Пропасть между нами

— Варрик! — Мариан с трудом сдержала облегчение в своём голосе. — Рада тебя видеть. Я решила, что вы с Изабеллой будете напиваться в «Висельнике». — Было замечательно, что он нашёл дорогу сюда, поскольку она знала, что он неизменно найдёт способ оживить умирающий разговор. — Так и было, пока не пришла Маргаритка, полностью разодетая. Я думаю, у неё был приступ мандража. Мариан взглянула через комнату на Мерриль, который радостно болтала с Изабеллой и парой похотливо выглядящих аристократов. Она сделала мысленную пометку сказать Бодану запереть спальни. Она не ставила Изабеллу выше непристойных развлечений в покоях своей матери. — Мерриль, безусловно, выглядит симпатично. А Изабела… Ну, она выглядит вдрызг пьяной. — Да. Мы играли в выпивку с Плохим поэтом. Ривейни приходилось делать глоток каждый раз, когда он портил метафору. Мариан представила Варрика Сэймусу, но позволила гному представиться другому аристократу, антиванцу, имени которого она не могла вспомнить; хотя он позволял себе самую нелепую лесть, которую она когда-либо слышала, и смотрел ей в глаза так, словно пытался её загипнотизировать. — Я хотел спросить, миледи, могу ли я увидеть вашу танцевальную карточку? — сказал Варрик. Он произнес «миледи» в очаровательной, но явно комичной манере, которая подразумевала, что титул был более чем немного преувеличен. Мариан ухмыльнулась, пытаясь скрыть своё смущение, и достала карточку из-за пазухи. В её платье не было удобных карманов, и засунуть бумагу за корсаж казалось практичным решением. Сэймус был достаточно любезен, чтобы отвернуться во время этого действия, но несносный антиванец наклонился вперёд, пытаясь заглянуть под её платье, чтобы посмотреть, не припрятано ли там что-нибудь ещё. Она отвесила ему пощёчину, притворяясь игривой, но чувствуя достаточное раздражение, чтобы приложить к этому немного силы. Варрик усмехнулся. — Я рад, что не пытался залезть к тебе в карман. Я предполагал, что она окажется где-то в другом месте. Она решила, что лучше не спрашивать где. — Так ты собираешься пригласить меня на танец, Варрик? — Мариан никогда не танцевала с гномом, но она была готова попробовать, даже если ей придётся немного согнуть колени. — Нет. Нет. Мои движения были бы тебе не по силам. Я работаю по поручению. Я полагаю, у тебя нет пера в этом платье? Она засмеялась. — Боюсь, что нет. Ты исчерпал мою щедрость. Сэймус одолжил ему одну из своих. — Похоже, сегодня вечером будет соревнование за твою компанию, — сказал он ей. — О, что ж, все должны быть добры к дочери хозяйки, — сказала она. — Это цена, которую они платят за бесплатную выпивку. Мариан не была уверена, был ли он просто тактичен или действительно надеялся провести с ней больше времени. Она полагала, что её мнение о Кун приведёт его в бешенство, а когда этого не произошло, она была вынуждена немного пересмотреть своё представление о нём и признать, что он не такой уж тупоголовый и инфантильный, как ей показалось сначала. Он был чувствительным и темпераментным, получал лучшее образование, но имел очень мало возможности это продемонстрировать — единственный сын богатого человека, если она когда-либо видела такого; но она находила его идеализм довольно очаровательным, даже если он был ошибочным. В нём был какой-то щенячий энтузиазм, который напомнил ей Карвера — ещё одного мальчика, которому так много нужно было доказать и на его плечи свалился такой большой груз. Она задавалась вопросом, сможет ли она помочь ему избавиться от этого, прежде чем это скуёт его или отправит сражаться с ограми. Мариан наблюдала, как Варрик подошёл к чернильнице и что-то нацарапал на карточке. Он выглядел довольно хитрым и обезьяньим, что заставляло её явно нервничать. Она знала, что он никогда не совершит ничего откровенно жестокого, но иногда он мог быть беспринципным, и, как и Изабела, он не задумываясь пользовался любой «недостаточно охраняемой возможностью», особенно если это оставило бы ему хорошую историю на потом. Он вернулся через несколько мгновений; лёгкая ухмылка, играющая на его лице ранее, превратилась в полноценную ухмылку. — Возможно, ты захочешь дать чернилам высохнуть, прежде чем уберешь их обратно в потайное отделение, — сказал он, подмигнув ей. — В любом случае, мне, наверное, пора. Я предполагаю, что пройдёт совсем немного времени, и я понадоблюсь Ривейни, чтобы придерживать её волосы, пока она молится фарфоровому идолу. — Он скорчил гримасу. — На что же я готов ради дружбы. — Постарайся убедиться, что она действительно попадёт на ночной горшок. — Я сделаю всё, что в моих силах. — Спасибо. Ты джентльмен. Варрик отвесил ей учтивый поклон, прежде чем отвернуться, без сомнения, довольный мыслью о себе в подобном ключе. Он определённо господствовал над «Висельником», как будто это место было его двором, а его любимый барный стул — позолоченным троном. Когда он уходил, Мариан бросила полный надежды взгляд на свою танцевальную карточку и увидела имя Фенриса, написанное в двух средних прорезях. Она ухмыльнулась, наполовину торжествуя, наполовину не веря в то, что эльф действительно согласится танцевать. Возможно, это была шутка, что-то, что Варрик и Изабела выдумали за выпивкой. Повернувшись, она оглядела комнату в поисках копны серебристых волос эльфа. — Хорошие новости? — спросил Сэймус. — Да. Или, ну, странные новости. Какие я часто получаю от Варрика. Антиванец выхватил карточку у неё из рук. — Думаю, я тоже буду танцевать. Вы никогда не забудете танец с… — Его последние слова были искажены сильным акцентом. Мариан, конечно, надеялась, что его танец запомнится больше, чем его имя. Она уже собиралась отправиться на поиски Фенриса, когда к ней, пыхтя, подбежал Бодан. — Твоя подруга — та, у которой большая, кхм, грудь… — Гном указал на свою бочкообразную грудь, и его руки очерчивали в воздухе утрированно большую. — Изабела. — Да, она. — Бодан сделал ещё один глубокий вдох, пытаясь прийти в себя. Волнение от того, чему он стал свидетелем, в сочетании с необходимостью сообщить об этом, казалось, было непосильным для него. — Она забралась на крышу с парой, э-э, джентльменов, и я боюсь, что она может замышлять что-то недоброе. Мариан закатила глаза, испустив вздох вечного мученика. Изабела была замечательно забавной, но время от времени её склонность к вандализму, дракам в барах и публичному сексу могла доставить больше неприятностей, чем того стоило. — О, она определённо замышляет что-то недоброе. Ладно, я схожу за метлой. — Метлой? — Доверчивые голубые глаза Бодана расширились, пока не стали почти идеально круглыми. — Да. Я буду бить её ей до тех пор, пока она не упадёт. Я не собираюсь забираться туда и смотреть… чем она занимается. Бодан кивнул в знак согласия, и они направились к лестнице.

~***~

Фенрис смотрел на Варрика с едва скрываемым нетерпением, ожидая его отчета. Гном, конечно, не торопился с ответом, освежая свой бокал бренди и снова наполняя тарелку. Его самодовольное выражение лица тоже не принесло Фенрису особого утешения. — Что ты там делал? — Я решил твою проблему. Я помог тебе побыть с ней наедине во время шестой песни. Фенрис нахмурился. — Во время исполнения песни? Ты же не имеешь в виду… — Среди множества унижений этого вечера он не предполагал, что будет танцевать. — Ах, да, я забыл. Я надеюсь, ты знаешь, как делать вольту. Шестая песня — это всегда вольта. Он даже не знал, что такое вольта, но это звучало по-антивански и излишне сложно. Вероятно, с прыжками, дурачеством и прочей причудливой чепухой. Фенрис терпеть не мог причудливую чепуху. Это было не только неэффективно, но и было именно тем, что предпочитали маги, наряду с яркими одеждами, кричащими амулетами и театральными жестами, призванными вызвать благоговейный трепет и изумление. — Я совершенно ничего не знаю об этой «вольте». Я полагаю, это танцевальное па? — Очень популярное, — сказал Варрик. — Вся молодёжь это делает. — Итак, гном, вместо того, чтобы решить мою проблему, ты наградил меня другой. Варрик изобразил удивление. — Что, ты не умеешь танцевать? Я думал, ты весь день тренировался в особняке. Фенрис знал, что ему не следовало отпускать эту шутку. Он просто делился с гномом идеями. — Действительно, но такие танцы непригодны для общественности. Мир ещё не готов к моему гению. — Ха! Знаешь, ты не так уж плох. Возможно, ты действительно начинаешь мне нравиться. Хотя я всё ещё хочу услышать эту историю. О мантикоре. Она достаточно динамична? Фенрис кивнул, быстро импровизируя. — Как только Данариус создал свою первую версию мантикоры, меня заставили сражаться с ней. До самой смерти. — И? Очевидно, ты выжил. Есть какие-нибудь шрамы? — Да. Строго говоря, это не было ложью, поскольку у него их было много. Большинство из них были древней историей, выцветшими коричневыми линиями или белыми дорожками вздыбленной плоти, которые сливались с гравюрами лириума. Он не мог вспомнить, сколько из них было нанесено другими, и поэтому они казались такими же естественными для его тела, как родимые пятна. Вполне возможно, что один из них появился после мантикоры, хотя это, конечно, было не самым вероятным объяснением. Фенрис удовлетворил любопытство Варрика ещё несколькими ложными деталями и притворством, забавляясь тем, как легко было «кормить» восторг рассказчика вымыслами. Он знал, что лучше не думать, что Варрик полностью верит ему, но он также знал, что гном не желал отвергать ничего, что казалось ему более интересным, чем мрачная реальность. А реалии рабства в Империи были мрачными — настолько мерзкими, что при мысли о них у него всё кипело в жилах. Превращая их в приятные вымыслы, превращая коварные, дьявольски сложные жестокости своего хозяина в преувеличенное злодейство из сборника историй, соучастие Адрианы — в неуклюжие выходки глупого подхалима, превращая себя в однозначного героя истории… в этом было что-то, что ему нравилось. Он всегда слышал, как люди говорили, что «правда сделает тебя свободным», но, возможно, здесь было место и для небольшой лжи.

~***~

Пятым танцем вечера была селестина в орлесианском стиле, которая началась с пар, далее образовав два больших круга танцоров, пока они вновь не разбились на пары для нового рисунка. Мариан начала танец с безымянным антиванцем, присоединилась к кругу, где оказалась в компании Мерриль, Авелин и Сэймуса, а затем оказалась лицом к лицу с высоким, угловатым аристократом с заметно зловещим видом. — Вы Серра Хоук, да? Рад наконец познакомиться с вами. — Он схватил её за руку, вывернув её под неловким углом и развернув Мариан лицом к себе. Она уставилась на него, пытаясь вспомнить его, пока не узнала фамильный герб Дюпюи, украшавший его верхнюю пуговицу. Это был замкнутый Гаскар Дюпюи, один из её самых загадочных соседей. Он также был главным подозреваемым Эмерика в убийствах Нинетт, Марен и многих других женщин, пропавших без вести в Киркволле. Её мысли вернулись к заброшенной литейной в Нижнем городе и ужасному открытию, которое они там сделали. Она подумала о том, что найдёт там Мерриль, безоружную и одинокую, в поисках полосатых кошек. — Гаскар Дюпюи. У тебя та ещё репутация. Он холодно улыбнулся ей. — В самом деле? Я надеюсь, то, что вы услышали, было хорошим? — Давай просто скажем, что твоя слава превосходит только твоё бесславие. Тебе уже удалось выгнать всю городскую стражу из своего дома? Улыбка осталась на его губах, но хватка на её пальцах усилилась. Его ясные серые глаза отражали всё и не показывали ничего. — Судя по всему, да. И всё же мне бы не хотелось, чтобы кто-то сновал за стенами. Боюсь, мне придётся провести дезинфекцию. Авелин не понравились бы такое мнение. Мариан с нетерпением ждала возможности повторить его ей. Она сделала два шага в сторону, хладнокровно выпустила одну из рук Гаскара и повернулась влево, в соответствии с предписанными движениями танца. — Это было бы разумно. Приятно иметь уединение. Меня всегда так раздражает, когда меня прерывают посреди расчленения трупов. Гаскар оттащил её назад с такой силой, что рука едва не вылетела из сустава. Его тон был сдержанным, с едва заметным намёком на угрозу. — Я слышал, что ты безрассудная женщина, Серра Хоук, но я был склонен не верить этому. — Он взял её руки в свои, оглядывая их с насмешкой. — Хотя для бойца ты довольно привлекательна. Такая нежная кожа. Такие прекрасные руки. Воспоминание о найденной руке Нинетт в том пропитанном кровью мешке, о снятом обручальном кольце с её липкого пальца, о том, как хрустели кости под её сапогами… Её колено дёрнулось вверх и ударило его в пах, и нога опустилась на его ступню. Ей нравилось думать, что модный орлесианский каблук причинит больше боли, чем подошва ботинка. Гаскар с воплем отпустил её руки и наклонился вперёд, согнувшись пополам, чтобы защититься, тем самым подставив лицо под её правый хук. Она ударила его между носом и верхней губой — недостаточно сильно, чтобы пошла кровь, но выглядело это так, словно было больно: кожа покраснела и начала опухать. Она вытерла его слюну с костяшек своих пальцев. — А ещё у меня замечательные кулаки. — Ты, ферелданская сука! Многие гости вечеринки пропустили удар, но они не пропустили этого. Мариан огляделась, весьма довольная собой. Если они хотят, чтобы она была скандальной, она, конечно, непременно это сделает. — Да, я ферелданская сука. Я так рада, Гаскар, что мы наконец-то узнали друг друга. Очень скоро ты будешь видеть меня гораздо чаще. Гаскар схватил её за ноги, пытаясь выбить из-под неё почву, но Мариан метнулась назад, и кто-то другой схватил его за руки сзади — как показалось, довольно грубо, потому что аристократ вздрогнул, стиснув челюсть. Ей потребовалось мгновение, чтобы понять, что руки, сжимавшие подозреваемого в убийстве, были покрыты замысловатыми узорами из лириума. Узоры, похожие на листья, начали светиться бледно-голубым. — Ты уйдешь. Сейчас. — Капитан стражи? Где капитан стражи? — позвал Гаскар. — Я хочу выдвинуть на эту женщину обвинение в нападении. Мариан увидела, как Авелин широкими шагами пересекла комнату, уперев руки в бока. Она выглядела раздражённой и уставшей от контроля бесчинств своих друзей, и Мариан ожидала, что вскоре ей предстоит выслушать очень длинную лекцию о контроле над импульсивными порывами и идее «невиновен, пока вина не доказана». — В чём здесь дело? — Авелин бросила суровый взгляд на Фенриса и Гаскара. — Отпусти его. Немедленно. Освободившись от хватки Фенриса, Гаскар указал костлявым пальцем на Мариан. — Эта мерзкая мегера — я хочу, чтобы её арестовали. Она ударила меня. — И, без сомнения, не без оснований, — вмешался Фенрис. Мариан сомневалась, что он имел хоть малейшее представление о том, почему она это сделала, но, тем не менее, она была довольна поддержкой, которую, как она знала, она не получит от Капитана стражи Авелин. — Я желаю, чтобы её арестовали. За нападение, — заявил Гаскар. Авелин на мгновение замолчала, взглянув на Мариан; выражение её лица колебалось между беспокойством и раздражением. Мариан знала, что её подруга раздумывает, не надеть ли на неё наручники прямо сейчас и не сопроводить ли её на трёхдневный отдых в камеру. На самом деле там было не так уж плохо. Изабела с лёгкостью продержалась две недели, и Мариан льстила себя надеждой, что сможет справиться со всем, с чем могла справиться Ривейни. — Вы можете выдвигать обвинения, — наконец сказала Авелин, — но я должна предупредить вас, месье Дюпюи, что любое уголовное дело потребует многих стражников, которые будут останавливаться у вашего дома и задавать массу вопросов. — Она сделала паузу, позволяя этой угрозе осесть в его голове, и добавила: — Об этом инциденте, конечно. Мариан улыбнулась, испытывая облегчение от того, что её матери не придётся наблюдать, как её уводят с вечера в сопровождении стражников. Дорогая, милая, чудесная Авелин. Ей придётся найти способ отплатить ей. Может быть, какая-нибудь новенькая блестящая металлическая пластина? Одна из тех статуэток Мабари, которые она так любила? Гаскар был не очень доволен заявлением Капитана. Его орлесианский акцент усилился вместе с негодованием. — Я бы предпочёл избегать любых дальнейших контактов с вашими стражниками. Они такие невоспитанные и грубые. Из уважения к Лиандре Хоук я снимаю обвинения. — Тогда всё решено, — сказала Авелин. — Месье Дюпюи, теперь вы можете идти домой. Держитесь подальше от неприятностей. Все вы. — Она бросила на Мариан особенно угрожающий взгляд, как бы напоминая ей, что она ещё не свободна и не чиста. Ей придётся объясниться — если не этим вечером, то позже, в Крепости наместника. Это была неприятная перспектива. Ничто так не могло испортить прекрасное утро, как допрос в кабинете Капитана стражи, особенно когда в наличии не было ответов, которые она искала. Фенрис пристально посмотрел на неё, его голос был низким и хриплым. — Он… приставал к тебе? Она покачала головой. — Нет. Не в том смысле, о котором ты думаешь. В его зелёных глазах отразилось облегчение и даже некоторая доля юмора. — Хм. Ты могла бы упомянуть об этом раньше. Я собирался сломать ему обе руки. — Он заслуживает худшего. — Почему? Она шагнула ближе к нему, понизив голос до шёпота. — Ты помнишь ту руку, которую мы нашли? Три года назад? — Мы живём жестокой жизнью, Мариан, но довольно трудно забыть такие… детали. — Эмерик думает, что этот человек, Гаскар Дюпюи, — убийца Нинетт, что именно он убивал всех этих женщин. Из разговора, который у меня только что состоялся с месье Дюпюи, я склонна в это верить. — Значит, маг крови, — подытожил Фенрис. — Да, он похож. Они превращаются в хнычущих созданий, как только их загоняют в угол. — Думаю, позже нам придётся нанести визит Дюпюи. Мне не нравится идея жить по соседству с женоненавистником-убийцей, огромное спасибо. Это снижает стоимость недвижимости. — Хм. Я также снижаю стоимость недвижимости, — отметил он. Она ухмыльнулась. — Хорошее замечание. Возможно, мне следует собрать толпу обеспокоенных граждан с факелами и вилами. Я уверена, ты мог бы устроить нам веселую погоню. Казалось, сотни историй промелькнули в его глазах, но он просто улыбнулся. — Ты даже не представляешь. Заиграла шестая песня, вольта. Мариан приподняла бровь, глядя на него. — Полагаю, это твой танец. Если хочешь. — Ну, э-э, конечно. Хочу. Он шагнул вперёд и взял её за руки. Его кожа была сухой и на удивление тёплой, такой, какой она её запомнила. Сначала это удивило её, потому что издалека у него был такой ледяной взгляд. Ей нравилось чувствовать, как его рука обхватывает её, хотя было ясно, что он никогда не видел, чтобы кто-то танцевал вольту, — предполагалось, что он будет держать её за талию. Она не собиралась упоминать об этом, но, оглядевшись, он заметил другие пары и быстро принял нужную позу. Его руки легли ей на талию, и она почувствовала укол желания, такого неистового, что ей пришлось закрыть глаза, чтобы избавиться от него. — Мне жаль, — сказал он. — Я так и не научился это делать. Я многому… не научился. Она внезапно отчётливо ощутила его взгляд на своём лице и то, как внимательно он скользил по нижнему вырезу её корсажа. — Всё в порядке. Мы можем просто оставаться в таком положении. Немного пошаркаем ногами. Это то, что делает большинство людей. — Возможно, но это кажется жалким оправданием. Эта твоя публика, похоже, хочет ещё одного представления. — Он наклонил голову вправо. Она оглянулась и заметила стайку церковных подружек своей матери, которые таращились на них и перешёптывались, прикрываясь руками. — Эти милые старые ведьмы? Давай не будем слишком стараться. Их благочестивые сердца могут не пережить ещё одного жестокого потрясения. — Ну теперь ты вынуждаешь меня, — сказал он. — Я могу танцевать. Прикажи мне, и это будет сделано. Она улыбнулась его серьёзности. — Мы здесь не на войну собираемся. — Разве нет? — он был невозмутим. — Я не знал. — Хорошо, ты сам напросился, — сказала она. — Мы должны сделать три шага назад, затем два шага влево. Он прижался к ней; его поза изменилась с обычной дикой сутулости, когда он повёл её назад. Несмотря на своё полное незнание движений, он был сильным лидером, что она всегда ценила в партнёре. Хотя Мариан никогда бы отказалась от контроля на поле боя, она была вполне счастлива сделать это на танцполе. — Сделав два шага влево, ты пропускаешь один такт, а затем ты, эм, ты должен поднять меня… Он выглядел на удивление невозмутимым. — Это не должно вызвать проблем. Они преодолели последние шаги, затем его руки обхватили её за талию, и он поднял её; её тело прижалось к его, её груди почти касались его лица во время подъёма. Предполагалось, что он будет удерживать её всего три такта, но он продержался ещё несколько секунд, словно желая подкрепить свою точку зрения, прежде чем мягко позволить ей опуститься обратно на пол. Она отвернулась, радуясь, что движение дало ей передышку, чтобы прийти в себя от такой близости. Возможно, они были придуманы именно для такой цели. Когда она снова повернулась к нему, её румянец поблёк настолько, что его можно было просто принять за румянец от напряжения. — У тебя получается, — сказала она, улыбаясь. — Теперь мы просто продолжаем повторять эти шаги. Он пожал плечами, направляя её и повторяя первые шаги. Его походка стала более лёгкой, слегка покачиваясь, и он притянул её ближе, достаточно близко, чтобы она была уверена, что он мог слышать, как колотится её сердце в груди. Она посмотрела вниз, отвлекая себя наблюдением за веной на его шее, которая продолжала пульсировать, нарушая рисунок его отметин. — Варрик говорил так, словно это трудно. Я ожидал более сложной задачи. — Ты быстро учишься, — сказала она. — Имей в виду, самая большая проблема — оставаться в ритме. — Я полагаю, тебе уже сообщили об этом, но ты очень бодро выглядишь этим вечером. Очень бодро? Она поняла его намерение, но ему действительно нужно было поработать над своими прилагательными. Она избегала его пытливого взгляда. — Спасибо. У меня отличное здоровье. — Я не имел в виду твоё здоровье. Что я хотел сказать, так это то, что ты выглядишь… прекрасно. И что ж, ты в своей стихии. — Ты и сам выглядишь элегантно, — сказала Мариан с преувеличенной веселостью, пытаясь уклониться от комплимента. — Ты сменил свои доспехи? Что-то кажется другим. — Моя броня была повреждена. Я её переоснастил. — Понятно. И с новым гербом. — Её рука потянулась к фамильному гербу Амелл, пристёгнутому к его бедру. Фенрис дёрнул бедро назад, прежде чем она смогла дотронуться до герба. — Да. Думай об этом, что хочешь. Он сказал это вызывающим тоном, как будто провоцируя её насмехаться над ним, как раз перед тем, как прижать её к груди и снова поднять, когда музыка достигла апогея. Когда пришло время опустить её, Мариан придвинулась к нему так близко, что её юбки задрались, обнажив голые ноги, поскольку она отказалась согласиться с модной глупостью в виде колючих чулок. Мариан поправила юбки и с удвоенной энергией бросилась в следующую часть танца, хотя бы для того, чтобы досадить ему. Если он думал вывести её из себя, то жестоко ошибался. — Как пожелаешь, Фенрис. Я не требую никаких объяснений. Никогда. Я рада, что ты считаешь, что его стоит носить. Он сделал паузу, выглядя несколько смущённым. — Считаю. Последовало болезненное молчание, и Мариан поймала себя на том, что ищет тему для разговора. — Тебе понравился вечер? — Я бы наслаждался им немного больше, если бы цели твоей матери не… противоречили моим интересам. — Что ты имеешь в виду? Его глаза сузились. — Её замыслы не могли ускользнуть от тебя. — Ты говоришь о ней как о каком-то злобном чёрном пауке, плетущем заговоры. Она не чёртова сестра Петрис. В его голосе появились холодные нотки. — Нет, сестра Петрис не так очевидна. Она выставила тебя на всеобщее обозрение, а теперь принимает предложения от любого напыщенного дурака с титулом и казной. — Прости? — Она отстранилась от него, но его хватка оказалась крепче, чем она ожидала. — Мне очень жаль. Я говорил резко. Я не собирался намекать… — Что я проститутка из-за амбиций моей матери? Что меня продают? — Просто… в этих условностях есть что-то вроде рабства. Особенно для сильной духом женщины. То, что ты должна выйти замуж и связать себя с одним из этих созданий, — он окинул гостей вечеринки испепеляющим взглядом, — и сделать его хозяином своей судьбы, — это отвратительная перспектива. — Ты возражаешь против брака или просто против возможности того, что я выйду замуж? — Я не знаю. Возможно, и то, и другое. — Ну, так уж получилось, что я была бы не прочь выйти замуж… за подходящего человека. Подходящий человек был бы партнёром, а не хозяином. Нет ничего плохого в желании разделить своё будущее с кем-то другим. Фенрис, казалось, был слишком занят, кипя от злости, чтобы дать ответ, поэтому Мариан решила попытать счастья и посмотреть, сколько времени пройдёт, прежде чем она сможет получить ответ. — Этот фамильный герб Амелл, который ты так любишь, появился благодаря бракам и союзам нескольких поколений. И, чтобы ты не забыл, я единственная в семье, всё ещё способная зачать законных наследников, так что, возможно, мне следует подумать… Слово «зачать» заставило его сфокусировать своё внимание, и она знала, что «законные наследники» было ещё более обидным. По крайней мере, в Ферелдене дети от смешанных рас почти всегда были бастардами. — Я понимаю. Как практично с твоей стороны. Песня закончилась, и музыка сменилась на более медленный, изысканный темп. Мариан смутно осознавала, что обещала эту песню кому-то другому, но поскольку она не видела мужчину, слоняющегося поблизости, она планировала закончить свой спор. — Я не та, кто положила этому конец, ни по этой причине, ни по какой-либо другой. Ты чертовски несправедлив. — Да. Я сделал это. Я знаю. Она смягчила свой голос. — Ты сказал своё слово. И я сказала своё. Давай просто оставим всё как есть. — Qi noni homus in qua stanzi degna di vei. — Ты можешь повторить это на обычном языке? Всякий раз, когда ты начинаешь говорить на тевинтерском, у меня возникает подспудное чувство, что ты меня проклинаешь. — Возможно, тебе стоит изучить тевинтерский. Это приятный язык. Очень красноречивый. И ругательства… приносят наибольшее удовлетворение. Она покачала головой. — Не играй со мной. Что ты сказал? — В этой комнате нет мужчины, который был бы достоин тебя. — Это неправда. Есть по крайней мере один. Нет — два. С половиной. — С половиной? — Он выглядел озадаченным. — Ну, да. Ты, Себ и Варрик. Он половинка. — Потому что он коротышка. — Да. Хотя, если ты скажешь ему это, ты вычеркнешь себя из моего списка «достойных». Он усмехнулся. — Хорошо. Я не стану сообщать гному, что он половинка. Фенрис опустил глаза, казалось, забыв, что он изо всех сил старался не заглядывать ей под платье. По-видимому, ему это всё же удалось, потому что он вздрогнул, моргнул, снова посмотрел и вновь уставился ей в лицо. Мариан поднесла руку к губам, чтобы удержаться от громкого смеха. — Я осознаю, что со мной нелегко иметь дело, — сказал он. — Мне не следовало ничего говорить, Мариан. Ты мудра, что ищешь хоть какую-то меру… удовлетворения. — Спасибо. С минуту они танцевали молча, осторожно обходя друг друга, но подкрался нервный аристократ и похлопал Фенриса по плечу. Мариан узнала в нём того, кто записался на седьмой танец, — дёрганого человека с маленьким подбородком, который сопровождал каждое своё заявление маниакальным смешком. Эльф развернулся и уставился на незваного гостя. — Да? — Могу я вмешаться? — Далее последовало нервное хихиканье. Фенрис взглянул на него, выглядя совершенно невозмутимым. — Нет. — Он повернулся обратно, сжимая руки Мариан немного крепче, чем ей бы хотелось. Она высвободила свои пальцы из его, делая размеренный шаг назад. Ей не очень-то хотелось расхаживать по залу с кукушкой-переростком, но она определённо не собиралась доставлять эльфу удовольствие, пренебрегая беднягой. Он и так был достаточно высокомерен. — На самом деле, это его танец, Фенрис. Его рот дёрнулся. Это было самое близкое, что он мог показать, — разочарование, досаду, фрустрацию. — Понимаю. Танцевальная карточка. Да. Конечно. Он повернулся к другому мужчине, изобразив на лице добродушие — или что-то настолько близкое к этому, насколько это было возможно. — Постарайся не наступать ей на ноги. Высказав сей мудрый совет, Фенрис коротко поклонился и зашагал прочь. Это был последний раз, когда Мариан видела его в тот вечер.