Я — твоя смерть

— Нет, не трогай! — огрызается он, отбиваясь от рук, что тянутся в его направлении, и прижимаясь спиной к экрану. — Ну почему? Перестань… Ты ещё не разобиделся? За всё это время? Да ну, Гено, ты серьёзно? — Рипер напирает, пытается безуспешно подступиться то с одной, то с другой стороны, видимо, зря тратя своё время. Этот скелет действительно самый упрямый из всех, кто ему попадался — никто не выдерживал его давления так долго, все сдавались, все в итоге падали на колени и просили милости от Смерти. Вот только Рипер просчитался, что доводил всех до смерти, а не до постели, наверное, в этом и крылась вся разница, наверное и подход, возможно, должен был быть другой?.. — Я буду обижаться на тебя вечно! Ты отобрал у меня самое дорогое, что у меня оставалось — возможность умереть! — Ох, милый, зато я подарил тебе возможность жить… — Существовать твоей игрушкой на этом загрузочном экране! Это не жизнь! Рипер фыркнул: — Не я выбирал тебе твой загрузочный экран! Я тебя сюда не запихивал! — Но ты меня отсюда не выпускаешь!.. Вот так и продолжалось уже долгих полгода. Ни один из них не желал уступать. Рипер из уверенности, что у него получится упрямого скелета сломить и подмять под себя, а Гено — просто потому, что не хотел быть чьей-то подстилкой. — Я бы выпустил, если бы ты был более благодарным мальчиком! — сказал тогда Рипер и скрылся в портале, оставляя Гено сидеть одного на широкой кровати, притащенной жнецом уже через неделю после их «знакомства». «Пф-пф, — фыркал тогда Гено, возмущённо оглядывая предмет мебели. — Да ты бы хоть вид сделал для приличия, что тебя интересует не только секс!». И его возмущения можно было понять — Рипер не принёс ему больше ничего кроме этой кровати, на которой Гено из чистого упрямства даже спать поначалу отказывался. Потом, правда, понял, что это всё бесполезно, и его «намёки» никому не интересны, но сопротивляться не бросил. За последние полгода так и не подпустил к себе наглого монстра в чёрном балахоне ни с поцелуем, ни с объятиями, ни даже за руку не давал подержать. Абсолютный и жёсткий игнор. Не сказать, что это давалось ему легко, иногда ему казалось, что он скоро сойдет с ума от одиночества, убьёт или искалечит и так не особо «правильную» душу в попытках вырваться наружу из заточения, да хоть куда — сил сидеть и не предпринимать ничего почти уже не было. — «Если бы ты был благодарным мальчиком»… чёрт, Рипер, к чему ты меня принуждаешь?! — мысль, только что взбредшая ему в голову, не была приятной и правильной, но выхода другого, видимо, не было… сам он порталы строить не умеет, а значит, отсюда не выберется, а чтобы надеяться на спасение надо иметь знакомых, что тебя ищут. У Гено же со знакомых не было ровным счётом никого. Папирус, что когда-то являлся его братом, в один прекрасный день после возрождения мира перестал казаться уже таким родным, да и у него был свой новый Санс — правильный и не сломанный, а больше он никого настолько близкого не имел. — А может, попробовать? Ну что я потеряю, ну подумаешь, хуже же всё равно уже не будет… *** На следующий день Рипера встретила робкая улыбка. Он поначалу не поверил своим глазам, проморгался хорошенько и опасливо начал приближаться к не шевелящемуся, казалось, вообще Гено. Он никак не мог поверить, что на лице его «пленника» нет больше этого упрямо-злого выражения, ему всё казалось, что стоит ему подойти ближе, и его ударят или сделают ещё какую-нибудь пакость, не особо смертельную, но несомненно обидную. Но Гено не дёргался, сидел спокойно на краешке широкой кровати, пошатывая в воздухе тапочек на кончике вытянутой вперёд стопы. — Привет… — прозвучало странно тихое, и Рипер округлил глаза от отсутствия вечных раздраженных ноток в его голосе. Неужели отлегло? Неужто жнецу удалось додавить-таки закрытого в четырёх стенах скелета и он сдался? — Ты сегодня поздно, — продолжил удивлять спокойствием и желанием общаться Гено. — Проблемы на работе? Рипер тихонько подошёл и сел рядышком на край кровати, положил ладонь на лоб и удивился ещё больше от того, что его руку не отбросили и даже не шарахнулись в сторону, спросил тихо: — Ты не заболел? Гено поерзал, прогибая своим весом угол матраса и пряча ладони между коленей: — А заболевшим положены прогулки на свежем воздухе? — воззрились на Рипера снизу вверх и тут же спрятались глаза. — Я так и понял, что нет. Тогда нет, я не заболел. У Рипера прошлось будто щекоткой по внутренней стороне позвонков грудного отдела, этот неуверенный взгляд, этот тихий тон, опущенные чуть вниз плечи… к нему будто вернулся тот монстр, который так послушно протягивал руку в желании встретить свою смерть, который так податливо отвечал на его поцелуй тогда. Так может, теперь ему позволят? Жнец ведёт рукой на пробу по спине, отсчитывая пальцами пунктир частокола рёбер, чувствуя лёгкое вздрагивание и больше ничего, и с ликованием водружая свою ладонь на плечо опустившего голову Гено. Да, он победил, он снова видит, как перед ним морально опускаются на колени. Наконец-то он сможет взять, что хотел, наконец-то Гено подпустит к себе ближе, позволит любить себя. Ведь позволит? — Ну, видишь ли, я бы мог организовать небольшую прогулку для тебя… если бы ты не отталкивал меня постоянно. Но ты несговорчив и вечно агрессивен ко мне, а потому я тоже буду капризничать. Мне же обидно, я же тебя люблю… Гено булькнул что-то себе под нос, встряхнул плечами и на Рипера уставился ярким, упрямым, но ужасно загнанным взглядом: — А если я не буду больше… отталкивать? О, не будет отталкивать? Тогда Рипер был счастлив, его опять просят, ему опять предлагают сами то, за что так упорно прежде боролись. Он наклоняется ниже, чтобы проверить границы дозволенного, утыкается носовой костью в висок прямо возле небольшой стайки глюков, что прикрывают глазницу, проводит языком от стыка челюсти вверх, заныривая самим кончиком в ушное отверстие и улыбаясь. Гено позволяет, Гено подрагивает от волнения и предвкушения, не иначе, Гено действительно предлагает ему себя, серьёзно: — М-м-м, тогда ты можешь выбрать, куда мы отправимся утром. — Утром? Но разве сейчас не вечер? — Гено с сомнением вертит головой, заглядывая на занимающий огромное пространство экран в его бывшую вселенную. Рипер смеётся: — Ну конечно же вечер, глупый, но раньше мы всё равно никуда пойти не сможем, мы будем немного заняты… сегодня. И жнец отмечает закрытые после этих слов глаза и тянет на себя зажатые между бёдер руки: — Ох, расслабься, сладкий, не бойся, я буду нежен сегодня, я понимаю, что у тебя давно никого не было, а такого как я, так, наверное, вообще никогда. Мокрый язык скользит вниз по шейному лордозу, обвивает лопатку, Рипер стягивает нагло одежду, не желая больше ни ждать ни стараться лучше, чтобы расслабить больше, чтобы дождаться чужого возбуждения. Зачем? Придёт в процессе, зачем утруждаться, главное, что ему сейчас хорошо: руки бродят по потрескавшимся рёбрам, заныривают вниз к треснутому сердечку души, он впивается в белые кости, оставляя ряд за рядом укусы и засосы, красными пятнами горящие на нежной надкостнице, рычит, опрокидывая сидящего монстра на спину. — Мой, — урчит, словно хищник, вырывающий кусок мяса с трепыхающейся ещё живой жертвы, не размыкая челюстей и слизывая выступившие капли красной не то крови, не то магии. Тянет руки Гено вверх за голову к кованому изголовью кровати, — держись, — не просьба — приказ, и всхлип в ответ. И чужие ладони послушно смыкаются на глянцевых белых гнутых прутьях, а грудь поднимается, так красиво открывая вид на бешено колотящееся в подреберье перевёрнутое сердце. Ох, он бы достал его, впился бы зубами в влажный скользкий бочок, но глаза останавливаются вдруг на лице: беспомощное выражение, бровные дуги жалостливо скривлены, рот приоткрыт через частое волнительное дыхание, болезненная бледность на щеках и язык, что просматривается между ровными рядами зубов. Сегодня почти без крови, обворожительно красиво. И жнец наслаждается этим зрелищем, упивается чужой незащищенностью и уязвимостью, он контролирует, ему позволили доминировать сегодня. Нет, нет, не так, не позволили, он добился этого сам, подчинил и подмял под себя, и теперь собирается владеть им безраздельно. Рипер облизывается похотливо, пожирая глазами лежащего перед ним монстра, и наклоняется к нему ниже — стянуть к низу и отбросить подальше ненужные больше бриджи, вместе с которыми упал на пол снятый ненароком один носок. Он ныряет пальцами между фаланг на напряжённых стопах, поглаживает сбитые ровными рядами клиновидные и кубовидные косточки и скользит вверх: по дрожащей большой берцовой и к коленной чашечке, обводя её по кругу и нажимая на суставной хрящик — чувственно и мягко, и ещё вверх: — Раздвинь ноги, Гено, будь послушным мальчиком. Покажи мне себя. Всего себя. И Рипер снова урчит довольно от того, как задыхается так и не открывший до сих пор глаза Гено, как хватает ртом воздух и как дрожат его локти на напряжённых заведённых за голову руках. Он послушный, действительно странно послушный сегодня, он так и не выпустил прутьев кованой спинки из сжавшихся до побелевших на стыку фаланг соединений ладоней. Хороший мальчик, кроткий и такой покорный. Надо отблагодарить его за это хоть немного, ну не будет же Рип такой скотиной, играющей исключительно в одни ворота: — Ты сегодня прямо шёлковый, Ге-е-ено, я начинаю сомневаться хватит ли мне времени до утра насытиться тобой. И жнец ведёт по смотрящим в стороны коленям, спускается руками на бедренные кости, не отводя глаз от украшенного мелкими глючными квадратиками лица, что сейчас уже едва светящееся румянцем склонено к плечу в попытке спрятаться. Ох, какой же он невыносимо милый со своими вздернутыми вверх бровками, с этой струйкой красной, так похожей на кровь магии, что крупными каплями собралась сейчас и дрожит на плоскости солнечного сплетения прямо возле длинной линии пореза. Неимоверно красивый. Рипер слизывает эту амарантовую влагу, осыпает поцелуями нежный переход позвонков в глянцевые и едва отливающие цветом его магии симфизы, ведёт влагой языка по гребню подвздошной кости, а следом и по лобковой и вниз к заполненному магией тазовому дну, которое и вправду как шёлковое. Рипер порыкивает и фыркает от удовольствия — Гено не стал формировать мужское начало, будто зная наперёд, какую роль ему сегодня предстоит исполнять: — Моя хорошая умничка… милый… мв-ф-ф… — теряются слова в движениях вверх-вниз по странной цвета немного пыльного топаза магии. — М-фладкий… — голубой язык трётся о мягкие стенки, ныряет внутрь, скручиваясь отекаемой спиралью, и выходит, описывая крутые волны, на выходе с завидной периодичностью задевая небольшой бугорок над входом. — Мокрый… мой милый мальчик. Можешь не говорить ничего и даже не стонать, я и так вижу, КАК тебе нравится больше. Любишь глубоко, да? И Рипер улыбается, всё так же не отстраняясь от активной стимуляции, когда Гено не сдерживает судорожного всхлипа, от которого делается так тесно внизу. Невозможно больше сдержаться, и жнец поднимается, возвышаясь над ним чёрной тенью, разместившись так удобно между его бёдер на коленях, срывает одним движением с себя безразмерный кажется балахон и накрывает собой. Одно быстрое неуловимое движение, и Гено впервые за последние двадцать минут распахивает широко глаза… и глотает густой кажется воздух. Рипер вошёл сразу резко и полностью, рывком растягивая тугие стенки и наполняя собой целиком, до крика, до слёз, что брызнули с зажатых мгновением позже глазниц, до судорожных хрипов и размашистых шлепков белых подвздошных о мягкую нежно-васильковую магию, до рыков жнеца и похожего на жалостливые всхлипы тяжёлого дыхания Гено. «О-ах!» — заглушается прижатой тут же ко рту ладонью, и Рип вжимается ещё глубже, в него, до упора, замирая на бесконечных несколько секунд глубоко внутри, ловя мелкую дрожь и пульсацию нутра на своей магии и вышёптывая в влажный от капель пота висок: «да, моё сокровище, сжимай меня, сжимай сильнее, так, мой маленький, давай же, давай, ещё немного, ох, ты убиваешь меня, как же хорошо в тебе внутри, мой мальчик, дай же мне ещё немного, дай, ах». Мелкие бисеринки пота катятся вниз по лбу, по вискам и по покрытым болезненным немного румянцем скулам, по округлой гладкой кости задней поверхности черепа, увлажняя его не слабее, чем капли влаги, что магия исторгает из себя сейчас там внизу, увлажняя плотную экто-плоть цвета светлого полупрозрачного топаза обильной тягучей смазкой. Рипер никогда не перепутает ни с чем цвет влаги на этом пыльно-нежно-голубом цвете, что своей нежностью может поспорить даже с весенним утренним небом. Он не забудет его никогда, ни при каких условиях, и это заставляет его вбиваться ещё сильнее, ритмичными движениями врываясь в разгоряченное нутро, уже почти не контролируя себя, цепляясь пальцами в покрытые трещинками рёбра и бить, бить, бить подвздошными костями в обтянутое нежной мягкой магией тазовое дно, обжигая касаниями, что уже мало походят на поцелуи все до одной косточки, до которых только можно дотянуться, облизывая, обсасывая и клеймя белые кости словно подписями следами зубов и царапин от острых фаланг. Рипер хрипит, выгибается в пояснице до хруста, пытаясь получить всё больше, взять всё глубже, заставить кричать всё сильнее, заполнить собой полностью. Собой и влагой, которую так щедро исторгает его магия, будто за годы воздержания всё время собирала это семя и ждала, когда же жнец найдёт достойного принять все её дары, до последней капли, будто от количества зависит то, останется ли с Рипером и дальше этот странно-изменчивый монстр, что всё ещё стонет под ним и извивается, вытирая от слёз помутневшие, словно от алкоголя глаза. А хотя, разве его кто-то будет спрашивать, разве у него есть выбор? Разве смеет отказаться от Смерти обычный смертный, получивший в подарок от неё практически полное бессмертие? Разве имеет он на это право? Жнец в протесте таким мыслям вжимается ещё плотнее в дрожащего под ним Гено, выдавливая с того не то своим весом, не то какими-то совсем другими чувствами почти болезненное мычание. Или это от удовольствия? Ох, конечно, это же явно от наслаждения, разве может быть иначе? Разве может кто-то плакать от того, что Рипер осчастливил его своим таким особенным отношением и вниманием? Нет, нет конечно. Вся эта влага на лице Гено, всё это — просто слёзы счастья, не иначе, жнец уверен, жнец знает, по-другому даже быть не может, по-другому ведь не бывает. Он целует в висок вздрогнувшего от казалось бы нежного касания монстра и заваливается рядом, прикрывая себя и его плотным одеялом, что сбившееся от их увлечённой активной «игры» лежало кривой кучей у ног: — Ты был бесподобен, милый, зря ты так переживал о своей неопытности… или о чём ты там думал в самом начале. Ты не против, если мы уже утром решим, куда отправимся на прогулку, я слишком вымотался за сегодняшний вечер… Обожаю тебя, моё сокровище. … Гено зажмурил глаза что было силы, пытаясь сдержать рвущийся из груди крик. Нет, сейчас не время, сейчас ну совсем нельзя показывать свои настоящие чувства и эмоции. Ты хорошо справляешься, Гено, ты молодец, потерпи ещё немного, ещё совсем чуть-чуть… по белой щеке, украшенной свежей царапиной, скатилась крупная слеза, тут же бесследно впитываясь в мягкость подушки. Ты же сильный. У тебя получится. Ты сможешь.