Ревнивый блеск в глазах

Боль пронзает шею, когда Мальбонте наконец просыпается. Резкая, еë трудно терпеть. Тихий, едва разрезающий воздух, стон слетает с сухих губ. Он облизывает их, но лучше не становится. Кожа всë такая же сухая и жëсткая. Свет бьёт в глаза до неприятного жжения. Он пытается подняться с постели, но что-то сковывает его руки. Нетерпеливо дёрнув их, он чувствует, как горячая кровь течёт вниз и капает на подушку рядом с головой. Окропляет своим ярким и насыщенным рубиновым цветом белую ткань некогда чистой наволочки. События вчерашнего вечера ударяют в голову, словно первый алкоголь в жизни. Но он явно чувствовал бы себя лучше, если бы просто пил вчера. И, к сожалению, он действительно не пил. Хотя сейчас жажда провоцирует сильную острую боль в пересохшем горле. Каждый глоток равносилен раскалëнному железу. Кажется, у него лихорадка. Потому что ему жарко. Настолько, что капля пота бежит по лбу. Его будто кинули в костëр и забыли там. Железные оковы с острыми шипами вовнутрь то и дело немилосердно впиваются в кожу на руках, вспарывая старые, уже покрывшиеся кровавой корочкой, раны. Но боль в теле отступает на второй план, когда он не чувствует её. Как и вчера тоже не чувствовал. Нет, его сердце не начинает тут же разрываться от боли. Отчаянный крик не вырывается из горла. Даже плакать больше не хочется. Кажется, он вовсе разучился чувствовать. Но так явно лучше. Всё лучше, чем скорбь. Но Мальбонте знает, что это ненадолго. Как только его организм решит, что он достаточно пришёл в себя, так сразу атакует сверхчувствительностью. А пока у него имеется в запасе несколько десятков минут перед очередной бурей. Или часов. Или дней. Он не знает, когда хрупкую плотину его чувств прорвёт. Но ощущать бесконечную пустоту в груди ничуть не проще. Вообще ни капельки. Это как существовать совершенно одному во всëм мире. Когда даже не с кем поговорить. Когда медленно, но верно сходишь с ума от одиночества. А в конечном итоге и вовсе забудешь, кто ты есть. Мальбонте смотрит в окно её комнаты. На искусанных губах появляется вымученная усмешка. Новый вид пыток, весьма изощрённый — приковать его в комнате его жены. Покойной жены. Той, которую он теперь увидит разве только в собственных снах. Он чувствует сладкий, нежный запах её духов. Ароматный, с нотками шоколада и корицы. Этот запах впитался в подушку, на которой он лежит, и даже в стены. Он повсюду, распространяется лëгким шлейфом в воздухе. Одурманивает, заставляет грезить, что она ещё здесь. Будто она вот-вот выйдет из ванной комнаты в одном полотенце и приветливо улыбнëтся ему. Сядет рядом на край кровати и ласково погладит по щеке. А затем подарит чувственный поцелуй, от которого голова пойдёт кругом, и начнёт неторопливо собираться. Он видит слегка заляпанное пальцами зеркало на столе, потому что она никогда не может краситься аккуратно. То капнет на стеклянную поверхность подводкой, то мазнëт по ней кисточкой с яркими тенями. Рядом с ним лежит расчёска, на которой наверняка остались её светлые волосы. Крашеные, но всё равно прекрасные. Он вспоминает, как она всë время ходила со своим натуральным цветом, а потом в один день ни с того ни с сего покрасилась. Помнит, как в тот день было особенно солнечно, от жарких лучей не спасали даже шторы в цитадели. Было много дел, а ещё целая кипа бумаг на столе, разбирать которую он ненавидел. Помнит, как она опоздала на очередное собрание с советниками, зато явилась эффектно. В лëгком платье глубокого синего цвета, что развевалось в стороны при ходьбе, словно полы мантии. Замечает её тонкий халат, почти прозрачный, из чёрного шёлка. В котором она проводила тëплые вечера на балконе, наблюдая за закатом. Слабый ветер трепал её выбравшиеся из заколки волосы, ткань халата и ночнушки под ним. Вызывал приятные мурашки и дрожь по спине. Мальбонте любил подходить к ней сзади и обнимать за плечи. Класть подбородок на мягкое плечо и долго слушать, как прошёл её день. Иногда он задумывался настолько глубоко, что даже не замечал, когда она замолкает. Но она никогда не обижалась за редкие приступы невнимательности с его стороны. И за эту мелочь он любил её ещё больше. Взгляд цепляется за пустую вазу на столе, в которую он ещё вчера собирался поставить свежую сирень рано утром. Как он хотел её обрадовать, чтобы она впервые за несколько тяжелых дней проснулась с искренней улыбкой на губах. Чтобы она глубоко вдохнула запах любимых цветов и ненадолго расслабилась. Сейчас как раз весна на земле. А ведь когда-то она обещала ему спуститься вместе на землю весной и прогуляться по людским улицам. За десять лет они этого так и не сделали, находив дела, казавшиеся намного важнее них самих. И хотя она этого уже не увидит, он всё равно принесёт их ей. Поставит в комнату, чтобы она не думала, что он забыл её. Он не забыл. И никогда не забудет. Даже противный скрип двери не заставляет Мальбонте повернуть голову в сторону входа. Ему плевать, кто там решил навестить его. Пусть оставит его одного. Он не хочет никого видеть. — Мне сказали освободить тебя, — Люцифер подходит к кровати и останавливается совсем рядом, — Если ты не будешь снова сломя голову нападать на всадников. — Не буду, — тут же отвечает Мальбонте, — Пока что. Демон сразу же снимает оковы. Забирает их с собой. Руки Люцифера пачкаются в его крови. Мальбонте потирает покрасневшие израненные запястья. Безжизненный взгляд чёрных глаз устремлён в никуда. Он настолько же пустой, насколько пусто у него внутри. Нечем больше заполнять его жизнь. Единственный лучик, превращающий любой пасмурный день в самый солнечный и тёплый, больше никогда не сможет светить. Спасительный свет угас. Его погубила тьма этого мира. — На самом деле, — вдруг начинает Люцифер, присаживаясь рядом, на самый край постели, будто не может себе позволить занять больше места в комнате подруги, как не позволил себе занять больше места в её жизни, — Я бы сделал на твоём месте так же. Какая разница, если ничто уже не вернёт её? — Сколько я здесь провёл? — Мальбонте переводит тему. Не хочет говорить с кем бы то ни было о ней. Не сейчас. Не сегодня. Вообще никогда. Но Люцифер ничуть не обижается, полностью понимая его состояние. — Недолго, часов десять, — он смотрит в пол, не смея наблюдать за болью Мальбонте, — Через час будут похороны. Наши всё уже подготовили. Наши. Как просто Люцифер внёс его в список к своим друзьям. А ведь не так уж и давно Мальбонте воевал против всех тех, кого демон сейчас называет «нашими». Странная логика, которую ему никогда не понять. Но он даже и не станет пытаться. Он не отвечает Люциферу. Ничего не говорит и даже не кивает. Далеко не сразу замечает уход бывшего сатаны. Руки ослабли, ноги совершенно не хотят вставать. В голове пусто. Нет ни единой назойливой мысли, от которой бы он старательно отмахивался, как от мухи. Ни мыслей, ни чувств. Ни-че-го. Пустота и мертвенная тишина. Спустя время, поднявшись с постели, Мальбонте направляется в ванную комнату. Умывается холодной водой, но даже она не помогает проснуться. Сон. Всё это кажется бесконечным ужасным сном, в котором воплощаются все его потаённые страхи и подозрения. Вот только это реальность. Настоящая и беспощадная. А он брызжет и брызжет себе ею в лицо, из-за чего волосы тоже намокают. На тумбе возле раковины лежат недавно остриженные клочки волос. Он поднимает один из них, самый толстый и крупный, и кладёт в карман брюк. Потом обязательно перевяжет их какой-нибудь цветной ниткой и всегда будет носить с собой, как оберег. Он обещал ей цветы. Он должен успеть до похорон.

***

Мальбонте всё же опаздывает. Приходит к тому моменту, когда гроб с её телом уже погрузили в землю. Когда все её друзья уже произнесли короткую речь и кинули первые комья на деревянную крышку. Но он нисколько не огорчается. Даже рад, что не застал начало церемонии. Может быть, он опоздал специально, подсознательно выбирая самую идеальную веточку сирени. Долго решал, какой именно цвет ей больше понравится: светло-фиолетовый, бордовый или же белый. Остановился на последнем. Белый — цвет чистоты. А она была самым чистым человеком в этом грязном сером мире. Словно небольшой газончик с яркими цветами среди городской слякоти. Он подходит к каменному надгробию из чистого мрамора самым последним, когда все остальные бессмертные, одетые в чёрные наряды, отдаляются от кладбища всё дальше и их фигуры с каждым мгновением становятся меньше на горизонте, пока вовсе не превращаются в маленькие точки. Сжав небольшой букет в руке, Мальбонте склоняется на одно колено, не чураясь испачкать брюки. Он и без того во всех смыслах погряз в скверне этого мира. Кладёт цветы так осторожно, будто любое резкое движение может потревожить её сон. Раскладывает веточки, дабы было красивее. Смотрит на витиеватую надпись, в последний раз произнося её имя.

Вики Уокер. Дочь. Подруга. Жена. Правительница навсегда.

Начинается слепой дождь. Но не мелкий, от которого не будет даже луж, а самый настоящий ливень. С тёплыми лучами солнца, упорно пробивающимися сквозь серые тучи. Но даже тогда он не уходит. Даже когда волосы прилипают к лицу, а одежда промокает насквозь. Дождь очищает, приносит вместе со своими прохладными каплями освобождение от тяжёлого груза боли на сердце. А вместе с тем облегчение и покой. Грустный, полный пустоты и неизмеримой горечи, но всё же покой. Такой, который испытывают старики после осознания бессмысленности прожитой жизни. Ему нужно отпустить её. Но он не может. Потому что жить тогда будет незачем. Они зачем-то зовут Мальбонте с собой, когда он наконец возвращается в школу промокший до ниточки. «Они» — это её друзья. Но точно не его. Он не умеет дружить. Дино, Люцифер, Ади, Сэмми и даже Кристофер с Астаротом присутствуют в комнате Мими. Все тихие и молчаливые, такие же поникшие, как и он сам. Никто не говорит ему слов сочувствия. Но так даже лучше. Иначе прибил бы. Бессловесную скорбь он предпочитает больше. Никакого лицемерия. Враг не станет притворяться другом. Так правильно. Мальбонте помнит, что обычно, когда демоница Мими зовёт кого-то к себе, то наливает какой-то особенный чай. Все так расхваливают этот напиток, что ему самому даже становилось интересно. Но сейчас чая и в помине нет. Лишь восемь стопок глифта, более крепкого, дорогого. Насыщенного алого цвета, а не сине-голубого. С резким запахом и острым вкусом. Повод собрания и без того мрачный, но Мальбонте кажется, что с его приходом лица всех присутствующих мрачнеют ещё больше. Он их настолько пугает? Метис в курсе, что его личность сама по себе не внушает доверия, но, признаться честно, от реакции бессмертных, что находятся к нему ближе всего после семьи, ему становится... неприятно. Возможно даже грустно, если бы в нём не было бы уже столько горечи. Но он не станет ещё больше напрягать их. Выпьет всего раз и сразу же оставит. Раз им с ним некомфортно, то он не будет портить вечер. Хотя хуже уже вовсе некуда. Мальбонте берёт рюмку в руку вместе со всеми. Ему уже самому не терпится уйти. Потому что вынести множество взглядов полных сочувствия и жалости попросту невозможно. Они давят на плечи хуже непрекращающейся боли в груди. — За Вики, — первым говорит Сэмми. Остальные вторят вслед за ним. — За Вики, — последним произносит Мальбонте и выпивает глифт за один глоток.

Три дня назад

Секс с Войной никогда не заканчивается одним местом. После раунда на столе следует тумба возле кровати, а затем и сама кровать. Когда всадник наконец расслабленно откидывается на спину, подложив руку под голову, Вики чувствует себя более, чем уставшей. Слабость приятными волнами разливается по всему телу вместе с теплотой в груди. Её совсем не волнует ни собственная нагота перед ним, ведь всадник наблюдал её в подобном виде десятки раз, ни различного рода жидкости на коже, стекающие вниз на постель. Она совершенно не думает о том, что сами её действия вероятно очень и очень неправильные, ведь изменять собственному мужу с недо-врагом — само по себе предательство. С другой же стороны, Вики делает это отнюдь не из собственного желания, скорее даже превозмогая неприязнь. И хотя дело это уже почти вошло в привычку, спать с Войной тяжелее, когда она теперь является женой Мальбонте. Мораль всегда была трудной и тяжеловосприимчивой темой для Вики. Тем более сейчас, когда всё перевернулось с ног на голову. Когда власть над небесами и всем миром сменяется чаще, чем успевает пройти полноценная неделя. — Ты всё ещё хочешь избавиться от моей семейки? — Война выглядит невозмутимо, когда Вики смотрит на него широкими глазами в ответ. — Желаете смерти своим родственникам? — Вики приподнимается в постели на локтях, окидывая всадника изучающим взглядом. Неужели серьёзно? — О, дорогая, мы уже давным-давно перестали быть друг для друга семьёй, — поднявшись с кровати, Война достаёт ещё не открытую бутылку со своим любимым вином. Пробка с тихим стуком падает на пол, — Ещё тогда, когда ваш мир даже не был создан. — И у вас нет никаких привязанностей друг к другу? — Я уже даже забыл, что это такое, — всадник любезно делится бокалом с Вики, но она лишь качает головой, вовсе не желая сейчас пить, — Только не вздумай говорить, что тебя моё предложение ничуть не заинтересовало. — Но как? Мальбонте точно не станет нам помогать, да и я теперь даже пытаться не буду принуждать его к такому риску, — она садится, облокачиваясь спиной на изголовье кровати и накрывается одеялом. Только потому что холодно, а вовсе не из-за стеснения, — Тем более, что Чума следит за нами обоими. И даже если... — Ты думаешь, что я не знаю свою сестрицу? — нагло перебивает он Вики, а затем устраивается в кресле напротив, всё ещё полностью без одежды. Вот, кто точно никогда не станет стесняться своей наготы, — У меня есть запасной план. И ещё один. И ещё. Пока не закончатся буквы в алфавите. — Поведайте хотя бы один из них, — звучит чересчур требовательно, но Войну это, кажется, вовсе не волнует. Он всё так же невозмутим, как и минутой ранее, расслабленно попивает вино и качается в кресле. Лишь глаза цвета кровавого заката неотрывно смотрят на неё, почти не моргая. — Поведаю, — он кивает и отводит взгляд в сторону, глубоко задумываясь, — Только о нём не должен знать никто. Даже твой Мальбонте. — Как я смогу скрыть это от него? Вы же сами установили между нами связь, позволяющую читать мысли друг друга. — Девочка моя, я смотрю, ты совершенно забыла о том камне, скрывающем ото всех то, что ты считаешь тайной, — Война опирается руками на подлокотники, будто собирается подняться, но в последний момент передумывает, — Он без особого труда скроет любой секрет даже от твоего ненаглядного. Откуда он знает? А впрочем, неважно. Он всегда всë знает. Вики невольно напрягается. Чего такого собирается попросить у неё всадник, что не хочет об этом рассказывать даже своему любимчику-Мальбонте? Вряд ли это будет чем-то безопасным для неё самой. Но выбор невелик. Либо спасти мир, освободив его от всадников, либо испугаться и отступить. Вики никогда не славилась трусостью, наоборот, сама лезла во всё, что только можно, совершенно не заботясь о последствиях как для себя, так и для других. И вовсе не всегда получалось выходить сухой из воды. В своей жизни ей пришлось разгребать достаточно последствий. Начиная от возможного отчисления из школы ещё десять лет назад и заканчивая угрозой родителям Мальбонте от Чумы. Она никогда не следовала чужим правилам, а составляла их сама. Разве это не смелость? Нет. Чистой воды глупость и трудность характера. Но разве ей может не хватить решимости на ещё одну очень большую глупость в своей жизни? Возможно, даже роковую. — Что я должна сделать? Война улыбается во все зубы, довольный и полностью удовлетворённый. — Умереть, — отвечает он так просто, будто просит сходить её за молоком на кухню. Последнее, что она может сейчас контролировать — это собственную реакцию на слова всадника. Ей не послышалось? Он хочет, чтобы она умерла? Но зачем? Какую выгоду может принести ему её смерть? Он убьёт её прямо сейчас, даже не спросив её собственного мнения? Вики напрягается ещё больше, продумывает в голове пути отхода, но понимает, что убежать от всадника уже не получится. Вдоволь насладившись её испугом, Война ухмыляется и хрипло смеётся. Поднимает голову и глядит в потолок. — Успокойся, — всадник вновь отпивает вино. Щёки его слегка порозовели то ли от количества выпитого алкоголя, то ли от продолжительного смеха, — Никто не станет тебя убивать навсегда. — С трудом верится, — Вики не станет расслабляться, пока не узнает, какая именно роль ей уготована. Вероятно, что далеко не второстепенная. — Вернее, это будет не совсем смерть, — он ещё пуще запутывает её своими словами, — Изначально, да. Но смертью, как таковой это не будет. — А вы можете ещё непонятнее объяснять? — она злится. Потому что совсем ничего не может понять из странных витиеватых фраз Войны, который только больше юлит. — Тебя убьют, но вместо небытия ты попадёшь к тому, кто сможет помочь тебе раскрыть твои уникальные способности. Вики догадывается, чьё имя всадник собирается произнести. И понимает, что даже не хочет его слышать. Не после того, что он сотворил с Мальбонте. — Нет... — Да, дорогая моя, да. Шепфамалум, я не ошибся? Никогда не получалось с первого раза выговорить его имя правильно. — У меня есть время подумать? — Есть, но немного, — Война смотрит на часы, что тихо отсчитывают секунды. Как только проходит минута, он хлопает в ладоши, привлекая к себе внимание, — Всё! Время вышло. — Как много, — недовольно ворчит Вики, складывая руки на груди, — Я даже состариться успела. — Не дерзи, — всадник тоже не выглядит счастливым, — У нас действительно нет времени. Даже на подготовку. Она хмурит брови, но молчит, не смея ему перечить. Война вряд ли станет врать насчёт времени. — Решать только тебе. Я не буду тебя заставлять, — он пересаживается на кровать у её ног, — Но любой из вариантов моего плана состоит в том, что ты отправляешься в темницу к этому тёмному Богу. Есть, конечно, тот, в котором страдают родители Мальбонте, но я думаю, что никто из нас этого не хочет. Без тебя ваш мир не сможет победить. Ты — то самое связывающее звено, без которого план станет просто бесполезным. Вики впервые слышит настолько искренние слова от всадника. В них нет ни скрытого смысла, ни принуждения, ни привычной манипуляции. Он просто выложил всё, как есть, и не стал ничего приукрашивать. Готова ли она довериться этому мужчине? Воплотить в жизнь его план. Пойти на смерть ради призрачной надежды на спасение? А сможет ли она? Вдруг у неё не получится раскрыться? Она останется в этой темнице навсегда? Тысячи вопросов крутятся в голове, набатом стучат в мыслях, мешая сосредоточиться. Она может многое потерять из-за этой затеи. В том числе и саму себя. Она может просто не вернуться оттуда. А ещё Шепфамалум, он ведь тоже не станет с ней церемониться. Ей не стоит ждать от него пощады. Если он будет учить её, то без увечий и других пыток попросту не обойтись. Он не будет её жалеть, если она попросит остановиться — не остановится. И прежней Вики обратно уже не вернётся. — Когда мне нужно будет «умереть», и как? — Через два дня состоится приём в честь прихода моего ещё одного братца — Голода. Он хоть и придурок тот ещё, но довольно безобидный. Обычно творит разные мелкие пакости. На что-то крупное никогда не замахивается — кишка тонка. Но не о нём речь. Если Голод явился, значит Смерть уже за углом. Он не заставит себя долго ждать. Уверен, что он будет тут как тут, как только мы представим ученикам Голода. А ещё старший братец обожает праздники. Поэтому он точно явится. — А Смерть...Он какой? Война бегает глазами по комнате, подбирая подходящие слова. Он глубоко задумывается над ответом. Подходит к нему со всей серьезностью. Проходит несколько долгих минут в тишине прежде, чем он заговаривает. — Если меня вы все иногда называете ублюдком, то он просто бесчувственная тварь, хотя «чудовище» ему подходит явно больше. — Настолько плох? — Вики решает встать с кровати и одеться наконец. Война повторяет её действие и тоже начинает натягивать брюки на ноги. — Ещё хуже, чем ты можешь себе предствавить, — всадник сосредоточенно застёгивает ширинку, — Если ты думаешь, что будешь готова к его приходу, то ты очень сильно ошибаешься — Смерть запросто сможет напугать тебя. Впрочем, нам это даже на руку. Нужно провернуть всё настолько натурально, чтобы даже я поверил в это. — Разве такое возможно? — Уверен: тебе это под силу, — расправившись с ремнём, Война накидывает рубашку на плечи, — Но от реакции Мальбонте зависит не меньше. Поэтому он не должен ничего знать. Вики возмущённо выгибает брови. Ну уж нет. Своего мужа она обманывать точно не будет.Он не переживёт её смерти. — Что угодно, только не это. — Ты должна. Если согласилась, будь добра, выполняй все условия. — Нет! — её голос твёрдый, словно сталь, — Это жестоко. Я не стану так с ним поступать. Война в два шага оказывается рядом и грубо встряхивает её за плечи. Красные глаза сверкают в негодовании, что вот-вот готово перейти в самую настоящую ярость. Ещё чуть-чуть и он начнёт швыряться в неё молниями. — Как же ты не понимаешь! Мальбонте в жизни не сможет сыграть скорбь, если будет знать, что ты жива! Он не умеет показывать наигранные эмоции, а только подавлять их за маской безразличия! — Я не буду причинять ему боль! — Если ты хочешь спасти свой мир и мужа в том числе — ты должна чем-то жертвовать. — Нет, — отрезает Вики, вырываясь из цепкой хватки, — Не заставляй меня делать это. Война устало, скорее даже раздражённо вздыхает и отходит в сторону. Запускает руку в волосы. Вики кажется, будто он готов выдернуть их от плохо сдерживаемой злости, что так и норовит вырваться наружу. Содрать с кожи вместе со скальпом. — Смерть питается скорбью, — говорит он уже более спокойно, но в тоне так и сквозят угрожающие нотки, — Мальбонте просто-напросто не сможет её почувствовать, если будет знать о нашем плане. И тогда у нас всё полетит к чертям. Ты этого хочешь?