Туристическое агенство «Иван Сусанин!» Наши проводники всегда к вашим услугам.»
Из юмористического номера.
После, как казалось Лире, вечности, проведённой в Логове Плута, она со Свеном наконец вышли на поверхность. Это оказалось намного проще, чем они думали — на возвышенности люди Кемату прорыли туннель до входа в первую каверну, и, хотя пришлось аккуратно спрыгивать вниз, долгожданный свежий воздух и весьма ценные трофеи в большом сундуке не могли не радовать искателей приключений.
— Ну что ж, посмотрим, как они теперь будут ломать вот это, — похвастался Свен, любуясь тем, как солнечный свет переливается на новеньком эльфийском щите.
Выпуклый и словно выпячивающий своё альтмерское превосходство, щит красиво переливался бирюзовым в солнечном свете. Почему-то при взгляде на него девушке вспоминалась весна. И купание в реке, скрывающейся где-то за деревьями, или на окраине тихого городка, где уже начинаются леса и поля.
— Жаль только, костёр из этого щита теперь не разжечь, даже если он придёт в негодность. — пошутила бретонка. Она тоже вышла из пещеры не с пустыми руками — в сундуке нашёлся заполненный камень душ и кольцо кузнеца — Но давай сначала посчитаем, сколько у нас золота, и хватит ли его на покупку дома.
Подсчёты всех септимов, которые у них были, оказались неожиданно и непривычно-хорошими, — приятно было осознавать, что по части накоплений у них уже чуть больше четырёх тысяч, и дюжина драгоценных камней разных размеров и самой разной стоимости. Ещё немного — и если предположить, что они больше ни на что тратиться не будут, можно будет приобрести дом Тёплых Ветров. Обоим искателям приключений почему-то казалось, что у них было гораздо меньше золота, так что такой сюрприз понравился им обоим.
И тут и Лире, и Свену резко расхотелось идти к Седобородым. Несолидно будет явиться к хранителям древних знаний, будучи при этом бездомными аки Бренуин. А если они не зайдут в Вайтран, чтобы помыться, почистить оружие и броню, не перестирают всё и не переоденутся во всё чистое — то они будут похожи на вайтранского нищего ещё и по степени замурзанности, заскорлузлости и потрёпанности. Ещё дедушки за попрошаек примут, или за побирушек, хотя молодые люди выглядели вполне прилично… при учёте того, чем им в последнее время приходилось заниматься. Да и пахло от них, скорее всего, даже при учёте утреннего бодрящего купания под водопадом,
порохом, конём и огнём соответствующе. Правда, Лира сама понимала, что если они со Свеном придут хоть прямо сейчас к таинственным Седобородым, никто их не прогонит; да и тот факт, что пока что они со Свеном не имеют никакой крыши над головой, по ним вряд ли заметен, — просто ещё очередные искатели приключений, каких много. Или немного? Кто их знает, этих старичков, может, к ним вообще только высокопоставленные и наряженные гости прибывают?
А тут — они, с раздутыми неподъёмными и безразмерными рюкзаками и охапками цветов, собранных по всем дорогам. «Здравствуйте, это я, Довакин, а это — моя спутница. У вас не найдётся случайно вазы, чтобы поставить цветы? Десятка-другого ваз, если быть точным? А ещё лучше — алхимической лаборатории. А это — наше оружие. Да-да, оно для нас двоих, вы не ослышались. Нет, мы не ограбили арсенал, просто на дорогах сейчас неспокойно. Вдалеке от не то, чтобы дорог — от тропинок и от самого бездорожья тоже нужно держать ухо востро. И там, где не ступала нога ни человека, ни мера, ни зверолюда, неспокойно тоже. Короче, Довакин пока будет у вас учиться… а где все эти сумки и рюкзаки сложить, его спутница сама найдёт. В угол сложит, а то и в два. Лучше всего, конечно, четыре угла. В двух комнатах. Да и вообще, нам вот эта комнатка очень приглянулась, не возражаете, если она пока там кладовую оборудует? Или чуланчик, например?»
Девушка так ясно увидела разодетых в пух и прах чопорных стариков, шокированных таким заявлением, что рассмеялась. Свен недоумевающе посмотрел на неё, не понимая, что такого смешного могло произойти, и что от него явно скрылось. Хотя… в последнее время юношу не покидала одна странная мысль, что есть вещи, которые он как-то пропустил, и о которых ему никто почему-то не стал рассказывать. Из-за чего, например, Лира так сильно разозлилась на него тогда, в логове Кемату? Он не сделал ничего плохого, просто решил прикрыть свою спутницу, он разве не обещал ей каждый раз, что прикроет её в бою? Да, его попросили подождать снаружи, но что такого, что он пришёл своей спутнице на помощь, когда увидел, что к девушке бежит толпа разъярённых алик’рцев? И они ведь тогда быстро справились, разве что он был тогда ранен, — но это пустяки. Ну, не могла же она так обидеться на него из-за того, что он её случайно толкнул? Да нет, конечно же, нет. А всё-таки… что же он мог тогда упустить? Там вроде бы было что-то значимое… что-то, что он никак не может вспомнить… Свену казалось, что тогда происходило что-то очень важное, что почему-то всё время ускользало от него, пряталось в недосягаемых глубинах его мыслей и памяти. А потом она ведь объяснилась ему в… От одного только воспоминания юноша жарко покраснел. Во имя Девяти, неужели показалось? Неужели это правда? И ведь и не спросишь…
А сейчас — пожалуйста! — смеётся. Здесь-то, наверное, спросить можно, что такого весёлого произошло?
— Да я вот сейчас представила себе, как мы, не заходя домой, вваливаемся к твоим Седобородым, со всеми рюкзаками, с трофеями в обеих руках, с охапками цветов и вязанками звериных шкур… И говорим, что нет, мы не из каджитского каравана и не торгуем ничем, просто мы к вам очень долго шли. Довакина звали? Вот и принимайте. Довакины разные бывают, а другого нет, этот — в единственном экземпляре. А ещё — отведите нам отдельную комнату под чуланчик, куда все вещи сложить, или алхимическую лабораторию предоставьте, или вазы для цветов. Пару-тройку десятков ваз, если быть честными.
Свен представил себе, как бы это всё выглядело со стороны, и рассмеялся. Причём с определённой долей облегчения, — потому что теперь он точно знал, из-за чего смеётся его спутница, а то ему совершенно не хотелось думать, что теперь он перестал её понимать. Хуже — у неё есть от него какие-то важные тайны, которыми она не хочет с ним делиться, словно не доверяет. Или там что-то такое ужасное произошло, о чём она не хочет ему говорить? Думает, что он не сможет ей помочь, или просто не поймёт? К счастью, всё оказалось совсем не так, как предполагал Свен, и это радовало. Как же замечательно, что всё разрешилось и прояснилось, и всё снова хорошо!
— Лира, а как тебе кажется, мы скоро сможем купить дом или нет? — спросил Свен — Мне кажется, что раз наши дела идут пока хорошо, может, мы сможем и дом в Вайтране приобрести в скором времени.
— Знаешь, Свен… — задумчиво ответила девушка — Мне кажется, что всё-таки надо будет отложить немного денег для того, чтобы покупать что-нибудь поесть, и чтобы платить за ночлег в таверне. Оно, конечно, не так дорого, но всё-таки и не бесплатно. А вот потом, когда мы разгоним ещё пару шаек разбойников, нам определённо должно будет хватить на всё. А нам ещё и меч Амрена доставать… Его семейная реликвия сама себя не найдёт.
За разговорами оба искателя приключений шли от Логова Плута на север.
По пути им попался ручей с чистой водой, в которой они пополнили свои запасы воды, а заодно и слегка отмылись от грязи, которую всегда можно найти в любой пещере, подземелье или логове, отметив про себя, что вода здесь была совсем не такая, как в последней пещере Логова Плута, где они были до этого. К счастью, у Лиры ещё остались испорченные зелья, которые хорошо выводили грязь, и она наконец-то отмыла кровь со свей мантии и с одежды Свена, а заодно заштопала тот чересчур откровенный разрез в районе бёдер. Может, всё дело в том, что здесь нет никакой видимой опасности, и они на свежем воздухе, а не под землёй, и на свободе, а не в сомнительном обществе всяких мутных личностей?
Было тепло, слегка солнечно, свежо и тихо. В прогревающемся кристально-чистом воздухе еле ощутимо пахло мирным дымом, и в медленном танце кружились бабочки. Даже не верилось, что ещё сегодня они со Свеном были в Логове Плута, — и всё то, что там с ними произошло, и правда случилось на самом деле, а не в страшном сне приснилось.
Девушка вспоминала, что произошло с ними в этот длинный и странный день, задумчиво крутя в пальцах веточку горизонтального можжевельника. Его плотная резная, похожее на длинное кружево, листва стала золотистого цвета, — значит, сейчас здесь и правда осень. И пахнет чем-то насыщенно-древесным и свежим, похожим на запах ели. Вот, правда, привычных ягод или каких-либо других плодов на нём не наблюдалось, да и он сам не представлял никакого интереса для зельеварения.
«Подумать только… — думала чародейка над всем тем, что произошло сегодня. Её размышления отягчались ещё и тем, что она знала гораздо больше Свена, — но, по вполне понятным причинам, не собиралась рассказывать ему об этом. Никогда. Потому что как вообще рассказать про такое? И про их неоднократное, но для Свена произошедшее единожды, сражение с разбойниками Кемату, и про Дракона Времени и его помощь… И ещё — девушку не оставляло чувство вины: ведь, как ни крути, это она привела Свена туда, где его потом убили! Пусть даже ей удалось вернуться назад во времени, и таким образом воскресить его, — но всё же. Не факт, что её спутник такому «подарку» обрадуется, вот совсем не факт. Это вообще кем нужно было быть, чтобы понравилось
такое? — И потом… Во имя Девяти, когда всё наконец завершилось и мы не иначе как чудом остались живы, я не сдержалась. Получилось глупо. Глупо — и стыдно. Я ведь фактически призналась ему в любви! И это при том, что мне как никому другому хорошо известно, что у него уже любимая девушка есть. Ай, да плевать. Главное — что он жив, а всё остальное не имеет значения. Пусть знает, что… — дальше девушка не смогла договорить даже в мыслях и даже самой себе — В общем, главное — пусть он живёт. И чтобы с ним больше ничего не случалось.»
А какие хорошие и красивые книги о любви она читала в детстве, представляя себе, что однажды что-то похожее случится и с ней самой! Нужно было только вырасти, и у неё всё будет точь-в-точь. Ночь, они стоят на балконе, внизу благоухают весенние цветущие сады, прекрасная дама в роскошном платье с украшениями, мило краснея, смотрит на благородного рыцаря, который стоит перед ней, преклонив колено, и объясняется ей в любви, а потом читает красивые стихи… Поют соловьи, и светят Массер и Секунда…
Прошло время, и Лира выросла. А что? Что получилось у неё? Молодая волшебница, грязная и растрёпанная, в разорванной и окровавленной мантии мага, орёт на мало чего понимающего «благородного рыцаря», как великан, потерявший своего мамонта, перемежая угрозы страшнейшими карами, какие она могла придумать, и незаконченные признания в любви… По воздуху красиво пролетают балянусы, которые так-то в нормальной ситуации не только не летают никогда, но даже не двигаются, — причём все летят в одну сторону, — но здесь ключевое слово «
нормальная». «Прекрасная дама», больше похожая на ворожею в молодости, хорошо знает, что у её рыцаря уже давно другая возлюбленная есть, но её не интересуют такие мелочи. А в воде у их ног для создания романтичной обстановки плавают трупы убитых разбойников…
Как ни крути, а получалось неудобно и стыдно; и девушка сама хорошо понимала, что весь этот момент у неё получился через то самое место, откуда у всех каджитов и аргониан растёт хвост. Какое же счастье, что никто и никогда не напишет про то, что случилось сегодня между Лирой и Свеном в последней пещере, где они наконец «поговорили» с Кемату, потому что ни один писатель никогда не узнает про такое.
Перед глазами девушки встал, как живой, наряженный, как на важное торжество или великий праздник, высокий старик с длинной и ухоженной седой бородой. В одной руке он бережно держал вазу для цветов эпохи Тайбера Септима, а в другой — большую книгу в красивом старинном переплёте. Старик посмотрел сначала на вазу, потом на книгу, затем перевёл взгляд на бретонку и после долгого осуждающего взгляда медленно покачал головой. Таинственный Седобородый без слов дал понять, что с Довакином так себя не ведут. Они уже много лет живут на свете, но вот таких возмутительных поступков не видели ещё никогда. И — да, про такие поступки в книгах не пишут. А если что, — то они, Седобородые, могут и эту красивую старинную вазу не одолжить, чтобы травница могла в неё цветы поставить.
Девушка посмотрела на карту, чтобы узнать хотя бы приблизительно, куда они идут. Похоже, дом Тёплых Ветров нужно будет покупать как можно скорее. И первым делом ставить там алхимическую лабораторию. К Седобородым идти с таким ворохом ингредиентов было бы бессмысленно, — не так уж они и просты, как
на самом деле не кажутся. Вот, своей любимой вазы им жалко — а посуду, что попроще, всё равно не дают.
Под высокими и какими-то утончёнными елями девушка собрала растущий в тёплой и редкой тени букет чертополоха и горноцветов. Утончёнными эти ели она назвала из-за того, что они были высокими и какими-то тонкими, а их хвоя казалась слегка бледноватой, по сравнению с теми могучими соснами и елями, которые росли в лесу. Может, на них так влияло Солнце и ветер — или вода была слишком близко к корням? Но в любом случае деревья вовсе не выглядели замученными и страдающими от своей жизни; должно быть, ни сами чувствовали, насколько хрупко их состояние, а потом просто предпочитали радоваться каждому дню. Их жизнь могла быть очень короткой и грозила оборваться в любой момент, не в этом ли была загадкой её главной ценности? А то, что стало бы вечным, вряд ли представляло для них хоть какую-то цель и смысл. И у их ног, из-под которых в любой момент могла уйти почва, росли такие крупные, вызревшие до сладкого запаха, вкуса и вида, скайримские цветы, каких девушка не видела уже давно.
— А ты знаешь, куда нам дальше идти? — спросил Свен, когда они сели отдыхать на лежащее вдоль берега реки поваленное дерево. На северной стороне бурно бежал по камням впадающий в Хьял поток, а дальше белыми барашками пенился падающий с высоты водопад. Пахло свежестью и говорливо журчал ручей.
— Кажется, нам надо будет искать брод, но я не уверена. — честно призналась Лира — Можно, кстати, вдоль этого берега идти. — девушка показала на простирающийся перед ними каменистый берег, похожий на дикий пляж.
Искатели приключений спокойно шли вдоль берега, когда их внимание привлекла какая-то тёмная фигура, неподвижно лежавшая на камнях. Уже догадываясь, что перед ними мертвец, девушка осторожно приблизилась к телу, осматриваясь по сторонам в поисках притаившегося врага. Но вокруг всё было тихо и ничто не говорило о том, что здесь разыгралась трагедия.
Неизвестный, лежавший на берегу холодных бурлящих вод Хьяла, был данмером и, судя по всему, при жизни увлекался алхимией. Об этом свидетельствовали редкие ингредиенты, лежавшие в его маленькой поясной сумке. Очевидно, эльф не ожидал нападения, — как-то не верилось, что он мог умереть от болезни, потому что какой тяжелобольной мог бы уйти так далеко от жилья? Если это был путешественник, то почему на нём не было брони, а только самая простая мантия, даже хуже той, какую носила Лира? А какой больной вообще смог бы уйти так далеко от людей? Поблизости не было ни поселения, ни города, и чародейка нигде не видела никакой лачуги или хижины.
«Разве что это мог быть тот, у кого никого нет и к кому никто не пришёл бы на помощь, поэтому он и пошёл искать ингредиенты для зелий сам. Потому что он знал, что если он не сможет встать, ему не поможет никто.» — шепнул внутренний голос, которому, как и Лире, почему-то стало как-то не по себе. Оружия у неизвестного с собой не было, и как девушка ни присматривалась, никакого зачарования на его одежде она не смогла рассмотреть. Ни какой бы то ни было записки, ни прощального письма у умершего при себе не было, только несколько редких, не растущих в этих краях ингредиентов, которые можно было купить очень дорого, — и то, не в каждой алхимической лавке.
— Надо его похоронить. — тихо сказала Лира. Свен молча кивнул в знак согласия.
В молчании они выкопали могилу и опустили туда тело безвременно почившего данмера. Похоже, помощь пришла к нему, — но уже слишком поздно… При его жизни она не успела.
***
В поисках пути двое искателей приключений поднялись вверх, к истокам воды, откуда открывался вид на ещё один водопад, рядом с которым была небольшая пещера. Это было скорее уж углубление в скале, которое могло получиться из-за падающей на неё воды, и когда Свен и Лира подошли к ней, их оглушило торжественным шумом водопада и обдало холодной и пахнущей свежей зеленью водяной пылью. Было тенисто, и лёгкая прохлада, забираясь под одежду, вызывала озноб, но прежде чем вернуться на дорогу, Свен показал девушке в сторону пещеры, понимая, что из-за шума водопада девушка его не услышит.
Там, в маленькой пещере, около воды лежал старый и потемневший от времени сундук, в котором путешественники нашли полуистлевший от времени и потерявший цвет увесистый мешочек с золотом, который Лира сразу же отдала Свену. Ещё в сундуке было несколько ожерелий и колец, тяжёлый двемерский лук и колчан со стальными стрелами.
Каменистые бескрайние пляжи, холодные порожистые реки и ревущие водопады, цепляющиеся за жизнь деревья, своими корнями сдерживающие уходящую в стремительный Хьял почву — вот каким представился Лире приток великой реки на границе Хьялмарка и Вайтрана.
Общую строгую и местами угрюмую торжественную красоту нарушило то, что девушке хотелось увидеть меньше всего и что она теперь хорошо знала.
То, что она видела всего — или аж — два раза в жизни и один раз издалека, и что она уже не надеялась встретить снова.
Почему-то стало как-то тоскливо и жутко, ещё больше от того, что в этот раз они со Свеном были здесь одни, и случись чего, никто не пришёл бы к ним на помощь.
Он кружил в небе, чувствуя себя его полным и безраздельным хозяином, о чём и оповещал весь Скайрим торжествующим рёвом. Очевидно, ощущение полной и безраздельной власти над землёй ему тоже не было чуждо. Как заворожённая, девушка стояла неподвижно и смотрела не мигая на то, что так неожиданно нарушило окружающую идиллию. Сердце, казалось, билось в горле, так, что накатило чувство лёгкой тошноты, а в горле пересохло.
—
Дракон… — прошептала чародейка.
Память услужливо отмотала время назад, пройдясь по всем упоминаниям дракона, какие бретонка успела услышать за время, проведённое в Скайриме.
За одно мгновение она снова услышала это слово, снова зазвучавшее у неё в голове: выкрикнутое истеричным женским голосом, не знавшим раньше страха и посылающего на смерть виновных и невиновных только потому, то его обладательница могла сделать это и никто не думал её остановить; сказанное удивлённым и сдержанным мужским голосом, чей обладатель за годы службы не привык ни выражать яркие эмоции, ни испытывать их, брошенное с раздражением и обидой голосом старой женщины, страдающей от невнимания и одиночества…
Сотни голосов, женских и мужских, повторяли одно и то же слово со страхом, непониманием и недоверием. Голоса говорили и кричали, спрашивали и повторяли в недоумении только одно слово.
И слово было —
дракон.
Легенды не умирают, легенды возвращаются всегда.
Вот и сейчас легенды снова вернулись.
Неожиданно стало как-то легко и прохладно, словно с плеч упала какая-то вязкая жаркая тяжесть. Не упав на землю, не застряв, не зацепившись о колчан со стрелами, не ударив тетивой по пальцам, лук легко прыгнул чародейке в руки, легко став их смертоносным продолжением.
Дракон тем временем кружил над долиной, раз в несколько секунд оглашая окрестности раскатистым, громким и низким рёвом, больше похожим на рык животного, чем на слова кого-то разумного. Глядя на него и держа стрелу на тетиве, бретонка подумала, что, наверное, именно это означает слово «проораться», которое она слышала от какой-то девочки ещё в Бруме.
Девушка внимательно следила за полётом дракона, не особенно надеясь, что сейчас летающий ящер просто проорётся и улетит восвояси, к своему гнездовью. Хотя что-то ей подсказывало, что так легко ни за что не получится. Очевидно, Свен подумал то же самое, потому что он тоже стоял с луком наготове и смотрел в небо.
Неизвестно, как именно видят мир драконы и на что они прежде всего обращают внимание, — кажется, раньше их об этом не спрашивал никто. Но сейчас Довакин и его спутница видели, как летающая рептилия выпустила в кого-то — или что-то — поток жидкого льда, проморозившего ни в чём не повинное дерево до превращения в лёд, в котором насекомым, застывшим в янтаре, замерли не успевшие засохнуть и рассыпаться зелёные листики и кусочки отколовшейся коры.
— Ледяной дракон, значит… — вполголоса сказала чародейка, вспоминая формулу заклинания огненных стрел. Кажется, это именно то, что им будет нужно; но это только тогда, когда бестия подойдёт, то есть, подлетит поближе. К сожалению, девушка уже знала, что у драконов определённо есть серьёзные проблемы с уважением границ и чужого личного пространства.
Словно подтверждая догадки волшебницы, дракон подлетел поближе, с готовностью демонстрируя вблизи, что именно он может. Его торжествующий рёв словно говорил, что и Лира, и Свен глубоко ошиблись в его, дракона, оценке, — и что он вовсе не такой плохой, как они о нём думали, потому что он гораздо, несоизмеримо хуже.
Первая стрела, выпущенная из лука Лиры, попала летающему ящеру прямо в шею, туда, где чешуя казалась тоньше. И как раз вовремя, — крылатая бестия уже разинула пасть и произнесла первое слово «ФО», ясно различимое среди нарастающего рёва. Дракон словно поперхнулся, что дало Свену время, чтобы отбежать и спрятаться за дальним камнем, который в случае чего мог бы защитить норда от следующей атаки. Девушка заметила, что её стрела каким-то чудом смогла пробить чешую твари и, очевидно, доставляла ей вполне понятный дискомфорт. Плохо было только то, что дракон словно пытался отыскать её спутника, что ей совершенно не понравилось.
— Эй, ты, ящерица! — крикнула Лира, выпуская новую стрелу во врага, которая на этот раз попала «ящерице» в морду, визуально казавшейся уязвимее остального не в пример лучше защищённого плотной чешуёй тела, но стрела отскочила от морды ящера. — Потерял меня? А я здесь стою!
Почему-то сразу вспомнился тот первый и памятный бой около Западной сторожевой башни, и возникло твёрдое желание больше такого не допускать. Пусть Лира тогда и успела, и в любом случае храм Кинарет был близко, — всё равно, случившееся тогда с защитниками Вайтрана было ужасным. И к тому же, сейчас рядом больше не было никого, и Довакин со своей спутницей сражались здесь совершенно одни.
Дракон сразу же забыл про Довакина и, повернувшись к девушке, неодобрительно посмотрел на неё. Самое главное, что Лира добилась своего, полностью завладев вниманием «легенды». В другое время ей показалось бы смешным и нелепым заявление о том, что драконы, оказывается, тоже, как и мы, могут смотреть неодобрительно, когда захотят, — но за всё время, проведённое в Скайриме, девушка ни разу не встречала никого, кто и рассказал бы ей об особенностях драконьей морды, и обсудил бы с ней драконью мимику.
«Ладно, похоже, стрелять ему в голову — не лучшая идея, у меня лук для этого слабоват», — подумала Лира, вынимая из колчана ещё одну стрелу и целясь в тонкие перепончатые крылья, которые оказались великолепной мишенью.
— Свен, стреляй по крыльям! — проинструктировала Лира, выпуская ещё одну стрелу в летящего дракона… и предсказуемо промахиваясь. Может, у бретонки и наметился прогресс в освоении искусства стрельбы, но по движущим мишеням она почти всегда мазала.
Дракон был не в восторге от того, что два каких-то смертных пытаются утыкать его стрелами, завис в воздухе и, вновь произнеся слово силы, выпустил в Лиру поток морозного дыхания. Бретонка успела спрятаться за камнем, но даже пролетевший рядом поток холода обдал её пробирающим до костей, колючим и сковывающим морозом и оставляя рядом дорожку изо льда, где застывшие в холоде травинки превращались в хрупкие и острые ледяные шипы.
— Ты умрёшь сегодня, дракон! — гневно выкрикнул Свен, увидев, как тот пытается заморозить его спутницу, и выпустил сразу три или четыре стрелы до того, как чудовище вновь набрало скорость.
Драконья морда приняла какое-то озадаченное и замороченное выражение.
Очевидно, он и предположить не мог, что ставший уже привычным факт уничтожения кого-то внизу мог обернуться таким хлопотным, болезненным и опасным делом. И что эти двое могли превратить весь уже давным-давно привычный процесс во что-то настолько бестолковое. Что-то подсказывало дракону, что в этот раз всё может закончиться очень плохо для него самого, в то время, как драконье самомнение и драконья гордость не позволяли ему позорно покинуть поле боя. И сейчас его драконье чутьё подсказывало ему, что он почему-то занимается какой-то ерундой, вместо того, чтобы вести себя, как и подобает гордому и страшному дракону, истинной грозе Тамриэля.
«Зачем я только с ними связался? — это было ясно написано на его наглой чешуйчатой морде, покрытой какими-то бородавчатыми наростами. — Других дел у меня не было? Можно же было найти кого-нибудь нормального… так нет же, побери меня Алдуин!»
Со стороны могло показаться, что они втроём затеяли какую-то увлекательную игру, хотя те, кто хорошо знает драконов, в курсе их серьёзности и неигривости. До сих пор довести взрослого дракона до игривого состояния не сумел ещё никто.
И потом… эти маленькие и острые стрелы, которые делают люди там, внизу, оказывается, могут причинить очень даже сильную боль, особенно если попадают в крылья. А дракон с пробитыми насквозь крыльями, как известно, хорошо летать уже не сможет.
По неизвестным для Лиры причинам дракон посчитал главной угрозой для себя именно её, а не Свена, которого и она, и он считали Довакином. И, как назло, ящер оказался очень умным и в следующий раз подлетел к бретонке с противоположной стороны, чтобы снова выпустить поток мороза. Вскочив с места и ломая ледышки, оставшиеся после предыдущего выдоха, чародейка перебежала за камень так быстро, как ещё никогда в жизни не бегала, пока дракон только произносил слова ту’ума.
Пока Лира отвлекала дракона на себя, Свен выпустил ещё несколько стрел, застрявших в крыльях ящера, и вскоре обстрел дал свои плоды — чудище приземлилось, сотрясая землю, рядом с новым укрытием Лиры и повернуло длинную чешуйчатую шею за камень, где пряталась бретонка.
— В глаза мне смотри! — крикнула девушка, выпуская в дракона огненные стрелы с двух рук, заметив, что Свен не успевает спрятаться за камнем и что древняя дрянная легенда или древняя легендарная дрянь опять хочет проораться, в этот раз в сторону её спутника — Где у тебя глаза? Ой… вот они.
Дракон вежливо, насколько позволяла ситуация, обернулся на зов и пристально посмотрел на чародейку. Как говорится, глаза — зеркало души, и если это правило распространялось и на драконов тоже, то ничего хорошего там не отражалось. Ну совсем ничего хорошего.
После этого за одно мгновение дракон исчез; наверное, признание в том, что она потеряла дракона на открытой равнине, было бы смешным — но Лире почему-то было не до смеха. Девушка слышала, как дракон сел неподалёку от неё, но всё это время искала его взглядом. И когда прямо перед ней из ниоткуда появилась огромная, метра два в длину, пасть, полная острых зубов, и на неё посмотрел огромный глаз, полный холодной ярости, у Лиры чуть сердце из груди не выпрыгнуло. Чародейка испуганно вскрикнула и одним прыжком из положения сидя пролетела три метра до следующего укрытия. Возможно, этот рекорд по прыжкам в длину выглядел комично, но по неизвестным причинам дракон почему-то удержался от смеха.
В это время Свен с криком «А ну уйди от неё!» рубил топором хвост чудовища, вовремя пригибаясь, чтобы его не сбило с ног ударом. Лира тем временем судорожно сжимала в руках лук и пыталась прийти в себя после такого устроенного драконом сюрприза. Как выяснилось, дракон очень любил игру в прятки, — а Лире эта игра почему-то не понравилась. К счастью, её противника такое поведение и рекордный прыжок тоже немало удивили, и выиграли для девушки те самые несколько секунд, за которые она спряталась за другим камнем. Сейчас дракона куда больше волновал норд, наносящий один удар по его хвосту за другим.
Заметив, как чудище начинает медленно разворачиваться, Свен, не зная, что делать, запрыгнул на дракона и ухватился руками и ногами за его хвост. Естественно, ящеру такое обращение понравилось ещё меньше и, взревев, обладатель хвоста принялся энергично вилять им из стороны в сторону, чтобы наконец сбросить непрошенного седока. Бард, решивший было повторить с драконом то, что Лира устроила с пауком в Ветреном пике, только ещё крепче вцепился в хвост, явно не собираясь никуда ползти.
Это дало Лире достаточно времени, чтобы прийти в себя, и теперь она с уверенным видом вышла из-за камня, держа наготове две огненных стрелы. Действовать нужно было как можно скорее, потому что почувствовавший непрошенного всадника дракон совершенно забыл про чародейку. Интересно, может ли дракон заморозить или сжечь того, кто в прямом смысле этого слова висит, вернее, сидит у него на хвосте? По понятным причинам, информации о такого рода… деяниях не было ни в одной библиотеке Тамриэля. Наверное, до такого просто никто, кроме них, не додумался. Обе стрелы полетели в наглую драконью морду и оставили на ней несколько подпалин. Раздался недовольный рык, в котором смешались боль и гнев, и дракон, виляя менее энергично, разинул пасть, чтобы снова произнести слова морозного дыхания.
И тут бретонка поняла, в какую ловушку она загнала саму себя — выйдя на равнину, достаточно далеко от камней, она была как на ладони, и не успела бы спрятаться. Лира уже смирилась было с тем, что сейчас превратится в ледяную статую, и ей придётся снова повторить весь этот бой, как тогда, в логове Кемату, но вспомнила, что и она тоже знает слово силы. Тогда почему бы просто не перебить дракона?
— ФО… — дракон уже был готов облегчить понимание смертными их места своим очень свежим и очень холодным дыханием.
— ФУС! — выкрикнула Лира в ту же самую секунду, сбив произнесение ту’ума. Волна ураганного ветра врезалась в драконью морду, сбив ему дыхание и заставив пару секунд хватать ртом воздух. Теперь драконья морда выражала только безграничное удивление, смешанное с уважением и страхом. К сожалению, ураган, поднятый словом силы, докатился и до Свена, который под порывом ветра сполз немного ближе к кончику хвоста.
Кажется, дракон многое понял… но только это понимание уже ничем не могло ему помочь. Он понял, почему в этот ясный и светлый день, направляясь к своим любимым горам, он отвлёкся на двух ничем не примечательных двуногих, идущих куда-то по своим делам по огромной равнине.
Драконы тоже любят красивые пейзажи. Они любят землю и небо, Солнце и горы, полёт и свободу. А ещё — они очень любопытны и не могут устоять перед соблазном бросить вызов двуногому смертному, в котором солнечно-яркой искрой живёт душа древнего и гордого дракона.
За мгновение до смерти дракон понял, что в свои любимые горы он не вернётся уже никогда… Его переспорил на могущественном древнем наречии его собрат, ради поединка с которым он, собственно, и остался здесь, на этой равнине, вместо того, чтобы улететь туда, где Земля соединяется с небом.
Не теряя ни секунды, Лира выпустила ещё несколько огненных стрел, и одна из них попала прямо в разинутую пасть чудища. Дёрнувшись в последний раз и сбросив-таки Свена на землю, дракон медленно осел и испустил последний вздох.
— Ух, и зачем я только полез на его хвост… — риторически вопросил Свен, медленно поднимаясь на ноги и наклоняясь то ли чтобы перевести дыхание, то ли чтобы освободить желудок от завтрака. К счастью, ожидаемой тошноты бард не чувствовал, но руки, ноги и спина болели после такого «полёта» так, что ему не хотелось ничего делать и никуда идти. К тому же земля несколько раз резко качнулась под ним из стороны в сторону, и парень торопливо отошёл подальше, опасаясь, что один только вид неподвижно лежащей и уже окончательно мёртвой рептилии мог бы вызвать у него настоящую морскую болезнь.
Первый самостоятельный бой с драконом был выигран благодаря тому, что искатели приключений были в тот момент вместе. Слаженность, желание и готовность прикрывать друг друга, владение оружием, причём хорошим здесь было всё — и само оружие, и владение им, а также большая доля удачи
и недотёпистости, потому что в этот раз никто не был даже ранен, — и всего один был даже не вымотан, а помотан. Драконьим хвостом, если быть точным. На самом деле не выходило ничего смешного, — сказывались не только последствия опрометчиво начатых драконьих покатушек плюс осознание того, что только что произошло. И вдогонку — что могло случиться, но не случилось.
Юноша поморщился.
Очевидно, позднее осознание настигло и его вестибулярный аппарат, потому что земля под ним ни с того ни с сего опять начала качаться и бросаться из стороны в сторону, как взбесившаяся норовистая лошадь. И труп огромного, пусть даже и мёртвого дракона, лежащий по соседству, спокойствия и радости всё равно не добавлял: дракон всё равно оставался… драконом, пусть даже и мёртвым. А всё-таки… интересно, кто и как мог бы заразить недотёпистостью самого дракона? И как она, эта самая недотёпистость передаётся? Свен знал, что есть болезни, которые передаются через воздух, и только на очень близком расстоянии, примерно на таком, на каком можно ощутить утренний перегар Эмбри. Но в случае с драконом недотёпистость явно передалась ему
стрелково-хвостовым путём вместо привычного воздушно-капельного: никто специально к морде дракона не лез, и уж точно его не целовал. И даже не намеревался.
Но то, что он вскоре увидел, наверное, двумя мгновениями позже, ошеломило его настолько, что тошнота сразу же прошла, а земля перестала качаться. И весь мир словно замер, когда от неподвижно лежащей туши дракона начали отделяться уже знакомые сверкающие нити ослепительно-яркого огненно-белого света, которые тянулись к его спутнице, закручиваясь спиралями и устремляясь прямо к ней. Свен заворожённо наблюдал за тем, как ещё какое-то время Лиру окружало мягкое тихое сияние, напоминающее приглушённый свет от собравшихся вместе тысяч светлячков ночью, прежде чем исчезнуть под мантией девушки без остатка. Произошло поглощение драконьей души — и Довакином оказался вовсе не Свен.
Если бы Свен уже не сидел, он точно сел бы, где стоял. От удивления, красоты этого непривычного и поистине легендарного зрелища — и от внезапного облегчения.
Постепенно юноша начал вспоминать небольшие детали, которые он вроде бы забыл, не придав им значения и считая их маловажными, и теперь он нашёл им единственное — и самое верное — объяснение.
Вот они стоят около выхода из Ривервуда, и Свен спрашивает свою спутницу о том, как так вышло, что Фэндал узнал о подложном письме, которое Свен написал от имени лесного эльфа. В какой-то момент ему показалось, что глаза девушки на пару секунд изменились, словно в них промелькнула какая-то тень, а перед тем, как снова стать серыми, они несколько мгновений были жёлтыми и с вертикальным зрачком, как у рептилии.
Как у дракона.
Кстати, тогда Лира рассказала ему всю правду, и даже больше того, что Свен спрашивал и что рассчитывал узнать. Почему-то раньше ему казалось, что женщины в принципе не могут рассказать всю правду о чём бы то ни было, и что отвечать строго на вопрос — это преимущество мужчин. Но у барда не было достаточного опыта в отношениях с противоположным полом, поэтому он не мог судить сам, правда это была или нет. Единственной женщиной, которую он хорошо знал, была его мамаша… а отношения матери и сына всё-таки исключительны сами по себе, чтобы можно было сравнивать мать с другими женщинами. Все остальные, кроме неприступной Камиллы, были просто его приятельницами и знакомыми, — а мужчин он знал только в своём родном Ривервуде.
Память услужливо подкинула ещё одно воспоминание: вот они подходят к водопаду, за которым их ждёт противник, ради которого они, собственно, и пришли в Логово Плута. Ещё сам того не зная, кто из них — Довакин, Свен потом сказал Лире, что ему тогда показалось, что это она — легендарный воин с душой дракона. А она просто отшутилась, сказав, что своим безрассудством он кого угодно до драконьего состояния доведёт. Всех — или только её одну, потому что она дракон? Тьфу, драконорожденная. Интересно, а в чём там разница? Выходит, тогда она почувствовала такую серьёзную опасность, что сделала всё это сама?
Тогда её бурная реакция после завершения «разговора» стала более понятной; а вот то, что бретонка, скорее всего, рассказала ему случайно, вернее, в чём призналась… Об этом Свен никогда не спросит Лиру, потому что есть вопросы, которые не задают никому, особенно тем, кто имеет к ним самое что ни на есть прямое отношение — и которые нельзя обсуждать ни с кем другим. А может, это вообще и не так уж и важно?.. Главное — что Лира жива, и что с ней ничего не случилось, и он, Свен, никогда не изменит к ней отношение, хоть она Довакин, хоть нет. И даже не будет вспоминать её… признание тогда, в пещере Кемату. По крайней мере, постарается никогда не думать об этом.
А всё-таки… как хорошо, что древний герой с душой дракона — это не он. Свен уже видел драконов, и не сказать, чтобы они ему понравились настолько, чтобы обрадоваться родству с ними. Быть Свеном из Ривервуда и потомственным бардом, получившим образвание в Солитьюде, сыном своей ворчливой мамаши, которая уже много лет привыкла быть настолько самостоятельной, насколько это вообще возможно для стареющей женщины, желающей во что бы то ни стало сохранять свой контроль над самой жизнью, было как-то гораздо привычнее и уютнее.
От удивления и радости, что героические обязательства его всё-таки миновали, парень даже почувствовал себя гораздо лучше. С того места, где он был, Свен хорошо видел, как происходит поглощение его спутницей души дракона. Зрелище в любом случае было впечатляющее. И отчего-то в тот момент у парня словно камень с души упал… а у Лиры прибавилась ещё одна поглощённая драконья душа.
Почему-то этот легендарный «процесс» то ли выглядел со стороны, то ли казался каким-то… обыденным, то ли ко второму разу уже привычным, что ли. Было что-то неуловимо
правильное и закономерное в том, что Довакин поглощает души убитых драконов, может, именно поэтому во второй раз это зрелище уже потеряло всю свою удивительность? Никто ведь не удивляется тому, что каждый день всходит Солнце, или что ты всегда просыпаешься утром после того, как вечером лёг спать, — или что свежий хлеб разламывается, а вода льётся? Так же и легендарная победа легендарного героя над вернувшейся, чтоб её, «легендой», всё происходит именно так, как и должно было быть. Это только фокусы и шутки от всяких циркачей должны впечатлять и казаться каждый раз какими-то новыми, потому что они специально для того и придуманы, и там всё на самом деле ненастоящее. А деяния настоящего героя и необходимые для жизни нас всех подвиги — это естественно, как вода и хлеб, как Солнце и воздух для тех, кто лёг спать вечером в своём доме или в таверне, чтобы утром снова проснуться и жить опять. Жизнь — одна из самых первых и главных привычек, какие только могут быть у всех живых существ, разумных и неразумных, и просто тому, что они живы, не удивляется никто.
Девушка неподвижно стояла в снопах ослепительно-яркого, ни на что другое не похожего света, с закрытыми глазами, и время от времени чему-то улыбалась. Тому, что она видела с закрытыми глазами? Вспоминая их со Свеном недавнюю битву? Тому, что ей перед смертью показал дракон? Или своим мыслям? А может, просто поглощение драконьей души было не только зрелищным, но и приятным?
А Лира стояла перед поверженным драконом и чувствовала, как в её тело, переплетаясь и окружая её коконом, стремительно входят потоки драконьей души, которая, очевидно, была такой же древней, как эти горы и водопады, как сама вода или даже весь мир. Легенды никогда не умирают, только их души теперь будут в её душе. Интересно, где и как они там находят место — и может ли стать тесно душе? Как она потом сможет разобраться, где чья душа: где собственно её — а где драконья? Или есть какой-то риск, что они там могут ещё и перемешаться?
«Хотя нет, это вряд ли: всё-таки души — не зёрна разных сортов, по неосмотрительности насыпанные невнимательным фермером в один мешок, там всё должно обстоять как-то иначе.» — отбросила Лира странную мысль.
Перед глазами почему-то промелькнула та самая, самая первая сценка — момент битвы около башни у Вайтрана. Сцена была выполнена в чёрных, красных и зелёных тонах, словно сама природа вокруг сражающейся горстки людей перед лицом возможной смерти стремилась если не надышаться, то хотя бы насмотреться на этот мир, пока они ещё живы. И девушка поняла, кто был тем таинственным магом на вершине башни, который держал в руке лук, и который потом куда-то ушёл после гибели дракона. Маг никуда не уходил. Потому что это была она сама. Маленькая чёрно-золотистая фигурка с луком в руках, стоящая на фоне восходящего у неё за спиной второго, никому другому не видимого Солнца — вот как дракон в последние мгновения своей жизни видел убивающего его Довакина. Красиво, грустно, смертельно.
— Лира, а ты уже поняла, что это ты — Довакин, а не я? — спросил Свен, когда они отпиливали драконьи рёбра и срезали чешую, оставшиеся на трупе огромной ящерицы — Похоже, я давно об этом подозревал, и, как оказалось, не зря.
— Кажется, теперь-то точно поняла… — задумчиво ответила Лира. — Но всё равно, как-то странно всё это. И я точно могу сказать, что без тебя, Свен, я бы никогда и ни за что не справилась.
Перед глазами почему-то снова, как живой, встал таинственный Седобородый, и девушка не могла точно сказать, тот же самый это был или уже другой. Старик ничего не стал говорить, как и в прошлый раз, только укоризненно посмотрел, закатил глаза и отвернулся. Похоже, его надежды встретить героического и
типичного Довакина рухнули окончательно и бесповоротно.
Этот дракон был тем, что мы назвали бы современным словом «бодипозитивный»; но поскольку драконьего жира ещё никто и никогда не видел, у этого было просто то ли больше чешуи и костей, то ли они были более плотными и крепкими, чем у его предшественников. Так что для всех этих драконьих «подарков» пришлось выделить отдельную сумку; хорошо хоть, у двух искателей приключений она нашлась. Правда, учитывая её запах, когда-то Лира складывала в неё ингредиенты. К счастью, теперь всё прибывающие ингредиенты для будущих зелий разной степени полезности и вредоносности лежали совсем в другой сумке, — в поясом кошеле.
— Кажется, да, — задумчиво ответила девушка, — только я не знаю, что теперь надо будет со всем этим делать. И к седобородым всё равно пока не хочется. Мне сейчас вообще хочется поскорее вернуться в наш дом и там все лишние вещи сложить. А для этого сначала надо будет этот дом приобрести, так что быстро оно как-то не получается. Кстати, я хотела бы понести свой рюкзак сама, а то сейчас получается слишком тяжело… учитывая ситуацию. А так нам двоим будет хоть немного легче.
Кажется, теперь Свену всё равно досталось своё место в создании истории, — и хотя ему удалось избежать
участи звания и судьбы Довакина, он смог стать её спутником и, можно сказать,
вдохновителем. А что? Вдохновитель Довакина — это звучит. Наверное, так, как они идут рядом друг с другом по скайримским дорогам и бездорожью, они войдут и в историю: Довакин и его спутник, лучший друг и
вдохновитель. Кажется, теперь Свен окончательно передумал искать себе замену: не хотелось расставаться с Лирой — и было любопытно узнать, что будет дальше.
После некоторых колебаний Свен всё-таки согласился. Получалось, что у них теперь кости и чешуя, добытые с двух драконов; помимо золота, которое они нашли при «разделке» дракона, им попались остатки простой кожаной брони, почему-то один сапог, и стальной меч. Не было необходимости думать и задавать себе вопросы, каким образом в драконьем нутре могли оказаться такие невкусные и несъедобные предметы.
— Лира, у меня появилась идея, — объявил норд, доламывая топором одно из драконьих рёбер, — в легендах говорится о несметных сокровищах, которые охраняют драконы.
— Так, и что ты предлагаешь? — задумчиво и несколько игриво ответила девушка, не отвлекаясь от работы.
— Он ведь прилетел с той горы, верно? А теперь там никого нет. — Рассуждал норд, — Давай залезем на вершину, и… возьмём драконьи пожитки себе, пока на них ещё кто-нибудь не позарился.
— Знаешь, мне нравится твоя идея, — Лира улыбнулась, — так нам и на дом в Вайтране хватит. Но надеюсь, наверху действительно никого не будет, и больше одного дракона на той вершине не живёт.
Честно поделив не только трофеи, но и заметно потяжелевшие рюкзаки, — Лира поняла, какую, оказывается, тяжесть Свен носил всё это время, и потому испытала к нему ещё большую благодарность, чем раньше, — оба искателя приключений начали спуск. Как оказалось, зря, — потому что там, куда они зашли, идя, по сути друг за другом, не было ровным счётом ничего, кроме красивых и суровых видов. Время от времени Свен думал, что ведёт Лира — а Лира шла за Свеном, и они пришли туда, где насколько хватало взгляда, не было ровным счётом ничего, хоть немного напоминало переправу. И не было никого, кто бы ещё, кроме них, эту переправу искал. Где они оказались, Лира и понятия не имела, и только Свен, взяв у девушки карту, после недолгих соображений понял, насколько сильно они зашли не туда, после чего обзавёлся и картой, и почётным правом проводника, выводящим заблудших на путь истинный. К тому же, хоть и по разным причинам, лезть в бурную холодную реку, в десяти метрах от которой огромный, ещё больше всех предыдущих, водопад, не хотел никто.
Миновав тот же самый — или уже другой — водопад, находящийся ориентировочно в западной стороне, Лира и Свен вышли к тому же самому поваленному дереву на берегу реки, которое раньше казалось им не внушающим доверие. Собственно, сейчас к такому «мосту» у них доверия всё равно не прибавилось, но переход прямо по воде, тем более, что осенью Хьял, будучи и без того горной рекой, выходит из берегов, не взывал доверия ещё больше.
Без какого-либо предупреждения Свен забрал у Лиры её походную сумку, встал на выпирающий вперёд гладкий камень, как на трибуну и, размахнувшись, швырнул её рюкзак на другой берег.
Бретонка только и успела, что испуганно ахнуть, и уже представила, как её рюкзак плюхается в воду и в лучшем случае тонет, а в худшем его подхватывает течение и уносит Шеогорат знает куда. Однако, то ли ей повезло, то ли она недооценила своего уже не драконорожденного напарника, но рюкзак упал на твёрдую землю, а рядом через несколько секунд приземлились и сумки недотёпистого барда.
— Не хочешь снова пойти вброд? — предложил Свен, показывая на какой-то участок течения, где, как ему казалось, была отмель.
— Не знаю, как ты, Свен, а мне что-то не хочется снова промокнуть до нитки, потом сохнуть полдня и опять попасть в какую-нибудь нелепую ситуацию, чтобы ты увидел что не положено, — с юмором и иронией ответила бретонка, — лучше уж прыгать.
— Ну, как знаешь, — пожал плечами юноша, — Прыжок тут непростой, камень скользкий, но, если уцепиться за ветки того дерева, считай, ты на берегу. Дамы вперёд.
— А я только начала забывать про тот случай на Ветреном Пике… — пошутила чародейка, забираясь на камень и готовясь к прыжку.
В голове сразу промелькнула башня в Хелгене и крыша трактира, на которую посоветовал прыгать Ралоф. По крайней мере, у Лиры была надежда, что в этот раз её компаньон последует за ней, а не останется стоять в сторонке.
Разбежавшись и набрав побольше воздуха, девушка с усилием оторвала обе ноги от земли в бесконечно долгом, как ей казалось, прыжке. Приятное ощущение полёта быстро сменилось глухим ударом ботинок о древесину, и, хотя приземление вышло не самым удачным — Лира едва сохранила равновесие, чтобы не свалиться лицом в речной ил и гальку — она достигла цели. Несколько секунд искательница приключений балансировала на стволе дерева, но в итоге смогла ухватиться за ветку и спокойно сойти вниз, на ту самую гальку, освобождая дорогу своему напарнику. Про себя девушка отметила, что в таких ситуациях лучше не смотреть на воду; конечно, текущая вода — это то, на что можно смотреть вечно, но в неудобных и нестабильных условиях она вызывает головокружение, и как вариант — риск с этой самой водой соединиться, чего именно сейчас было крайне нежелательно. Выбираясь на твёрдую землю, Лира отметила про себя, что речная вода чем-то пахнет, но не так, как морская, и эти запахи ей очень нравятся. Сейчас даже на берегу ясно ощущался запах холодной речной воды, — в Скайриме наступила осень, и эта часть провинции была далеко не самой тёплой.
— Я в порядке! — громким голосом сообщила чародейка, пытаясь перекричать бурный горный поток — Свен, теперь твоя очередь!
Уверенно расправив плечи и размяв ноги, словно красуясь перед спутницей, Свен разогнался, прыгнул следом… и почти долетел. Бард шлёпнулся по пояс в холодную воду, но успел зацепиться за дерево руками.
От неожиданности, или от того, что бретонка очень живо представила себе, какие это должно было вызвать ощущения, ей стало жарко, как иногда бывает из-за холода.
— Лира, помоги выбраться! — позвал норд испуганным голосом, медленно взбираясь на бревно.
Бретонка обхватила руки спутника за запястье и медленно вытянула его на сушу, заодно приметив, каким же он был тяжёлым для хрупких девичьих плеч. Теперь она нисколько не сомневалась, что в случае чего не сможет вынести своего спутника из боя на руках, но зато тот сможет в отместку почувствовать себя мешком картошки, который волочат по полу. Похоже, один раз он что-то похожее с ней уже сделал, не задумываясь о том, что прекрасную даму вообще-то полагалось носить на руках.
— Я же говорил, что это трудный прыжок? — обыкновенно бодрым голосом сказал норд — Вот, сейчас наглядно показал тебе, почему.
— Знаешь, лучше потом всё же не прибегать к таким «наглядным демонстрациям», — предупредила девушка, поднимая с земли походную сумку Свена, — я поищу для тебя новые штаны. И уж тем более не стоило показывать мне наглядно, из-за чего не стоило так делать. Я и так тебе поверила.
Несколько секунд бретонка рылась в поисках новых штанов для своего спутника взамен промокших, что оказалось не так просто, как она думала. Драгоценные камни, оружие, драконьи кости… всё это попадалось на глаза в первую очередь, но нигде не было никакой одежды. Только переворошив весь рюкзак и дойдя до самого дна, она нащупала что-то, похожее на ткань и дёрнула на себя. Впервые в жизни она искала что-то в сумке мужчины, и эта мысль почему-то слегка развлекла её, а ещё — было как-то интересно и… интимно. Хотя ничего такого уж особенного в сумке у Свена не было, девушку не покидало странное, не лишённое приятности чувство. Может, это только из-за того, что там не пахло вездесущими алхимическими ингредиентами, которые всегда лежали в сумке девушки, и которые время от времени смешивались с остальными вещами, хоть она и плотно завязала тесёмки мешочка с цветами, положенного на самое дно её рюкзака?
К сожалению, вместо штанов Лира нашла дно матерчатой сумки и, потянув за него, заставила все лежащие выше вещи подняться следом, и только по грохоту выпавшего снаряжения она поняла, что что-то пошло не так.
— Лира, моя одежда в твоей сумке, — буднично предупредил норд, развязывая пояс, словно всё так и должно быть.
— Что значит, «в моей»? Как она там оказалась? — Лира уже представила себе, как её в Вайтране останавливают стражники, выуживают из сумки явно чужие мужские штаны, а затем приписывают ей какую-нибудь кражу, например, у какого-нибудь старого данмера за пол материка отсюда.
— Я не виноват, что твоя сумка лежала ближе всего к сушилке, а нам нужно было спешить! — в этот раз Свену было не до приватности: вода оказалась ледяной, и ему просто хотелось переодеться как можно скорее, а для начала — снять с себя мокрую одежду, которая противно прилипала и холодила от ветра ещё больше.
— Ладно, скамп с тобой и твоей манерой упаковки, сейчас найду твои штаны — ответила Лира, заглядывая в свой рюкзак. — А потом я уложу твой рюкзак сама, если ты не против, раз уж я всё случайно высыпала.
Свен оказался прав: его штаны действительно лежали в сумке Лиры, почти на самом верху. Наконец, победно вытащив недостающий предмет гардероба и поднимая взгляд на Свена, Лира собралась объявить ему хорошую новость… когда увидела, что её спутник без штанов, но хотя бы в набедренной повязке, её внимание привлёк небольшой бугорок несколько ниже пояса, к которому прилипла ткань набедренной повязки.
Однако взглянуть, что же там такое, и рассмотреть повнимательнее
это самое, привлекшее её внимание, бретонка не успела: норд покраснел и закрыл это место руками. Лира, конечно, знала о разнице между мужчинами и женщинами, но вживую ничего такого не видела, — и, если честно, даже не ожидала. Конечно, она понимала, что Свен — мужчина, и что сейчас он одет ниже пояса только в одну набедренную повязку, потому что одежда мокрая, но… скамп побери, почему же это всё равно оказалось так волнующе, так интересно — и так
неожиданно? И, неизвестно почему, но это было как-то особенно интересно. Теперь девушка видела своего спутника и без одежды тоже, вернее, почти без одежды, и этот факт вызывал у неё какое-то странное, влекущее удовольствие и новый, неизведанный раньше интерес. Почему же раньше она никогда не интересовалась мужчинами? Может, просто она ни с кем не была знакома достаточно хорошо, и потому никто и никогда не вызывал у неё никакого интереса, кроме дружеского?
«Любопытно, а Свен чувствовал то же самое, когда выдал мне про «застёжку» и когда я попала в ту неловкую ситуацию с мантией? — подумала Лира. — Вполне возможно, что да; и если так, то это должно было быть тоже очень интересно, волнующе и приятно. Может, даже как мне сейчас…»
— Давай сюда штаны, я сейчас сам найду всё остальное, — попросил норд, подходя к рюкзаку.
— Хорошо, только нижнее бельё не перепутай, раз уж ты сложил всю одежду в один рюкзак. — предупредила девушка, которой не хотелось бы, чтобы кто-то трогал её личные вещи. Не то, чтобы она была против того, чтобы Свен увидел её запасную одежду, ту самую, которую она впервые надела в таверне «Спящий великан», когда несмотря на быстро прогрессирующую болезнь, она всё-таки помылась и пероделась, прежде чем рухнуть на кровать, — только для стирки и шитья сил уже не было. Раздутый мешочек с травами и ещё один, твердоватый и подсохший, с выпирающими краями, — мешочек с грибами, там тоже не было абсолютно ничего такого, о чём Свену не полагалось бы знать, — а всё оружие, броня и прочие «мелочи» были у них обоих общими. Но там было не только это, а ещё и собственно нижнее бельё девушки, показывать которое она точно не хотела никому.
— Очень смешно, Лира. — Свен наклонился над рюкзаком и принялся вынимать оттуда один предмет одежды за другим — Отвернись, пожалуйста.
Через пару минут норд наконец переоделся и был готов идти дальше. Подъём на плато от реки был непростым и небыстрым, но спустя несколько минут оба искателя приключений наконец выбрались на ровную землю.
— Ну, куда теперь? — бодро спросил бард, поднимаясь на плато вслед за с Лирой.
— Не знаю, может к тому дому? — бретонка указала на небольшое ухоженное жилище у подножия горы, с каменными палисадами, мощёной дорожкой и огородом, полным спелых овощей — Наверное, здесь живёт какой-нибудь фермер, который приютит нас на ночь.
— Ага, было бы неплохо, — кивнул Свен, поднимаясь к спутнице, — уже сумерки, а скоро совсем стемнеет. Не знаю, как ты, а мне неохота лазать по горам ночью. Отдохнём здесь, а потом отправимся дальше.
Им просто очень повезло, что они стояли далеко от окна и немного в сторону от двери, потому что почти сразу после того, как путешественники постучали в дверь, окно открылось и из него безо всяких предупреждений с характерным сухим треском вырвался сноп ярких синевато-белых молний. Их посылал как-то волшебник-данмер с татуировкой на пол-лица, и было совершенно непонятно, принял ли Он Свена и Лиру за кого-то, — или он в принципе не ждал никаких гостей. Или же просто от гостей ничего хорошего не ждал.
— Убирайтесь отсюда! — крикнул он — Огонь, лёд, молнии — всё падёт на вас из моих рук!
Свен и Лира быстро спрятались за домом непонятного и враждебно настроенного мага, после чего, убедившись, что он не решил выйти и разобраться с гостями лично, обошли его дом по большой дуге и крадучись продолжили свой путь. Уже темнело, и не было твёрдой уверенности в том, что они шли в правильном направлении, но сейчас важнее всего было уйти как можно дальше от этого жуткого и опасного места. Тем более, что вообще было непонятно, что только что произошло.
— Лира! — шёпотом сказал Свен, словно опасаясь, что кто-то идёт следом за ними и мог бы их подслушать. Но вокруг всё было тихо — Конечно, нам надо отойти отсюда как можно дальше, но было бы вдвойне хорошо, если бы мы ещё и в правильном направлении шли.
На ночлег путники устроились в лесу, где росли редкие и какие-то безрадостные высокие ели, чем-то напоминающие монахов. Свен выбрал место без снега и хорошо защищённое от ветров; чуть подальше мрачно темнел густой лес, скрытый под снежным покровом.
— Сейчас я сделаю нам небольшой шалаш на ночь, — сказал Свен, отдаляясь немного в сторону леса, чтобы набрать там ветки для шалаша и хворост для костра, — конечно, это не палатка, но получится всё-таки уютно. Мне кажется, ты тоже не особенно хочешь спать под открытым небом.
«Интересно, за что вообще любят? — думала Лира, сидя у разожжённого уже ставшим привычным способом костра и глядя, как её спутник устраивает им место на ночлег. — Мне кажется, что просто так. А ещё больше хочется узнать, заметно ли это как-нибудь со стороны, даже если не говоришь о своих чувствах?»
Согретые еловые ветки источали насыщенный аромат лета и смолы. Спальник из тальника был мягким и тёплым и приятно шуршал от малейшего движения. Горящий конусом костёр, обложенный со всех сторон землёй, потрескивал и бросал в высокое тёмное тебо искры, которые долго кружились и не гасли.
А завтра утром мы пойдём за драконьими сокровищами. — сказал Свен, ложась спать — Думаю, легенды не врут, и мы обязательно найдём там что-нибудь интересное.
— А знаешь что, Свен? — задумчиво спросила Лира — Мне кажется, что теперь мы с тобой тоже легенда, или её часть. И в нашей жизни будет всё то, что хотели бы любые люди, и что не хотели — тоже, но поменьше, потому что легенды тоже живые, и они всегда были среди нас. Так что и в нашей жизни всегда будет что-то необычное, невыполнимое и невероятное, о чём мы вспомним через много-много лет, когда уже будем старыми, — и скажем, что как же оно всё было хорошо…
Свен слушал чародейку, словно маленький мальчик, рассказывающий ему сказку перед сном, и улыбался. Очень-очень длинную сказку о самом разном, о плохом и о хорошем, под названием
Жизнь…
Девушка легла на спальник, укрылась потеплее и посмотрела на небо, хорошо видное за пологом их самодельной «лесной» палатки. В эту ночь она почему-то чувствовала себя по-особенному счастливой, словно свершилось что-то, давшее её жизни новый смысл и новое счастье.
Словно подтверждая её мысли, костёр весело выстрелил в небо особенно яркой и любящей жизнь искоркой, которая долго порхала в ночном воздухе и не хотела гаснуть. Где-то вдали завыл волк, совсем близко, перелетая с ветки на ветку и роняя пласты снега, закричала ночная птица. И на покрытом яркими звёздами небе взошли удивительно большие Массер и Секунда.
С неба тихо-тихо невесомыми и нежными прохладными хлопьями падал снег.
