чувствовала мерзкий вкус проглоченного зелья и нестерпимую вонь от какой-то невидимой горящей тухлятины, и радовалась тому, что это были вкус и запах самой жизни.       Свен выглядел не только живым, но и вполне здоровым, только в потрёпанной броне; к тому же взгляд девушки зацепился за такую, казалось бы, незначительную деталь, что парень казался чуть ли не бледнее самой чародейки, хотя та была очень бледной просто от природы, а не от каких-то болезней или пережитых потрясений. Впрочем, как она выглядела сейчас, девушке было неизвестно — и неинтересно ровно так же. Вряд ли хорошо, учитывая всё, что только что случилось; радовал только тот факт, что Свен вроде бы пугливым не был, и вид побитой и замурзанной «дамы» его испугать не должен. Лира отметила про себя, что потом, когда они наконец вернутся в Вайтран или Ривервуд, надо будет обязательно приобрести для него новую броню — и попрочнее той, которая была на нём сейчас. Денег им обязательно хватит; тем более, после двух стычек с разбойниками, которые они только что пережили, чародейка поняла, что самое главное — это их безопасность, и чем быстрее они займутся этим вопросом вплотную, тем будет лучше. И должно быть не просто лучше — а замечательно. Или даже превосходно.       Оказалось, что девушка ошиблась. Вид более чем живой и полностью здоровой, но перед этим основательно побитой жизнью и, казалось, вообще всем, чем только можно было, «дамы», наконец отлепившейся от стены храма Ветреного пика, произвёл на верного сэра рыцаря какое-то неожиданное впечатление.        — Лира! — Свен смотрел на неё, как на только что воскресшую из мёртвых, или будто кто-то её саму перед этим не только убил, но и похоронил, и Свен уже успел побывать на её свежей могиле — Это ты?! Как?! Как ты себя чувствуешь? Как тебе удалось? Во имя Девяти…я сам видел, как этот негодяй тебя убил… Я…я уже думал, что потерял тебя… — в какой-то момент девушке показалось, будто её спутник хотел обнять её, но тут же передумал, и теперь не знал, куда девать протянутые к ней руки, и тактично сделала вид, будто ничего не увидела и не заметила, полностью погружённая в анализ своего «подлатанного» состояния и разглядыванием подпорченной брони.        — Знаешь, Свен, — следя за своим голосом, чтобы он не выдавал по возможности никаких эмоций, ответила девушка, — у меня такое чувство, будто у меня только что во рту моё зелье побывало. — смущённо-нервный смешок, правда, подкачал, да и улыбка больше была похожа на подобие жалкой гримасы, но почему-то это было совершенно не важно — А это, я тебе скажу, ужасно. Надеюсь, у тебя есть в рюкзаке фляга с водой? Просто мне страшно хочется пить. — добавила она с виноватой улыбкой.       Почему-то Лире казалось, что признание испытываемой жажды в такой ситуации должно быть на редкость нелепым и неуместным, и ей просто посоветуют потерпеть, пока они не вернутся в город, — но юноша мгновенно открыл свой рюкзак, попутно вытряхнув из него на снег почти всё содержимое, и с такой готовностью протянул ей полную флягу с холодной водой, словно от этого зависела её жизнь, а промедление могло гарантированно убить её. И на этот раз уже окончательно. Не понимая, чем могла быть вызвана такая реакция, девушка поблагодарила его и с удовольствием отпила ледяной чистой воды, от которой слегка заломило зубы и наконец пропал мерзкий привкус во рту.        — Спасибо, — сказала она, передавая флягу своему спутнику, — а там…что-нибудь есть? Надеюсь, здесь больше никого не осталось?       Как-то не хотелось уточнять, что она имела ввиду, — и очень хотелось убедиться, что здесь, на каменной площадке, оказавшейся и правда огромной, больше никто не поджидает их в засаде. Сюрпризы, которые могут подготовить бандиты, однозначно были не тем, что могло понравиться двум путешественникам.        — Да, вон там. — с деланой небрежностью ответил юноша, показывая себе за спину. — Лежит. — для чего-то уточнил он, будто девушка могла подумать, что то, что оставалось от вражеского стрелка, ещё могло бы каким-то образом встать, даже и в виде воскрешённого и поднятого трэлла. Даже невооружённым взглядом и на расстоянии было понятно, что неудавшегося убийцу травницы если и можно было ещё кким-то образом воскресить, то такой полностью отмороженный некромант получил бы только пару-тройку ничем не соединяющихся между собой изуродованных и словно нарубленных частей.       Девушка ничего не сказала по поводу увиденного, так же, как и её спутник, сохраняя нечитаемое выражение лица и принимая негласные «условия игры», и даже не стала подбирать с тела, вернее, с его останков, ничего, что после длительного осмотра могло бы представлять собой хоть какую-нибудь ценность. Подобрала только охотничий лук в отличном состоянии, брошенный или упавший неподалёку от тела, и закинула себе за спину. Он определённо был гораздо лучше её, самого обычного, длинного лука.       «Мародёрство» было быстрым, труднее всего было уложить всё мало-мальски путное оружие и комплект нормальной брони в рюкзак, — так, чтобы сразу же не заполнить там всё пустое пространство и чтобы получилось не слишком тяжело. Внутри помещение Ветреного пика обещало быть огромным, и медленно плестись вместо того, чтобы нормально идти, в её планы совершенно не входило. Девушке казалось, что Свен должен что-то сказать ей по поводу её «собирательства» всего, что можно взять с собой, или поторопить, но он молча стоял и спокойно ждал, когда она закончит. Слово это было единственное, ради чего они вообще сюда пришли. И когда она наконец закрыла порядком потяжелевший и округлившийся, как бока ухоженной сытой лошади, но всё-таки «подъёмный» рюкзак, юноша без слов молча подошёл и спокойно взял её рюкзак вместе со своим, словно иначе и быть не могло.        — Спасибо. — сказала Лира, с улыбкой глядя на своего спутника, и с неожиданной радостью увидела, что тот снова улыбался. Причём — так, словно эта была его первая улыбка за очень долгое время, и теперь парень вспомнил, как это — видеть чью-то улыбку и улыбаться в ответ.       «Главное — пожалуйста, не спрашивай, за что. — пугливо промелькнула какая-то усталая, скомканная и жёваная, тяжёлая, словно прибитая градом к земле, но всё-таки ясная мысль. — Просто — спасибо тебе за всё.»       Не сговариваясь, путники вместе медленно толкнули массивные ворота, открывающие вход в храм Ветреного пика, и те нехотя, но совершенно бесшумно открылись. ***       Первое, что почувствовали Свен и Лира, войдя незамеченными в огромный зал — запах частично подгоревшей, частично хорошо прожаренной крысятины, причём неизвестно было, какая вонь была гаже: от просто подгоревшего — или от нормально прожаренного. Впереди, частично загораживаемый каким-то тоскливым невнятным мусором, какой бывает только в полуобитаемых местах, горел костёр, который, учитывая недостаток свежего воздуха и нормального топлива, горел скорее вопреки стараниям бандитов, нежели благодаря им. На фоне этих тяжёлых запахов как-то блекнул застарелый «аромат» пота и немытых тел. Впереди, около костра, сидели разбойники, которые, к счастью, не видели новоприбывших, которые вошли совершенно бесшумно и стояли в тени. К тому же, как Лира помнила, когда стоишь на ярком свету, разглядеть то, что в темноте, практически невозможно.       «Так, посмотрим, что здесь такое может быть… — подумала девушка, пригнувшись и осторожно пробираясь вперёд. Когда глаза привыкли к темноте, затхлому и спёртому воздуху и ставшей уже привычной унылой вони, она увидела на земле очертания чего-то вытянутого, тёмного, маленького и неподвижного. У «чего-то» был длинный и тонкий кожистый хвост. — Злокрыс, скамп тебя побрал бы, обыкновенный злокрыс! Обыкновеннее и быть не может. Источник «живых», то есть, животных ингредиентов для зелий. И почему я сразу его не узнала?»       Подавляя брезгливость, девушка достала тонкий нож и осторожно отрезала мерзкий ингредиент. Удивительно, но он был свежим, а сам «владелец» мог считаться свежеиздохшим. Чуть поодаль лежала ещё пара таких же; из общей картины «кладбища домашних злокрысов» неожиданно выделялся труп какого-то бандита, уже холодного и лежащего на голой земле. Прошедшее трупное окоченение свидетельствовало о том, что смерть наступила уже очень давно. Интересно, отчего он умер — и почему его не похоронили, а просто бросили здесь, вместе с мерзкими грызунами? Девушка мельком взглянула на одутловатое, словно восковое лицо умершего, с опухшми искусанными в кровь губами и застывшей предсмертной гримасой, и почему-то почувствовала к этому разбойнику что-то вроде жалости. Мужику явно сильно не повезло при жизни, ещё когда он прибился к этой банде отморозков, не везло умирать и умереть по-человечески — и после смерти ему тоже не везло.       Почему-то после увиденной картины группа бандитов, по-прежнему сидящая у костра, который продолжал гореть не иначе как назло разбойникам и несмотря ни на что, и на котором уже начинал ароматно чадить крысиный деликатес, уже не воспринимались как разумные существа. Скорее уж — те же злокрысы, только побольше ростом, бесхвостые, стоящие на задних лапах и по недоразумению умеющие говорить. Хотя, о чём таком интересном, собственно, могли говорить бандиты? А крыс Лира, в отличие от большинства женщин, совершенно не боялась.       Медленно перенося вес с одной ноги на другую и держа лук наготове, всё так же пригнувшись, чтобы не выходить из спасительной тени, девушка сделала большой шаг вперёд, в сторону бандитов. Свен незаметно последовал за ней.        — Тёмный эльф хочет идти вперёд — пусть идёт. — явно продолжая какой-то начатый разговор, сказал стоящий у костра бандит — Нам же безопаснее.        — Кто думает о безопасности, тот не идёт в бандиты, — чуть слышно прошептал Свен, держа лук наготове, — и не оставляет своих товарищей сначала умирать, а потом мёртвыми. Они — позор собственного рода.       Девушка кивнула. Бандитское сходство со злокрысами казалось ей более чем полным, даже остатки страха, бывшие вначале, когда они только открыли дверь в опоганенный храм, исчез, уступив место презрению и гадливости. Причём Лира не была уверена, что злокрысы, узнав о таком сравнении, не обиделись бы.       То ли часть бандитов ушла вглубь, в тёмный коридор, то ли их было только трое изначально, но когда путешественники с оружием наготове вышли ближе к костру, противниками были только три разбойника, самым удивительным образом не ожидающих от своей плохой жизни ничего плохого. Преступный элемент был одет в рваную сыромятную броню, зачастую напоминающую лохмотья даже тогда, когда она ещё новая, — и вооружён соответственным образом. Разобраться с ними удалось почти мгновенно, наполовину благодаря эффекту неожиданности и оружию дальнего боя — а самым ценным у них было только найденное в карманах золото и отмычки. Конечно, даже такая скудноватая добыча была лучше, чем вообще ничего, — непонятно было только, из-за чего мужики пошли в разбойники, потому что, судя по содержимому карманов их потрёпанной и давно не стиранной брони, жизнь их не баловала.       В старом сундуке, одиноко стоявшем посреди мелкого и трудно определяемого хлама на границе с темнеющим провалом коридора, нашлись рассыпанные новенькие полсотни золотых септимов и несколько слабых, но качественных зелий, — розовых и голубых. Все деньги и «розовые» Лира без колебаний отдала Свену, а «голубые» положила в свой кошель, висящий на поясе. То, что ещё совсем недавно она чуть не погибла, научила девушку только одному: надо заботиться о своём спутнике как можно лучше. То ли Свен и правда был очень хорошим учителем взлома, то ли Лира была хорошей и прилежной ученицей, то ли замок оказался самым простым, не потребовавшим много нервов и столько же отмычек, но очень быстро в его недрах тихо щёлкнуло и протяжно заскрипело и, обдав молодых людей запахом прели, затхлости и пыли, крышка поднялась. Кажется, для чародейки это был не просто первый самостоятельный взлом, но и на редкость удачный.        — Лира, а как же ты? — обеспокоенно спросил Свен — Ты ведь все зелья лечения мне отдала! И это уже не первый раз.        — Спасибо, Свен, ноу меня ещё есть. — ответила девушка, улыбнувшись — Из тех самых, какие я сама вчера сварила. Вкус, конечно, ужасный, но они тоже помогают; а те, которые у тебя — они «чистые». Обещаю, потом я тоже такие варить смогу.        — Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. — сказал Свен совершенно серьёзно, так, что девушка не нашла, ни что ответить, ни даже улыбнуться. Должно быть, он вспомнил то, что случилось перед дверями Ветреного пика, догадалась она. И там определённо происходило что-то ужасное. В то время, пока она… умирала?        — А я не хочу, чтобы что-то случилось с тобой. — проникновенно ответила девушка, глядя парню прямо в глаза. — И мы отсюда обязательно выберемся, обещаю. Оба. Я все усилия приложу для этого.       За следующим поворотом взгляд Лиры сразу зацепился за какой-то бронзовый предмет на каменном «комоде», размером с кувшин. Подойдя ближе, бретонка осторожно ткнула пальцем эту странную ёмкость, украшенную сложным орнаментом.        — Свен, ты не знаешь, что это? — поинтересовалась чародейка, рассматривая находку подобно тому, как ребёнок изучает новую красивую игрушку.        — Это какая-то древняя погребальная урна, — равнодушно сообщил бард. Его смущённая напарница тут же поставила ёмкость обратно, — лучше верни на место. В крышке нередко оставляют какие-нибудь ценные вещи вроде золота или драгоценных камней.        — Ой, — девушка смущённо хихикнула — А мне почему-то показалось, что это какое-то украшение. Для дома.       Лира задумалась, стоит ли ей пополнять свой кошелёк из такого сомнительного источника, но Свен уже опередил её, открыв урну и вытащив откуда-то из крышки урны аметист размером с виноградину и несколько септимов.        — Почему ты на меня так смотришь? — удивился бард, заметив подозрительный взгляд спутницы, — я не разоряю ничьих могил, и, если рассказы не врут, после встречи с обитателями этих руин тебе самой захочется сделать то же самое.        — Ты ведь не думаешь, что мародёрство заразительно? — парировала Лира. — А то мне кажется, что это я как-то научила тебя плохому… А вот где этому плохому научилась я — самой хотелось бы узнать. Просто я раньше никогда такие урны не видела и мне казалось, что они какие-то… другие, скажем так. И обязательно — вкопанные в землю.       Свен хотел было ответить, но откуда-то слева раздался подозрительный шум, очень сильно похожий на злокрысов. Живых.       Спутники переглянулись.        — Оттуда хотя бы тянет свежестью… — с сомнением, словно не зная, стоит ли этому радоваться, скзаала девушка.        — Ты тоже услышала этот звук? — спросил Свен — А это уже злокрысы. На этот раз — живые. Правда, нельзя понять, сколько их.        — Если не ошибаюсь, они не сбиваются в огромные стаи, хотя и к одиночным животным не относятся тоже. В любом случае, надо бы нам подготовиться к встрече с этими…ингредиентами. — закончила чародейка и подготовила заклинание пламени в обе руки. При этом девушка неосознанно встала так, чтобы Свен оказался у неё за спиной, поджидая появление живых злокрысов.       Долго ждать не пришлось; сначала откуда-то из полумрака послышался дробный топот множества маленьких мягких лапок и противный, словно перекликающийся разноголосый громкий писк. Наконец в желтовато-призрачном свете пламени появились вытянутые усатые серые морды и блестящие красные глазки, которые казались горящими каким-то даэдрическим светом. Первый злокрыс не нашёл ничего лучше, как броситься прямо на девушку, и смерть настигла его в прыжке; остальных путники быстро прикончили на земле, даже не успев пострадать от их зубов.        — Я никогда не учился магии и не знаю, как это вообще работает, но у тебя замечательно получилось. — улыбнувшись, сказал Свен — Спасибо. Если хочешь, я хотя бы помогу тебе собрать хвосты этих тварей. Как я понял, это ты их называла ингредиентами?        — Спасибо. — искренне сказала девушка, протягивая барду свой остро заточенный тонкий ножик, рукояткой вперёд — Это и правда считающийся редким ценный алхимический ингредиент: понятно, почему редкий, — и непонятно, почему ценный. Говорят, что зелье, в чей состав входит что-то, раньше бывшее живым, обладает особенной силой.        — И это касается всего-всего, что раньше было живым? — недоумённо спросил Свен, аккуратно складывая «живые» ингредиенты, не пострадавшие о пламени — Я раньше про такое не знал.        — Ну, я лично видела зелья, в состав которых входят чешуя рыбы-убийцы, оленьи рога, медвежьи когти, клык саблезуба… — начала перечислять девушка, пока её не прервал смех её спутника.        — Серьёзно? А эти зелья нужно было есть или пить? В смысле, там точно кусочки не попадались? А копыта случайно не было?        — Серьёзно, я тебе говорю. Да что здесь смешного? Там было что-то вроде вытяжки из этих самых твёрдых «живых» ингредиентов, потому что иначе было бы никак… Нет, поверить не могу. Ты, что, опять про то зелье вспомнил?       Свен, продолжая смеяться, только кивнул. Хорошо всё-таки, что Лира так хорошо его понимала.        — Копыто… — еле выговорил парень, давясь смехом.        — Что?! — кажется, до автора «чудо-зелья» начало доходить, в чём, собственно, её подозревали. — Сам ты копыто! Там вообще горноцвет плавал! Только у меня один цветок не растолокся, вот и всё. Гор-но-цвет! Синенький такой цветочек. Вдоль дорог растёт. Подумать только, копыто ему там плавало. До такого бы даже я не додумалась. Иначе нам дорога к Аркадии будет закрыта. Да и к Белетору тоже.        — Лира, если ты не против, мы назовём это волшебное зелье «Рога и копыта», как тебе такой вариант? — спросил Свен, отсмеявшись.        — Обидеть алхимика может каждый, отплеваться после его зелий успеют уже не все. — смеясь, ответила девушка — Спасибо за такую заботу о моём безымянном зелье, Свен. Пойдём уже, мастер-алхимик. По карте, если не ошибаюсь, нам вон туда. Не знаю, что там находится, но даже здесь, по сравнению с тем, чем воняло при входе, пахнет просто замечательно.       Где-то внизу, куда незаметно спускалась дорога, пахло только давно запертым помещением, затхлостью, пылью и ещё чем-то неуловимо сладковатым, а ещё — немного старостью. Но как получался такой странный букет запахов, ни Свен, ни Лира не знали. Главное — там больше не было немытых бандитов, пытающихся коптить жареного злокрыса.