неЗависимость.

      — Мне кажется, у нас глаза похожи, кстати. Только в твоих это, ну… это…       — Меньше жизни? — замирает у кровати, неожиданно услышав знакомую мысль.       — Нееет, — Аля лежала в размашистой позе по центру кровати. — Меньше понимания, что выходов больше, чем кажется.       Речь была тягучая, как гречишный мед и медленная, как трек ‘Glimmer of Blooms-Falling in Love’. В комнате горел только один ночник, потому что наклюканная другой свет включать не разрешила. Глеб уже выучил, что большое освещение в комнатах было некомфортно для её глазам.       Садится на корточки возле кровати и с интересом ждет продолжения. Впервые увидел Алю настолько пьяную. Пришлось тащить до кровати, предварительно пропустив через душ. С этим помогли Юля и Катя.       — О чём ты? — подпер подбородок рукой и с довольной лыбой наблюдал за представлением.       — Ну ты чёёё? Изи же, — руки с большой амплитудой взлетали в стороны, добавляя экспрессивности речи.       — Расскажи.       — Так…ик! Ща! — перекатывается на живот и приподнимается на локтях, — Ты живешь жизнь и вроде бы стараешься взять от неё максимум. Но! Каааждый раз, не получив ожидаемого, сдаешься, — языком проходит по сухим губам и мутным взглядом еле-еле находит лицо Глеба. — Будто каждый раз ты заранее решаешь, что нииичего не получиться и с этим уже типа ну ничего не поделаешь. И вот ты, ну типа, пользуешься одними и теми же вар-вариантами. Как будто других, ну, нет. Но это ващеее не так! Есть тыыысячи вариков. Какой-то точно ведет к исправлению хуйни.       — Хахаха, я всё равно не понимаю, Саш.       Так резко хватает его лицо руками, что Глеб аж немного отшатывается, норовя потерять равновесие. «Смелая она всегда, а по пьяне еще и дерзкая», — не отстраняется. Уж больно интересно, что будет происходить дальше. Алкоголь сделал её глаза еще более блестящими. Сияли, словно сигнальные огни самолета в темном небе. Дыхания в моменте синхронизируются, и они рассматривают лица друг друга.       — Знаешь, как сказал Поль Гоген: ‘Правда, страдание обостряет твой талант. Однако, избыток страдания ни к чему, потому что тогда оно убивает’, — проглатывает собравшуюся слюну от беспрерывной речи и дальше снова говорит с трудом. — Справиться можно с чееем угодно. Нет такой боли, которую нельзя было бы не пережить. Другой воп… Вопрос! Как ты эту боль переживаешь? Вариков куча и тележка. Только, ну типа, надо прям решаться их выбирать. А дальше это станет привычкой, понимаешь? Ик! Первое время просто надо прикладывать усилия. А ты сильный! Просто пока не понял этого… — зависает, — Фуф, короче, забей. — так же резко отпускает его лицо и рушится на подушку. — Хахаха, хотела поумничать, а в итоге хуйню какую-то сказала.       Еле-еле моргает, обращая взгляд в потолок, а Глеб пытается сложить в одну картинку услышанное. Был не настолько пьян, как она, но голова все же тоже соображала не шустро. «А что если все пути уже пройдены? Что если я уже выбираю самый подходящий путь? Такой себе выбор, конечно: быть дерьмом или быть пьяным дерьмом. А что если другой путь мне и не был дарован? И почему она решила, что я сильный?»       Тишина между ними всегда имела какой-то громкий смысл. За стеной слышно, как компания продолжает веселиться. Смех, разговоры, музыка, звон стаканов - всё это ждало парня, стоило только переступить порог комнаты. Но что-то подсказывало, что подруга в таком состояние одна не заснет.       — О чём задумался? — выдергивает из залипания на свою же футболку на ней.       — О твоих словах, — переводит взгляд на лицо.       Та уже свернулась в позу эмбриона, уютно подоткнув ладошки под щеку.       — Сори, задушнила. Кажется я перепила, хахаха.       — Ну такой тебя за все встречи не видел ни разу, это точно.       — Бля, я те кричу! Сама себя такую уже миллиарды… ик! Лет не видела. Хотя грустно и страшно было столько раз, что выбирай я такой выход - спилась бы уже. Встретил бы ты меня в рехабе, хахаха, не как навещающую. Видимо у меня сегодня пре-пре-предохранители слетели. Понимать свои чувства порой пооолное говно. Выключиться вовремя и не чувствовать - было бы классно, но я уже по уши в этом. Поздно поняла короче. Поэтому только один вариант остается - бежать. Ну, кккстати! Чувство же идет после мысли. Видимо, мысль проскользила через заднюю дверь бессознательного и вот! Пуф! Я уже плаваю в луже таких противоречивых чувств. Ненавижу противоречия.       «Вот это её понесло. Платон и Аристотель в одном лице».       — О каких чувствах ты говоришь? Тебя обидел кто-то пока меня не было?       — Неее, всё супер! Я просто устала.       «Че-то она не договаривает что ли? Была веселая и резко в меланхолию ушла. Может не стоит ща ебать ей мозги этим? Она ведь правда скорее всего устала… И как эта тонкоплечая выжила вообще в этом мире? Как умудрилась завязать? И еще ведь не развязаться, потеряв единственного родного человека. Как смогла уйти от таких важных отношений? Как смогла сделать то, что я - мужик и не смог? И ведь осталась такой доброй, открытой. Со мной по кой-то хуй связалась только. Хах, ну, никто не идеален всё-таки», — изучает её лицо.       — Ты красивый.       — Чего? — снова вырывает его из размышлений.       — Сейчас заметила, что ты красивый. Решила сказать. Вдруг тебе приятно будет, — лицо заполняет такая искренняя, хоть и пьяная улыбка.       «Водка явно не её напиток: то ревет, то в нежности ударяется. Видимо, совсем не фильтрует, чё несет под ней. Интересно, завтра снова половины не вспомнит, как когда я приехал к ней на первую встречу? Она потом не помнила, что сказала перед нашим танцем».       — Ты тоже, — улыбается в ответ и окончательно усаживается на пол с затекшими ногами.       — Интересно, что ты заметил это сейчас, хахаха. Когда я с размазанной тушью от слез после того, как проблевалась, хахаха. А волосы знаешь на че похожи? Хахаха, как будто их корова лизнула.       — Хых, нет. Я заметил это давно, — не отрывает взгляд. Она вдруг перестает смеяться, и лицо становиться серьезным.       — Когда?       — Когда ты порезала руку и посмотрела на меня испуганными глазами. Правда, потом нахамила… Но услышав твою болтовню с собакой, я понял, что ты все-таки красивая. Не будет не красивый человек такие диалоги с животными вести.       Аля снова впадает в пьяное течение и, подскочив на кровати, слегка заваливается на бок. Пружинистый матрас подбросил вялое женское тело. Мокрые волосы с размаху ударили по розовым щекам. Взгляд старательно пытался стать серьезным, но только больше дезориентируется.       — Ты чё, подслушивал меня с…с… блядь! Как там ‘Друг’ с латиницы? А! Амика! Ёптель, хахаха, — надумает щеки и прикрывает рот ладошкой.       «Рвотный позыв, кажется. Надо бы ей ведро с водой притащить».       — Это случайно вышло. Я просто покурить вышел, а тут вы валяетесь и секретничаете, — Глеб поднимается на ноги. — Ща я вернусь. Надо тебе ‘Алесорбика’ выпить. Ты тут полежи пока спокойно.       Не слышит возражений и целенаправленно стремиться на кухню. На лестнице пересекается с Димой.       — Чё как там она?       — Да всё ок. Только вскочила на кровати, как теннисный мячик и завертолётила. Надо водой напоить, а то растрясла, видимо, там всё внутри.       — А, ну у меня в стакане как раз вода, — слышит, уже преодолев последнюю ступеньку.       Скорость действий увеличивается в два раза, как будто Але стала необходима экстренная помощь. Схватил три предмета скорой помощи, стакан с виски и уже через минуту стоял у комнаты.       — А чё, где обычно бывать любишь?       — Я сейчас редко куда-то выбираюсь. Ик! Если куда хожу, то только в гости к друзьям.       — Я не твой друг, поэтому в гости звать не буду, хахаха.       — Слава богу, хахаха.       «Серьезно? И это смешно? Хотя, она пьяная, так что ему можно просто ей пальчик показать и уже весело».       Глеб слушал диалог за приоткрытой дверью и не понимал, почему вообще это делает.       — Лан, если серьезно, то я реально хочу тебя поузнавать. Я курить собираюсь, пошли погуляем? Кстати, ты мне так и не показала, чё там у тебя за татухи на ребрах.       — Точно! Меня же тошнить начало. Ну, тогда падай. Поваляемся, поболтаем. А потом пойдем гуля… Ай! Да погнали ща.       Тут Глеб срывается и влетает.       — О! Я думала, ты меня тут бросил помирать, — Аля была на прежнем месте, а рядом сидел Дима. По её подбородку стекали капли воды. Видимо, слишком активно пила из дарованного стакана.       — Я ж тебе сказал, что за водой пошел, — каким-то разящим взглядом смотрит на высокого брюнета, но никто этого не замечает за всем пьяным угаром. — Диман, ты чего тут?       — Воду зашел дать. Сам же сказал, что её кружит, — мужская ладонь держала девичью. — Ну что, ты как? Погнали на прогулку?       — Куда, блядь, погнали? Ей лежать надо. Видишь же, что она не ходок. И волосы у неё мокрые.       — Ты че, как батя? На улице лето. Она сама захотела. Сказала, ты свалил, и теперь ей скучно тут одной. Я и предложил пройтись, чтобы воздухом подышала. Она уже вроде получше, — большим пальцем поглаживает тыльную сторону её кисти. — Да?       — Я, блядь, за водой ушел с ведром, ты же видел, — изо всех сил старается замаскировать раздражение в голосе. — Ща окно открою и пусть тут горизонтально воздухом дышит. Тебя там Андрей, кстати, спрашивал. Хочет до магаза, что ли, — врет и не краснеет.       Алкоголь делал его менее устойчивым к агрессии. Обычно сдавался этому чувству без особого анализа, но сейчас исключение. Не хотелось, чтобы подумали, будто он ревнует.       «Я чё, ревную?»       — Эээ, аллёёё! Я тут вообще-то! Хватит за меня решать, чё мне делать, — Аля завопила на удивление громко, и всё внимание автоматически стало обращено к ней.       В итоге, по решению девушки в комнате остался Глеб и гель от интоксикации.       — Это тот, что я тебе пару недель назад ночью заказывала? — со сморщенным лицом глотает порцию размером со столовую ложку.       — Да, хороший оказался, кстати. С утра желудку полегче было. Ты пей, только не спеши. Как бы обратно не пошло. Саша! Говорю же, блядь, аккуратно! — вытирает её лицо. Пока она, подавившись, брызжет водой вперемешку с лекарством. Заливается смехом, пытаясь откашляться.       Спустя минут сорок Глеб вышел из комнаты, где сопел русоволосый калачик. Тягучее чувство уюта оставалось в груди, пока шел к друзьям вниз. Это ощущение оставил их диалог перед Áлиной отключкой.       — Ты из ‘Алисы в стране чудес’, знал?       — Чего?       — Кот. Ты - Чеширский Кот.       — У меня аллергия на котов. Знала? — улыбается, но в ответ только молчаливый взгляд. — Саш, слышь?       — Эххх, оказывается мы ещё столько друг про друга не знаем… Надеюсь, у нас будет время узнать всё-всё… Ооой, а расскажи ща чё-нить? Давай! Го! Ложись тут и рассказывай… Пжаласт, — отползает на дальнюю сторону кровати и собирает брови домиком.       — Лан, пока тут есть виски, — поднимает бокал и отпивает глоток, — расскажу тебе историю.       — Ой, ну вот эта твоя манера с поджимание губ для смакования напитка конечнооо… Пиздец! Фуф… — трясет головой, словно отгоняя мысли, — Ладно, расскажи мне… Ммм, как ты перебирался в Москву и откуда у тебя эта странная картина в коридоре?       И он рассказал. Выглядело это так, будто папа читает дочке сказку на ночь. Стоящий возле кровати стакан виски был пуст, а Áлины глаза закрыты. Лбом уткнулась в его плечо, а перегаристый воздух равномерно циркулировал в легких. Что-то внутри просит остаться еще немного, но на телефон приходит сообщение из чата с друзьями.       Юля: “Глеб, а где формочки для льда? мы нихуя не находим)”       Ночник погашен, и хозяин дома находит выход в темноте. На пороге оборачивается и смотрит на еле заметную во мраке Алю. Линия света из коридора ровно разрезает её щеку. «Кажется мне с тобой повезло, щёчка. Согласилась участвовать в жизни такого, как я. Претендовать на большее и не могу ведь. Куда мне, жалкому, зависимому до такой независимой. Мда… Только долбаеба, не умеющего скидывать музло на жесткийй диск, всё равно выбирать не надо».       К Áлиной кондиции все приблизились к пяти часам утра. Кто-то вызвал такси и всё-таки поехал до дома, но большинство заняли всевозможные спальные места. Нескольким людям пришлось лечь вольтом, чтобы уместиться.       — Блин, давай как-то, может, я подвинусь и ты сбоку ляжешь? — Юля разместилась на второй половине кровати, где спала Аля.       — Да не. Втроем тесно будет, — Глеб укладывался на пол.       Нашел два пледа и попытался внушить себе, что будет мягко. По правде, нихрена не мягко.       — Саша, сори, можешь подвинуться? — Юля стала слегка толкать плечо давно спящей.       — Бля, не надо. Не буди её. Она итак еле уснула с этой тошнотой. Я посплю тут, не впервой.       Чугунная голова требовала сна, потому что уже ни один стакан не делал состояние веселее и легче. За окном рассвет и уничтожающее тишину пение птиц. Юля стала что-то рассказывать, и под этот шепот он заснул. Мочевой пузырь разбудил через пару часов. Али на кровати не оказалось. Зато оказалось на столе кухонного гарнитура. Болтая ногами, жевала колбасу с сыром и запивала водой с жирным куском лимона.       — Привет, — шепчет, чтобы не разбудить тех, кто отхватил место на местном диване. — Тоже есть захотел?       — В туалет. А ты чё, от голода проснулась?       — Типа того. Кстати, открыла глаза и чуть не подлетела с кровати от неожиданности.       — Ей было некуда ложиться, — без уточнений понимает, о чём та говорит.       — А почему ты не лёг на кровать? Мы бы поместились и втроем.       — Тебе места больше надо, а то упала бы. Ты пьяная спишь беспокойно, вертишься. Да и спать рядом с тобой и еще кем-то мне некомфортно.       Замерла от услышанного. Глеб чувствует, как следит за ним взглядом, когда он проходит к холодильнику за бутылкой холодной минералки. Слышится шорох третьей пары ног.       — О, здарова! Вы чё, уже встаете? — шепчущий Дима заходит, приглаживая торчащие в разные стороны волосы.       — Нет, — Глеб выглядывает из-за холодильника.       — Да! — не успев проживать сырно-сервиладный бутерброд бубнит Аля.       Ответили одновременно. Только она улыбнулась на это, а он словил свое каменное лицо.       — О! Может, сгоняешь со мной тогда до магаза за сигами? — отпивает из бутылки, которую выхватил из рук Глеба.       — Пойдем. Только я доем.       Дима ушел ждать на улицу. Не терпелось уничтожить последний табачный запас в пачке.       — Так че у вас с Юлей мутки-мутные?       — С чего такие выводы? — Глеб говорил в полный голос. Знал, что друзей и цыганский табор бы сейчас не разбудил.       — Нууу, как бы… Вы весь вечер общались и гуляли вроде как. Я тебя только мельком видела, и то с ней в основном.       — По такой логики у вас с Димой тоже мутки-мутные, — с ухмылкой делает большой глоток леденящих газов.       — Хахаха! — тут же прикрывает рот ладонью и смотрит, не разбудила ли кого, — Мы, в отличие от вас, только познакомились. Нам надо хотя бы разок на трезвую вдвоем пообщаться, чтобы за мутки говорить. Тьфу, какое дурацкое, блядь, слово ‘мутки’.       Её отекшие губы жирно поблескивали от безхлебного бутерброда. Это напомнило Глебу девочку, которая так нравилась ему в юности. Каждый день видел её во дворе дома. И каждый раз остолбенело наблюдал, как она мажет губы блеском ‘Принцесса’. Две бледно-розовые дуги становились настолько светоотражающими, что не смотреть на них было невозможно. Тогда еще юному музыканту хотелось попробовать на вкус эту помаду больше, чем получить новую кассету для плеера. Сейчас же всё менее прозаично. Перед ним не чужая девчонка со двора. Её губы пыльно розового цвета, и намазаны они вовсе не блеском. Однако узнать, какой вкус на них оставил необычный бутерброд, всё же хотелось.       — Просто, в целом ты часто её упоминаешь в последнее время. И спать рядом со мной вон не лег при ней.       — Странная у тебя логика какая-то. С тобой я тоже общаюсь и гуляю, но мы же не встречаемся, — пофигистично хлопает холодильником. — Короче, блядь, говорить не о чем. Мы с Юлей знакомы давно и можем общаться так же много, как и с тобой. Детский сад, блядь, по количеству общения судить об отношениях людей.       Дима заглядывает и молча кивая в сторону входной двери.       — Я просто спросила, — уголки губ ползут вниз, как и тело со стола. — Ладно, пошла подышу. А ты иди поспи, а то энгри бёрц какой-то.       Глеб действительно чувствовал раздражение, которое захотелось скорее подавить. Ставит минералку на прежнее место и берет в руки её соседок - две бутылки пива. «Для надежного сна», — выпивает их за минут десять, посещает туалет и возвращается ко сну. Быстрее отключиться - всё, что хотелось сейчас.       «Раз эта кокетка ушла на утреннюю прогулку, думаю, что могу лечь на её место. Позабочусь-ка о себе в кой-то веке. Надо было вообще сразу лечь. Посмотрел бы, как ей увидеть, что я между ними жмусь», — приземляется на матрас, захватив плед с пола. Юля сопела, а её ресницы изредка подрагивали.       Подступило осознание, что уже вечером нужно будет садиться в самолет. И если раньше это бы захватило все мысли, то сейчас они крутились вокруг женщин. Вспомнил, как было хорошо с Дашей, а потом как проходили их качели. Как бросил всё нажитое с ней ради той, что раздробила его пополам. Быстро проходящих вспомнил. Снова Дашу. Настю. Быстро проходящих. Снова Настю. И никуда не вписывалась Аля. За этим колесом мысленного обозрения не заметил, как провалился в сон.       — Глеееб… — тихий шепот разрезает тишину, — Глеееб, вставай.       Чувствует легкое поглаживание по плечу. Нос улавливает запах распустившегося сада.       — Чего тебе, Саш? — даже не пытается открыть глаза.       — Время собираться, иначе опоздаешь на самолет. Некоторые еще пару часов назад уехал домой собираться, а кто-то уже поехал до аэропорта.       С трудом поднимает отекшие веки. Видит, как она сидит перед напротив на корточках. В левой руке держит ‘Corona Extra’, а в правой шипящую воду.       — Какую таблетку выберешь: синюю — поднимает левую, — или красную? — поднимает правую.       — Давай синюю.       «И придумала же ведь… как в Матрице. Смешная», — улыбается её подаче заботы.       — Может, всё-таки красную? Она с апельсиновым вкусом. Её в аптеке нахваливали. И она избавила меня от головной боли и тошноты пару часов назад.       Молча выхватывает бутылку.       — Я вас понял, — сама выпивает до дна шипучую воду. — Мне сказали, что я вчера была не особо жизнеспособной. Помню, что ты меня лекарством поил и истории рассказывал. Хотела сказать ‘спасибо’. И прости, что обременила тебя этим вообще. Что-то я лишка с этой водкой хапанула, — целует в немного колючую щеку и идет на выход. — Мы там с девочками прибрали, и я завтрак тире обед приготовила. Народ почти всё съел, но я тебе с Димой отложила. Вы последние, кто никак не проснется. Давай бодрись и спускайся есть, а я пошла его тоже разбужу.       — Спасибо, блядь, что я первый, — голос становится сухим, как земля засушливым летом.       Уже почти покинула комнату, но вмиг разворачивается на пятках и выпячивает глаза.       — Я не помню всё, что было вчера. Может, я тебя обидела чем-то? Иначе я не понимаю, почему ты со мной так разговариваешь?       Но Глеб не ответил. Опрокинул бутылку и стал залпом выпивать до дна. Аля терпеливо ждала ответа.       — Обижаются пидарасы. Там человека некому разбудить, — голос был пропитан призрением. — Вали давай отсюда. Дверь закрой только за собой.       Дефицит сна и переизбыток алкоголя, выпитого за последние сутки, всё же плохо влияли на самоконтроль. Последний запас видимо потратил вчера.       — Окееей. Хорошей поездки! — хлопает дверью.       Прошло четыре дня, как Глеб был в Краснодаре. Тусовка за городом компании наскучила, поэтому, наконец, решили выбраться в город. Все эти дни не писал Але от слова совсем. Она тоже. По чату с друзьями узнал, что Дима загремел в больницу на следующий день после посиделок у Глеба. А значит, с Алей они точно не виделись. Это вызывало злорадство на задворках мозга. На задворках души же была легкая тоска, которая с каждым днем нарастала.       Денис Рубин: “Глеб, здарова! Можешь доехать до Альки и порешать за холодильник?”       Денис Рубин: “Я спросил просила ли она тебя, но чёт не читает мои смс пока, видимо спит. поэтому я тебе напрямую пишу, чтобы понимать надо ли подрываться)”       Я: “здарова, а что там с ним?”       Денис Рубин: “Она тебе че не говорила? странно, просто мне оказывается вчера написала) там че-то плавиться начало, видимо сгорел какой-то механизм. попросила приехать, потому что вообще не в состоянии следить за рабочими, сегодня ей еще хуже видимо.”       Я: “что с ней случилось?”       Я: “я в Краснодаре, мы не общаемся уже несколько дней.”       Денис Рубин: “А, бля, я не знал, она не говорила.У нее ангина жесткая.Три дня назад через её истерику врача вызывали.”       Денис Рубин: “ну, ты знаешь, как она не любит белые халаты”       Денис Рубин: “Температурит постоянно, поэтому почти всё время спит (мы предлагали просто перенести нашу поездку, но она не захотела, чтобы из-за неё планы меняли. и вчера вечером холодильник сломался и она вызвала ремонтников. а мы с ребятами уехали как раз днем и вернемся через дня три только.”       Денис Рубин: “написала вчера, чтобы приехал и посидел с рабочими, тк она с трудом ходит, в основном валяется. и сидеть ей с ними будет трудно. а я бухой был и открыл глаза только пару часов назад. ну делать нехуй, ща поеду тогда.”       Глеб выходит на террасу ресторана, в котором сидел с друзьями, и закуривает.       «Это как же я её обидел, что она, даже нуждаясь в помощи, не написала. По факту же она ничего не сделала, а я нахамил… Блядь! Так я мудак!», — после этого озарения рвется проверить не заблокирован ли вновь. Пронесло. Набирает номер, но гудки продолжают разделять его и девичий голос. Психует и пишет сообщение.       Я: “привет. прости меня. я не знаю, что на меня нашло, но ты не виновата.”       Я: “у меня тупо перемкнуло что-то в голове. прости, что тебе пришлось от этого пострадать.”       Я: “как ты себя чувствуешь?”       Я: “чем я могу помочь?”       Я: “мне Денис написал, что ты болеешь. насколько ситуация с холодильником серьезная? я прилетаю завтра вечером и могу помочь.”       Проверял телефон каждые три минуты, хотя звук был включен, и он бы явно услышал уведомление. Аля не появлялась онлайн пол дня, а когда появилась, сообщение не прочитала.       Я: “Дэн, она не отвечает мне короче. ты в итоге поехал или как?”       В отличие от девушки этот адресат ответил быстро.       Денис Рубин: “она сказала, что перенесла тк не дождалась от меня ответа вчера. приедут к ней послезавтра. че-то там придумала как это решить, так что я остаюсь на месте. я спросил че она за тебя умолчала, сказала что обсуждать нечего. я не доебывался)”       Денис Рубин: “ну, она такая. пока сама не созреет-хуй допытаешься)”       Денис Рубин: “надеюсь, ты не сделал ничего жесткого, мужик) а то придется тебя на стрелку звать)”       Это сообщение остается без ответа. Вместо этого стал смотреть билеты. Обратный уже был на руках, но вылет был только через сутки. Из друзей решение о раннем отлете не поддержали разве что некоторые московские. Именно те, кто не особо рвался общаться с Алей на тусовке.       Когда через шесть часов Глеб приземлился в Москве, то обнаружил сообщение.       Роки: “Салям алейкум! это Москва вокруг или чё? Когда домой приедешь, любимый?)”       Я: “я уже, а ты тоже?”       Роки: “да, пригоняй, мы празднуем! Дима воскрес)”       Я: “уже до дома в такси еду.”       Я: “жди завтра.”       «Вовремя я приехал, конечно. Интересно, а они так же плотно общались это время, как мы с ней раньше? Она же может. Сама говорила, что с парнями всю жизнь больше дружит. Может, не попросила помощи у меня, потому что уже попросила его? Да хотя какая мне нахуй разница!», — закрывает входную дверь дома.       Тут же ловит ощущение спазма в районе груди. В ушах начинается звон и не удается сделать полноценный вдох. Комната начинает пульсировать. Он всё понимает: «Так окей, паничка, я тя понял». Усаживается на пол и пытается назвать окружающие предметы.       Глеб никому не говорил, что после ухода Насти, стал чаще ловить ощущение смерти. Находясь дома, наедине с собой. Поэтому пытался быть либо где-то, либо приглашать к себе. На опыте справляется с приступом за минут пять и идёт под холодный душ. Скоблящие кожу капли нещадно хлестали по спине. Ощущать, как конечности немеют от ледяной воды, было приятно. Так можно было сменить фокус внимания с внутренних ощущений.       «Так, сейчас два ночи. До утра надо как-то дожить, а там до Сашки или куда ещё».       Уснуть так и не удалось. Пообщался со слушателями в эфире инсты пару часов, потом тупо залипал за компом. В 07:45 сохраняет нарезанный минус и вызывает такси.       К одиннадцати утра уже стоял возле Алиного подъезда с пакетом и букетом фиолетовых тюльпанов. Виртуозный мозг догоняет, что звонить в домофон может быть проигрышной стратегией. Девушка не отвечала на сообщения и не брала трубки.       «Но если не блокнула, значит шанс на примирение больше, чем мог бы быть. Но надо как-то внутрь попасть. Можно подождать, пока кто-то выйдет или…», — набирает знакомый номер квартиры. Спустя пару тройку гудков трубку подняли.       — Кто там? — грубый голос прерывался хрипением домофона.       «Жестко она приболела конечно».       — Здравствуйте, это курьер, — сделал тембр на несколько октав ниже.       — Опять? От кого на этот раз?       — Отправитель не указан.       — Хахаха, — но Глебу невесело слышать такой глухо-сиплый смех подруги, — это ошибка какая-то. Ко мне полчаса назад приезжал курьер.       — Девушка, адрес указан ваш. На имя Александры. Можно я просто свою работу выполню?       Та молча открывает и парень облегченно выдыхает.       Когда вышел из лифта она уже стояла в дверном проёме. В своём растянутом свитшоте и шерстяных носках. Волосы разбросаны по периметру плеч. Глаза были не менее алыми, чем нос.       — Привет. Тебе идет красный, — решает начать с ненавязчивой шутки, поэтому говорит первое, что пришло в голову.       — Збазиб. А ты часто по ходу курьером подрабатываешь. Чё так плохо с концертами?       Глеба это не задевает, а скорее улыбает: «Шутит, значит пациент скорее жив, чем мертв. Главное идет на диалог. Пусть злится, но хотя бы разговаривает».       — Чё приехал? Настроение лучше стало и снова можешь по-человечески общаться?       — Приехал проведать заболевшую подругу. Это тебе, кстати, — протягивает тридцать один цветок.       Смотрит на него исподлобья и не спешит брать в руки подарок. Последний раз так неловко рядом было, когда стоял на этом же месте. Только тогда Аля не болела и, некая баба Маша подслушивала их за соседней дверью.       — Саш, я накосячил. Прости еще раз. Давай мириться? Я тут всяких вкусностей привез. Но это всё можно при ангине, я гуглил. Давай посмотрим что-нибудь на твоей стене и сожрем всё это? Я соскучился, — сделав шаг на встречу, оставил между ними расстояние ровно в букет.       — Ты сказал: Вали давай отс…       — Простиии…       — Не перебивай меня! — попыталась повысить тон, но больное горло не позволило, и она откашливается, — Ты сказал: ‘Вали давай отсюда’. Так вот, знай, что если ты еще раз решишь послать меня, то я уйду. Но уйду уже навсегда. И мне будет плевать, почему ты решил так сказать, в каком состоянии ты был или, что у тебя случилось. Я уйду, и ты меня больше не увидишь. Просто запомни это. А сейчас, — выхватывает букет, — проходи и корми меня!       Юрко проскальзывает внутрь, как пёс, которого наконец-то запустили с прогулки. Внутри, как обычно, пахнет свежестью распустившегося сада. Только в этот раз добавился еле уловимый запах пихты и лекарств. Вещи в квартире лежали явно не на своих местах, а шторки в каждой комнате плотно закрыты. Аля проходит на кухню, чтобы решить вопрос с цветами. Следуя за ней, сталкивается с уже существующим желтый букетом на столе.       — Цветы? От кого?       — А? — через плечо смотрит на него и пионовидные розы, — А, это… Ды это от Димы полчаса назад курьер приезжал. Я офигела.       — А адрес то откуда он узнал?       — Так когда ты за мной приехал он был с вами в машине же.       — Какой молодец. Ухаживает за тобой, получается? — брезгливо тыкает в розу пальцем, пока Аля обрабатывает кончики стеблей тюльпанов.       — Походу. Ну, мы общались эти дни. Пока сложно сказать, вроде приятный. Завтра вот должен приехать и помочь с холодильником.       — Так давая я? Чё ему таскаться. Если ты меня, конечно, не выгонишь? — улыбается.       — Ды пожалуйста… А-а-апчи! — шмыгает носом, — Мне всё равно, кто с этим поможет. Надо мне тогда ему только написать. А то он собирался с другого конца города ехать, аж, — ухмыляется. — Дурной, конечно.       Глеб пытался посмотреть в глаза. Хотел понять, как они выглядят, когда Аля говорит о приятеле. Но всё её внимание было приковано к ответственному процессу: перемещению одного букета в банку, а другого в вазу.       Двое проходят в спальню, где на кровати, среди одеяла и подушек валяется коробка бумажных салфеток.       — Как видишь, гостей я не ждала, — ставит вазу возле и залезает под одеяло. — Сил нет ни на что совершенно.       «Мои в вазу поставила и с собой забрала. Туда, где сейчас больше всего времени проводит», — приятное осознание.       — Забей, ты же болеешь. Скажи, что тебе принести? Может, сходить что-то купить?       Глеб суетился возле неё весь день. Приносил всё, что просила. Подавал новые футболки, когда та выключалась и просыпалась вспотевшая. Организовал суп на ужин и истребил грязную посуду на кухне. Разговоров о ссоре больше не заводили. Он рассказал, как съездил. А она, как обревелась со страху, когда приехал врач.       — Ты так и не рассказала, почему их боишься, — в рот улетает чипсина, а проектор продолжает транслировать серию ‘Конь БоДжек’.       — Из-за врачебной ошибки я потеряла ребенка несколько лет назад.       Молниеносно переводит внимание на неё. Аля уткнулась взглядом в свои руки, которые теребили бумажный платок.       — Ты была беременная? Чего?       — Да, от Тимы. Но на 4 месяце у меня случился выкидыш… — поднимает на него глаза, полные слез. — Мы не планировали. Куда там планировать... Но так случилось. И мы были счастливы. Он даже вроде бы стал бросать наркоту. Но... Короче, как-то мы поругались, и я хотела выйти подышать. Понимаешь, чтобы остыть. И вот возле лифта теряю сознание... Очнулась уже в палате интенсивной терапии. Без ребенка. Врачи решили, что у меня внематочная и стали оперировать, но... Это была не внематочная... Всё могло бы быть иначе. Я могла бы уже быть мамой… Я так хотела бы быть мамой, — слезы лились на перегонки. — Прошу тебя, не расспрашивай у меня ещё подробностей пока что. Мне все ещё больно об этом говорить. Собственно, поэтому я и молчала.       — Д-да, конечно. Иди сюда, — распахивает объятья.       — Угу, — закусила губу, прижавшись, разрыдалась уже не сдерживаясь.       Мелкими поглаживаниями по спине старался дать ей понять, что сочувствует. Проплакала минут десять. Когда дыхание выровнялось, Глеб понял, что снова отключилась. Мешать больному сну не хотел, поэтому продолжил обнимать горячее тело.       На следующий день проконтролировал работу ремонтника, который приводил холодильник в состояние стояния. И во второй половине дня уехал на репетицию. Через день нужно было быть в Питере на фестивале. Работы в последние два месяца было в целом немного, поэтому даже соскучился по музыкальным движениям. Оказавшись на базе, выключился от всего внешнего и словно ушел в другую реальность. Реальность, в которой всё знакомо, а значит безопасно. Реальность, в которой можно быть собой, но не уничтожаться. После на вираже поехал к Кириллу, как и обещал накануне.       — Ооо, а вот и он! Все сюда! Обнимаем самого пиздатого музыканта эпохи! — порхая, Роки проследовал из кухни к входной двери.       — Здарова, братан! — заключают друг друга в объятья, — Заебал так долго не приезжать.       — Сам знаешь, кто меня не отпускал, — Кирилл играет русыми бровями.       — Хахаха, когда свадьба?       — Как только перестану пить, епта.       — В переводе на русский язык - никогда, — со спины прислоняется Юля, которая открыла Глебу дверь минутами ранее. — Привет, дорогой наш. Мы уже как будто забыли, как ты выглядишь.       — Так виделись же неделю назад, — ответно прижимает её к себе.       — А будто сто лет. Чего не приехал сразу?       — К Сашке заезжал.       — Пффф, еще один, — приятель проходил мимо и закатил глаза от услышанного.       Хочет было спросить, о ком ещё речь, но догадывается. Да и не тянуло заводить разговор с теми, кто девушку невзлюбил по понятным только им причинам. Их позицию он уважал, и было достаточно того, что они не лезли со своими советами. И что никак Алю не трогали.       — Пойдем ко всем. Юра, кстати, тоже приехал, — потянула к распахнутым дверям зала.       Спустя несколько часов Глеб уже был в подходящем состоянии, чтобы вроде бы остановиться. Настигло расслабление.       — Забыла тебе сказать, чтобы захватил мой пауэрбанк. Оставила его у кровати твоей.       — Захвачу в следующий раз. Или сама пригоняй.       — Без проблем, — Юля ухмыляется и оставляет его наедине с диваном.       Время было уже за двенадцать ночи, но всё же захотелось узнать, как там Аля. Пока ехал до друзей пытался дозвониться, но видимо девушка снова спала. Руки делают вид, что уверенно набирают сообщение, когда рядом приземляется Юра.       — Как у Саши дела? — кивает на открытый диалог, — Чего не позвал её с собой?       — Она болеет. Поэтому я даже не предлагал. Вот не отвечает мне весь вечер. Спит опять от температуры видимо, — зависает, на выборе стикера.       — Глеб, ты подрывался весь июль, стоило ей только позвать. Переносил звукозапись, чтобы ей помочь. Когда пару недель назад сидели на стриме, ты сорок минут просто сидел без звука. Потому что она позвонила и вы разговаривали. А сейчас пишешь ей, даже будучи в говно: ‘У тебя есть температура? Не забыла прополоскать горло?’ — брови хмурятся, а губы улыбаются. — Вы с ней не просто дружите, признайся.       Тяжелый выдох сопровождает запрокидывание головы на спинку дивана. Глазные яблоки пульсируют от давления. По темечку бьет адское желание закурить.       — Мы дружим, Юр. Просто дружим. Мы сразу это обговорили. Слишком разные у нас ориентиры, чтобы хотеть чего-то большего, — встает и направляется на балкон. Юра идет следом, доставая самокрутку.       — Допустим, но сколько времен то прошло с вашего уговора. Может че поменялось? Она смотрит на тебя как-то особенно, что ли. На этого Дениса так не смотри. А ты говорил, они тоже дружат. И ты же с ней в начале года почему-то захотел общаться. Неужели тупо из-за одиночества? — в темноте загораются два красных огонька, из которых начинает струиться дым.       Рассуждения на тему перспективы изменения отношений закончились чистосердечным.       — Я иногда ловлю себя на мысли о том, какая она красивая и удивительная. И это не как к остальным подругам. Такое бывало когда… Ды в юности такое бывало только. Но очень отрезвляет страх потери её как человека. А она, типа, не будет ну сто процентов со мной, Юр. Поэтому я даже не обсуждаю с ней какие-то мои эти заскоки. Для неё это будут неоправданные траты сил. Столько торчала с бывшим, а потом еле бросила его и наркотики. Оказывается, за это время успела ребенка от него потерять. Потом себя собирать начала и вдруг мать умирает… Короче, она сама понимает, что границы лучше не пересекать. А мне с ней комфортно, ничего не напрягает. Всегда есть о чем поговорить. Она мудрая и смешная. Такой человек-батарейка, — бычок улетает вниз с балкона. — Поэтому лучше мне засунуть в жопу свои временные порывы, если не хочу ещё одного хорошего человека въебать.       Под утро Глеб вышел из квартиры и направился домой. Решил заранее собрать какие-то вещи в дорогу.       Я: “мать, ты там жива? чет ты всё не отвечаешь, наверное спишь. так что не буду тебя звонком домофона будить.”       Я: “приеду к вечеру, после репы, окай?)”       Ответ прочитал только, когда проснулся. А именно через четыре часа. Голова привычно позванивала, но он знал, как это исправить. Синяя таблетка ждала на кухне.       Слс: “Доброе утро) Судя по тому когда пришло твое смс, могу предположить, что посидели вы хорошо)”       Слс: “Я проснулась без температуры)       Ура!”       Слс: “Если устанешь сильно, то не мотайся. Лучше отдохни перед дорогой, а то у меня опасения, что тебя уже ноги еле держат”       Видит, что спустя сорок минут она отправила вдогонку:       Слс: “Но если силы будут приезжай на ужин) Я настолько бодра, что замариновала ребрышки, уже пожарила рыбу и варю кускус. Осталось заказать курьера с овощами. И думаю сделаю какой-нибудь десерт. Короче, меня торкнуло от терафлюхи, ахаха!       пс: курьера реального, а не тебя)”       Конечно, после такого не смог разрешить себе отправиться после домой, а не к ней. В голове вдруг закрутился их разговор с Юрой.       «Блядь, а может, поговорить с ней всё-таки? Может, она и правда передумала? Не, сначала надо для себя понять: это я от боли скопившейся убегаю или чувства к ней реально появляются».       Домофон срабатывает без вопросов, но на пороге встречает не Аля.       — О! Привет, Глебас, — через порог руку ему протягивает Дима.       «Блядь! Ты че, сука, тут делаешь?!», — пытается разжать челюсть, чтобы ответить, но просто молча пожимает протянутую руку. Из-за спины приятеля выглядывает Аля. Лицо всё еще выглядело болезненно, но волосы уже аккуратно уложены в кубышку. А в руках уже не бумажная салфетка, а спатула.       — Ты приехал! Почему не написал?       — Хотел сюрпризом.       — Сюрприз удался. Чего ты встал там? Проходи скорее, — она отодвигает Диму в сторону и тянет Глеба за руку на себя. — Как прошла репетиция?       — Да заебись всё. Чё у вас тут? Я не помешал? — на удивление снова никто не видел ничего странного в глазах и тоне музыканта.       — Шутишь? Ты вовремя, как раз всё готово. Дима просто захотел меня проведать и помог с ужином.       Глеб около часа старался абстрагироваться от мыслей, которые рождались, когда Дима открыто флиртовал с Алей.       «Это меня не касается! Это меня не касается! Это меня не касается!»       И вот-вот уже хотел сказать, что поедет домой. Даже придумал какое-то там дело, которое обязательно нужно сделать до завтрашнего отъезда. Но тут Дима произносит:       — Слушай, я ща поеду до ребят. Ты со мной или как?       — Я не планировал сегодня куда-то ехать. Боюсь завтра проебать сапсан. Нас сдвинули по времени, и теперь выход раньше. Поэтому опоздать на поезд никак нельзя.       — Юлька заезжала к тебе уже или через меня передашь ей пауэрбанк?       — Она ко мне приедет, когда вернусь.       За спиной лязгает посуда. Рефлекс подталкивает в доли секунды повернуться на шум. Аля стояла у раковины, а возле лежали осколки тарелки.       — Ты в норме? — двое подрываются к девушке, рассматривая её руки.       — Ой! — как будто вышла из гипноза, — Да, всё ок. Выскользнуло просто.       Руки были целы. Глеб собрал осколки и велел оставить посуду на него. Запас энергии на сегодня у неё видимо иссяк. Всё же болезнь ещё не отступила.       — Спасибо за ужин. Супер вкусно! Еще чуть-чуть и он бы вышел вкуснее, чем у моей мамы, — двое хихикают, а Глеб лишь ухмыляется.       «Уже как глист перед ней извивается!»       — Пожалуйста, — с улыбкой прижимается головой к плечу Димы, который приобнял одной рукой.       Попрощавшись с высоким брюнетом, оба засели на балконе. Глеб начал рассказал, как прошла встреча накануне. Как Юра пел песни из 90х, а Юля читала Маяковского по пьяне. Но вдруг Аля резко захотела сменить тему и обсудить книгу. Ну, как обсудить: 70% времени говорила она. Глеб был не против. Ему нравилось наблюдать, как меняется мимика её лица, а голос при этом остается ровным. Тихим. Иногда шмыгала носом и покашливала, но глаза поблескивали, как прежде. «Что-то стабильное в этом переходящем мире», — протекало в голове, пока на фоне сочился хрипловатый голос.       — Как ты вообще? Что-то напряженный приехал. Да и вообще в последнее время особенно такой. Или мне показалось?       «Говорить или нет? Сейчас не скажу, а завтра Диман прискачет и сделает это первым? А что, если мне это всё кажется и сейчас, ляпнув, просру хорошего человека? Я же знаю, что склонен спешить из-за этой смены сезонов настроения… А вдруг она не поймет потом и пошлёт меня? Да и с чего я взял вообще, что Юра прав? Она же боится снова оказаться в прошлом. Блядь! Нет! Лучше поговорить о том, в чем я уверен. Нахуй эти риски».       — Хуево че-то мне, Сашка, — закуривает уже третью по счету сигарету за двадцать минут. — Нахуя я это тело каждый день ношу, не понимаю. В нем пусто. Дома не могу один находиться вообще. Каждый раз паничку ловлю, если один. Надо либо чтобы кто-то был. Либо чтобы с кем-то говорить хотя бы. Настя ушла и пошла эта тема, — ковыряет заусенец. — Вот мы вчера отчекали с пацанами на базе, и я почувствовал жизнь в венах. Но точно знаю, что пару концертов и всё снова опостылет. Как это называется? Выгорание? Как назвать то, что жизнь становится плодом ксерокса? Удается переключиться, когда пью. Хотя это, конечно, не так хорошо работает, как какой-нибудь порошок. И каждый раз хочу провалиться в это всё. Чтобы на эти часы быть другим. Хотя бы в своей голове быть другим. Быть лучше, чем то, что видит этот мир. Но надо как-то держаться. Ради работы, друзей… Ты вот в меня веришь. Это тоже очень держит, — находит её колодца.       Слышно, как Аля сглатывает ком. Уже умело различает на лице сочувствие и тихо радуется, что не осуждение. Она поднимается со стула и, подойдя, обвивает за талию. Прижимается щекой к плечу. Молчит. Молчат. В ответ обнимать не стал.       — Горжусь тобой. Однажды ты сможешь еще больше. Только не сдавайся. Выходов масса.       — Я знаю. Ты говорила, — хмыкает в сигарету, которую успел моментом ранее зажать между губ.       — Да? Когда? — отпряла и подняла взгляд.       — Хах, когда я тебя спать пытался пьяную уложить.       — Блин, я думала, что это было быстро и ты весь вечер с Юлькой проторчал. Ну, мне так сказали. Собственно, поэтому и спросила утром про нее.       — Ааа, так вот почему. Нет, я был с тобой долго. Тебя так просто не уложить.       — Что я там тебе еще наговорила? Почему ты не рассказал? — возмущенно пихает его в бок.       — Ты ничего плохого не говорила, не переживай. Вот рассказала, что считаешь меня сильным.       — Ну, это правда. Только неловко, что я это по пьяни решила сказать.       — Я посчитал это милым.       — Тебе, наверное, домой пора. Завтра во сколько уезжаете?       «Ебать, вот это она тему сменила.»       — В три дня поезд, — тушит сигарету. — Так что если не прогонишь, то я еще побуду.       — Раз намека ты не понял, то придется тебя оставить, — сдерживает улыбку и окончательно отстает от его тела. — Пойдем, по работе тогда поговорим. Я пока не слегла, насобирала рефы. На мой взгляд они подойдут по стилю съемок.       Разговор о проекте плавно перетек к валянию в кровати, так как у девушки начала подниматься температура. Пока Глеб оспаривал вариант на музыкальный переход, Аля уснула. Нарушать больной сон, само собой, было грешно. Так что в планах было просто встать пораньше и поехать за вещами.       Утром выходя из душа, услышал, как девушка говорит по телефону.       — Да, окей. Пригоняй. Мне сегодня ещё лучше, так что может, даже выползу на улицу к вечеру. Хахаха, уговор. Но, чур, место выберу я. Всё-таки район я лучше знаю.       Его руки активно растирали пушистое полотенце, которое шустро сушило каштановые волосы. Кожу снова пришлось пропитать женским гелем для душа с черничной отдушкою. Еще неделями ранее Глеб почти перестал замечать этот химозный запах, который нравился Але.       «Купил ей дорогой гель. А она всё равно моется этим дешманским. Ладно, раз так нравится… Блядь, ну этот запах конечно!», — практиковал смирение в мыслях как мог.       — Ой, ладно, Дим. Я пошла. Пиши, как поедешь, — прекращает звонок, когда замечает силуэт в коридоре. — С легким! Есть будешь?       Глеб мотнул головой в сторону, отгоняя мысли, которые стали нагонять после услышанного:       «Нет, ну это уже невыносимо, блядь. Я так не могу! Итак заебов в башке куча».       Завтрак для него прошел скованно. Большую часть времени снова говорила она. В целом было заметно, что с прошлого вечера девушка стала немного дерганой. Сначала скидывал это на физическое состояние, но теперь сомневался. Периодически отвлекалась на телефон, и именно в этот момент её лицо оседало. Интерес всё же сделал свое дело.       — Всё нормально? — кивает на мобильник и делает последний глоток кофе.       — Да-да, всё супер. Время, Глеб! Такси уже надо вызывать.       — Хахаха, вечно ты переживаешь, что я не успею. Вызываю уже, не бузи, мам.       Протестный, но при этом мягкий толчок ощущает нога под столом. Сравнение с мамой всегда её бесило, и это веселило.       Ожидать машину нужно было десять минут, поэтому тугими шагами идет за кошельком, оставленным у кровати. Свет в спальне был по-прежнему уютнее, чем в других комнатах. Такое освящение обычно в детской, когда у малыша обеденный сон. Желто-бежевые оттенки ложились на все вещи вокруг и делали их чуть пастельнее, а значит, мягче. Хотелось остаться здесь еще на секунды. Чтобы запомнить её ауру, которой пропитан каждый угол. Аля так много находилась дома, что порой Глебу казалось, будто эта квартира и есть она. Если бы это действительно было так, то он мог бы сделать себе дубликат ключей. Брать здесь всё, что хочет. И впускать сюда только того, кого хочет. Например, не Диму.       — Глеб, давай быстрее! Я уже вызвала лифт.       Подруга стояла на этаже в пижамных штанах ядрено-зеленого цвета. Выходит в распахнутую дверь, просто толкая её за спиной. Удобно, когда дверь может захлопнуться и не надо мучить замок. Но иногда это чревато ночевкой на улице, если ключ остается внутри квартиры и запасного нет. Благо это не тот случай. Глеб за всем проследил.       Такси завершало текущую поездку и задерживалось по таймингу еще на три минуты.       — Чем займешься сегодня? — решает заполнить пустоту искренним вопросом.       — Приберусь, наконец. Потом Рыжий приедет за проектором своим. Может, с ним девочки приедут. А! Еще Дима вот сказал, что заедет. Проведать опять хочет, — закатывает глаза.       «Заебись. Как хорошо. Великолепно. Сука, почему мне всё время нужно уезжать в важный момент. Когда у нее что-то или кто-то появляется. Смешно, жизнь, я оценил».       Рваным жестом прикуривает. Замечает, что следит за его движениями и маниакально облизывает пыльно-розовую губу. В руках прокручивает телефон, который не выпускала из рук последний час. Мысли то и дело переключались на интерес, что там сделало девушку ещё более взволнованной.       Ветер обдавал горящий кончик сигареты и мурашил её щеки. Слышится шершавое скольжение ‘BMW’ и как тяжело вздыхает та, что напротив. Образовывалось мажущее ощущение в груди, что снова прощаются надолго. На дни? Недели? А может, месяц… Месяцы?       — Успешной поездки. И возвращайся, — взгляд в карие глаза.       «Стоп! Что? Это свет так падает или блик? Или это было всегда так? Почему тогда раньше не замечал?»       — У тебя другие глаза.       — Что?       — Твои глаза не чисто карие. В них голубые полоски. Как будто прорези. Я раньше не видел, — улавливает звук за спиной. Водитель вышел из такси, чтобы открыть дверь пассажиру.       — Да, это от папы. У него глаза голубые. В моих это видно редко. Только при определенном освещение и иногда от состояния зависит.       — Красиво… — гипнотизируя её радужку.       — Глеб, такси! Давай прощаться и поезжай. Ты опоздаешь, — кивает за его плечо и порывисто обнимает. Как будто для приличия. Как будто скорее хочет разойтись. Но он замирает, не отпуская из объятий.       — Глеб! Время! Быстрее!       — Дай мне ещё всего секунду, чтобы посмотреть на тебя на прощание, — отстраняет от себя, схватив за плечи.       В её необычных негодование, а его чистых решимость. Уже в следующую секунду не успевает остановить себя мыслью, как было всё время до. Пошел ва-банк и оказался так близко к этим глазам, что губы соединились.