Лучшие недотёпы всего Ривервуда. Том 1. Вайтран

      «Говорят, не повезет,       Если черный кот дорогу перейдет,       А пока наоборот —       Только черному коту и не везет.       Даже с кошкой своей за версту       Приходилось встречаться коту.       Только песня совсем не о том,       Как мурлыкала кошка с котом.»       Браво — «Чёрный кот».

      Лире показалось, что она проснулась утром очень рано, — и от того, что кто-то резко схватил её за плечи и потряс.       Чародейка резко села на растрепавшемся за ночь спальнике, протирая глаза, и только потом поняла, что никто её на самом деле не тряс, более того — к ней даже никто не прикасался. Но из-за чего же тогда возникло это странное и тем более непонятное ощущение, к тому же неприятное, было совершенно непонятно. Раньше с девушкой никогда ничего подобного не происходило.       Бретонка прислушалась; неподалёку от их со Свеном импровизированного лагеря кто-то ходил. Но этот кто-то не подкрадывался и не скрывался, — и уж тем более не мог бы каким-то образом сначала подкрасться к ней, разбудить таким грубым и бесцеремонным образом, — а потом зачем-то за считанные доли мгновения отпрыгнуть далеко в сторону. Сейчас девушка вспомнила: вчера вечером шёл дождь, и все дороги уже размыло, так что если бы неизвестный смог разбудить её таким образом, он бы обязательно поскользнулся на грязи, и не факт, что не упал бы прямо в бурлящую воду. Даже каджиты — а это были именно они, девушка поняла по их акценту и манере говорить, растягивая гласные — не смогли бы удержаться на ногах после такого глупого поступка. А главное, зачем вообще взрослому каджиту, давно не котёнку, понадобилось бы такое делать?       Девушка посмотрела, — Свен спал, и у него такого странного и вроде как даже беспричинного пробуждения не произошло. Пригладив растрепавшиеся во время сна длинные волосы, бретонка выглянула из шалаша, поёжившись от ночного сырого ветра. Интересно, что каджитский караван забыл здесь, да ещё и ночью? Хотя у них уж точно никогда не возникало проблем с темнотой.       Дождь уже прошёл, и только в редком лесу неподалёку было слышно, как в темноте падают с замерших еловых веток тяжёлые дождевые капли. Сквозь рваные облака проглядывали яркие умытые дождём звёзды, и иногда были видны два ночных светила. Из-за стремительно бегущих по небу облаков казалось, что и звёзды, и Массер и Секунда куда-то стремительно бегут по небу, уносимые ветром.       Неподалёку от шалаша Лира увидела странную картину. Двое каджитов внимательно рассматривали что-то на карте, которую трепал лёгкий ночной ветерок, из-за чего казалось, будто клочок белеющей бумаги того и гляди улетит в тёмное ночное небо. Интересно, сколько прошло времени после того, как искатели приключений легли спать? Судя по всему, совсем мало, учитывая положение Массера и Секунды, — вряд ли больше часа. А вот что, интересно, здесь ночью мог забыть каджитский караван? Насколько девушке было известно, они здесь не проходят, — разве что, конечно, не случилось что-то исключительное.        — Какая жалость… — сказал незнакомый голос неподалёку, очевидно, принадлежащий какой-то каджитке — Ра’жинда пойдёт посмотрит, кто здесь раньше был.       «Значит, эту каджитку зовут Ра’жинда, — подумала бретонка, выбираясь из шалаша, — только каджиты говорят о себе в третьем лице. Зато никогда нет необходимости спрашивать, как их зовут. Интересно, кто здесь умер, когда мы со Свеном легли спать? Ведь мы не услышали никакого шума!»       В призрачном неровном свете от скрывающихся за низкими тучами двух Лун была видна беспокойная река, которая, казалось, не только вышла из берегов, но и поменяла русло. Хотя… возможно, девушке это и не казалось, а произошло на самом деле? Дождь уже прошёл, но воздух был насыщен холодной дождевой влагой, как пучок мха, и сквозь полупрозрачные толстые волокна туч, разгоняемых ветром, проглядывали светлые полупрозрачные звёзды. Казалось, что тёмное небо упало на ночную Землю и окунулось в разлившуюся полноводную реку, при свете дня казавшуюся простым ручьём.       Немного поодаль от шалаша, намокшего во время вечернего и ночного дождя, стояла какая-то каждитка, назвавшая сама себя Ра’жинда. При неясном свете она казалась словно сотканной из ночной темноты, и только её большие глаза сверкали, как у дикого зверя.       И чародейка, и каджитка очень удивились, увидев друг друга.        — Ма’дран, смотри, Ра’жинда нашла одного выжившего! — крикнула каджитка куда-то в темноту. — Сейчас я спрошу, что здесь случилось.       Чародейка нахмурилась. Известие о том, что пока они со Свеном спали, здесь, совсем близко от их лагеря, что-то произошло, и кто-то погиб, её совершенно не обрадовала. Было жаль тех неизвестных, которые нашли здесь свою безвременную смерть — и стало жутковато и неприятно от осознания того, что этой ночью они со Свеном тоже могли погибнуть. Но вокруг, как она ни пыталась рассмотреть хоть что-нибудь, не было абсолютно ничего подозрительного. Всё тот же пейзаж, что и вчера вечером, — правда, дождь уже прошёл, но всё вокруг было непривычно угрюмым, потяжелевшим и мокрым после ливня. А по размытой земле текли, образуя простой узор, ручьи дождевой воды. Каджитам в этом плане было гораздо проще; чародейка уже давно знала, что зверолюди отлично видят в темноте, почти так же хорошо, как и днём. Но почему тогда каджитка не скажет Лире сама, что там случилось и где оно именно произошло? Вопрос, а чего здесь ночью забыли каджиты и что им понадобилось от двух искателей приключений, от неожиданного пробуждения и непонимания происходящего отошёл на второй план, но забываться всё равно не спешил.       А потом Лира поняла, что каджитка упомянула одного выжившего, и по спине пробежали мурашки размером с кулак каждая. Неужели Свен… нет, этого не может быть!       Бретонка резко вскочила на ноги, не обращая внимания на гостей и хрупкую крышу шалаша, одним рывком долетела до спальника Свена, наклонилась и аккуратно приложила руку к шее норда. Бард был жив, здоров и, судя по всему, даже не почувствовал тревоги, которая охватила его спутницу.        — Хвала Девяти, с тобой всё хорошо, Свен… — выдохнула девушка, убирая руку от шеи спутника и прижавшись чуть ближе, чтобы ещё раз убедиться в добром здравии юноши и услышать его размеренное дыхание.        — Спасибо, Лира. — негромко произнёс Свен, слегка поднимая голову и смотря куда-то прямо перед собой. К удивлению чародейки, бард довольно быстро проснулся, и даже не заметил, что его посчитали мёртвым.       Лиру несколько удивил, если не сказать «смутил» довольный вид норда, пока через пару секунд она не поняла, что упирается своими грудями в его торс, вернее, они просто лежали на её вроде бы спящем друге, — а недотёпистому норду открывается вид на ложбинку. Причём совершенно случайно получилось так, что вся эта «красота», совершенно не предназначенная для его, Свена, глаз, оказалась так близко, что только руку протянуть. Согнутую в локте. Ну, кто бы мог подумать, что он, оказывается, так быстро проснулся — да ещё и самым бессовестным образом не дал понять, что уже не спит! Хорошо хоть, на девушке в это время был бюстгальтер.        — Свен, ты никогда не меняешься, — пошутила Лира, поднимаясь и прикрывая основания грудей рукой, — я думала, с тобой что-то случилось, а ты всё это время видами любовался…        — Знаешь, я тоже не против, чтобы ты всегда оставалась такой, — ответил юноша, лениво вылезая из спальника, — а что там вообще случилось?        — Спроси у них, — Лира указала рукой на каджитов у входа в шалаш, — к нам гости.        — Ма’Джад никогда не поймёт этих гладкошкурых… — посетовал какой-то каджит из каравана, одетый в тёмно-синюю рубаху с богатой вышивкой и с двуручным мечом за спиной, — вижу, вам есть, что продать и есть, на что купить, а у каджитов есть товары.       Насчёт того, чтобы продать какие-то излишки, и Лира, и Свен были согласны; они сразу же вспомнили, как во всех подземельях и прочих местах, населённых неблагонадёжными элементами общества, они собирали всё, что могло представлять собой хоть какую-то ценность, даже если она и была в конечном счёте, буквально пара десятков золотых. И от вида раздувшихся от непонятно как уместившегося в оба рюкзака добра, стоявших в головах у путников, у обоих сразу же заболела спина. А сейчас у них появилась отменная возможность продать все эти излишки, взятые с собой исключительно в коммерческих целях.        — Можете не торопиться, караван Ма’Драна здесь надолго. — торжественно провозгласил каджит с бурой шерстью, стоящий немного поодаль — Мы сбились с пути, и после дождя все дороги размыло, утром мы снова продолжим путь. Вы ведь не возражаете, если каджиты остановятся рядом с вашим лагерем?       Ни Свен, ни Лира не были против; хоть они и не особо были привычны к каджитам, но эти торговцы вели себя нормально и совершенно не походили на разбойников или бандитов. Правда, с непривычки хотелось рассмотреть их вблизи и как можно подробнее, но искатели приключений решили, что это всё-таки было бы не особенно вежливо.        — А что ты имела ввиду, когда говорила о выживших? — когда с продажей излишков, набранных из руин, разбойничьих лагерей и прочих помещений было закончено, и теперь девушка думала, не купить ли ей пару-тройку порций лунного сахара для алхимии — Разве здесь кто-то погиб или умер?        — Ра’жинда сначала подумала, что увидела брошенный лагерь, но потом подошла поближе и поняла, что здесь ещё совсем недавно кто-то был. И из вашего лагеря не уходил никто. — ответила невысокая худощавая каджитка с множеством колец в ушах и шрамом на носу. Лира сразу же заметила обилие этих странных украшений и мимоходом отметила, что ей такое совершенно не нравится, да и она сама не хотела бы носить на себе, но кошке оно хотя бы шло и было едва ли не единственной вещью, которая блестела в темноте и выдавала присутствие своей хозяйки — Каджитка поняла, что вы никуда не уходили из лагеря, потому что следов оттуда не было, — пояснила она между делом, — поэтому и подошла поближе, чтобы посмотреть, есть ли выжившие.       Всё равно получалось как-то не совсем понятно. Почему-то Лира обратила внимание на то, что у всех каджитов, кроме Ма’Драна, была чёрная шерсть; к тому же они двигались быстро и почти бесшумно и вряд ли их можно было так просто обнаружить в темноте. Чёрные кошки, то есть, каджиты, неслышно бегущие в темноте, — интересно, кто мог бы их обнаружить? Зато они, похоже, видели всё, причём даже в ночной темноте.        — А потом что? — спросила Лира. Становилось как-то интересно, — но непонятно, почему каджиты решили, что они со Свеном легли спать, а потом с ними что-то случилось.        — Ра’жинда увидела, что кто-то разбил лагерь, но из него никто не ушёл. Значит, что-то случилось. — повторила чёрная кошка, блестя в темноте огромными зелёными глазами и многочисленными кольцами — Никто не охранял ваш лагерь, пока вы спали, и никто не предупредил бы вас об опасности. На нашей родине, в Эльсвейре, даже котята не бывают такими доверчивыми и безрассудными. Нельзя спать, когда тебя никто не охраняет. Сначала Ма’Дран думал, что у вас был часовой, в тёмной броне, кажется, в чёрно-красной, но когда он услышал что караван приближается, он сразу же убежал и не вернулся. Хороший часовой так не делает, он бы разбудил вас и сказал, что кто-то идёт. И друг тоже так не делает. А он ушёл и не вернулся.       Свен и Лира переглянулись. От этой неожиданной новости стало как-то холодно и жутко. К тому же, они не знали никого, кто носил бы такую странную чёрно-красную броню; и если этот неизвестный хотел о чём-то поговорить с ними, то почему он не подошёл и не разбудил их? Почему он сразу же убежал, как только увидел приближающихся каджитов? Теперь чародейка поняла, что имела в виду Ра’жинда, говоря о выживших: этой ночью, пока оба искателя приключений беззаботно спали, словно находясь в отдельной комнате в таверне или у себя дома, кто-то подкрадывался к ним в темноте, и если бы не заблудившийся и случайно вышедший к реке караван, выживших не было бы вообще. Так что, оказывалось, трое каджитов, сами того не зная, спасли им жизнь.       При таком совершенно случайном упоминании о какой-то опасности, которая, оказывается, была совсем близко, у обоих путешественников сон как рукой сняло. И вместе с эти возникло невольное уважение к караванщикам, которые мало того, что спасли им обоим жизнь, так ещё и совершенно не боятся.       «Потому что их не двое, а трое. — услужливо подсказал тоже проснувшийся и впечатлившийся рассказом каджитов внутренний голос — И они все опытные воины и бойцы. И оружие чуть ли не с рождения научились в лапах держать, то есть, в руках. И они никогда не были настолько безрассудными, чтобы уйти не пойми куда, куда лапы несут… то есть, ноги. А потом в глуши разбить лагерь там, где виды покрасивее, и улечься спать как к себя дома и не оставить никого, кто будет караулить. Да уж, мы не просто недотёпы, мы теперь — недотёпы выжившие… Можно сказать, нам повезло; а интересно было бы узнать, сколько уже раз?»       И на бретонку внезапно навалилось всё осознание того, что могло бы происходить, вперемешку с поздним пониманием их со Свеном прошлых ошибок. Да уж. Теперь они быстро разберутся со своими делами по пути, — а потом сразу же в Вайтран, к Фаренгару, покупать и осваивать заклинания рун, призыва и прочего. Кто знает, в какую глушь они со Свеном зайдут в следующий раз и где потом будут ночевать, — и может случиться, что кто-то уснёт прямо на посту, или просто не различит вовремя опасность. Не каждую же ночь мимо будет удачно проходить каджитский караван, чтобы отпугнуть и диких зверей, и подозрительных незнакомцев!       Лире казалось, что она теперь не уснёт до утра; а ещё — что во время подобных ночёвок она больше никогда не уснёт, и будет только прислушиваться к тому, что происходит вокруг («Каджитка сказала, что неподалёку от нашего шалаша был кто-то в чёрно-красной броне, — напомнил внутренний голос, — хорошо, что он потом ушёл. А ты ведь не каджитка. Ты уверена, что смогла бы рассмотреть его в темноте, чёрное на тёмном? Нет, когда вернёмся в Вайтран, обязательно надо будет зайти к Фаренгару, и научиться вызывать каких-нибудь сторожевых даэдра, иначе поодиночке мы можем и не справиться.»).       Но пока «выжившие», проспавшие всего около часа, но ввиду непредвиденных обстоятельств искусственно взбодрившиеся, думали, что больше не будут спать ни в эту ночь, ни в последующие, трое каджитов спокойно расположились на ночлег рядом с ними. Правда, они поставили на ночь не шалаш, а палатку, небольшую и уже потрёпанную временем, и любезно предложили двум временным соседям разделить с ними их поздний ужин. Свен поблагодарил их и поделился с добрыми караванщиками частью их с Лирой припасов, Ра’жинда достала несколько продолговатых тёмных синевато-зеленоватых бутылок с необычным, ярко-красным вином, напоминающим вишнёвый сок, и щедро разделила его со всеми присутствующими. Снова загорелся костёр, и стало как-то безопаснее, уютнее и теплее.       Некоторое время бретонка присматривалась к их временным соседям и пыталась понять, боятся они чего-то или нет, — но те и выглядели, и были совершенно спокойными. Видимо, несмотря ни на что, их путь оставался относительно безопасным, — да и потом не было никаких сражений и никакого беспокойства. Здесь огромное дикое пустое пространство, населённое не только зверями, здесь могут встретиться какие угодно угрозы; караван не встретил ничего такого, с чем нельзя было бы справиться, — а к кому-то, убегающему при одном только их виде, скорее всего, они уже давно привыкли и не обращают внимания. Наверное, когда-нибудь и они со Свеном тоже будут такими же, как и они…       Из-за дождевых туч вышли две Луны, и костёр, разгорающийся на берегу разлившейся горной реки, почему-то представлял собой не только очень красивое и необычное зрелище, но и словно говорил без слов, что всё может быть, и невозможное тоже становится возможным. Такие ночные костры согревают не только теплом, но и красотой и надеждой на то, что жизнь всё-таки продолжается. Аргонианское вино оказалось не только неожиданно вкусным, но и лёгким, с приятным орехово-ягодным букетом. Всё произошедшее только что становилось каким-то далёким, и страх и растерянность отступали. И всё-таки… интересно было бы узнать, что это был за незнакомец в чёрно-красной броне и чего он хотел, но потом чародейка отогнала от себя эти мысли. Да мало ли народа бродит по Скайриму, обо всех думать и пытаться догадаться — никакого воображения не хватит. Что ж ему, разбойнику, теперь, в одной набедренной повязке ходить? Сыро и холодно. Почему-то бретонка вспомнила шутку Свена о красавце-разбойнике в одной набедренной повязке и прыснула от смеха. Почему бы, в самом деле, и ему какую-то практичную тёмную броню не надеть? Чёрно-красная броня… а что, разве ещё и белая броня бывает?        — Спите спокойно, путешественники, сегодня ночью Ра’жинда будет караулить, — сказала каджитка, устраиваясь поудобнее перед входом в палатку — А потом Ма’Джад сменит Ра’жинду перед рассветом. Каджиты отправятся завтра, когда вы проснётесь. — охранница потянулась и достала мешочек с кусочками лунного сахара, пахнущего чем-то экзотическим, горьковатым и сладковатым, как старые духи.1       После повторного ужина и пары стаканов вина Свен уснул быстро, а Лира ещё какое-то время слушала разговоры каджитов. Луны, выглянувшие из-а туч и убедившиеся, что на Земле всё спокойно, снова спрятались; до сих пор молчавшая речка осмелела и снова говорливо, взахлёб, покатила свои прохладные волны по гладким речным камням. Костёр горел ярко, тепло и молча, как и подобает всем кострам в глуши, согревающим путешественников, и только изредка стрелял искрой, кружащейся, как бабочка, в ночном сыром воздухе.        — Это очень красивое место… — тихо промурлыкала каджитка, прищурившись и глядя в огонь — Ра’жинда очень любит скайримские города, но она не очень любит людей, которые там живут. Местные не любят каджитов, они называют нас ворами и контрабандистами. А вот эти двое не такие. Приятно встречать таких людей.        — Жаль, что один каджитский караван погиб, около логова бандитов. — немного погодя ответил другой голос — нам так и не удалось найти останки наших братьев и похоронить их. Последнее время Ма’Драну не везёт, хорошо, что вы всегда рядом. Надеюсь, что однажды мы с тобой покинем эту страну холодных песков и вернёмся на родину.       И без того тихие голоса затихали, смешивались с шумом речной воды, с шелестом ветра в сырых ветках, из которых Свен собрал им шалаш для ночлега. От непросохших веточек приятно пахло свежестью, и наспех сплетённые лежаки приятно пружинили. Что-то заблестело и снова погасло, — может, это снова вышли из-за туч Массер и Секунда и заглянули в щель между ветками в конусообразном потолке?        — Всегда везде война… — доносились до чародейки отрывки разговора — Конечно, с войной торговать стало ещё проще: солдаты — наши главные покупатели. Там, где одни видят только опасность, другие видят возможности. Это Ри’Сад придумал приехать сюда сейчас, когда страна в хаосе.        — А потом, если тебя случайно убьют только из-за того, что ты оказался поблизости, возможностей не будет уже никогда. — предупредил Ма’джад, — Мы слишком привыкли к войне, чтобы замечать её, и это может оказаться для нас очень серьёзной ошибкой. Так однажды война тоже не заметит нас.        — … Такая красивая, с точёной фигуркой, просто золотая. А из одежды только шерсть, — шелковистая и гладкая. Но нам всё равно жарко. А за окном джунгли, так близко, что только потянись, и достанешь. И полная миска на столе стоит, чтобы, значит, она ни в чём не нуждалась, и не заболела. Будто я позволил бы ей узнать про нужду… Да только богатство у неё уже есть, ей этого недостаточно. Она не в нужде родилась и не для того, чтобы преодолевать её. У счастливых всегда прав больше. — мечтательно и тихо доносилось сквозь шум ветра и текущей воды, пока девушка не заснула окончательно — Вернуться бы сейчас в Эльсвейр, бросить всё — и вернуться.        — Здешние пески холодные… — мечтательно донеслось откуда-то на границе между явью и сном — И здесь всё холодное. А тёплые пески Эльсвейра далеко. Подожди, и ты сможешь всё бросить и вернуться домой. Мы все ждём какого-то момента, брат. Ты, главное, помни, что мы здесь не навсегда, а та жизнь, которая ещё у нас остаётся, всё равно длиннее этого ожидания. Так и ждать и терпеть будет легче. ***       То ли каджитам и правда было некуда спешить, то ли они устали после долгого путешествия по ночному лесу, да ещё и под начинающимся дождём, — или они просто привыкли давать данное слово и своё обещание, даже если обещано было и, на первый взгляд, что-то не особо существенное и важное, да и к тому же первым встречным, — но утром, когда Свен и Лира проснулись, трое их ночных приятелей были ещё на месте и никуда не ушли.       Солнце уже взошло, но вчерашняя свежесть напоминала о прошедшем дожде. Откуда-то со стороны реки донёсся удивлённый вскрик, напоминающий тихий мяв, сопровождаемый громким всплеском, и смех.        — Если бы каджит не вёл себя, как маленький котёнок, то было бы ещё лучше. — послышался откуда-то сбоку тихий насмешливый голос с уже привычными интонациями — Он у нас самый сильный, самый умный, прямо как Грива… да и при «третьей Луне» родился.       О чём в каджитском караване шёл разговор, Лира не поняла, но догадалась, что это было что-то вроде безобидной дружеской насмешки, и что там упоминались какие-то свои вещи и понятия, которые не были понятны никому, кроме самих каджитов.       После совместного завтрака двое путешественников и каджитские караванщики собрались и продолжили путь. Очевидно, ещё ночью или уже утром Ра’жинда разобралась с картой, и её товарищи поняли, как сильно они не туда зашли, потому что, как девушка поняла из их разговоров, они направлялись в Виндхельм. А он, судя по всему, от этой стоянки путь лежал на северо-восток, и ближайшим городом к тому месту, где они сейчас находились, были владения Вайтрана.       Тепло расставшись, с наилучшими пожеланиями, каджиты пошли обратно, в ту сторону, где должен был находиться Виндхельм, на северо-восток, а двое искателей приключений продолжили свой путь к странному лагерю, обнесённому частоколом, и видному вдалеке. Интересно, кто там мог быть?       Ещё только подходя к лагерю, Свен и Лира заметили не сразу понятное, но неприятное оживление, возникшее при их приближении, хотя двое путников не представляли для них никакой опасности и уж тем более не собирались нападать, а один из обитателей лагеря крикнул «Сюда!» и применил заклинание, которое по специфическому виду и проявлению можно было охарактеризовать как «Дубовая плоть», — и вопрос о характере местных жителей очень быстро перешёл в разряд риторических.       Ни один из обитающих там разбойников не был рад увидеть мирных жителей, направляющихся к их «дому», — а этот разбойник-маг примкнувший к этому лагерю совсем недавно, и подавно. Проведя много времени в одиночестве и не получив ни помощи, ни поддержки от обычных граждан, он решил, что бандиты — вполне себе даже неплохие ребята, которые стали для него новой семьёй.       И когда он, пытаясь применить какое-то заклинание, которые раньше просто бестолково проходили мимо, был ранен сам, он почувствовал сразу несколько странных и вроде бы не связанных между собой вещей. Первое — что его ранили, и причём сильно. Второе — нестерпимый жар от ожога, от которого, казалось, ещё немного, и лопнет сердце, почти сразу же сменившийся онемением от обморожения. Теперь он сидел на земле и пытался хоть как-то удержаться от позорного и уже полного падения на жёсткую осеннюю землю, хотя руки тряслись, подгибались и уже начинали неметь. Незадачливый колдун смотрел, как к нему подходят какие-то незнакомцы, которые в ближайшие мгновения его добьют, — и он отлично понимал их.       Ведь и он сам пытался убить их первыми, — а он просто защищались. Третьей была мысль, что в этот раз он уже не останется один и не будет бродить по вымершему, потому что перебитому форту, сходя с ума, и снова искать, к кому бы ему прибиться, — потому что он просто не останется с живых, поэтому он не увидит, как погибнут его новые товарищи. Он знал, что скоро они умрут, возможно, все до единого, — но у него была сомнительная и горькая радость, хоть как-то, но утешившая его в последние мгновения его жизни. Он умрёт первым — и, возможно, даже быстро. Те мирные путники, на которых они с ребятами напали, ничем не были похожи на обычных случайных прохожих. Более того — они умели держать в руках оружие и довольно сносно, хоть и с большой натяжкой, пользоваться им. И это и правда были мирные жители, хотя до настоящих воинов им было ещё очень далеко.       От ударов, попадающих в цель, искусственно созданная и поддерживающая магически дубовая плоть словно искрила, и от неё отлетали брызги, будто кто-то бил ладонью по поверхности озера. Было красиво — и означало, что защитный барьер сдаёт и уже пробит. Ну и пускай… Эти двое всё-таки не палачи, и они не любят убивать, — а потому убьют его максимально быстро, насколько у них это вообще получится. И эта странная… доброта от противников, которые оказались скорее уж воинами, чем простыми крестьянами, но при этом мирными путниками, удивила его уже готовое остановиться сердце.       И последняя мысль была уже неосознанной, скорее уж ощущением, — что умирать, на самом деле, скорее, чем кажется, — и в момент смерти об этом уже не думаешь. И уже можно ни о чём не жалеть, ни в чём не раскаиваться, — а просто спокойно отдохнуть. В Совнгарде, если правду говорят, и он действительно есть.       В очередной раз удивившись тому, насколько тамошние разбойники были несговорчивыми, вспыльчивыми и, можно сказать, прямолинейными и прямодушными, причём все эти, в общем-то, положительные качества они умудрялись всегда использовать только бестолково, нелепо и себе и другим во вред, Лира дала знак Свену, чтобы он пригнулся и стоял вплотную к воротам, потому что она увидела, как какой-то разбойник с деревянной башни захотел обстрелять незваных гостей из лука, и, недолго думая, уже приступил к исполнению задуманного. Вернее, только пытался: несколько стрел с протяжным свистом упали рядом с девушкой в пожухлую рыжеватую траву, а Свен, увидев стрелу, воткнувшуюся рядом с ним в бревенчатую стену, окружающую лагерь, мстительно пообещал невидимому лучнику смерть от серьёзной кровопотери. К сожалению, мирных разговоров с обитателями лагеря не получилось, — и у бретонки возникло стойкое ощущение, что и просто разговоров не получится тоже.       К удивлению Свена, который никогда не сомневался в том, что он был лучшим и очень талантливым бардом, но знал, что был не таким хорошим воином, с тремя противниками снаружи они как-то разобрались. И здесь ему очень пригодился тот посох, который они конфисковали у непонятно чего забывшего и не пойми как и чем занимающимся около драконьего логова скелета, который вместо того, чтобы тихо лежать в своей гробнице, могиле или где-то ещё, как и полагается приличной нежити, разгуливал среди каких-то камней, очень напоминающих ритуальное место, так ещё и оказался на редкость недружелюбным. Лира и Свен отыскали небольшую «мёртвую зону», где лучники не могли по ним попасть, и где у них получилось бы нанести удар из-за поворота и попросту перебили разбойников по одному. Когда с ними больше не было мага, остальные представляли собой уже гораздо меньшую опасность.       Живые или ожившие скелеты не нравились норду гораздо больше драугров, по причинам, которые оставались непонятными даже для него самого. Можно было подумать, что древние и давно умершие норды в истлевшей броне и разгуливающие по бесконечным коридорам своих гробниц, были чем-то обыденным и нормальным, — но ходячий скелет с полностью пустыми глазницами, даже не горящими голубым светом, казался юноше отчего-то во много раз неестественнее, опаснее, да и просто гаже. Хотя, на самом деле, признаки жизни не должны были подавать ни те, ни другие.       После довольно продолжительного, изматывающего и какого-то бестолкового боя искатели приключений перевели дух и и оглянулись. Всё то, что они видели теперь вблизи и изнутри, раньше скрываемое, как великий секрет, за наспех поставленным из широких неотёсанных брёвен частоколом, было каким-то… не особенно впечатляющим. скажем так. Выходило почему-то и правда не очень. Прогнав от себя непрошенную мысль «интересно, как здесь вообще можно было жить?», бретонка огляделась.       Не то утоптанная, не то просто убитая земля напоминала какую-то площадку, — но при этом она не использовалась ровным счётом ни для чего. Там не точили оружие не подгоняли броню — кузница, такая же чахлая на вид, как и всё остальное, тихо стояла в углу «загона», как бретонка окрестила для себя это место, — и представить себе этих разбойников за боевыми тренировками она не смогла, даже несмотря на своё живое воображение. Ни травинки, ни растения, ни даже вездесущего сорняка, — ничего. Просто серая тусклая земля, убитая во всех смыслах этого слова.       Немного поодаль — помост, сколоченный словно плотником-великаном, смотровая вышка, которая была бы этому же самому великану как раз на уровне глаз, и, если долго смотреть на всё это «великолепие» для слепых, начинает казаться, что всё здесь — и земля, и виновато притихшая в дальнем углу «загона» кузница, от горна которой пахло совсем не так, как в том же Вайтране и, разумеется, в Ривервуде (первом, а потому и лучшим городом, вернее, населённом пункте, который девушка увидела в Скайриме), — и безнадёжно-безразличные, словно долго умирающие от смертельной болезни брёвна частокола начинали как-то смазываться, смываться, превращаясь в какое-то тусклое сероватое пятно. И даже чистый осенний воздух здесь, перед входом в этот унылый бандитский лагерь, начинал сгущаться, сдавливать лёгкие и давить на плечи.       Где-то в углу «загона», под унылым и не производящим серьёзного впечатления навесом лежал скелет мамонта без бивней. Лира удивилась то ли аппетитам того или тех, кто смог затащить сюда целую мамонтовую тушу, то ли неосмотрительности ещё живого мамонта, если он, конечно, пришёл сюда сам. Интересно, какая же у него должна была быть скучная жизнь, чтобы он добровольно захотел прийти в такое унылое место, от которого, казалось, даже мёртвые могут умереть повторно от тоски?       И чем-то вроде спасительного маяка, указывающим путь к жизни и к живым, были горы, настолько близко расположенные к лагерю, что они казались какой-то большой, неправдоподобно-красивой и реалистичной игрушкой. Словно в семье каких-то разумных и образованных великанов родился ребёнок, и счастливые родители решили сделать для него игрушки размером с реальные человеческие предметы, изображающие мир во всей его истинной сущности. Горы — так горы, только рукой подать; скалы — самые настоящие горные отроги, а потому и неотличимые от настоящих. У ребёнка должно быть только всё самое лучшее.       И ручей с чистой водой — вот он, совсем близко от лагеря, и казалось, что его нескончаемое тихое журчание было единственным и самым разумным звуком, который можно было здесь услышать. Должно быть, этот ручей брал своё начало от какого-то родника; не было похоже, чтобы он был притоком какой-то реки или впадал в неё, полностью довольствуясь своей судьбой и тем, кем, вернее, чем он был. А чистый ручей с родниковой водой, на дне которого лежат чистые, отполированные течением камешки — это тоже совсем не плохо. А где вода, там всегда будет жизнь.        — Давай посмотрим, что здесь ещё есть. — прошептала чародейка, на случай, если их кто-то мог услышать или заметить. Вокруг было только обманчиво-тихо, то ли тихо по-настоящему; под чарами уныния, безжизненности и запустения этого «лагеря чистых родников» можно было бы пройти рядом и не заметить никого и ничего, — ни вооружённого до зубов опытного разбойника, ни открытого сундука, доверху набитого золотом. Само же место было таким унылым, особенно теперь, когда оказавшиеся снаружи защитники были перебиты, что оно запросто могло бы вызвать депрессию даже у драугра.       Внимание Лиры привлёк только невзрачный вход, ведущий вглубь горы. Две старых, обшарпанных деревянных двери под низким навесом напоминали скорее вход в шахту, но бретонка уже решила на всякий случай заглянуть и туда. Свен не возражал, и даже пошёл первым, вопреки своей привычке следовать за Драконорожденной. Может, дело было в том, что сумки наконец-то полегчали, и теперь уже не приходилось тащить на себе горы поклажи, может, недотёпистому барду было просто любопытно — но в этот раз чародейка шла следом.       И буквально через несколько шагов уверенный в себе норд был вынужден остановиться: Свен так ретиво мчался на бой с бандитами, что не заметил нажимную плиту почти у самого входа, и только раздавшийся через несколько секунд грохот заставил его застыть на месте, а затем — срочно отскочить к земляной стене шахты.       Мимо норда с шумом прокатилось около дюжины чёрных валунов, каждый размером с его сумку. Скатившись по уклону до более-менее ровного участка, камни со стуком остановились.        — Свен, ты в порядке? — взволнованно спросила Лира, видевшая весь этот камнепад со стороны.        — Да, со мной всё хорошо, камни пролетели мимо, — лаконично сообщил бард, доставая кирку, — кстати, взгляни налево, тебе это понравится.       Бард оказался прав, увиденное понравилось и ему, и Лире, и следующие пару минут искатели приключений извлекали из рудной жилы куски железняка, и почему-то бретонке показалось, что они найдут здесь ещё месторождения, а этот выход был лишь частью одной большой жилы.       Сложив руду, Довакин со своим спутником пошли вглубь шахты, вслед за камнями, которые, как назло, перегородили единственную дорогу. Оставалось только перелезать через них, и Свен справился с задачей легко и быстро, вскарабкавшись на первый валун и перешагивая с одного на другой.       А вот у Лиры всё вышло не так здорово. Девушка ещё утром по ошибке вместо эльфийских сапог надела обычные тканевые, не рассчитывая на то, что ей придётся в ближайшее время с кем-то воевать и через что-то перелезать, и сейчас эта беспечность ей больно аукнулась. Буквально: перешагивая с одного валуна на другой, бретонка слегка не рассчитала свои движения, и вместо того, чтобы наступить на верхнюю грань каменюги нога на полной скорости врезалась в цельный кусок андезита… и основной удар пришёлся на мизинец.       Лира громко вскрикнула и еле успела ухватиться рукой за стену, чтобы не упасть — некоторые ранения были несильно больнее, чем удар мизинцем о валун. И хотя реального вреда от такого пинка почти не был, оно чувствовалось настолько противно, что девушке хотелось выть волчицей. И, как назло, этот вой услышал не только Свен.       Из-за поворота уже через несколько секунд показался норд с щитом и булавой, явно не намеренный вести дружескую беседу. Свен бросился ему наперерез, пока Лира пыталась собраться после инцидента с валунами и как-нибудь помочь спутнику. К счастью, она недооценила своего компаньона, который за пару ударов расколол щит бандита, а третьим — прорубился к сердцу через рёбра.        — Лира, ты в порядке? — спросил бард, когда его спутница наконец преодолела завал — Мне показалось, что ты подвернула ногу. Я бы воспользовался целительными чарами, но они вроде у тебя и так есть.        — Всё хорошо, Свен, я просто мизинец ушибла, — успокоила его Лира, — тут даже никаких целительных чар не надо, само прошло. Вроде бы мелочь такая — а всё равно больно, особенно когда неожиданно. Надеюсь, ты не положил мои вещи в свой рюкзак, а то я хочу переобуться.       Почему-то девушке показалось, что Свен должен был сказать по этому поводу какую-нибудь ерунду, чтобы выразить своё мнение о том, что здесь ничего страшного нет, а потому и даже говорить не о чем, хотя раньше он себе такого никогда не позволял. Но в любом случае, и сочувствие, и понимание были очень приятны, — а из-за этого небольшого досадного приключения ушиб больше не болел.        — Конечно, а когда переобуешься, присоединяйся ко мне. У меня тут есть для тебя приятный сюрприз, — ответил юный норд, стараясь держать интригу, — три сюрприза, если быть точным.       Пока Лира переобувалась, Свен смахнул зелья со столика в следующей подземной комнатке, и уже начал стучать по чему-то киркой. И когда бретонка сама увидела помещение, она сразу поняла, о каких трёх сюрпризах говорил её спутник — только там она насчитала три выхода железной руды… и грибы.        — Ну что, как тебе такой сюрприз? — гордо объявил Свен, отрываясь от работы, — Там ещё кирка лежит, если… Лира, ты куда?       Бретонка решила, что руда подождёт, и сперва срезала грибы, оставив несколько на развод, и только после этого присоединилась к их со Свеном совместному шахтёрскому промыслу. А тот факт, что Свен то ли нашёл, то ли приготовил для неё сюрприз, чтобы потом порадовать её, почему-то вызвало радость и какое-то ещё, очень приятное и тёплое чувство. Но девушка объяснила это тем, что ей просто очень повезло с её спутником, и все их приключения были не только опасными, но и весёлыми и в приятной друг для друга компании.        — Интересно, а почему ты не носишь серёжек? — поинтересовался Свен, вытаскивая кусок руды.        — Ничего особенного, мне эти украшения ещё с детства не нравятся. — ответила девушка — Я когда-то в детстве пробовала надеть серьги, у которых кольцо не сплошное, и его можно просто натянуть на мочку уха, но мне не понравилось. И то, как эти кольца серег надо было надевать, — всё-таки больновато, — а если прокалывать уши специально, должно быть ещё хуже. К тому же, если кто-то захочет сорвать серьги, то даэдра бы с ними, с драгоценностями, — но при этом ещё и рвутся мочки ушей, насколько мне известно. Со мной такого никогда не случалось, но не думаю, что мне или кому бы то ни было ещё это было бы очень приятно.       Собирая по дороге всевозможные зелья, ингредиенты и прочие «дары бандитского логова», стараясь не шуметь, оба искателя приключений осторожно продвигались вперёд. Казалось, что дорога медленно, но верно спускается глубоко под землю, и хотя вокруг были грубо сделанные потемневшие от времени и сырости стены и потолок, с которого время от времени осыпалась земля, этот факт почему-то не радовал. В такого рода местах почему-то быстро начинаешь чувствовать себя одиноким, и даже ободряющее присутствие разбойников где-то впереди и внизу, выдаваемое размеренными ударами киркой, не особенно ободряло и поддерживало. Странно, — но пока они со Свеном тоже добывали руду, никто не пришёл на шум: должно быть, разбойники просто принимали их за своих. А всё-таки… интересно, сколько же их там ещё осталось?       В процессе поисков добычи, новых выходов железной руды, ингредиентов и признаков разбойничьей жизни искатели приключений наткнулись на запертую дверь.       Из-под двери тянуло холодным и затхлым сквозняком, таким своеобразным ветром подземелий, и, судя по всему, дорога дальше вела именно туда. Никаких других туннелей или поворотов не было видно. Может, за этой дверью были спрятаны какие-то сокровища, или карта — или разбойники заперли там кого-то? К удивлению девушки, ей удалось взломать замок почти мгновенно, без помощи Свена, и за запертой дверью оказалась всего лишь дорога дальше, тускло освещённая неровным светом далёких факелов. Оттуда доносились далёкие приглушённые голоса и звуки ударов кирки по камням, сливаясь в отдалённый глухой гул. Почему-то от неприглядности и резко выраженной неуютности этого места по коже шли холодные мурашки; чтобы немного отвлечься, девушка стала думать о том, сколько здесь им уже удалось найти грибов, правда, преимущественно почти все они были мухоморами, но для зелий они всё равно сгодятся, пусть даже и только на продажу, но почему-то помогло только наполовину.        — Что-то мне это не нравится… — тихо сказал Свен, словно угадав мысли Лиры по этому поводу.        — Знаешь, Свен, и мне тоже. — ответила волшебница. Теперь, когда они оба подумали об одном и том же, причём одновременно, не было больше смысла размышлять о только что собранных ингредиентах и врать самой себе, что не всё так плохо, — а что-то даже хорошо.       Инстинкт самосохранения, которым она очень часто пренебрегала, теперь проснулся и очень мстительно заявил, что вовсе не всё хорошо, и даже не что-то, — потому что всё очень и очень плохо. По крайней мере, может быть. Но пока они здесь, хорошего точно ждать не стоит.       Пока ещё незамеченные искатели приключений увидели, что они стоят на деревянном помосте, от которого идёт вниз деревянная хлипкая лесенка; нельзя было разобрать, что внизу, оставаясь при этом незамеченными, — а дальше впереди располагался другой помост, и в самом помещении, если судить по голосам, обретались трое разбойников. Пока они не замечали, что были уже не одни, и спокойно занимались своими делами.       И Лира, и Свен знали, что теперь у них есть только одна дорога — это дорога вперёд, потому что даже если они бы и захотели вернуться назад, открыть закрывшуюся дверь, разбухшую от сырости и потому тяжело шаркающую по земле, а потом закрыть, не получится, — да и разбойники ориентируются в этом месте гораздо лучше них.       И это спокойствие в любом случае теперь уже долго не продлится.        — Волшебники — вот у кого сила! Говорят, они могут превратить деревяшку в золото, — раздался голос откуда-то спереди, — мне бы так, деревяшку в золото…        — Лира, а ты и правда так умеешь? — шёпотом спросил Свен, услышавший о таком неожиданном применении магии.        — Свен, если бы я так умела, мы бы не шарились по бандитским логовам, а уже сидели в доме Тёплых ветров на горе золота, которой иной дракон позавидует, — недовольно, но мечтательно возразила Лира. В другое время она заметила бы, что Довакин, равняющийся на драконов, или наоборот — это как минимум весело, но сейчас ей почему-то было не до этого. И причина такой напряжённой серьёзности прохлаждалась в кажущемся небольшим помещении, которое было под стать тому, что они со Свеном до этого видели снаружи, в «загоне».       На полу небольшим бесформенным озерцом блестело и густо переливалось пролитое масло, а под потолком висели наполненные и чадящие открытые масляные светильники. Это что — недосмотр бандитов, очевидно, приходящих сюда только чтобы выпить, поесть и поспать, а потом снова уйти на весь день — или какая-то подсказка от судьбы?       Девушка представила себе, как она могла бы использовать этот «масляный недосмотр», и ей показалось, что она увидела это всё уже наяву.       Итак…       Стальная стрела, выпущенная из лука, метко сбила один из масляных светильников, мирно коптевших под потолком и даже слегка освещающих неприглядное и тоскливое подземное продолжение «загона».       Чародейка стала уже хоть какой-то, но лучницей, ещё не самой лучшей и даже не просто хорошей, — но быстро выхватить стрелу, натянуть тетиву, а потом выстрелить и попасть по цели, если, конечно, она не мчится галопом, и при этом не пострадать самой, — для неё это теперь обычное дело. А прицелится и выстрелить в полностью неподвижную мишень, на каком бы расстоянии она ни находилась — теперь уже не вопрос. И всё чаще в случае необходимости девушка представляет себе, что лук и стрелы — продолжение её рук, и иногда даже чувствует это. И иногда это даже очень помогает.       С каким-то таинственным низким звуком, словно кто-то открыл запретный гримуар с заклинанием вызова могущественных даэдра, простреленный светильник взрывается, разбрасывая во все стороны брызги загоревшейся жидкости, и этот пылающий снаряд падает вниз, прямо в бесформенное озерцо разлитого там масла.       Все три разбойника, не ожидавшие ничего, стоят внизу, в зоне досягаемости масла, поток которого воспламеняется быстрее урагана. Почему-то сразу вспоминается, как где-то чародейка видела горящий дом во время сильного ветра, когда бушевал огненный шторм. Кажется, ещё и такое заклинание в школе Разрушения есть? Как-то пока не хочется им пользоваться…       Почти сразу же раздаются крики, от которых в жилах стынет кровь, ещё сильнее, чем от яда пары сотен морозных пауков. Надо бы выйти за дверь, прикрыть её, чтобы от сквозняка огонь не распространился повсюду и не охватил те залежи непонятного хлама, за которым притаились оба путешественника. Лёгкие, почувствовавшие нестерпимый, ни с чем не сравнимый смрад горелой плоти, тоскливо сжимаются, вспомнив, как когда-то, давным-давно, или на самом деле ещё совсем недавно, они уже вдыхали такой отравленный воздух и тот же самый запах, далеко отсюда… И сжимаются на вдохе так, что, кажется, слипаются — и следующий вдох уже не даётся.       Но остаётся ещё и хорошо развитое в таких случаях зрение, когда хорошо видишь то, что никогда не хотел бы видеть — и память, которая не подведёт и навсегда запечатлеет то, что хотелось бы забыть сразу же, как только это случится.       Объятые пламенем, трое бандитов мечутся по горящему масляному озеру, падая в огонь и пытаясь погасить его, но вместо этого становится только хуже. Хотя… в таком случае, если ужасная смерть наступит скорее, это ведь только лучше, не так ли? От жуткой, мало на что обычное похожей боли, кажется, будто голова разрывается изнутри от взрыва; зрение сильно снижается и его словно затмевают яркие пятна, среди которых и пятна пляшущего на них огня. От горения нестерпимый жар настолько силён, что он даже не ощущается как простой огонь, простой жар или просто сильное тепло, пока этот ужасный зверь медленно пожирает их заживо, пробираясь сквозь обугленную плоть до костей. Нестерпимая боль и тяжесть, идущая словно прямиком из самого Небытия, разрывают солнечное сплетение и не прекращаются, вдоль позвоночника течёт расплавленная лава, а сердце, кажется, уже лопается от нестерпимой боли…       Однако сбрасывать эти светильники на масло Лира не собиралась. То, что она только что представила себе и словно почувствовала вместе с тремя ничего не подозревающими разбойниками, показалось ей настолько ужасным, что она поняла, что просто не сможет выстрелить по этим светильникам, хотя это существенно облегчит поиск безопасного выхода из этого подземелья. А что, если просто подождать, пока они будут подниматься к двери по одному?       Как известно, мечты никогда не сбываются именно так, как нам этого хотелось бы. Разбойники заметили нежданных «гостей», но вот уступать друг другу дорогу и подниматься соблюдая очередь они почему-то не захотели. В мгновение ока на лестнице около выхода образовалась очень неудобная и некрасивая свалка, причём численное преимущество бандитов сыграло им на руку, равно как и то, что у одного из них была секира. Вообще-то использование двуручного оружия в тесноте, да и сама давка должны были мешать, — но бандиты так увлеклись, что даже не заметили, что им что-то мешает. И им даже удавалось попадать по непрошенным гостям, — то, что должно было им помешать, на самом деле совсем не мешало.       И всё опять получилось вовсе не так, как хотелось. Лиру сбили с ног, и она погибла от множества ударов со всех сторон.       «Нет, такая стратегия — это тоже не вариант.» — подумала бретонка, вновь прячась вместе со Свеном за мешками с едой, и придумывая новый план.       Тихо вытащив лук и натянув тетиву, бретонка выстрелила в разбойника в двуручным мечом, стоявшего слева от её со Свеном укрытия, на небольшом помосте. То ли девушка научилась пользоваться луком, то ли ей повезло, но стрела попала куда-то в область печени, и прикрытый только меховой накидкой громила свалился на пол.       Остальные разбойники сразу подняли глаза на нагромождение мешков с продуктами, за которыми прятались их противники, и, оторвавшись от разделки очередного мамонта, выхватили оружие. По крику «Пора покончить с этой глупой игрой!» Лира поняла, что сейчас уже стало не до аккуратного прицеливания и меткой стрельбы, отложила лук и сменила обычные стрелы на огненные.       Разбойник-орк, поднявшийся первым, сразу же отлетел к стене пещеры, поверженный двумя огненными стрелами. Второй, однако, не спешил лезть вперёд, а вместо этого аккуратно приблизился с противоположной стороны в то же самое время и выпустил в Лиру поток молний.       Девушка повалилась на пол и скорчилась от боли — хотя электрические заклинания казались ей наиболее гуманными и безболезненными, ощутив молнии на себе, она поняла, насколько сильно ошибалась. К тому же, попавший в неё вражеский электрический разряд самым неприятным образом мешал колдовать: ощущалось это примерно так, словно кто-то внезапно протёр все её кровеносные сосуды изнутри, причём не самыми аккуратными движениями — и не самой мягкой тканью. И опять, как давным-давно, по дороге из Хелгена в Ривервуд, кончики пальцев ощутили странную тяжесть, на этот раз очень неприятную, — только будто в этот раз она подхватила таким образом какую-то падающую тяжесть. Бретонка не могла ничего сделать, мышцы свело от боли, а голова раскалывалась — Лира была абсолютно беззащитна.       «Наверное, сейчас снова вернут назад во времени. Скорее бы… а то так долго и больно.» — подумала девушка, мысленно готовясь к очередной смерти, как вдруг молнии пропали, и боль начала постепенно уходить. Потом знакомые тёплые, но грубоватые руки подхватили её и отнесли вниз, к какой-то лежанке, где Лира постепенно пришла в себя. Несмотря ни на что, девушка не могла не почувствовать, что это ощущение было очень приятным, и не походило ни на что другое; и снова почему-то вспомнилось, как тогда, когда после первого боя с драконом около Западной сторожевой башни она сначала вылечила Свена, а потом позволила себе ненадолго упасть в обморок от переутомления, и на левой щеке она почувствовала что-то тоже очень приятное и нежное, тёплое, — и тоже не похожее ни на что. И от этих двух ощущений всё остальное словно отошло на задний план и стало уже не таким реальным, не таким опасным и пугающим. Даже жалобы Свена на вкус зелий.        — Всё хорошо? — обеспокоенно спросил норд, когда его спутница медленно и тяжело поднималась на ноги и пыталась вспомнить заклинание лечения. К сожалению, запас магических сил то ещё только начинал восстанавливаться, то ли вообще не восстановился — Мне показалось, ты почти потеряла сознание.        — Сейчас… со мной всё… будет в порядке, — стиснув зубы, ответила бретонка, залечивая электрические ожоги бутылочкой зелья, вкус которого в этот раз почему-то даже не казался таким мерзким, как обычно. Должно быть, в этот раз ей просто было не до ощущения самого очевидного — вкуса. — Спасибо, Свен.       Наконец поднявшись на ноги, чародейка посмотрела на свои руки. Странно, — но никаких видимых повреждений на них не было, чего нельзя было сказать по ощущениям: когда она вытащила из своей поясной сумки зелья лечения ранений, ей казалось, что у неё как минимум слезла с рук вся кожа, а как максимум — теперь она должна была увидеть под слезшей кожей обуглившуюся плоть. К счастью, ничего подобного не было, хотя головная боль давала о себе знать, причём очень неприятным образом.       Не дожидаясь, пока вдобавок к остальным болезненным и попросту больным ощущениями прибавится ещё и особенно мерзкая головная боль, которая уже начинала подступать и словно сжимала мозг обручем, бретонка быстро достала из кошеля бутылочку с хорошо знакомым голубоватым содержимым и заранее сморщилась, представив себе отвратительный привкус грибов.        — Ну, как? — спросил Свен, уже обыскавший труп убитого им разбойника-мага и теперь вернувшийся к своей спутнице.        — Надо будет потом спросить у Аркадии, могут ли зелья пропасть, в смысле, протухнуть. — Очень невкусно… И мне кажется, что оно стало даже ещё гаже, чем было раньше.        — Знаешь, Лира, — ответил Свен — мне кажется, что если ты начала обращать внимание на вкус зелий, значит, всё не так уж и плохо, по крайней мере, теперь. Посмотри, что я у него нашёл! — парень кивнул в сторону убитого мага. — Как тебе кажется, что это? По-моему, это какое-то магическое оружие.       Первая найденная на трупе штука напоминала жердь, из которой какой-то искусный столяр вырезал голову дракона с длинной извивающейся шеей и широко раскрытой пастью, а второй был похож на тот, который недотёпы конфисковали у скелета около Пика Древних.        — Мне кажется, это какие-то посохи разрушения, — сказала Лира, рассматривая находки, — и, судя по всему, они заряжены. Может, ты мог бы научиться пользоваться ими, — если, конечно, тебе понравится. Хотя вроде бы в прошлый раз ты очень даже хорошо управлялся.        — Ну… Только если я после этого не стану магом, — тогда я согласен. — неуверенно сказал Свен — а так-то оружие и правда хорошее, когда в своих руках.       Очевидно, понимание того, что от использования посохов он всё равно не станет магом, настолько понравилось Свену, что он даже решил похвалить магические посохи. Почему-то это вызвало у девушки улыбку; и теперь, кажется, она знала, какое оружие в будущем её спутник захочет освоить быстрее и лучше всего. Посохи, как ни крути — оружие не для ближнего, а для дальнего боя, если ты не хочешь приложить противника этой деревяшкой. Но если не попадаться врагу на глаза, да и стоять от него на почтительном расстоянии, так будет гораздо безопаснее. А безопасность её спутника волновала девушку всегда; ну, и повторения того, что произошло в одной пещере, и о чём она не хотела даже вспоминать, тоже очень не хотелось.        — Свен, посмотри! — девушка показала в сторону старого и коряво сколоченного шкафа, напоминающего чем-то книжную этажерку — Какая гадость!       В «библиотеке», неаккуратно сваленные, лежали бивни мамонта, причём очень много, — а рядом валялись и отрезанные хоботы, которые, собственно, и были той самой гадостью, о которой сказала чародейка. Отвратительные, огромные и волосатые куски мяса были отрезаны так грубо и неровно, что казалось, что их просто вырвали с корнем; а на том месте, в котором хобот был раньше прикреплён к черепу, кровь уже запеклась и потемнела, и в тусклом свете от масляных светильников под потолком она казалась чёрной, как и огромные, словно сплющенные, ноздри, внимательно и безглазо смотревшие на девушку, обнаружившую этот мерзкий «склад». Лежащая неподалёку, в самом центре масляного «озера» грубо разделанная, скорее покалеченная, туша мамонта радости от присутствия в этой шахте не добавляла. Отвратительно-тошно пахло зверем и звериным потом, большой кровью, как свежей, так и уже давно свернувшейся и начавшей подгнивать, и чем-то ещё, о названии чего девушка предпочитала не знать. Проходя мимо и поскользнувшись на разлитом и не убранном масле, девушка замахала руками, стараясь вернуть себе равновесие, и едва не ухватилась за лежащую рядом с ней тушу, чьи маленькие глаза немигающе смотрели на унылую и безрадостную картину того, что теперь окружало её в посмертии.        — Лира, это как раз то, что нам надо! — к счастью, бард не обладал повышенной чувствительностью, или просто видел отрезанные хоботы и раньше, — или просто в любой ситуации предпочитал думать о главном, ну, или хотя бы в большинстве случаев просто пытался. — У нас Изольда бивень мамонта просила, чтобы расплатиться с каджитом из каравана, вот здесь и один бивень, и даже больше. Один мы возьмём для неё, — а остальные можно просто продать. Я слышал, что их используют для украшений, так что это тоже может пригодиться. А это какой-то колун интересный… Если ты не возражаешь, я его тоже возьму, мне кажется, он какой-то магический, да и поудобнее будет. Если он нам в доме ни для чего не пригодится, пусть тогда просто на стене повисит, на стойке для оружия. — Бард примерился взять колун с длинным топорищем и остался доволен. — Мне кажется, это не сколько для того, чтобы колоть дрова, сколько для того, чтобы рубить врагов. Каких только, интересно: спригганов, что ли? Я слышал, они вообще-то ожившее дерево. Тогда понятно, кого надо этим колуном на дрова колоть.       Не обращая внимания на хоботы, лежащие рядом, парень спокойно собрал в свою сумку все лежащие на полках бивни, пока его спутница проверяла, есть ли на другом помосте что-то ценное или не очень. Удивительно, — но ей сразу же удалось найти какую-то книгу, причём совсем новую, учитывая её состояние. Тем более было непонятно, что она делала в этом унылом разбойничьем месте, потому что читать бывшие обитатели этого… «загона» не умели. И вдвойне удивительным был факт, что в книге описывалось ни много ни мало заклинание трансмутации, — превращения железной руды в золото или серебро. Оказывается, такая магия и правда существует; интересно только, откуда здесь мог взяться этот фолиант? Не сами же бандиты принесли его сюда, в самом деле? А если они, почему они не выучили это заклинание и не применили его на деле? Местом, которое находилось под землёй и в котором Свен и Лира встретили корыстных мечтателей, машущих киркой, была шахта, где залегало видимо-невидимо железа. Или на самом деле всё было не так просто, как казалось?       Решив пока ничего не говорить об этой находке, Лира спрятала учебник в свой рюкзак. И почему-то она впервые подумала о том, что, возможно, неспроста среди этих разбойников были два мага, погибших при встрече, — или же, может быть, эти маги были с ними. Или — у них, причём второй вариант был как-то печальнее, в смысле, для теперь уже мёртвых магов. Кажется, для них всё могло бы закончиться очень плохо в любом случае, и это был просто вопрос времени. Кто знает, какие у них там были отношения между собой — и для чего, или из-за чего эти маги примкнули к крепким и хорошо вооружённым бандитам? Может, они оставались с ними не потому, что им этого очень хотелось, а просто потому, что иначе никак не получалось?       Может, даже в этой преступно-разбойничьей среде, об отношениях в которой Лира не знала абсолютно ничего, тоже существовала своя иерархия, и не всегда были такие уж хорошие и радужные отношения. Тот безымянный разбойник, которого они со Свеном обнаружили уже мёртвым сразу около двери в Ветреном пике… вряд ли можно было сказать даже после нескольких бутылок креплёного мёда, что у него были очень хорошие товарищи, которые не оставили его и не дали умереть то ли из-за многочисленных, но всё же не смертельных укусов злокрысов, то ли из-за болезни, которой те его заразили. И в конце концов он умер в полном одиночестве и мучительной смертью, до последнего вздоха зная, что рядом с ним его товарищи, которые ни за что не подойдут к нему.       Отвлекаясь от неприятных мыслей, девушка отошла от отвратительной туши и продолжила поиски чего-то ценного, что определённо могло быть в этом «подземном загоне». Её ожидания увенчались небольшим, но увесистым томом «Биографии Барензии» и сундуком, в котором искатели приключений обнаружили приятно тяжёлые мешочки с золотом, а также отмычки, простенькое, но дорогое кольцо с драгоценным камешком и сапоги с зачарованием, улучшающим выносливость. Лира решила подумать над вопросом, как оно работает, потом, потому что сейчас ей больше всего на свете хотелось выбраться из этого места — и никогда больше в него не возвращаться. И пока Свен привычно собирал всё содержимое мешков, в огромном количестве наваленных повсюду, она начала осторожно пробираться вперёд, — туда, где, как ей казалось, должен был быть выход.        — Свен, давай уйдём отсюда поскорее, мне тут совсем не нравится, — несколько жалобно попросила девушка, спешно пакуя находки и стараясь не смотреть на мамонта, не наступать в масло и не дышать глубоко.        — Мне тоже, — кивнул бард, ткнув драконьей головой с посоха в медвежий капкан, чтобы вызвать срабатывание ловушки. Раздался громкий, но короткий лязг, и капкан захлопнулся.        — И предлагаю больше сюда не возвращаться, пусть оно всё хоть огнём горит, — подытожила бретонка, догоняя спутника и осторожно обходя ржавую нажимную пластину.       По пути к предполагаемому второму выходу произошло то, о чём искатели приключений даже не подозревали, и что стало для них одним из самых неприятных сюрпризов. Благополучно миновав одну плохо замаскированную ловушку, они задели растяжку дальше по коридору, которая сработала с тихим треском, после чего сзади раздался взрыв и дыхнуло жаром. Светильники, висящие под потолком, выполняли ещё и роль западни, упали на землю, разбились и подожгли разлитое масло. Хорошо хоть, Лира и Свен отошли уже достаточно далеко от весело полыхающего горючего ручейка, но нестерпимый жар гнал их вперёд, где — они уже совсем не были уверены — должен был находиться второй выход. И почему, собственно, бретонка решила, что там дальше должен располагаться выход, вместо того, который находился в самом начале и через который они недавно вошли?        — Как ты сказала? Пусть оно огнём горит? — пошутил Свен, увидев огненную стену за спиной, — но мы всегда сможем потушить этот пожар. Ты же вроде маг, наверное, сможешь наколдовать воду… или нет?        — Свен, твои знания о магии и правда несильно больше, чему Оргнара! — незло упрекнула своего спутника бретонка, — Даже если бы я умела вызывать воду, а я не умею, там, в пещере, горит масло, оно легче воды, и тут даже ливень ничего не потушит.       Дольше медлить было нельзя: в небольшом пространстве бушевал пожар, огромная туша мамонта нехотя занялась и начала тлеть, распространяя ещё большую удушливую вонь, от которой перехватывало дыхание и слезились глаза. Казалось, ещё немного — и прилипшая к телу мантия тоже загорится.       Дальше в коридоре было чуть попросторнее; факелов, разумеется, не нашлось нигде, но от пожара, бушевавшего за спиной путешественников, казалось, что освещение такое же жуткое и яркое, как в открывшихся вратах Обливиона. Нестерпимые жар и вонь был такими же, разве что не хватало запаха серы и негостеприимных даэдра.        — Туда, быстрее! — крикнул бард, пытаясь перекричать рёв пламени.       Огонь продолжал бушевать с новой силой; очевидно, где-то рядом находился источник свежего воздуха, и к тому же ясно чувствовался лёгкий ветерок. Не исключено, что получился сквозняк, который в нормальное время мог бы хоть как-то рассеивать затхлую вонь подземелья и смрад от проводимых здесь «работ», но теперь даже безобидный свежий ветер мог стать смертельно опасным и убить двух путешественников, попавших в ловушку. Казалось, что погибшие бандиты и даже труп невинно убиенного питомца великанов решили мстить каждому, кто сможет дойти до этого места и останется в живых.       В какой-то момент девушке показалось, что пока у них за спиной с гудением и треском бушевала огненная смерть, из пламени поднялись и молчаливо пошли следом трупы уже окончательно мёртвых бандитов, даже в посмертии не хотевших, чтобы кто-то спасся из этой западни, даже когда они сами будут уже мертвы и им уже в лбом случае это никак не поможет. И, неслышно ступая в огне, делая неверные шаги и словно заново учась ходить, за ними бесформенной и гротескной тенью следовал мёртвый и уже частично разделанный мамонт, с вырванными бивнями и небрежно отрезанным хоботом, преследуя то ли своих убийц, то ли тех, кто убил их, а теперь был и сам на волоске от смерти. И только присутствие Свена рядом и его, возможно, только кажущееся спокойствие спасало девушку от паники и болезненного желания во что бы то ни стало остановиться, обернуться и посмотреть, правда ли позади них, в надвигающемся огненном шторме, происходило то, что она сейчас себе представила.       Дорога вперёд, казалось, заняла целую вечность. От запахов чада и гари начинала болеть и кружиться голова; идти становилось всё тяжелее и казалось, будто дорога к ставшему таким опасным ветру и воздуху, который при этом означал призрачную надежду на свободу, длилась несколько часов. Кажется, впереди был выход, ясно виднелся дневной солнечный свет и чувствовалось дуновение ветра, — должно быть, того самого, и-за которого за спиной молодых людей пожар разгорался всё сильнее, распространяясь повсюду и уничтожая всё, что могло гореть и что не могло.       Выход оказался прямиком в круглую яму с отвесными стенами, покрытыми крупными необработанными камнями. Прямо из такого же утоптанного земляного пола, чуть-чуть не достигая выхода наверх, на свободу, торчали тонкие, но очень крепкие заточенные колья. Некоторые колья были короткими и наклонялись вперёд, словно для того, чтобы тот, кто будет спасаться от разгоревшегося пожара, не заметил новой смертельной опасности и напоролся на эти колья сам, не успев остановиться. Вот так заманчивая близость свободы и спасения могли обернуться для неосторожных путников долгой мучительной смертью.       Сверху, наполовину насаженные на кольях и замершие в неестественных позах, навсегда застыли какой-то неизвестный эльф, не заметивший умело замаскированной ловушки, и упавший раньше него, висящий вниз рогами и уже освежеванный и начавший разлагаться труп оленя. Колья под ними были покрыты какими-то тёмными и уже засохшими брызгами и разводами, источавшими сладковатый смрад с ощутимыми нюансами тухлых яиц.       Девушка чуть не отшатнулась от такой жуткой картины долгой и ужасной смерти, оказавшейся буквально в полушаге от неё, но Свен вовремя поймал её за руку: путь назад был окончательно и бесповоротно закрыт: позади была ужасная и относительно быстрая смерть, а впереди — ужасная и гораздо более медленная. Оставалось только одно: рубить колья, чтобы появилась возможность вылезти наверх, держась за камни. Времени оставалось мало, а колья были понатыканы на слишком маленьком для такой узкой ямы расстоянии, чтобы здесь можно было свободно пройти, не задевая ничего. Надо было бы надеяться, что при попытке выбраться наверх, к Солнцу, привычной и надёжной твёрдой земле, траве и свободе не придётся утыкаться во что-то лицом, при этом постоянно рискуя серьёзно распороть себе что-нибудь о колья, хищно торчавшие во все стороны, как гнилые зубы рыбы-убийцы с неправильным прикусом. Очевидно, разбойники, гореть им в Обливионе, предвидели и такой вариант развития событий, — что кто-нибудь сможет дойти до этой ловушки хоть немного живым, и позаботились сделать этот момент как можно более ужасным и безнадёжным.       Неожиданно для самой себя, Лира высказалась примерно так же, как один раз во время её детства высказался один стражник в Бруме, когда случайно с размаху попал себе обухом топора по ноге. Тогда она ещё не поняла значения всех этих выражений, — но теперь ей внезапно стало понятно абсолютно всё. И смысл каждого слова, когда приличными были разве что союзы и предлоги, да и то не факт, — и очень трезвое и правильное восприятие ситуации с её последующей оценкой.       Бретонка достала из сумки тот самый колун, который Свен прихватил с собой, и вдвоём они медленно, на верно прорубали себе дорогу к краю ямы. Срубленные колья искатели приключений отбрасывали в сторону, чтобы огонь как можно дольше шёл за ними, пока наконец не обезвредили последний ряд перед скалами, по которым можно было бы выкарабкаться наружу.       Путь наверх сразу же напомнил Лире, как они со Свеном взбирались на гору по остаткам оползня, только теперь склон был отвесным, а риски — ещё больше. Девушка пошла первой, но уже на середине пути почувствовала сильно нарастающий запах гари, а потом, заглянув вниз, увидела языки пламени, вырывающиеся из туннеля. Дышать ртом, а не носом помогло только тем, что так слабее чувствовался ужасный, ни с чем не сравнимый… запах, однако гарь перебивала всё. От неё першило в горле и лёгкие раздирал кашель, однако девушка успокаивала себя мыслью, что теперь они уже совсем близко к поверхности и сейчас уже должен чувствоваться свежий воздух. Но теперь, если она или Свен сорвутся и при этом каким-то образом не попадут на колья, то времени, чтобы вскарабкаться обратно, не будет.       От этой несвоевременной и быстро промелькнувшей мысли показалось, что камни начинают как-то скользить, а руки резко слабеют, и держаться за камни становится невыносимо трудно.       «Даже если у меня и будет шанс вернуться назад во времени, — быстрая смерть нас всё равно не ждёт. Неизвестно, сколько времени мы бкдем умирать здесь, — может, даже несколько дней. Так что нужно надеяться только на то, что мы сейчас обязательно выберемся отсюда, других путей и вариантов нет.»       Тяжело вывалившись из начинающей заполняться смрадным дымом ямы, в которой уже замелькали юркими змейками языки огня, девушка протянула руку своему спутнику, помогая скорее выбраться наверх, и они отползли в сторону, переводя дыхание. Через пару минут вся яма полыхала, и в небо поднимался густой белый дым, который бывает при сгорании травы и влажной древесины, однако Лира и Свен к этому времени благополучно выкарабкались и переводили дух, сидя у скалы неподалёку.        — Не знаю, какие у эльфов погребальные обряды, но тому бедняге мы устроили костёр, достойный короля. — заметил Свен, указывая на столб дыма за спиной.        — Главное, что для него всё уже кончено. — устало подытожила девушка, намереваясь продолжать путь, чтобы они как можно скорее оказались подальше отсюда. — Поскольку меня раньше только пару раз назвали манмеркой2, про настоящих эльфов, вернее, просто про эльфов я мало что знаю. А у тебя очень хорошо получилось, Свен, — тепло похвалила она своего спутника, — душевно так.        — Не знаю, как ты, но даже если у нас до сих пор слишком мало золота, с меня всё равно хватит приключений. На сегодня уж точно, — подытожила Лира через несколько секунд, поднимаясь на ноги и вытирая пот со лба, — давай наконец пойдём в Вайтран, купим дом и распродадим всё барахло.        — Знаешь, Лира… — задумчиво и как бы между делом сказал Свен, когда они уже отошли от дымящей смертоносной дыры в земле на достаточное расстояние, словно там находился кто-то, кто мог их услышать — Я и не подозревал, что ты такие слова и выражения знаешь!        — Ты знаешь что, Свен, — улыбнулась девушка, — я и сама не думала, что знаю их. Кажется, ты ещё много чего про меня не знаешь… и я сама про себя не знаю тоже. Но самое главное, что мы всё-таки выжили и выбрались оттуда. А по-другому ту ситуацию описать нельзя было никак.       Остальной путь по спокойной каменистой равнине прошёл без приключений — Лира и Свен довольно быстро вышли к какой-то сторожевой башне, стражники на которой, видимо, сразу поняли, откуда идут искатели приключений и приветствовали их одобрительным хмыканьем.        — Вообще-то мы сами собирались зачистить тот лагерь, — заметил один из стражников, — только… ждали официального распоряжения ярла. Бюрократия там, все дела. Надеюсь, он вам за это выпишет какую-нибудь премию.       «Вот как, оказывается, всё просто… — почему-то подумала девушка, устало плетясь по направлению к Вайтрану. Сказывалось пережитое напряжение, и теперь накатила такая сильная усталость, что всё почему-то стало как-то безразлично, словно всё происходило с кем-то другим, — да и к тому же случилось уже очень давно. — А что, собственно, я ждала от этих стражников? Да и что они могли сделать? Ни с одной стороны нельзя правильно рассмотреть ситуацию, лучше всего, наверное, она видна просто со стороны, как для стороннего наблюдателя. Здесь все уже давным-давно привыкли и к опасностям, и к смертям. Ничего нового.»       Когда солнце уже коснулось горизонта, Свен и Лира проходили по дороге, огибающей Вайтран с северо-запада, и бретонка увлечённо срывала по пути горноцветы — не столько для алхимии, сколько чтобы отбить запах. Ну, и чтобы снова напомнить себе, что на свете помимо пожухлой степной травы и садящегося багрового Солнца существует ещё и горноцвет, неприхотливо растущий вдоль дорог и из которого получатся ещё и просто очень красивые и простые в своём совершенстве букеты.       Неподалёку бурлила река, но мыться в таком людном месте девушке совершенно не хотелось. И если бестактность Свена чародейка ещё могла потерпеть, и даже какая-то часть её естества хотела, чтобы её телом любовался молодой красивый бард, который к тому же уже давно не был ей чужим человеком, но чтобы за ней подглядывали какие-то незнакомые люди — это было слишком. И ещё хуже — если этим незнакомцем окажется великан.       Однако умыться это не помешало, и в опустившихся на Скайрим сумерках Свен и Лира, усталые, но довольные, приближались к воротам Вайтрана, когда их нагнали ещё трое путников в странной одежде, которым сумерки, похоже, особенно нравились.        — Добрый вечер, а вы кто? — вежливо поздоровалась Лира, поравнявшись с незнакомкой. Сначала она подумала, что это тоже были какие-то искатели приключений, как и они со Свеном, — и тоже приехавшие из другой провинции, как и она сама.        — С едой не разговариваю. — ответил суровый женский голос, и на бретонку с хищным взглядом посмотрело худое, бледное, как у покойника, лицо имперки с яркими светящимися в темноте жёлтыми глазами и выступающими верхними клыками. Её лицо поражало какой-то неестественной красотой, какая, наверное, больше подошла бы какой-нибудь старинной кукле, про которую рассказывают страшные истории и с которой никогда не играют дети. Должно быть, эта женщина не выглядела бы так жутко и пугающе, если она была просто обычной безобразной старухой, — просто старой женщиной, но морщинистой, с крючковатым носом и полностью беззубой. А эти незнакомцы были какими угодно, — но только не простыми.       Лира сразу поняла, кто перед ней… и испугалась. Она раньше читала о вампирах, и народная молва приписывала им нечеловеческие способности. Порой девушке даже казалось, что причиной всех бед мира — от пропавшей у крестьянина козы до войн между государствами — были кровопийцы. И встречаться с этими творениями Молага Бала лично бретонке никогда не хотелось.       Но пришлось. Как и в случае с драконами. Сначала девушке казалось, что их не существует — потом казалось, что с ними разберётся кто-нибудь другой. И опять не получилось, — уже во второй раз. Значит, она опять будет разбираться сама. Страшно больше не было, не было и никаких посторонних и мешающих размышлений о том, что от страха почему-то внезапно стало холодно, что кровь прилила к голове, — и что кровопийцы почувствовали её страх, как чувствовали и её запах. В момент опасности уже поздно бояться, поэтому страха больше не было.        — А я не разговариваю с мишенями. — холодным, недовольным и суровым голосом ответила бретонка, формируя в обеих руках по огненной стреле. В глубине души ей по-прежнему было страшновато, но теперь чародейка приготовилась биться насмерть. И пусть смерть настигнет только этих кровососов, спокойно направляющихся к городу с наступлением сумерек и уверенных в том, что им никто не сможет помешать.       Первая вампирша упала буквально через несколько мгновений, с обгоревшей головой и распространяя какой-то несвойственный живым существам тяжёлый горький химический запах, чем-то напоминающий запах «тяжёлых» лекарств. Остальные двое, явно не ожидавшие от жертв такого ожесточённого сопротивления, спешно похватались за мечи, но не прошло и пяти секунд, как одного из них застрелил стражник-часовой на башне, а на другом Свен успешно проверил действие огненного посоха. К счастью для живых, вампиры были очень уязвимы к огню.        — Говорят, Стража Рассвета возрождается, — поделился новостью лучник, явно довольный своей меткостью и прекрасно понимающий, в кого он стрелял, — это охотники на вампиров или кто-то вроде того. Обосновались в старом форте возле Рифтена. Может, и мне стоит к ним пойти?        — Спасибо за совет! — поблагодарила служивого волшебница, записывая в дневник про Стражу Рассвета, к которой стоит пойти, если вампиры доконают. И в этот раз у девушки сразу же появилось стойкое ощущение, что это были только первые вампиры, встреченные ей в жизни, но далеко не последние — Мы к ним тоже наведаемся… может быть.       К счастью для Драконорожденной и её спутника, все три убитых вампира оказались в зачарованных доспехах. Сняв броню с уже давно (и изначально) холодных тел и особо не рассматривая её, Лира и Свен положили обновку в рюкзаки, устало доковыляли до «Гарцующей кобылы» и, сняв у Хульды ту же комнату, что и в прошлые разы, повалились на кровать. В этот раз у бретонки даже не было желания как-то возражать против сна под одним одеялом со Свеном — она не стала даже переодеваться и мыться, оставив это дело на утро, — просто быстро стащила с себя многострадальную мантию, свалилась на перину, укуталась потеплее и провалилась в глубокий, крепкий сон.