Подарок недовольным

Я сидел в центре чаши, служившей мне тюрьмой, окружённый горами мяса и обломков панцирей. Я неподвижно сидел на одном месте и ждал смерти. Я яцхен. Мое тело было создано в биологической лаборатории базы «Уран». Создано несовершенным. Тело яцхена и человеческий мозг не сочетаются друг с другом — кровь одного не подходит другому. Только благодаря Рабану я все это время оставался в живых. А теперь его нет, и мое тело стремительно убивает мой мозг. Не знаю, сколько осталось до конца. Несколько минут? Несколько часов? Я совершенно не помню, сколько прожили остальные пять яцхенов, прежде чем сойти с ума, а затем погибнуть. Я бы спросил об этом у Рабана, да не могу. Рабана нет. Я это чувствую. Я чувствую, что в мозгу что-то необратимо изменилось. Даже когда Рабан был в отключке из-за шокера Торквемады, такого ощущения в голове не было. Тогда он просто молчал. Просто молчал, словно ненадолго уснул или куда-то отлучился. А теперь его нет совсем. И больше не будет. И Направление отключилось. Совсем отключилось — сколько ни стараюсь что-нибудь нащупать, ни черта не получается. Видимо, оно тоже было завязано на Рабана. Или он сам его на себя перевел — этот мелкий гаденыш много чего у меня в организме перестраивал. Впрочем, мне сейчас не до Направления. На мозг волна за волной накатывает боль. Раскаленные шурупы. Ведро кислоты. Адское пламя. Все это и многие другие идиотские метафоры. Боль постепенно распространяется ниже — все тело уже горит огнем. Руки двигаются как-то неправильно, хвост почему-то дергается, круги перед глазами плывут. Наверное, я уже начинаю сходить с ума. Это невозможно определить — ведь каждому сумасшедшему кажется, что он нормален. Были бы здесь другие люди, я бы спросил их — сумасшедший ли я? Может быть, я бы их съел потом. Хочу есть. … Вот ведь какая загогулина — какой-то жалкий мозговой полип, крохотная фигня, которая меня все это время только раздражала, и такая большая потеря. Я бы погрустил о бедном погибшем Рабане, но какой в этом смысл, если я все равно скоро к нему присоединюсь? … В глазах совсем потемнело. Уже ничего не вижу. Ничего не вижу. Спустя, наверно, час или два я наконец-то привёл глаза к общему знаменателю. Зрение почему-то артачится — цвета какие-то смазанные, точно рисунок пастелью. И в уши словно кто-то ваты натолкал. Чтобы проверить, как слышны звуки, я шлёпнул ладонью плашмя по полу. Та прошла сквозь белый мрамор, точно нож сквозь масло, даже ещё легче. В первый момент я не понял, что за фигня тут творится…, а потом уставился на руку. Молочно-белую призрачную руку. Свою руку.  — Квартплату надо было вовремя платить, — ехидно подковырнули из-за спины. — Я что-то слышал или я уже сошел с ума? — осторожно уточнил я.  — Ты не сходишь с ума. И я тоже. Я наконец-то здесь — там, где и должен был быть с самого начала. И тут я вспомнил, где слышал этот голос.  — Лаларту? — недоверчиво воскликнул я.  — Лаларту мертв, глупец. Я — это ты сам. Твоя истинная сущность. Я подскочил, словно уселся ненароком на электрошокер… и встретился взглядом с тремя багровыми очами. Раздвоенный язык облизнул хитиновые губы и слюнявые клыки, горделиво распростёрлись четырёхметровые крылья, левая нижняя рука почесала серый вздутый шланг с добрый локоть длиной, растущий между ног, и яцхен насмешливо отсалютовал мне, бестелесному. Странное ощущение — видеть самого себя со стороны. Ужасно странное. Видеть не в зеркале, не на видеозаписи, а именно со стороны — как совершенно другое существо. Не скажу ничего нового, но смотрюсь я редкой страхолюдиной — неудивительно, что при виде меня все писались. Надеюсь, хотя бы взгляд у меня был подобрее. Сейчас эта яцхенская морда буквально дышит злобой.  — Не понял юмора, — опасливо уточнил я, отступая на несколько шагов. Точнее не отступая, а как бы отскальзывая — ногами я шевелил просто по привычке, для призрака они не более, чем видимость.  — Это потому что ты тупой, — любезно объяснил «второе я». — Это истинное могущество Древнего! Твоя мелкая смертная душонка перестала быть нужной, и я её… стряхнул. Как пепел с сигареты.  — А почему ты ещё живой? Без Рабана?  — Эта мелкая пакость? — пренебрежительно хмыкнул яцхен. — Она мне только мешала. Стабилизировала твой разум. Не давала мне выходить на волю. Если бы ты знал, какое облегчение — не чувствовать этой затычки в своём мозгу!  — В некотором смысле знаю, — признал я. Всю жизнь мечтал избавиться от мозгового полипа — но и подумать не мог, что это произойдёт так страшно. — А нахрена ты штаны-то снял?  — И они мешали, — равнодушно молвил яцхен. — И знаешь что?  — Что?  — Ты мне тоже мешаешь. Он с силой втянул в себя воздух. Я тщетно попытался зажмуриться, но тут же понял, что ничего не происходит. Яцхен озадаченно попробовал еще раз — опять ничего. Он явно пытался сделать со мной то же самое, что я сам недавно сделал с бедным винджен, но у него что-то не получалось. Видимо, он еще не освоился со способностями. И тут меня словно что-то подтолкнуло. Я стремглав понёсся вверх, к краю мраморной тюрьмы, в безумной надежде, что противодемонические печати позволят оторваться. Я ведь больше не демон, в отличие от моего альтер-эго — может, хоть они его задержат? В первый миг я даже подумал, что удача за мной — из чаши я выпорхнул без усилий и ветром понёсся по коридору, уводящему куда-то вдаль. Однако, обернувшись, я увидел позади знакомый шестирукий силуэт. Яцхен явно нескоро должен был прийти в форму, однако уверенно шёл по моему следу, хромая так быстро, словно его за шкирку трясли. Хрен знает почему, но то, что удерживало в чаше меня, демоническому двойнику препятствовать отказалось. Сговорились они, что ли? Я попытался было воспользоваться своей невольной бесплотностью и сдёрнуть через стенку… однако ударился об неё, как вполне материальный объект. Блин. За спиной послышался рёв — оглянувшись, я увидел, как яцхен исторгает из себя длиннющую струю кислоты, смывая со стен мешающие ему печати. Дважды блин. Я нёсся по этой каменной кишке со скоростью мысли, но тёмное альтер-эго всё равно умудрялось сокращать расстояние. И когда до оскаленной пасти оставалось метров пятьдесят — пустяк для меня в лучшие мои деньки! — он окончательно загнал меня в угол. Туннель заканчивался дверью — но она была завалена какой-то непонятной мешаниной. Головы, лапы, хвосты какого-то непонятного зверья, явно мёртвого не дольше суток. Яцхен разинул пасть и ринулся на меня, точно реактивный снаряд. Я не нашёл ничего лучше, чем нырнуть в это месиво плоти целиком. И мир мгновенно стал теснее. Ещё никогда в жизни я не был таким огромным. У меня оказалось бессчётное множество рук, ног, лап, крыльев, щупалец, когтей и шипов. Я видел и слышал всё вокруг себя одновременно. Я чувствовал себя на земле, в воздухе и под землёй — кажется, я пустил корни, и их сеть расползлась больше, чем на километр. Я видел сотни унылых серых зданий вокруг себя, я чувствовал тысячи залов, комнат и комнатушек, заполненных мной и только мной. Правда, меня плотно сдавливала какая-то каменная коробка, а сердце — одно из многочисленных моих сердец — ныло и кровоточило, но это было неважно. Я снова имел тело, я снова жил! И до чего это было удивительное тело! Органы и конечности появлялись и исчезали, стоило мне только подумать об этом. На несколько мгновений я просто залюбовался. Самому не верится — неужели это я такой могучий? Точно так же я, бывало, не мог поверить, что действительно лечу. Яцхен лихорадочно замахал крыльями и отшатнулся, когда мои руки и головы живой волной потекли по коридору.  — Помнишь, мы с тобой вместе ели демонов? — задал риторический вопрос я. Ещё бы он не помнил, трёх часов пройти не успело… — Как они тебе на вкус?  — Вкусные, — не удержался от голодной усмешки альтер-эго. — Ещё хочу.  — А по-моему, мерзкие, — поделился я впечатлениями. — Свинина лучше. Но вот насчёт последнего я с тобой согласен! В следующий момент море меня накатило на яцхена, заключая его в удушающие объятия. Его когти засвистали, рассекая меня раньше, чем успевали коснуться, он выплюнул огромный столб огня, пробуравивший во мне длинный обугленный туннель. Но всё напрасно. Я сдавил его питоньей хваткой, и когда одна конечность осыпалась пеплом или гнилью — на её место вставали две. Я почувствовал, как трещит под моим напором мой бывший хитин, как брызжут ядовитая кровь и целебный краевин. Демонический двойник до последнего царапался и исторгал проклятия, но щупальца обратились студенистым веществом, из которого некоторые скаты производят электроразряды.  — Раз, два, три — ёлочка, сгори! — провозгласил я, шарахая яцхена током. Он страшно закричал в последний раз и заткнулся, превратившись в корявый уголёк. Тушку я, не церемонясь, закинул в рот — нарочно отрастил для этого акулью голову. Проглотил, даже не жуя, и запоздало подумал, что надо было получше распробовать вкус. Но интерес к «второму я» быстро прошёл — мне надоело чувствовать себя сжатым со всех сторон. Интересно, если я так легко расту, значит, должен и уменьшаться? Сказать, что я сделал это по щучьему велению — значит, не сказать ничего. Меня словно поставило на обратную прокрутку — мышцы, рога, кожа, панцири втягивались… куда-то. Их просто становилось меньше. Я спохватился, что сейчас могу попросту исчезнуть — исчезнуть, не пожив даже в третий раз толком — и сосредоточил внимание на комнате, которая мне понравилась больше всего. На двенадцатиугольном зале с нумерованными креслами вокруг большого стола. Конечно, такая груда живого мяса не могла пропасть в никуда. Я методично втягивал лапы и щупальца в окна и двери — одно за одним, одно за одним. Интересно, что это за хреновину устроили колдуны прямо в сердце своей столицы? Из всех виденных мною живых существ новое тело занимало почётное второе место по величине — сразу после того мира, где весь космос представляет собой циклопический организм. Но минут через десять я таки собрался в нечто компактное. Правда, жизнь во мне по-прежнему кипела, заставляя выплёвывать всё новые и новые уши, печёнки, мандибулы и сяжки. Я попытался обойти… обползти вокруг стола, и пресмыкаться на пузе мне не понравилось. А если попытаться превратиться во что-нибудь с ногами? Я долго и увлечённо эксперементировал с новыми и новыми обличьями — моё тело оказалось просто создано для трансформаций. Сперва было адски трудно удержаться в одном виде дольше нескольких секунд, но постепенно я всё же насобачился. В конце концов я решил потешить свою ностальгию и принял привычный облик яцхена. Тело приняло требуемую форму охотно и даже радостно. Подумав, я сорвал с окна штору и повязал вокруг чресел, после чего с удовлетворением почесал возмужавшую промежность. Ещё я убрал с башки гребень и отрастил взамен семь кривых шипов, больше всего напоминающих корону. Не помню, где я такое видел, но мне оно оказалось неожиданно к лицу. Потом я завис под потолком на остатках люстры и погрузился в полудремоту, ожидая прибытия хозяев. Креол Креолыч уже давно заслужил пару ласковых…