ОСТОРОЖНО! В главе присутствуют сцены с особой жестокостью!
Вокруг тьма такая, что страшно становится до сих пор, когда открываешь глаза после недолгого отдыха. Если он, конечно, ей вовсе предоставляется. Непроглядная, если он рядом. И кроме красного рта с окровавленными зубами и ярких глаз, чья цветная дымка тянется наверх, почти ничего не видно. Она уже давно не видит ничего, кроме этой тьмы. Всепоглощающей и попросту бесконечной. Ей нет ни конца ни края, она распространяется до самого горизонта, если он вообще существует в этом месте. Если в этом месте хоть что-то существует. Потому что Вики уже сама не знает, реально ли всë это. Единственное настоящее, что у неё есть — боль. Такая же бесконечная и нескончаемая. То сильнее, то слабее. Но она есть всегда. Будь то ломота в суставах или жгучая рана на коже. Боль всегда есть, всегда и будет. И Вики никогда от неё не избавится. По меркам времени в школе, в темнице с древним божеством, Вики пребывает всего день. Но здесь оно идёт несколько иначе. Поэтому, по личным подсчётам и ощущению времени, что теряется всë быстрее и быстрее, она мертва уже целую неделю. Странно, непонятно и страшно. И другого выбора у неё нет. Выбраться она раньше положенного всë равно не сможет, как бы ни старалась. Но и сил стараться нет. Они утекают с каждым днём, всë больше покидая израненное тело. А однажды сила и вовсе иссякнет. Как физическая, так и магическая. Вот только душевной у неё пока нет. Как и стержня внутри, что поддержал бы на плаву. Вся стойкость её бунтарского характера куда-то вдруг пропала. И совершенно не ясно: вернётся ли обратно. И вот сейчас, от тьмы перед глазами сердце ëкает в ужасе. Снова. Она никак не может к этому привыкнуть. Всë ждёт, что проснётся в тёплой постели с Мальбонте, ласково обнимающим за плечи. Но жестокая реальность ставит Вики на колени и тычет лицом в голые сырые камни, что вскоре станут раскалёнными от резкой смены температуры в этом отдельном мире. Здесь всë иначе. Всë странное и непривычное. Пугающее до чёртиков. Шепфа, и как Мальбонте здесь выживал три тысячи лет? Вики про себя усмехается, осознав, что сопоставила в одном предложении двух смертельных врагов, один из которых её муж. За десять лет без Шепфа, которого они вместе победили, она до сих пор не смогла избавиться от этой привычки — разбрасываться его именем словно ругательством. Тьма перед глазами немного рассеивается, но светлее так и не становится. Проще разглядеть выпирающие из земли каменные глыбы, о которые запросто можно пораниться. Острые, как бритвы, что запросто вспорют кожу до мяса, а то и вовсе до самых костей. Вики поднимается на ноги слегка неуклюже. Боль в сломанном совсем недавно бедре почти полностью проходит. Почти зажило. Но её телу никогда не дадут исцелиться до конца. Даже сейчас, когда голова всë ещё кружится настолько, что колени подкашиваются. Её бьют в спину резко, больно, вдавливают в землю, но хотя бы не ломают ещё и позвоночник. А вот рёбра — да. От острого копыта, немилосердно ударившего в бок, остаётся глубокая рана, хруст её собственных костей разрезает мертвенную тишину пустой клетки. Бескрайней клетки. Вики кричит, срывая глотку, но Шепфамалум над ней только громко, зловеще смеётся. Совсем безжалостно. Своим нечеловечески низким голосом. Вибрирующим, словно музыка из колонок в ночном клубе. Дышать больно, двигаться — тем более. Она не встанет, даже если очень сильно захочет. Шепфамалум щедро даёт ей целых две минуты, чтобы боль утихла. Он обращается с ней явно нежнее, чем с Мальбонте. Довольно любезно с его стороны помогать ей спасти мир. Хотя и помощь эта весьма своеобразная. Она хотела спросить у него об этом, но случай как-то не представился. Среди бесконечных сражений и повреждений совершенно не до светских разговоров. Вики не находит в себе силы подняться. Вернее, просто не поднимается, хотя попытаться стоит. И он об этом знает. Знает, что она старается притвориться. Поэтому хватает за крылья, как котёнка за шкирку, и бросает так далеко и сильно, что она сносит собой одну из этих глыб. Как Вики и предполагала, она вспарывает живот. Очередная порция боли, за которой следует грохот камней, что падают сверху. Вот теперь, когда её полностью засыпало, она точно не выберется. Болезненный стон слетает с сухих губ. Война бы усмехнулся, увидев её такой. Не сражающейся, не желающей биться даже за собственную жизнь. Позволяющей обращаться с собой, как с тряпичной куклой. Шепфамалум нависает над ней сверху, тёмный, сотканный из самой тьмы. Создатель всего мрака в мире. В нём нет ни намёка на живое существо. Но он жив. Не дышит, не моргает. Нечем. Но убить его можно, лишь бы знать как. И вот тогда, полностью насладившись её слабостью, он заговаривает. И голос его грохочет вокруг, заполняет собой всë и вся. И даже собственные мысли невозможно расслышать за этим голосом. — Докажи, что ты достойна зваться той, коей тебя нарёк мой мальчик, — Шепфамалум улыбнулся на упоминании Мальбонте, если мог бы. Он ставит ногу поверх камней на её теле и давит, заставляя их буквально впечатываться в её кожу, будто хочет сделать их одним целым, — Несущая равновесие. Вики рычит от боли, скребëтся ногтями по земле, но лишь вырывает их с корнями. Но жжение в руках не в пример легче вытерпеть, чем давление на позвоночник, что вот-вот переломится под напором древнего божества. — От меня в тебе явно больше, чем от моего брата, моё дитя, — его тон почти ласков, но сила, с которой он следом тянет Вики за волосы, ещё пуще наступая на неё, со звонким хрустом ломает кости. Хриплый выдох вырывается вместо очередного пронзительного крика. — Хватит... пожалуйста...— просит она едва различимым шёпотом, задыхаясь слезами от нестерпимой боли. Она хочет снова отключиться, чтобы стало хоть чуточку легче. Она не вынесет больше, — ...прошу. Одним лёгким движением Шепфамалум вытаскивает Вики из-под завала. Так просто, будто камни совсем ничего не весят. Как только она касается мысками ботинок пола, тут же отпускает. Она валится на колени. Всë тело пронзает болью, а за ней следует и крупная дрожь. — Поднимайся! Если хочешь победить! — Я не могу, — она уже не чувствует нижнюю часть собственного тела. Совсем. Шепфамалум подходит ближе. Поднимает её лицо за подбородок. Долго вглядывается в глаза, но не ворошит сознание. Вероятно, для этого ещё рано. А затем утвердительно кивает. — Не можешь. И сворачивает шею.***
Одной рюмкой ничего не заканчивается. За ней следует ещё одна. А затем парни его уговаривают и на ещё одну. А после уже и уговаривать не приходится. Раз они не хотят, чтобы он уходил... Что-ж, он не уйдёт. Бессмертные, как и люди на земле, часто заливают своё горе алкоголем. Мальбонте никогда раньше не понимал этого. А впрочем, и сейчас тоже не понимает. Да, горчит, да, жжёт, а затем вызывает приятное тепло в груди. Но оно никогда не сравнится с тем теплом, что дарила ему Вики. Как от одного её нежного взгляда он безоговорочно таял, словно снег под напором солнца, хотя никогда и не показывал этого. Да, эти напитки развязывают язык и слегка притупляют разум. И на Мальбонте тоже распространяются эти действия. Иначе он никак не может объяснить то, почему скинул пиджак с плеч и снял галстук, что так давил на шею. Как никогда не объяснит себе то, почему вообще завёл этот разговор с её друзьями. И почему не ушёл, как и планировал сразу. Но простой вопрос о том, как они все познакомились, разрушил ту ледяную стену, что отделяла их всех друг от друга. Один рассказ за другим. Слово за слово. И личное становится общественным. Мальбонте будет корить себя за это. Но только завтра. А сегодня он позволит себе эту простую человеческую глупость, которую наверняка не раз позволяла себе Вики. — А скажи, — Ади наклоняется ближе к нему, почти укладываясь на стол, на его веснушчатых щеках яркий румянец, хотя и сам Мальбонте наверняка далеко не бледный сейчас, — Изначально, ты был с ней из-за силы? Просто она отобрала у тебя нехилую такую часть... — Нет, — тут же отрезает он, со звоном поставив рюмку, — Никогда. — А из-за чего? Мальбонте хмурит брови и глубоко задумывается. Он сам никогда не задавал себе такие глубокие вопросы. Считал их бессмысленными и ничего не значащими. Как же сильно он ошибался. Во всём. Начиная с того, что не показывал Вики своих чувств очень долгое время и заканчивая собственной чëрвствостью. — В начале, это был интерес. Мы были уже тогда связаны — это было для меня в новинку. Затем интерес сменился влечением и любопытством. Я хотел понять, каково это: быть в отношениях с кем-то. В настоящих, когда связывает не только секс, — Мальбонте снова тянется к бутылке, но Дино его опережает и наливает сам, новая порция глифта обжигает горло, — А после... полюбил, хотя далеко не сразу понял об этом. Вот так просто. Взял и рассказал почти публично о своей любви к Вики. И нет внутри стыда, который обычно следует за проявлением слабости. Но любовь ведь не слабость? Тогда её не нужно прятать. Он удивился бы сам себе, если бы понимал, о чëм именно повествует её друзьям. Или после такого их можно считать и своими тоже? Просто потребность выговориться настолько сильна, что он готов поведать об этом кому угодно. Потому что ей он больше не скажет. Потому что боль слишком сильна, а рана — свежа, чтобы сдерживаться. Потому что он тоже хочет друзей. Нормальных, настоящих. Не тех, которые будут его бояться. А кто станет общаться с ним на равных. Без страха и скованности. Вики же не зря выбрала именно этих бессмертных? Может, и ему стоит довериться им? Может, они смогут принять его в свой узкий, но почти семейный круг. У Мальбонте никогда не было друзей, и он не умеет дружить. Но он готов попытаться. Потому что он тоже живой. Он так устал притворяться. — Я тоже любил её, — вдруг признаётся Дино, залпом осушив рюмку, — Понимаю, что тебе это неприятно слышать. Мальбонте ничего не отвечает, молчаливо ожидая продолжения. — Но у нас с ней не было ничего. Потому что я ей нужен не был, и она не хотела со мной играться, а затем просто выкинуть, как сделала её мать моему отцу, — ангелу и самому, кажется, тяжело рассказывать о своей короткой истории неразделённой любви с его женой. Потому что руки его нервно прокручивают в руках рюмку. И голубые глаза покрасневшие. Мальбонте грустно усмехается. — Да, походить на Ребекку для неё было табу. Было. Раньше он не знал, как от одного слова может запросто бросить в дрожь. А сейчас ярко чувствует, как холодок пробегает по спине и больно ударяет в грудь. — А я игрался, — Люцифер откидывается на спинку стула, притворно-расслабленно, будто происходящее его вообще не волнует, будто внутри у него, как и у остальных, не поселилась пустота, — Устраивал ей качели. То близко, то далеко. То обзову и пошлю, то скажу, что нравится. И она велась. Какое-то время. Бывший Сатана опрокидывает рюмку и тут же наливает ещё, выпивая и её следом. — А потом она убила моего отца, — в насмешливом тоне нет ни тени грусти или обиды, скорее скрытое восхищение, — И ушла к тебе, правитель небес. — Просто Мальбонте лучше тебя в отношениях, Люци, — подключается к разговору Мими, ехидно улыбаясь демону, — Ты бы всю жизнь и мотал её в стороны. Потому, что не любил её по-настоящему. — Не любил, — соглашается Люцифер, — Потому что Вики не для меня. Она слишком... — Строптива, — заканчивает за него Мальбонте с ноткой нежности в голосе, — У Вики непростой характер. Её трудно выдержать. Одни её обдуманные выходки дорогого стоят, что уж говорить о том, когда она поступает безрассудно. — Да-а, — задумчиво протягивает Кристофер, — Мне это знакомо... — Жалуешься? — Мими возмущённо смотрит на него, — Я тебе это припомню. — Именно об этом я и говорю.***
Он не учит её. Ни капельки. За полторы недели не было ни единого наставления. Никаких уроков. Только бесконечные избиения, всë изощрённее и изощрённее с каждым разом. Он снова молчит. Не говорит ни слова. Теперь ясно, почему Мальбонте такой молчаливый. За три тысячи лет, проведённых вместе с Шепфамалумом, он почти не разговаривал. И сейчас с трудом выдавливает из себя слова. Хотя на публике может произнести воодушевляющую речь, и неважно, что короткую. После очередного удара в челюсть, у Вики с трудом получается устоять на ногах. Шатаясь и придерживаясь за окровавленное плечо, она уворачивается от непрекращающихся атак Шепфамалума. Бьёт в ответ в его руку, пронзает кинжалом насквозь. Но это — ничто по сравнению с тем, что делает он в следующее мгновение. Шепфамалум тоже хватает её за руку, отбирает клинок, не приложив для этого абсолютно никаких усилий. Делает поперечный надрез, неглубокий. Почти не больной для неё. А затем подцепляет пальцами край. Вики понимает, что он собирается сделать. Начинает брыкаться и вырываться всеми силами, кричать так истошно, будто боль уже настигла её. — Нет! Нет! — взревев, она бьёт его пятками по коленям, но даже простому бессмертному это не причинит боль. Что уж говорить о божестве, — Не надо! Совершенно не слушая её криков, Шепфамалум сдирает кусок кожи до самой ладони. Вики обмякает в его руках от болевого шока и может только мелко трястись и лить горячие слëзы. Пожалуйста, пусть он лучше просто убьёт её! Она уже не хочет ничего. Ей не нужно ни спасение мира, ни спокойная жизнь с Мальбонте, ни-че-го. Она хочет отправиться в небытие, лишь бы не чувствовать этого. Лишь бы её больше не мучали. Десять дней пыток её полностью истощили. Но дальше будет только хуже. Больше. И больнее. И от этого не легче. Потому что никто её не спасёт. Некому. Только Война знает о том, что она жива. Вики опускает затуманенный взгляд на кровоточащую руку, с огромной тёмной дырой до мяса. Тошнота тугим комом подкатывает к горлу. Но она давно ничего не ела, ей и тошнить даже нечем. Поэтому это неприятное навязчивое чувство будет преследовать её ещё долго. Шепфа, он просто взял и отодрал кусок её кожи. Каждый раздумывая о пытках и других увечьях подумает, что такого с ним не произойдёт. Что мир не настолько прогнил. Что ты не заслужил подобной жестокости к себе. Но её не нужно заслуживать. Она просто приходит к тебе, когда ей хочется и наглядно показывает, что такое может настигнуть любого. Всех. Когда Вики отправлялась сюда, она знала, что просто не будет. Но даже не представляла, что неравные бои, которые она ожидала, обернутся самым настоящим издевательством. Осознание бросает в дрожь. Это реально. Она не проснётся в своей кровати, просто запарившись под толстым одеялом, вся в липком поту. И если она и уснёт, то очнётся снова здесь. Снова рядом с самым настоящим чудовищем, который тут же продолжит свои пытки. Может быть, было бы гораздо лучше, если бы она действительно умерла? Проще и легче так точно. А пока Вики снова поднимается. Даже не отряхивается. Тут же бросается на Шепфамалума, выбивая у него из рук свой клинок, который ей подарил Мальбонте. Она не знает, как он здесь оказался. Она просто очнулась совершенно в иной одежде и с ножнами на бедре. Война даже её наряд продумал, отправляя сюда. Достаточно удобный, чтобы драться. С кинжалом в руках намного спокойнее, хотя он и не особо поможет. Но Вики чувствует себя увереннее. Будто держа в руках этот клинок, она на самом деле держит за руку Мальбонте. А он всегда её защитит. Всегда. Шепфа, как она скучает. Ударив лезвием в лицо Шепфамалуму, Вики вгоняет его глубоко в череп, зарычав от усилия. Он откидывает её от себя словно пёрышко. Она ломает крылья, падая на спину, не успев взлететь. Переворачивается и вскакивает сначала на четвереньки, а затем поднимается на ноги. Кинжал аккурат попадает ей между лопаток. Вики останавливается, пытается его вытащить, да руки не дотягиваются. В панике оборачивается назад, на угрожающе приближающегося Шепфамалума. Нетерпеливо дёргает крыльями, надеясь напряжением мышц вытолкать его из-под кожи. А потом он напополам обламывает её крылья. Не просто вырывает, а именно разламывает, словно сухие ветки. И это в сотни раз больнее. Вики снова падает на колени. Крик снова разрезает воздух. От собственного голоса кровь стынет в жилах. Порой, ей до сих пор кажется, что он ей не принадлежит. Яркие перья летят во все стороны, оседая вокруг неё кроваво-красным полукругом. Эти три вещи становятся почти обыденностью: то, что ей больно, что она кричит, и что её постоянно ставят на колени. Это не закончится никогда. Она так и будет страдать вплоть до самого судного дня.***
Мальбонте возвращается заполночь. Заходит в полутьму собственной комнаты, но больше не приветливую. И лунные лучи, пробивающиеся сквозь тонкие занавески, кажутся отнюдь не привлекательными, а необычайно холодными и чужими. Или это он теперь — чужак этого мира. Снова одинокий и покинутый родным человеком. Снова разбитый, раздавленный судьбой, что так любит ставить его на колени перед собой. Снова озлобленный и опустошённый. Слабый. Закрыв дверь на щеколду, он долго сверлит её пустым взглядом. Ещё недавно они закрывались на неё перед любовными утехами. Ещё недавно он открывал эту дверь ей, то робко стучащей в комнату, то бесцеремонно врывающейся внутрь. Мальбонте прислоняется лбом к окрашенному дереву и глубоко вздыхает. Ещё никогда до этого он не желал настолько сильно вернуться обратно в общество, лишь бы отвлечься от разрушающих мыслей. Почему у него снова не получается просто забыть о существовании каких-либо чувств? Почему не получается снова отгородиться от себя самого? Стол как обычно полон всякой дряни, которая ему вовсе не нужна. И хотя разложено всё там педантично ровно и аккуратно, на нём слишком много лишнего груза, от которого давно стоит избавиться. Раньше Вики удивлялась, как ему удаётся оставлять стол таким чистым. Сама она предпочитала творческий беспорядок, который был на самом деле откровенным бардаком. Но она всегда знала, что и где у неё лежит, и с лёгкостью находила это. А когда заходила к нему, то постоянно оставляла что-то ярко выделяющееся на его рабочем месте, разбавляя обстановку. Иногда это было яблоко, иногда её резинка для волос, а порой и вовсе какой-нибудь мусор. Сейчас он бы не отказался даже от помойки на столе, лишь бы она была здесь. И только подойдя к нему вплотную и оперевшись руками на гладкую поверхность, Мальбонте видит перед собой одиноко лежащее перо, так похожее на его собственное. Одного прикосновения самыми кончиками пальцев достаточно для того, чтобы понять, что оно точно не принадлежит ему. Потому что оно мягкое, с лёгким пушком и закруглённое на конце, в то время, как его перья жёсткие и острой формы. Он подносит его к лицу, глубоко вдыхая любимый запах шоколада и корицы. Её запах. Мальбонте находит нить, которой обычно связывают крылья. Она достаточно прочная, чтобы никогда не порваться самостоятельно. Нужно обладать немалой силой, чтобы разорвать её. Пучок светлых волос до сих пор покоится в кармане брюк. Перевязав один конец нитью, он старательно заплетает тонкую косичку. Идеально ровную, гладкую, без торчащих волос. Возится с ней добрые полтора часа, то и дело расплетая и начиная заново, если сбивается. К другому концу прижимает перо, крепко связывая его вместе с косичкой. Совмещает оба конца вместе, образовывая петлю, и продевает ещё одну нить. А затем надевает его на шею. Волосы, как и перо, щекочут кожу на груди, но Мальбонте быстро к этому привыкнет. Теперь он будет чувствовать её хотя бы так. И её частичка снова будет у него на сердце. И хотя он больше никогда не почувствует её жизнь и не услышит её мысли в своей голове — она всегда будет рядом с ним. А этот оберег должен придать ему сил.***
Шкрябая пальцами по камням в пещере, Вики понимает, что хочет снова увидеть Мальбонте. Настолько, что сердце болезненно сжимается в мечтах о встрече с ним. Она хочет снова заглянуть в его тёплые чёрные глаза, что смотрят прямо в душу. Хочет оказаться в заботливых объятиях, в которых она всегда чувствует себя в безопасности. Хочет хотя бы просто почувствовать его присутствие. Потому что Война не обманул, когда сказал, что Мальбонте ничего не почувствует после её смерти. Потому что она не чувствует тоже. Нет больше ощущения, будто он рядом, даже если они очень далеко друг от друга. Его будто просто... нет. А у неё на сердце вместо привычной связи огромный шрам, что не перестаёт кровоточить. Она уже позабыла, каково это: когда не больно. Когда не оглушительно пусто. Забыла, каково просто быть рядом с ним, чувствовать себя абсолютно защищённой. Чтобы одного его взгляда было достаточно, чтобы защитить её. Потому что сейчас она точно не в безопасности. Потому что сейчас она глотает беззвучные слёзы, задыхаясь, но совершенно не от нехватки воздуха. И даже не из-за того, что рёбра у неё снова сломаны. А потому что страшно. Потому что она боится больше никогда не увидеть его. А вдруг, он погибнет там, пока она здесь? Вдруг, его попросту убьют, если он пойдёт мстить за неё? Ну почему всё должно быть так сложно и больно? Почему нужно страдать, чтобы добиться чего-то? Она не хочет быть здесь. Не хочет бороться ни за себя, ни за свой мир. Она хочет умереть. Раз и навсегда. Без всяких возвращений или воскрешений. Она правда устала, но покой ей даже и не снится. Вики ворочается на голых жёстких камнях, из подстилок — лишь собственный плащ, любезно подаренный Войной. Но мнимый отдых точно лучше очередного сражения, которое не приведёт ни к чему, кроме новых травм и побоев. Старые-то ещё до конца не заживают. Она не хочет жить эту жизнь. Особенно, если рядом нет Мальбонте. При мыслях о нём сердце успокаивается и одновременно болит почти нестерпимо. Слёзы льют с новой силой, но на губах расцветает вымученная улыбка. Вики закрывает глаза, пытается заснуть, но сон так и не идёт даже на её смертельно уставший организм. Почему она не может хотя бы чуть-чуть отдохнуть, когда ей это позволили?! Это становится последней каплей. Вики вскакивает с отдалённого подобия постели и срывается на крик. Яростный, полный злости и ненависти на весь мир, но вместе с тем уставший, напуганный и болезненный. Пронзительный настолько, что у самой в сердце щемит от этого звука. — Сдохните вы все, чёртовы всадники! Из рук вырывается волна чистой тьмы и врезается в стены. Вики падает на колени и плачет навзрыд, не обращая никакого внимания на глубокую трещину в пещере.***
Мальбонте вскакивает посреди ночи от кошмара. Взмокшие волосы прилипли ко лбу, спина вся влажная от пота, а дыхание напрочь сбившееся, как и сердечный ритм. Он не помнит, что в нём было, не помнит даже расплывчатые образы, которые навязчиво следуют после всех страшных снов. Единственное, что он помнит — её крик, от которого внутри всё сжимается от боли. С некоторым удивлением обнаружив слёзы на щеках, Мальбонте тут же вытирает их и поднимается с постели. Заходит в ванную комнату и старательно умывается, брызжет ледяной водой в лицо. Он видит в отражении не себя. Тот, кто смотрит на него с другой стороны зеркала — кто угодно, но точно не он. Он не узнаёт ярких синяков под глазами, значительно выделяющихся на непривычно бледном лице. Не узнаёт бездумный, почти мёртвый взгляд чёрных глаз. Как не может узнать во всём сложившемся портрете молодого парня себя. Потому что он больше не тот Мальбонте, что отчаянно пытался верить в добро и старался найти своё счастье. Война был прав, когда сказал что один умрёт вслед за другим. Потому что он действительно умер в тот вечер. Нет, не тогда, когда проснулся после неудавшегося покушения на всадников, и не тогда, когда избил Войну до полусмерти, и даже не тогда, когда увидел её мёртвой. Нет. Мальбонте умер ещё тогда, несясь по коридорам школы в поисках своей любимой. Когда чувствовал, что связь, прочно соединяющая их, угасает с каждым мгновением. Когда понимал, что не спасёт её, хотя отчаянно пытался это сделать и совершенно не хотел верить в иное. Вот тогда он умер. Тот, кто ещё мог заслужить спокойную жизнь.